2.2 Политика как посредническая интеракция

Если социальные действия являются действиями в переплетении социальных отношений; если политические действия в заданном порядке (polity) касаются внеиндивидуальных программ и целей (policy) - не становится ли тогда политическая этика сомнительным усилием? Можно ли привлечь к ответственности внеиндивидуальные данности, передаваемые из поколения в поколение институты, общественные отношения? Кто может за них отвечать? Не является ли моральная ответственность всегда делом индивидуальных личностей? Вопрос ставится так, возможна ли вообще и каким образом социальная этика.

В действительности мы как отдельные личности часто кажемся себе бессильными относительно "сил", которые мы обозначаем как общество и история. В обиходе и иногда как бы извиняясь, мы говорим об обществе и истории как о коллективных субъектах. Кажется, что они определяют происходящее, в особенности политику; отдельная личность кажется безвластной и поэтому также не ответственной. Даже на вопрос о вине в личной жизни мы часто отвечаем, ссылаясь на социальные отношения, на материальную нужду, на влияние сомнительных сил. Как же тогда отдельная личность может быть ответственной за "ход вещей", который приводит к кризисам и международным конфликтам?

Но отговорки об "обществе", и об "истории" ничего не объясняют. Ученый, который хочет методично объяснить или понять происходящее, по возможности избегает недифференцированного использования коллективных понятий, даже если в обиходной речи без них не обойтись. Напротив он ищет единичные факторы и доказуемые связи между ними. Если он самокритичный ученый, он не претендует на то, чтобы своими ответами найти всеобъемлющее объяснение. Научное познание всегда остается привязанным к его частной перспективе и методу и поэтому относительно. Исходя из этого, философия и этика должны принципиально задавать вопрос об отношении между личностями, обществом и историей. Однако ответы на этот вопрос так различны, как философские системы, которые мы знаем из истории; вопрошание в этой сфере не знает конца (см. 2.3).

Но независимо от этой проблематики обоснования при помощи современных наук о человеке можно описать специфический двойственный характер человеческого существования. В человеческой личности мы встречаемся с основной структурой, которую можем обозначить как полярность, как напряженное отношение между элементами, которые обуславливают и одновременно ограничивают друг друга. Полярности, которые более всего важны для нашего опыта политической этики, мы можем объединить в пары понятий: индивидуальность и социальность, природа и культура, традиции и прогресс.

Индивидуальность и социальность: Мы являемся неповторимыми существами и одновременно социально образованы в этой неповторимости. Мы воспринимаем других и все, что нам предопределено обществом, как границы, но одновременно зависим от них в нашем индивидуальном существовании. Общество является олицетворением всех отношений между отдельными личностями и опредмеченными формированиями (нормами, институтами, структурами), которые вытекают из этих отношений. Как отдельные личности мы врастаем в него почти как в природном состоянии, и мы учимся принимать участие в построении этих общественных условий только тогда, когда становимся совершеннолетними. Человек всегда является источником и продуктом общества одновременно.

Природа и культура: Человек является природой и одновременно противостоит ей; он по природе своей культурное существо. Телесно мы глубоко и неразрывно связаны с природой. Однако, в силу того, что мы называем душой, мы одновременно выступаем против природы и формируем культурный мир. Впечатляющие культурные возможности людей временами приводили к оптимистичной вере в прогресс, которая, казалось, почти забывала о природных условиях и границах. Сегодня, напротив, нам все отчетливее напоминают об этих границах; в свете экологической проблематики мы ощущаем, что разрушим себя как культурные существа, если не обратим внимания на наши природные условия жизни.

Традиции и прогресс: Как социально-культурные существа, формируя традиции, мы способствуем прогрессу в нашем обществе. Ни одно поколение не начинает с нулевой точки; потомки продолжают и изменяют то, что было сделано перед ними. Традиция может оставаться застывшей и сдерживать прогресс, но и воля к прогрессу может навредить и привести к исчезновению традиции. Тем не менее, традиция и прогресс зависят друг от друга. Все социально-культурные условия могут изменяться, и именно поэтому они находятся в напряжении между сохранением и изменением. Сохранение традиций и ориентация на будущее обуславливают друг друга. Всегда необходимо находить ответ на вопрос, что должно быть сохранено, а что изменено, и часто изменения необходимы как раз потому, что что-то нужно сохранить.

