Глава шестая Церковный нотариат

В то время как в области светской правовой жизни развивается учреждение табеллионата и получает с течением веков со стороны законодательства организацию и нормы для своей деятельности, в области христианской церкви возникает тождественное учреждение - нотариат. Имея своим прототипом формы светского нотариата, развитие церковного идет быстрее и гораздо ранее достигает нормальной организации. С признанием христианства господствующим вероисповеданием империи церковь заимствует от нее бюрократическое устройство. He только в патриархатах, но и в епископиях являются канцелярии, организованные по образцу кесарских*(420); служебный персонал их называется также notarii, а представитель primicerius notariorum; здесь также ведутся матрикулы. Иерархическое положение нотариусов и их представителя столь же высоко в церковной сфере, как императорских в светской. Из патриаршей канцелярии вступали на епископские кафедры, иногда же избирались и в папы. Подобно кесарской канцелярии, усвоившей себе со времен императора Валентиниана особый шрифт для документов, в папской также устанавливается особый ей принадлежащий способ письма*(421). Организовав нотариат как учреждение, служащее исключительно нуждам и потребностям церковного управления, церковь выводит его в область светской жизни, назначает нотариусов для мирян, для дел и отношений, не имеющих никакой связи с церковной сферой*(422), нотариусов, конкурировавших с табеллионами и scribae publici варварского периода. Наконец, созданный ею светский нотариат возводится на степень должности, получающей авторизацию от верховной власти церкви и впервые здесь является название notarii publici. В то время как в светской области нотариат окончательно устанавливается в качестве должности, авторизируемой верховною властью государства, лишь в половине XI века, в церковной сфере это совершилось в половине VIII в. и таким образом церковный нотариат на три века опередил развитие светского*(423). В назначении нотариусов для мирян и возведении этого учреждения на степень должности, церковный нотариат является воздействующим на развитие нотариального института вообще, вступает в его историю и имеет в ней свои страницы.

Когда впервые является церковный нотариат?

Некоторые из историографов западной церкви ведут начало его от евангелистов, на которых смотрят как на первых представителей нотариального института*(424). По преданию почти общепринятому Климент, епископ римский, назначил по одному нотариусу для каждого из семи округов, на которые был разделен Рим, для ведения актов о мучениках. Это предание вносит Бароний на страницы своей летописи (ad ann. 98. n. 3) и рассказывает далее, что св. Фабиан к нотариусам семи округов присоединяет семь поддиаконов в качестве помощников. Но здесь многое подлежит сомнению. Евсевий в своей истории*(425) замечает, что обыкновение вести акты о мучениках возникло вследствие злоупотреблений еретиков, которые не только бесчестили истинных мучеников ложными рассказами о них, но и старались ввести в церковь своих лжемучеников. Во времена Климента этих злоупотреблений совсем не видно, а если и допустить, что они существовали, то вовсе не в таком размере, чтобы явилась необходимость в учреждении особых органов для ведения acta martyrum. Далее, ни у кого из итальянских историков первых веков христианства нет и помину об acta martyrum римской церкви*(426). Обычай вести их, по свидетельству Брюне, возник не в римской церкви а на Востоке, хотя и усвоен впоследствии римскою*(427). Если в конце IV века acta martyrum присылались в Рим для внесения в церковные регистры, то из обычая, наблюдаемого в IV веке, еще не следует, что он был и в первом*(428).

