4.3 Сопротивление и гражданское неповиновение

Государственное насилие должно служить всеобщему благу. Однако вся наша история знает немало примеров тяжкой несправедливости, произведенной государственными органами. Поэтому в политической этике с самого ее начала существует также обоснование права на сопротивление. Опыт нашего века заново подчеркнул его необходимость. Право на сопротивление в строгом этическом смысле является правом человека как такового, т.е. правом, полагающимся выше любого государственного законодательства, - противостоять несправедливым действиям государственных органов. Оно является jus contra legem, право против действующего закона. При этом для более точного пояснения полезно различать следующие формы сопротивления: пассивное сопротивление подразумевает отказ от соблюдения законов или распоряжений правителей. Оно может быть индивидуальным, но существуют также формы коллективного пассивного сопротивления, например, забастовка или бойкот. Активное сопротивление означает противозаконные действия, включая применение насилия по отношению к носителям государственной власти. Кроме того, после 19 века говорят о гражданском неповиновении, как о еще одной форме сопротивления. Под этим подразумевается ограниченное и целенаправленное нарушение действующего права в демонстративной форме, при помощи которого должно быть достигнуто изменение законов или определенной политики. Историческое развитие этики сопротивления это сложный процесс. Он не может быть представлен здесь. Мы ограничимся рассмотрением этических критериев дозволенности и границ форм сопротивления, которые в рамках свободолюбивого конституционного государства должны опираться на консенсус.

Индивидуальное пассивное сопротивление этически всегда необходимо, когда кто-либо в душе убежден, что распоряжение требует от него противонравственного. Отказ от повиновения становится обязательством перед совестью и должен выдерживаться также в ситуации чрезвычайного положения приказа, т.е. при опасности для жизни его самого и других. Нельзя жертвовать своей совестью, даже если властитель или насильник грозят тем, что заставят страдать других, например, при помощи захвата заложников.

Обязанность отказа от повиновения относится строго только к конкретной несправедливости. Другие разрешенные законы и распоряжения властителей могут, а в определенных обстоятельствах должны соблюдаться, ибо иначе будет нанесен большой ущерб всеобщему благу или индивидуумам. В этом обнаруживается трудно разрешимая дилемма. Ни одно "несправедливое государство" не делает только несправедливость, оно берет на себя также задачи всеобщего блага. По крайней мере в тоталитарных системах нашего века хорошее и плохое было смешано таким изощренным образом, что для индивидуума было едва ли возможно дать ясную оценку. Так, например, деятельность учителей или других служащих в нацистском рейхе была службой на всеобщее благо, однако одновременно поддержкой несправедливого режима.

На фоне этого опыта необходимо сказать, что пассивное сопротивление, т.е. по меньшей мере отказ от повиновения по отношению к режиму, может быть в принципе заповедано. Это возможно, например, в случае, когда при помощи такого сопротивления появляются шансы предотвратить несправедливый режим, который находится в стадии становления, или также, когда установленный режим может быть парализован. По всем правилам это может стать возможным лишь в форме организованного, коллективного пассивного сопротивления. Коллективное пассивное сопротивление, например, всеобщая забастовка, полное прекращение деятельности общественного предприятия, управления, движения при определенных обстоятельствах может быть эффективным средством принести большие сложности несправедливому режиму, или даже свергнуть его, тем более что, там сегодня, как правило, можно мобилизовать общественное мнение заграницы. С другой стороны, такой процесс естественно оказывает сильное влияние на жизнь граждан. Очень скоро для массы населения начинает не хватать жизненно необходимых благ, приостанавливается снабжение больных и многое другое, что обществу требуется каждый день. Поэтому этическим обязательством является взвешивание этих бед относительно предполагаемого успеха сопротивления и относительно тяжести несправедливости, которую необходимо победить. Политический успех решающим образом будет зависеть от сплоченности и способности держаться граждан.

Активное сопротивление включает акты насилия против власть имущих, а также и против их органов (полиции, войск, общественных организаций). Таким образом, оно расторгает внутренний мир и, как правило, подвергает невинных опасности для жизни. Поэтому на него должны быть наложены очень строгие критерии дозволенности. Традиционная этика сопротивления разработала в основном четыре таких критерия, которые и сегодня кажутся нам действительными:

- Должна быть налицо тяжкая и долговременная несправедливость государственных органов. Например, тяжкое нарушение прав человека или сильный ущерб для всеобщего блага.

- Другие возможности ее устранения должны быть исчерпаны или полностью бесперспективны.

- Должна существовать обоснованная перспектива успеха сопротивления.

- Используемые средства, особенно средства насилия, должны быть ограничены до необходимых пределов (принцип соответствия).

