
- •1. Исторические типы политической этики
- •2. Политическая этика как часть практической философии
- •2.1. Политика как практика
- •2.2 Политика как посредническая интеракция
- •2.3. К вопросу обоснованности политической этики
- •2.4 Масштабы политической этики: цели – институты – действия
- •2.4.1 Цели: мир – свобода – справедливость
- •2.4.2 Этическое значение институтов
- •2.5 Совесть в политике
- •3.1 Интересы и всеобщее благо
- •3.2 Конфликт и компромисс
- •3.3.1 Справедливость как добродетель
- •3.3.2 Социальная и политическая справедливость
- •3.4.1 Смена ценностей
- •3.4.2 Дискуссия о базовых ценностях как вопрос консенсуса
- •3.4.3 Чувство общности
- •4. Этика политического спора
- •4.2 Добродетели в политическом споре
- •4.2.1 Мужество (стойкость)
- •4.2.2 Благоразумие
- •4.2.3 Политический стиль
- •4.3 Сопротивление и гражданское неповиновение
- •5. Этика международной политики
- •5.1 Международная политика между конкуренцией интересов и солидарностью
- •5.2 Международный порядок мира и права
- •5.3 Международная социальная справедливость
3.4.3 Чувство общности
В нормальном случае политической проблемы нам не требуется считаться с такими глубокими конфликтами ценностей, какими они были здесь намечены в качестве исключительных случаев. Но именно в случае основных проблем особенно обостряется вопрос о ценностном консенсусе плюралистического общества. Они показывают, что общество должно снова и снова искать и обеспечивать свою сплоченность. Вопрос, удается ли ему это и каким образом, часто обсуждается также как вопрос о чувстве общности. Однако положительное и призывное звучание этого понятия является также соблазном к его неясному и морализирующему использованию. Поэтому следует различать, относится ли чувство общности к политическому обществу, или имеется ввиду в общем сосуществование друг с другом и друг для друга, солидарное поведение в социальных отношениях. Хотя оба уровня и обе формы чувства общности связаны друг с другом, они могут очень различно выражаться.
Чувство общности относительно политического общества мы уже кратко обозначили выше (ср. 3.1) как одобрение институтов общего свободного порядка. Кроме всего прочего, этот порядок должен гарантировать упорядоченное урегулирование конфликтов и одновременно контролировать политических актеров. Поэтому политическое чувство общности не следует путать со стремлением к гармонии. Оно может выражаться в жесткой критике и готовности к конфликтам, ибо оно означает не согласие с правящими, а верность правилам, лояльность по отношению к действующему праву, уважение к институтам и заботливое обращение с ними, участие в политическом процессе. Политическое участие всегда включает моменты спора.
Относительно политического участия также существуют завышенные ожидания, и во многих отношениях. Конечно, свободная демократия существует благодаря участию граждан. Выборы без избирателей, без конкурирующих кандидатов и партий нельзя себе представить. Но свободный порядок включает также и свободу мало интересоваться политикой и не участвовать в выборах. Необходима нормальная степень участия, но она трудно определима. В любой демократии есть определенный процент политически пассивных и не участвующих в выборах. Не рекомендуется политизировать их любой ценой, ибо это ни в коем случае не принесет пользу демократии. Что касается среднестатистического гражданина, то, конечно, здесь желателен политический интерес, но это может выражаться также в участвующем наблюдении или просто в участии в выборах. Информация, извлеченная из средств массовой информации, и случайный политический разговор в кругу друзей тоже является формой политического участия. Хотя политика касается всех, но в обществе работников мы должны уважать то, что большинство граждан ограничиваются этими формами, ибо они чувствуют себя загруженными требованиями семьи и профессии, а в свободное время с политикой конкурируют множество привлекательных возможностей частной и социальной деятельности. В целом представление о «народе политических активистов» терпит крушение из-за многообразия и комплексности постоянно возникающих политических вопросов, начиная от коммунального и заканчивая европейским и международным уровнями. Оно само требует профессиональных политиков для специализации и строгой экономии времени.