Может быть, церковные нотариусы существовали и во время св. Климента, но нельзя допустить, чтобы цель этого учреждения состояла единственно в ведении актов о мучениках ради охранения чистоты церковного предания от еретической примеси. Мы говорили в первой главе об обычае римлян держать при себе домашних секретарей. Этому обычаю могли следовать и епископы; для дел христианской общины не менее нужны были писцы, чем где-либо. Таким образом появление нотариата в церкви можно объяснить себе просто этим обыкновением*(429), не прибегая к предположениям о злоупотреблениях еретиков относительно acta sanctorum, о которых нет и помину в эпоху Климента и его преемников. Как бы то ни было, в римской ли церкви явился первоначально нотариат, или в другой какой-либо стране Востока или Запада, следы его слишком ясны в конце второго и в начале третьего века, как это видно из сочинений Тертуллиана*(430) и Киприана*(431). Нотариусы присутствуют при епископах во время бесед с народом, которые и записываются ими стенографически. В эпоху гонений они тем же способом записывают все, что говорили мученики и исповедники веры перед своими судьями, и передают это в назидание верующим. Благодаря стенографии церковь получила от них богатый материал для своей истории в первые века. Во время Блаженного Августина мы встречаем ту же стенографическую запись епископских бесед и совещаний с народом. В его письмах (например в письме 212) можно встретить до мельчайших подробностей все предложения, которые он делал народу, различные возгласы, которыми последний отвечал ему, и сколько раз повторялся один и тот же возглас. Как видно из этого же письма, Августин предостерегает народ в следующих словах: церковные <нотариусы записывают все, что мы говорим и все, что вы говорите; ни моя речь, ни ваши восклицания не пропадут бесследно, ибо вносятся в церковные акты*(432). В эпоху первых вселенских соборов церковный нотариат является учреждением вполне организованным с иерархическим расчленением и ясно обозначившимися принадлежностями и формами своей деятельности.

В нотариусы избирались люди не только специально знакомые с стенографическим искусством,- strenui in notis, но и отличавшиеся особенными нравственными качествами и образованием. Насколько высоко было их положение в церковной иерархии, видно из того, что из среды их, как было сказано выше, избирались не только в епископы, но и в папы. Так, Юлиан нотариус эфеской церкви был выбран в епископы, как видно из актов халкедонского собора, а Лев, нотариус латеранской церкви, в папы. Число нотариусов при каждой церкви не было ограничено и, вероятно, в первые века христианства, при несложности церковных дел и отношений, не могло быть значительно. По преданию Климент ограничился лишь семью нотариусами для всей церкви, а Фабиан присоединяет к ним еще семь помощников. При папе Сильвестре в начале IV века в одном Риме их было четырнадцать, не считая помощников. В пятом веке число их возросло в значительной степени. Папа Григорий великий (+ 604) имел уже столько нотариусов, что рассылал их по разным странам в Сардинию, Сицилию, Африку и т. д.*(433). Впоследствии императоры Востока и Запада стараются ограничить число церковных нотариусов*(434). В средние века, благодаря иммунитетам и другим обстоятельствам, число их было весьма значительно, а при папе Сиксте V (1585) одних протонотариусов было двадцать два*(435).

Нотариусы состояли не только в папских, патриарших и епископских канцеляриях, но и при аббатах и других низших церковных властях. Находившиеся в пределах известной церкви, распределенные между представителями ее администрации, все они образовывали из себя корпорацию. Корпоративное устройство церковных нотариусов в Эпоху вселенских соборов не подлежит никакому сомнению, так как представители их, primicerii и secundicerii, участвуют в деяниях соборов. Еще в актах эфеского собора 431 года мы встречаемся с представительством нотариата, с primicerius notariorum: Petrus presbyter Alexandrinus et notariorum primicerius*(436). В актах халкедонского coбора 451 года мы читаем: Aetius archidiaconus ecclesiae regnantis Constantinopoleos novae Romae et primicerius notariorum dixit: completum est*(437). Из актов Константинопольского собора усматривается, что в числе присутствовавших на нем был из Рима Minas lectorarius et secundicerius notariorum apostolicae sedis antiquae Romae*(438). Primicerii и secundicerii мы встречаем и на документах по договорам церквей и монастырей*(439). В восточной церкви они принадлежали исключительно к клиру; это были или пресвитеры или дьяконы, а иногда и архидьяконы, на западе же, как видно из сочинений Григория, представители нотариальных корпораций избирались из светских людей*(440). Подробности корпоративного устройства нотариусов церкви неизвестны.