Как всегда в формулируемых в общих чертах нормах, в единичной ситуации из них с уверенностью нельзя извлечь правильных заключений. Сами правила уже показывают, что здесь многое зависит от взвешивания обстоятельств конкретной ситуации. Абсолютная уверенность в оценке вряд ли будет иметь место. Однако требуется моральная уверенность тех, которые имеют необходимую информацию и обладают средствами власти для сопротивления. Тогда для людей в этом положении активное сопротивление может стать нравственным долгом. Но принять ответственное добросовестное решение может только тот, кто находится в такой ситуации и знает ее. Поэтому такие заключения извне или постфактум о том, было ли, например, сопротивление возможным или его возможность была упущена, не должны быть необдуманными, и должны делаться очень сдержанно.

В соответствии с этими правилами этики сопротивления вообще не может существовать права на сопротивление свободолюбивому конституционному государству или его отдельным органам. Ибо до тех пор, пока его органы и нормы еще в какой-то степени эффективны, всегда существуют "другие возможности устранения" даже тяжкой несправедливости и угрожающих опасностей. Существует избирательное право, оппозиция в парламенте, возможность обращения в суды, общественная критика и протест, демонстрации. Поэтому конституции тоже содержат право на сопротивление только для защиты свободолюбивого порядка, "когда другие методы устранения невозможны" (Конституция ФРГ, статья 20, абзац 4 GG). Конституционные законодатели спорят о том, необходимо ли такое определение или имеет ли оно смысл. Ибо до тех пор, пока демократическое государство функционирует, в нем нет необходимости, но если оно больше не функционирует, то оно больше не может помочь гражданам, которые к нему обращаются. Право на сопротивление сверх закона они имеют и без того. Но статья 20 абзац 4 Основного закона ФРГ в принципе положительно подчеркнула это право, стоящее выше позитивного права.

Сложнее вынести заключение по вопросу, уже долгие годы обсуждаемому с особой страстью, может или даже должно ли в свободолюбивом конституционном государстве существовать право на сопротивление по отношению к отдельным его законам или решениям. Это вопрос о праве на гражданское неповиновение, на "свободное от насилия сопротивление", как любят говорить, на "ограниченное нарушение правил", новые смешанные формы оппозиции и элементов сопротивления. Практикуемые у нас формы - это захват улиц и помещений, блокады, повреждение имущества. Такие способы действий обосновываются тем, что речь идет о вопросах выживания, в которых оппозиция меньшинства оправдана по отношению к легальному решению большинства. В восьмидесятые годы поводом к этому было так называемое оснащение ракетами средней дальности, а еще раньше и до сих пор строительство атомных электростанций, транспортировки и хранение радиоактивных отходов, а также крупные стройки, как, например, строительство «Стартбан Вест» в аэропорту Франкфурта. Однако мы наблюдаем также распространение этих форм протеста по менее важным поводам, как, например, ликвидация предприятий и намерения изменения сельскохозяйственной и транспортной политики.

В этом вопросе можно придти к большей ясности только в том случае, если ясно отличать такое гражданское неповиновение от легальной оппозиции. В функционирующей демократии средства легальной оппозиции практически неисчерпаемы, они простираются от разнообразных возможностей общественного выражения мнения, легальных демонстраций и формирования гражданской инициативы, мобилизации политических партий, участия в политических выборах и до многочисленных правовых средств от петиционного права до жалобы по основному праву. Тот, кто хочет оппонировать, как хороший демократ, обязан использовать все эти средства, вместо того, чтобы пренебрегать ими и пропагандировать неповиновение по отношению к действующему праву. Поскольку каждый, кто это делает, угрожает внутренней свободе, ибо он должен предоставлять то исключительное право, на которое он претендует, также всем другим гражданам и группам.

Теория и практика гражданского неповиновения была развита в Америке в 19 веке. Одним из ее выразителей был Г.Д. СОРЭ (1817 -1862) в своей борьбе против рабства. К самым известным примерам упорного и успешного использования гражданского неповиновения в форме ненасильственного сопротивления является борьба ГАНДИ в Южной Африке против дискриминации рас и в Индии против угнетения британской колониальной властью. На этом историческом фоне американский теоретик ДЖОН РОЛЗ определил гражданское неповиновение как общественное, ненасильственное, обусловленное совестью, но противозаконное действие, которое обычно должно привести к изменению закона или политики правительства. Оправдание этому он ставит в зависимость от условий, что сопротивление направлено против точно описанных случаев тяжкой несправедливости, что возможность легального оказания влияния исчерпана, и что из-за гражданского неповиновения не будет угрозы функционированию конституционного порядка в общем.