Жалоба на слишком недостаточное политическое участие часто сочетается с критикой шансов на участие: они слишком малы и обещают слишком мало действенности. Относительно этого также можно сделать призыв к трезвости. Возможности политического участия в свободолюбивой демократии сегодня еще далеко не исчерпаны. Существует гораздо больше информационных возможностей, чем используется. Существует гораздо больше возможностей участия в беседах, собраниях, инициативах, в объединениях и партиях, чем считается. Правда, это требует не только времени, но и готовности к кооперации и к подчинению правилам. Представление о спонтанной и одновременно непосредственно эффективной политической деятельности в любой выбранной малой группе является иллюзией с лозунгом "сделаем демократию сами". Но политика является утомительным делом и даже демократия не может превратить политическую деятельность в чистое удовольствие.
Не использованные шансы развить и укрепить политическое чувство общности посредством более активного участия граждан находятся скорее всего в сфере местного самоуправления, где политика и жизненный мир непосредственно связаны, и где еще возможна побочная и добровольная общественная политическая деятельность. Кроме того, не следует недооценивать политическое значение некоторой социальной деятельности, которой занимаются люди в "предполитическом пространстве" свободных общественных сил: в группах, объединениях и союзах различных типов и целевых установок. Здесь также часто касаются политического, или оно даже непосредственно становится темой, и политическая деятельность практикуется в вышеописанном смысле politics. В этой сфере вопрос о чувстве общности ставится в широком, в социальном смысле: т.е. как вопрос о том, существует ли в обществе кроме частных и групповых интересов "социальная связка", солидарное единение. Об этом можно спорить бесконечно, ибо для этого нет ни единого измерения, ни достаточно легко приводимых доказательств. Однако кажется, что исследования об изменении ценностей доказывают, что тенденция к индивидуализации чувства общности ослаблена. Для нас здесь не так важен этот вопрос относительно фактического. Скорее стоит сослаться на обсуждение вопроса "откуда", об источниках чувства общности, в сегодняшней этической дискуссии, которая была начата коммунитаристами в США.
Коммунитаристы исходят из наблюдения, что единству общества угрожает потеря чувства общности. Жалобы вызывают такие феномены, как увеличение разводов и распад семей, распущенность и наркозависимость молодежи, дисциплинарные проблемы в школах, ослабление единства на соседском и местном уровне, а также ослабление социального контроля, рост преступности, угроза общественной безопасности и здоровью; в политической коррупции и вреде общественному благу посредством власти групповых интересов.
Прагматически-практический коммунитаризм ищет средства самозащиты и выходы их затруднительных ситуаций путем возрождения некрупных, обозримых и активных сообществ (communities) в качестве групп взаимопомощи во всех сферах общественной и политической жизни. Книга АМИТАИ ЭТЦИОНИ (1993/95) является выразительным документом этой позиции. Но дискуссия ведется тем временем также теоретически и этически в Германии и в Европе. Именно в разрушении чувства общности и солидарности коммунитаристы видят последствие и крушение либерально-индивидуалистского проекта Просвещения, который в одностороннем порядке поддерживает права индивидуумов пренебрегать своими обязанностями.
Согласно основному тезису теоретиков коммунитаризма, этика не может быть универсально основана на правах человека, как полагал либерализм. Скорее она всегда находится в культурно-специфическом контексте определенных общностей. Этика человеческого достоинства и прав человека, также как и свободная демократия относятся к контексту европейской, античной и библейски христианской культуры. Разрушение этого контекста, его растворение в пустом либерализме привело к настоящему кризису западных обществ в индивидуалистическом гедонизме. Кризис нельзя было преодолеть путем введения в действие универсальных прав, а только путем возрождения традиции общностей. Таким образом, коммунитаристы противопоставляют неисторически-универсальной этике договора историческую и потому культурно релевантную этику общностей. Политико-этический консенсус американского общества должен быть обновлен как социально и культурно ограниченный, ибо такой консенсус всегда может принадлежать только исторически и культурно ограничиваемой группе, в которой действенны специфические традиции живущего этоса.