Выше в главе четвертой было замечено, что табулярии, на обязанности которых лежало наблюдение за городскими архивами, принимали участие в составлении документов вместо табеллионов. Аналогичное с этим явление усматривается в истории церковного нотариата. В римской церкви для хранения документов существовал особый разряд должностных лиц scriniarii*(441). Подобно табуляриям они совершают документы вместо нотариусов и окончательно сливаются с ними в начале XIII века. В VIII веке мы встречаем во всех почти папских документах подпись scriniarius*(442). Из актов IX и X веков видно, что скриниариусы официально исполняют должность нотариусов, вследствие чего в подписях на документах называют себя scriniarius et notarius; так, например, в булле папы Иоанна XII на имя аббата Льва 958 года: scriptum per manus Leonis scriniarii et notarii sanctae summae Sedis apostolicae и пр.*(443). Иногда вместо notarius они подписывались scriniarius et tabellio. Так в купчей от Марка архипресвитера 936 года мы читаем: quam scribere rogavimus Leonem scriniarium et tabellionem urbis Romae... и ниже: ego Leo scriniarius et tabellio urbis Romae complevi et absolvi*(444). В XIII веке они уже перестают занимать должность архивариусов и выступают только в качестве нотариусов. Это явствует прежде всего из текста и обряда присяги, даваемой ими при вступлении в должность: <chartas publicas nisi ex utriusque partis consensu non faciam. Et si forte ad manus meas instrumentum falsum devenerit, nisi exinde periculum mihi immineat, cancellabo>. Тогда папа вручает новопоставленному перо с словами: <ассiре potestatem condendi chartas publicas secundum leges et bonos mores>*(445).

Мы должны определить теперь круг деятельности церковных нотариусов, как назначаемых для потребностей церковной администрации, так и для мирян.

Обязанности первых состояли в следующем: 1) они должны были присутствовать при епископах во время их бесед и совещаний с народом и записывать стенографически как те, так и другие*(446). Иоанн дьякон в жизнеописании Св. Григория замечает, что Емельян нотариус excepit cum sociis quadraginta homilias evangelii, произнесенных этим папою.

2) Они составляли акты по делам церкви, как например об избрании епископов, акты и документы по сношению о делах веры или церковной дисциплины, соборов и т.п. Во время соборных заседаний они стенографически записывали все прения и по окончании предоставляли каждому участвовавшему в них перечитать то, что за ним было записано; акт подписывался всеми, чьи слова или действия были занесены в него. В доказательство можно указать на акты Карфагенского собора и прений Августина с Максимином епископом арианским*(447). И в тех и других в конце речи диспутантов находится подпись каждого из них: ego N. N. recognovi. В эпоху борьбы соборов с ересями, стороны не доверяя одна другой, каждая приводила в заседание своих нотариусов. Палладий в деяниях Аквилейского собора говорит: veniant ex utraque parte exceptores*(448). Кроме того каждый епископ обыкновенно приводил своих нотариусов и поручал им составление актов. Так Диоскор прибыл на Халкедонский собор с двумя нотариусами: duos solum habeo notarios, говорил он*(449). Когда на том же соборе высказывались жалобы на искажение актов собора Эфесского, то он заметил: каждый из епископов записывал через своих нотариусов; мои писали мое, нотариусы благочестивейшего епископа Ювенала записывали его слова... Было много нотариусов и других высокоуважаемых епископов, которые также записывали*(450). Однообразие актов, составленных различными нотариусами, ручалось вполне за верность записи. В случае разноречий обращались обыкновенно к свидетельству присутствовавших на соборе. Иногда избирались судьи, называвшиеся auditores. Так Палладий на Аквилейском соборе говорит: supra, date auditores. Это были светские лица и главным образом из императорских нотариусов. На Карфагенском соборе, например, судьею был избран Марцеллин vir clarissimus, tribunus et notarius. Ha Халкедонском была назначены императором целая комиссия судей из восемнадцати лиц, семь первых членов которой назывались gloriosisimi judices и остальные одиннадцать - amplissimus senatus*(451). Бывали случаи, что на соборе вместе с церковными нотариусами присутствовали для составления актов нотариусы императорской канцелярии. Так на Халкедонском соборе - два императорских нотариуса, Веронициан и Константин составляли акты. В самом деле, трудно было найти нотариусов, которых бы не подозревала та или другая сторона. Все собрание разделялось на две крайне враждебные партии: Диоскора и Евтихия. Диоскор вместе с патриархом антиохийским и иерусалимским составили акт решения Эфесского собора, по которому Евтихий был оправдан и осужден Св. Флавиан, умерший посреди мучений, коим был подвергнут по приказанию трех патриархов. Другие епископы, не принимавшие участия в преступлении Эфесского собора, объявили себя против Диоскора; они жаловались, что его нотариусы захватили все записанное их нотариусами, насильственно вырвали у них тетради, а монахи, приверженцы Евтихия, вместе с солдатами заставляли их дать свои подписи на чистой бумаге, на которой впоследствии написали то, что им хотелось*(452). При чтении актов собора Эфесского все присутствовавшие епископы воскликнули: мы этого не говорили! (ista non diximus)*(453). Чтобы предупредить беспорядки и на Халкедонском соборе были приглашены императорские нотариусы и учреждена комиссия для наблюдения за правильным составлением актов.