Таким образом, здесь мы снова возвращаемся к условиям этики сопротивления, но гражданское неповиновение, в отличие от подразумеваемого там сопротивления, не направлено прямо на препятствование или устранение несправедливости. Оно имеет скорее символический характер: как ограниченное, общественное и демонстративное нарушение закона оно хочет повлиять на политическое формирование воли. Вместе с тем косвенно должно быть устранено то, что воспринимается как несправедливость. В этом в особенной степени проявляется проблематика его концепции. Нарушение закона становится средством политической оппозиции и влияния. Право на такой способ действий обосновывается некоторыми как исключительное право меньшинства в решениях "экзистенциального значения", которые нельзя доверить большинству. ЮРГЕН ХАБЕРМАС как раз в гражданском неповиновении видит фундамент, совершенство политической культуры свободной республики, ибо ее методы, легальность, еще не гарантируют легитимность решений.

Различение легальности и легитимности справедливо, но оно уже раньше служило также для того, чтобы демонтировать демократическое правовое государство. Его процессуальные правила и институты как раз имеют смыслом обеспечивать связь легальности и легитимности. Конечно большинство, даже если оно придерживается демократических методов правового государства, тоже может творить несправедливость. Принятие решения о том, имеет ли место таковое, согласно правилам этого порядка, должно быть вновь предоставлено общественно-политической дискуссии и упорядоченному спору, и в качестве последней инстанции, судопроизводству. Исключением из этого принципа можно, пожалуй, представить себе случай, когда народ, хотя и управляет собой демократически и по законам правового государства, но угнетенное меньшинство или даже большинство исключено из участия в этом порядке. Такими ситуациями были рабство, расизм и колониализм, против которых и была разработана концепция гражданского неповиновения. Нельзя спорить с тем, что такие вопросы, как использование ядерной энергии и дальнейшее развитие генной инженерии имеют большое значение. Однако это вопросы другого типа, чем названные выше. И аргумент, что даже большинство не имеет права принимать решения относительно них, заводит в тупик. Ибо и решение не принимать относительно этого решения, т.е. не использовать ядерную энергию и генную инженерию, было бы политическим решением, которое принимает все общество. Однако почему меньшинство должно иметь здесь большие права, чем большинство? И где следовало бы провести границу, на какие вопросы должно распространяется преимущественное право меньшинства?

В заключение мы попытаемся оценить гражданское неповиновение с нескольких точек зрения: политической, правовой и этической. Политически оно оказывается в высшей степени проблематичным средством оппозиции, которое должно принимать в расчет возможность гражданской войны. До сих пор это не стало общественно достаточно ясным, ибо примеры еще ничему не научили. Но мыслимые возможности оценок необозримы. С правовой точки зрения гражданское неповиновение не может быть признано разрешенным средством оппозиции. Правовое государство скорее должно настаивать на всеобщей действительности закона и вместе с тем на наказании тех, кто, по какой бы то ни было причине, нарушает законы. Хотя при этом действует принцип относительности, особенно при использовании сил полиции. Однако вербальные затемнения сути дела должны быть разоблачены. "Насилие против вещей" и "ненасильственное сопротивление" являются безобидными формулами, которые скрывают от людей нарушения действующих прав и принуждение. Впрочем, крупные действующие актеры гражданского неповиновения, как ГАНДИ и другие всегда связывали с демонстративным нарушением законов готовность примириться с наказаниями. В этом они даже видели испытание своей искренности, однако использовали свою демонстративную готовность к страданиям как политическое средство. Слезные жалобы о штрафе за гражданское неповиновение, которые иногда были у нас слышны, делают жалующихся не заслуживающими доверия.

И, наконец, этически нельзя отнять право у индивидуальной совести в экстремальном случае отказаться от исполнения закона или распоряжения государства. Это является основополагающей позицией старого права на сопротивление, а именно права на пассивное сопротивление в том случае, когда приказывает совесть. Тот, кто считает себя обязанным к такому сопротивлению, должен быть также готов терпеть последствия этого. Тем не менее, к этике свободолюбивого правового государства принадлежит способность, как было представлено выше (ср. 2.5), не делать без необходимости политические спорные вопросы вопросами совести. Поэтому в общем необходимо сказать, что для нашего сосуществования в свободном правовом государстве было бы полезно удалить концепцию гражданского неповиновения из серой зоны между политической оппозицией и сопротивлением и привязать к строгим критериям этики сопротивления. До тех пор, пока государство не претендует на решение вопросов добра и зла в религиозном смысле, в политике действительна формула, что мир дороже истины. Закон свободолюбивого правового государства действителен, но он не претендует на то, чтобы быть последней истиной. Именно поэтому гражданин демократического государства может быть лояльным и одновременно оппонировать.