Разумеется, дискуссия и позиции за и против гораздо более дифференцированы, чем обозначено здесь. Между теоретиками коммунитаризма и либеральным универсализмом, как, например, у ДЖОН РОЛЗА, имеются также переходы и сближения. Здесь мы ограничимся тем, что отнесем вопрос к чувству общности и его обоснованию. В таком случае сначала необходимо согласиться с коммунитаристами, когда они обращают внимание на то, что мы приобретаем свою персонально-социальную личность как морального существа в социальном окружении. Мы врастаем в культурный контекст, мы становимся совершеннолетними лицами, приобретая культурный запас, даже если мы потом, возможно, ставим его критически под вопрос. Эмансипация всегда предполагает идентификацию, мы не можем жить исходя из голого отрицания.
Коммунитаристы также правы, когда они говорят, что не существует бесконтекстной этики. Этика вырастает из прожитой морали, а последняя нуждается в сплоченности познаваемых в опыте сообществ, для ребенка возможно сначала хорошая семья. Только когда ребенок встречает действительно противоположное, другое, он может постепенно также узнавать, охватить, окончательно понять и принять общие правила. Так, например, золотое правило не может стать воспитательно полезным как абстрактная формула, а только тогда, когда его соотносят с конкретной ситуацией окружения. Однако и для взрослых должно быть также верно то, что их существующий этос зависит от познаваемых и действенных отношений в сообществе. Наш практический опыт моральных требований и построения моральных точек зрения был раньше нашей способностью к рациональному обоснованию. Этика является результатом последующей рефлексии, она предполагает существующую мораль.
Однако коммунитаристы впадают в противоречия, когда они нашу европейски выросшую этику противопоставляют как относительную универсализму либералов. Противоречие проявляется в практическом, когда, например, РИЧАРД РОРТИ представляет тезис, что для демократии достаточно релятивистской семейной морали взаимного доверия, более высоко развитого благодаря семейной культуре дарвинизма. Это сводится к утилитаризму малых групп, который, как и этика плюралистического общества больших групп, остается действительно совершенно недостаточной для все более развивающегося человечества. Его проблемы нельзя решить посредством ограничения однородных групп. Коммунитаристской этики малых групп не достаточно для решения проблем как внутри крупных гетерогенных групп, так и между ними.
Теоретически противоречие проявляется именно в призыве коммунитаристов к нашей традиции. Европейская традиция мышления действительно породила идею личного достоинства, нравственного самоопределения и основанных на этом прав человека. Но к этой идеи относится также ее претензия на универсализм. Мы отказываемся от самой идеи, если отказываемся от этой претензии. Разумеется, тем самым мы находимся в замкнутом круге. Вместе со своей универсальной претензией идея культурно-исторически обусловлена и в этом смысле - относительна. Для практической политики прав человека, например, по отношению к другим культурным кругам, это не должно означать отказа от предъявления универсальных прав человека. Скорее следует спросить, какими путями при отказе от любого культурного империализма их можно предъявлять и в каких специально-культурных формах они могут быть действенны.
С другой стороны, коммунитаристские теоретики напомнили либеральным универсалистам о чем-то, что также играет главную роль в наших размышлениях об обосновании этики (ср.2.3). Этика договора и прав человека культурно обусловлена контекстом, это означает ничто иное, как то, что ее субстанция является большим, чем формальная система правил. Правила, институты, принципы являются выражением содержательно обусловленного убеждения, которое КАНТ сформулировал в требовании, что человек для других людей никогда не должен становиться средством, ибо сам по себе он является целью. Старая философия назвала это "трансцендентностью" человеческой личности. Поэтому не достаточно установить правовые правила общества. Скорее право должно быть выражением благ, которые общество совместно признает как ценности. В этом отношении именно свободное упорядоченное общество нуждается в чувстве общности, во-первых, как одобрении основных норм и институтов его политического порядка, а во-вторых, как свободно существующей солидарности в многообразных социальных отношениях, в которых люди должны обходиться друг с другом в первую очередь не конфликтно, а кооперативно и заботливо, ибо они зависят друг от друга. Политическая демократия предполагает гражданское общество, которое гуманно регулирует свои социальные отношения и порождает и несет государство как свое собственное политическое объединение.
Схема: Измерения справедливости