Иногда для надзора за нотариусами командировались от собора епископы, опытные в нотариальных знаках. Они избирались обеими сторонами и назывались custodes. Это было на Карфагенском соборе. Все написанное под наблюдением их не допускало против себя никаких возражений. Так, когда епископ Петилион хотел возражать против некоторых актов этого собора, то императорский комиссар не допустил его до этого*(454).

Кроме составления актов соборов на обязанности церковных нотариусов было чтение во время заседаний всякого рода документов*(455).

Большею частью эта обязанность возлагалась на нотариусов высшего ранга, на primicerii. Ha Ефесском соборе Петр, присвитер Александрийский, primicerius notariorum, объявив о причине созвания собора, просил дозволить ему прочесть послание императора и сам читал его; он читал также символ веры и послание папы на греческом языке, которые Сериций, нотариус римской церкви, (Sericius Sanctae Catholicae eccelesiae urbis Romae notarius) читал на латинском. Частные сообщения всякого рода были читаны простыми нотариусами*(456). На Халкедонском соборе императорские нотариусы, Веронициан и Константин, читали все акты и документы в продолжении процесса Диоскора. Но когда он был окончен и собор перешел к вопросам веры, Аэций, архидиакон константинопольской церкви и primicerius notariorum, читал акты и документы во все продолжение заседаний.

Нотариусы командировались от собора для объявления его постановлений. Так, когда Халкедонский собор постановил предать суду Диоскора, то для объявления ему об этом был послан нотариус Гимерий*(457).

3. Церковные нотариусы обязаны были составлять акты отпущения рабов на волю, совершавшегося в церкви. В начале средних веков обязанность эта лежала исключительно на primicerii; в случае спора о подлинности акта дело разрешалось присягою свидетелей и нотариуса*(458). Кроме того они писали контракты, заключаемые епископами от имени церкви, а равно и представителями разных церковных учреждений, монастырей, страноприимных домов и т. п. от имени этих последних. При подписании контрактов епископом primicerius обязан был подавать ему перо*(459).

4. Некоторые документы, как например дарственные в пользу церкви и т. п., для сообщения им публичного значения церковные нотариусы должны были представлять в судебные учреждения и участвовать при внесении их в протокол в качестве представителей церкви. В числе равенских документов сохранились gesta равенской курии относительно одной дарственной, где представителем церкви является нотариус Bonus*(460). Впрочем эту обязанность они разделяли с defensores ecclesiae, как видно из других актов.

Мы должны сказать несколько слов о формальной стороне документов, выходивших из рук церковных нотариусов. Акты писались в той же форме gesta, которая употреблялась и в светских судах, т. е. подробнейшего изложения всего происходившего на соборе. В документах по сношениям церковных властей между собою в начале означалось имя лица, от которого он исходил (NN episcopus abbati NN или clericis ecclesiae NN), после чего непосредственно следовало изложение содержания и в конце стояло имя нотариуса, писавшего документ (scriptum иногда datum per manus NN notarii) и время написания его с указанием на царствующего императора, год, индикт и календы*(461). В документах по контрактам церковных властей встречается в конце другая формула: quam praeceptionis nostrae paginam NN notario sanctae NN ecclesiae scribendam dictavimus et nos propria manu subscripsimus, после чего следует подпись епископа в формуле+legimus+ *(462). Начальная часть этого рода актов составлялась в порядке, установленном ХXLVII новеллою.

Вот по возможности точный очерк отношений, в которых проявлялась деятельность нотариусов, назначаемых специально для нужд и потребностей церковного управления. Но, как было сказано выше, церковь расширила практическое значение созданного ею нотариата и постоянно выводила его в область светской жизни, выделяя в значительном числе нотариусов для мирян. Когда впервые явилось назначение нотариусов для светской области, определить довольно трудно. В сохранившихся до нас документах церковные нотариусы для мирян появляются с конца седьмого столетия. Несомненно, что одною из главнейших причин этого учреждения был всеобщий упадок образования под влиянием господства варваров, хотя впоследствии, как увидим ниже, к этому присоединились другие условия социального свойства. В документах, совершаемых по делам мирских людей, они именуют себя clericus notarius с прибавлением иногда publicus. Этот последний эпитет появляется в документах со второй половины VIII века. Так на дарственной 773 года в первый раз встречается следующая подпись: Agafr. clericus notarius publico Bergamotes ex die....... pos tradita complevi et absolvi*(463).