На фоне этой антропологической зарисовки становится все яснее, что мы не достаточно понимаем социальные и политические действия, если мы ориентируемся на модель действия в малых группах с обозримым количеством и с непосредственным участием всех. Мы скорее преднаходим себя в сложном сплетении отношений, привычек, норм, институтов и структур. Они присутствуют как объективации, как результаты предшествующих действий многих поколений; они описывают нашу сферу деятельности, направляют на нас свои ожидания. Продолжающаяся дифференциация современных обществ и расширение их связей через целые страны и континенты не только сделали это сплетение плотнее, но и повысили также количество, значение и вес больших групп. Большие группы - это такие группы, члены которой более не могут собираться вместе и действовать в спонтанном сосуществовании. Они являются "коллективным субъектом", который может стать действующим только при помощи структуры порядка, которая регулирует внутренние и внешние отношения группы и делает возможным замещающее действие отдельных действующих лиц как представителей общности. Даже если эта структура порядка демократична и обеспечивает высокий процент задействования членов, однако для основной массы членов она неизбежно означает значительное ограничение возможностей действия. Поэтому если они заинтересованы в том, чтобы большая группа была дееспособна в целом, они должны быть заинтересованы в эффективном представительстве.

Таким образом, социальными и политическими действиями являются, как только мы переступаем границы малых групп, посреднические интеракции, проводимые с помощью определенных правил и действующих лиц-представителей. Посреднический характер этих действий увеличивается с усложнением социальных отношений; "цепочки действий" становятся длиннее, линейные причинно-следственные отношения вытесняются связями факторов. Мы вряд ли можем наблюдать непосредственное следствие наших действий, и с трудом узнаем причину действий, касающихся нас. Исходя из этих фактов, мимо которых нельзя пройти, частично объяснимо то, что мы сегодня охотно обозначаем недовольством политикой: у человека есть желание "что-то изменить", но он не видит возможности или разочаровывается после попытки сделать это. Реакции на это колеблются между (неверной) пессимизмом и (верной) пониманием необходимости объединения с другими для влияния на формирование воли и решений в больших группах.

Следовательно, из вышеназванных измерений (цели, средства/институты, действия) измерение средств, институтов приобретает центральное значение. Основная политическая проблема для каждого общества: как создать такой порядок, который сделал бы возможным интеракцию и кооперацию посреднического типа, учитывая также сплетение интересов и конкуренцию интересов больших групп. Уже в малых группах в конфликтных ситуациях часто не достаточно положиться на общие установки, на обоюдную доброжелательность и на миролюбие. Даже супруги и соседи иногда ходят в суд, объединения имеют устав и в случае необходимости прибегают к государственному праву. Тем более и между большими анонимными группами для терпимого или даже гуманного сосуществования приобретают решающее значение учрежденные меры, согласованные нормы кооперации и урегулирования конфликтов. Они координируют действия многих, создают определенную степень уверенности в ожиданиях и образе действий, они определяют пути к урегулированию конфликтов и к достижению обязательных решений.

Коллективные субъекты, такие, как общества по интересам, партии, государства не могут выполнить свою этическую миссию, полагаясь на индивидуальную мораль, своих ли собственных представителей или конкурентов. По крайней мере, этический минимум должен отражаться в объективных мерах, которые мы предварительно обозначили оставшимся многозначным понятием институт. Поэтому этика института находится в центре политической этики; даже если мы не заходим так далеко, чтобы утверждать, что ничего не зависит от хороших целей и правильных действий индивидуального действующего лица. Хорошие институты дают ориентацию действиям действующих лиц и компенсируют также дефициты морали. Цели действующих лиц передаются в свободолюбивом плюралистическом государстве индивидуумам и группам как интересы; даже общеизвестные цели, как мир, свобода, справедливость в различных ситуациях интерпретируются по-разному. Именно поэтому ядром политической этики является вопрос о "хорошем порядке", о соответствующих институтах (см. 2.4.2).