В форме совершения документов этими нотариусами, присутствие табеллионального порядка очевидно и не подлежит никакому сомнению. По замечанию Остерло, в их документах, несмотря на то, что церковь в правовых отношениях всегда руководствовалась определениями римского права, не замечается такого точного соблюдения римских форм, которого должно бы было ожидать, а скорее является своя особенная практика*(464). Это мнение лишено основания, по крайней мере, относительно документов до XI века. В актах, совершенных церковными нотариусами до этого времени, мы всюду встречаем порядок, установленный XLVII новеллою. Так, например в купчей на имя аббатисы монастыря св. Юлии мы находим следующее начало документа: regnante Domino Desiderio et Adelchis viri excelentisimi Regis Anno pietatis Regni eorum in Dei nomine Tertio Decimo et Undecimo sub die IV Kalendarum Aprilium, Indictione VII*(465). Такое начало, основывающееся прямо на XLVII новелле, мы находим почти во всех документах, равно как и формулу воззвания к Богу: in Christi nomine, in nomine Domini Dei Salvatoris nostri Jesu Christi, или in nomine sanctae et indeviduae Trinitatis. Отступление от этого порядка замечается в XI веке: так в дарственной записи Алберта монастырю Св. Проспера 1095 года означение имени царствующего императора уже не встречается*(466). В конструкции текста мы находим те же формы, какие видели в табеллиональных документах Равенны. Во всех купчих встречается формула: vendo, trado et mancipo, а в дарственных - те же благочестивые размышления, предшествующие изложению содержания акта, и формула dono cedo et mancipo, то же объяснение нотариуса, что безграмотный поставил знак креста*(467), повторяемое и свидетелями в их подписях, словом, никаких крупных отступлений, которые бы давали возможность предполагать о существовании между церковными нотариусами своеобразной практики, не видно. Остерло, высказывая это мнение, не сделал ни одного указания на документы, а равно и объяснения, в чем состояла особенность практики церковных нотариусов. Есть впрочем одно отклонение, не имеющее никакого существенного значения, в подписи нотариуса: вместо употребляемой табеллионами формулы <complevi et absolvi> в большей части церковно-нотариалъных документов лонгобардского периода встречается: <absolvi et dedi>. Ho то же самое видим и у светских писцов.

В дальнейшем изложении мы неоднократно встретимся с нотариусами, назначаемыми церковью для светской области, и увидим то значение, которое имели они для развития нотариального института в средневековых государствах.

Отдел второй

Нотариат у варваров

Глава седьмая

Нотариат у варварских народов, осевшихся на итальянской почве

Предшествующее изложение имело своей задачей воспроизвести развитие нотариата на почве римского права. Но прежде нежели восточно-римская империя успела дать ему ту организацию, следы которой мы видели в предшествующем отделе в новеллах - этих последних проявлениях угасшего римско-юридического творчества, на Западе началась уже новая жизнь. На развалинах западно-римской империи варвары слагают свои государства. Старая империя восприняла себя в лице их новый элемент, и это воспринятие, в начале чисто механическое, должно было рано или поздно завершиться полной ассимиляцией. В претворении старого и нового начала, в примирении противоположностей того и другого, заключается все содержание истории впродолжении многих веков после падения Рима.

Опрокинув политическое существование империи, варвары не истребили ее населения. В большинстве случаев при завоеваниях мы видим, что личная свобода, за исключением вандальского разгрома в Африке, была сохранена за римлянами. Если вторжение варваров и сопровождалось разрушением и потоками крови, то это далеко не всеобщее явление в истории их завоеваний не переходило за момент, сопровождавший борьбу, и вскоре наступала спокойная гражданская жизнь лишь только с новыми повелителями. Это обстоятельство для нас важно; с сохранением римского населения, сохранилось и римское право - могущественный элемент цивилизации, против которого первобытное право варваров не могло долго бороться. Римская поземельная собственность также осталась за побежденным населением и лишь часть ее в том или другом объеме, смотря по требованию завоевателей, была им уступлена. В целом, несмотря на этот выдел, новый порядок вещей не был тяжел для побежденных. Если произошло умаление собственности вследствие выдела <pars barbarica>, зато исчез систематический гнет организованного кесарского деспотизма и развращенного его чиновничества*(468). Итак, на развалинах империи являются в совместной жизни два населения, варварское и римское, каждое со своим мировоззрением, со своими традициями, правом и т. д.

Новый порядок, созданный варварами, не произвел в начале существенных реформ во внутреннем строе прежней жизни. С одной стороны, он касался главным образом варварского слоя, а с другой, затрагивал почти одну поверхность юридического быта. Главнейшие моменты его суть следующие: новый король, которому население обязано верностью; сподвижники его на военном поле, делающиеся судьями народа в мирное время; престолонаследие, колеблющееся между выбором из представителей варварской знати и наследственностью; появление новой аристократии; варвары, не отличенные должностью или владением, хотя и сохраняющие за собою личную свободу и соединенное с ней право оружия, но теряющие всякое политическое влияние, которое принадлежит исключительно аристократическому слою; исчезновение древнего свободного общинного устройства за исключением франков; деление на ray, представляющее в сущности административное деление на военные и судебные округа королевских чиновников; замена неписанного древнего обычного нрава, вынесенного из родины, письменным законом, который сделался теперь тем более необходимым, чем более с потерею общинного устройства и древнего народного суда, с передачей судебного управления в руки королевских чиновников, нужно было положить границы произволу их посредством королевских законов, обязательных, впрочем, и для побежденных в их отношениях с победителями. Вот наиболее крупные, выдающиеся проявления новой организации, рядом с которыми существуют элементы прежнего порядка. Бургунды и вестготы сохраняют римское муниципальное устройство, а последние - и провинциальное управление. Остготы, занявшие всю территорию, ближайшую к столице империи, сохраняют неприкосновенным, как увидим ниже, прежний порядок. Во взаимных юридических отношениях римляне управляются всюду собственным правом, кодексы которого, созданные новыми правителями, стоят лицом к лицу со сборниками их национального права.

В каком же виде является нотариальный институт в эту эпоху всеобщего брожения и ассимиляции старых и новых элементов? Как проявлялась документальная сторона правовых отношений у варваров и римлян, прежде нежели наступила минута окончательного слияния их в одно государственное целое?

Уже было замечено, что варвары, кодифицируя свое право, предназначенное для всего населения новых государств и для римлян в их сношениях с победителями, предоставили первым во взаимных отношениях между собою определяться римским правом. Это обстоятельство, вместе с сохранением римского муниципального устройства, имело последствием господство прежнего порядка документальной стороны юридических сделок. В самом деле, для варваров не было ни пользы ни нужды вмешиваться в эту область юридической жизни, после того как они оставили неприкосновенныи весь прежний порядок гражданско-правовых отношении. Мало этого: позднейшие определения римского права о нотариате, явившиеся в восточной империи, проникают в варварские государства, и, как видно из сохранившихся документов того времени, приняты и здесь за нормы для нотариальной функции. Лучшим доказательством этого служат равенские и римские документы остготского периода (Marini N СXV и др.).

Под влиянием сношений с римлянами и в национальном праве варваров являются постановления о документах и о нотариате. Доселе и то и другое не было им известно; составление документов о юридических сделках чуждо обычному германскому праву в его чистоте, до соприкосновения с Римом, как это видно из народного права саксов, фризов, англов и т. д.*(469), никогда близко не соединявшихся с Римом. Воспроизведение нотариата по постановлениям национального права варваров служит задачею этого отдела, ибо эти постановления легли потом в основание дальнейшего развития нотариального института у новых народов. Начнем с варваров, осевшихся на итальянской почве.

Патрициат Одоакра, заступивший место императорства в 476 г., не мог выдержать и первого нападения, которое было сделано на него варварами извне. Разрушив его несколькими ударами остготы положили основание своему королевству. В 493 году вождь их Теодорих делается полновластным повелителем Италии. История назвала его великим. Действительно, между всеми героями эпохи первых германских государств на римской почве личность Теодориха возбуждает к себе самое полное сочувствие; он был первый посреди людей германского мира, на котором ясно отразилось влияние того человечественного духа, который лежал в самых основах мира римско-христианского. Между германцами это первое ощутительное выражение того, что впоследствии более определившись в своем содержании получило себе и определенное имя в названии <гуманизма>. Отданный еще в младенчестве в заложники византийскому императору, оторванный от мира варварского, Теодорих вдруг перенесен был в самый центр той обширной и, по-видимому, крепко сочлененной государственной машины, которая под именем Римской империи даже издали поражала воображение варвара. Впечатление, которое оставило в нем десятилетнее пребывание в Константинополе среди императорского двора, имело впоследствии решительное влияние на судьбы готского королевства. Заняв равенский престол, Теодорих имел уже готовые чисто римские убеждения, и вот почему в деле устройства Италии он отдал полное преимущество римскому началу. Его королевство есть в сущности продолжение западно-римской империи, а после его падения, с наступлением византийского господства, римский порядок находит себе твердую поддержку не только в византийской администрации, но и в законодательстве Юстиниана, которое вошло сюда по следам его армии. Таким образом до лонгобардского завоевания, до 568 года, в Италии, говоря строго, не начинался еще варварский период в собственном смысле.

В новом государстве Теодориха продолжает существовать римское. Даже место, которое занимали в нем готы, было то же, какое в Римской империи принадлежало вообще варварам. Теодорих называет их варварами на службе республики*(470). Он до такой степени был проникнут римскими воззрениями, что для всякой не римской народности, хотя бы то была даже готская, не хочет употреблять другого выражения, как <варвары>.Теодорих прямо отличает себя от варварских королей, называясь <dominus romanorum>*(471). Он писал императору Анастасию: regnum nostrum imitatio vestri est: qui quantum vos siquimur, tantum gentes alias anteimus*(472). Его двор был не менее константинопольского близок к образцу, данному Константином Великим. Нигде придворный штат не сохранился с большею подробностью и в большей чистоте, как при дворе Теодориха. Многочисленная администрация с разнообразными ее отраслями, канцеляриями, архивами, придворные чины с их функцией и названием,- все это существует по-прежнему. Административное деление Италии остается то же, как было и во время Константина*(473). Презесы, ректоры стоят во главе провинций и заведуют гражданским управлением. Рим удерживает своего городского префекта, начальника городской стражи (рrаеfectus vigiliae), начальника гавани и другие чины. Римское гражданское право остается во всей силе прежде всего для римлян в их взаимных отношениях, а потом и в сношениях с готами, с самыми нечувствительными уступками правовому воззрению и нравам последних*(474). Оно было воспринято в сочинениях юристов и в Кодексе Феодосия*(475), для изучения и истолкования которых мы видим в Риме школы права с разнообразными привилегиями*(476). Римское право является общим для обеих наций, готское же национальное - терпимым в известных границах, партикулярным правом, отступающим все далее и далее пред римским по мере развития культуры народа. Королевские эдикты, заключающие правовую материю, почерпнутую из сочинений юристов и императорских конституций, обязательны для всех подданных, для всех судов, римских и готских (comes gothorum)*(477). Римское судоустройство сохраняется почти в том виде, в каком оно было в эпоху империи. Для мелких гражданских дел римлян между собою первую инстанцию образуют городские дефензоры*(478). В делах волюнтарной юрисдикции являются duumviri*(479); для значительных гражданских и уголовных дел первую инстанцию составляет провинциальный наместник*(480), высшую префект претории и его викарии*(481). Все чиновники юстиции, не исключая и comes gothorum*(482), которому подсудны лишь готы, и который при смешанных делах между римлянами и готами обязан был приглашать римского судью, имеют свои officia с их многосложным механизмом*(483). Судопроизводство также сохраняет римский склад. Процесс начинается вызовом к суду, истец вносит пошлины и дает обещание явиться в назначенный день*(484); судебное представительство тяжущихся через procuratores существует в полной силе*(485); интердиктный процесс сохраняется в прежнем складе*(486); отношение судьи к доказательствам чисто римское*(487); исполнение судебных решений лежит на обязанности оффиций*(488).

При таком целостном сохранении римского юридического быта в эпоху владычества готов в Италии не может быть и речи о каком-нибудь существенном изменении в нотариальном институте. Он оставался неприкосновенным в той организации, которую дало ему прежнее время. Составление libelli для тяжущихся и актов при переходе прав совершается сообразно тем же законам классического времени, которыми управлялся и весь остальной юридический организм той эпохи. Говоря о табеллиональных документах в главе пятой мы указывали между другими актами на дарственную запись Рунилы (553 г. Marini N 86), купчую Гунделеба (536 г. Marini 118), Домника (540 г. Marini 115), на передаточную запись Милания и Геронтия (540 г. Marini 116). Все они относятся к эпохе готского владычества и мы можем видеть из предшествующего изложения, в какой мере в них сохранился римский табеллиональный порядок совершения документов.

В 554 году Италия покорена византийцами и впродолжении четырнадцати лет (до 568 г.) находится в составе Римской империи. Прагматическая санкция Юстиниана вносит в нее с пандектами, кодексом и новеллами весь правовой материал античного времени в кодифицированном состоянии и, следовательно, все те законоположения о табеллионате, которыми управлялось это учреждение в Восточно-римской империи.

Господство Византии и возвращение Италии в состав Римской империи продолжались весьма недолго. Силы варварского мира не истощимы. Каждое движение варваров не было разобщено от остального варварского мира. Имя Теодориха было слишком известно в нем, оно прославлялось и возбуждало энтузиазм среди других племен; к нему обращались они за покровительством и союзами. Словом, варвары не были разъединены, изолированы. Истребление готов открывало лишь пустоту в передовых рядах их и приглашало тех, которые следовали за ними занять праздное место. Римская земля была в глазах варваров род общего наследства, которое преемственно переходило от одного к другому. После готов она досталась в 586 г. лонгобардам.

Влияние их на культуру права весьма значительно, что объясняется силою и, так-сказать, живучестью лонгобардского элемента, его почти несокрушимою индивидуальностью. Вандалы, бургунды, вестготы, остготы проходят почти бесследно в ее истории; совсем другое лонгобарды. Долго и упорно они охраняли от романизирующего влияния Италии свое родное германское право, которое с XI столетия изучается научным образом в павианских школах и часть его в XII столетии под именем ленного права воспринимается Европой, развивается по мере осложнения феодальных отношений, культивируется наукой и умирает более или менее окончательно под ударами первой Французской революции.

Чтобы понять надлежащим образом явления в исследуемой нами области во время владычества лонгобардов, мы должны бросить общий взгляд на тот порядок жизни, который установился в эту эпоху.

Завоевание лонгобардов, равно как и вся последующая история их в Италии, носит своеобразный характер. Они пришли сюда прямо из степей Венгрии, не испытав предварительно благотворного влияния римской цивилизации. Между их вождями не было ни одного, который бы воспитался в Константинополе, или вообще среди римской цивилизации, и принес бы с собою, как Теодорих, уважение к римскому закону. Лонгобарды, подобно вандалам, овладевают большею частью Италии, как дикие завоеватели, разрушают города, умерщвляют жителей или продают в рабство, обращают цветущие местности в пустыню, внушая страх и ужас, перед которыми все бежит и спешит укрыться. В таких красках изображают вступление лонгобардов в Италию Григорий Великий и Павел дьякон*(489). Осевшись на итальянской почве, они не остаются в отдельных провинциях, но расходятся по всей Италии и, не принимая покоренной земли в свое владение, обязывают римских посессоров места своего поселения платить им третью часть всех произведений земли. Таким образом каждый римский владелец стал данником своего hospes. По новейшим исследованиям, лонгобарды уничтожают не один только римский порядок управления, оставленный готами, но и муниципальное устройство покоренных ими итальянских городов*(490). To и другое являлось для них несовместным с владычеством короля и его герцогов (duces),которые принимают покоренные города в свое управление и захватывают городскую собственность. Но, лишенные своих учреждений, римляне не делаются не свободными в сфере частного права, ни даже полусвободными (альдии)*(491). Правда, что лонгобарды принесли с собою решительную исключительность ко всем правам, кроме своего собственного, но эта исключительность никогда не доходила до уничтожения национального права во взаимных отношениях между побежденными. Лонгобардское право сделалось территориальным и рядом с ним существовало личное, партикулярное право римлян. Несомненно, что в первое время после вторжения, когда войско и народ лонгобардов составляли одно целое и римляне, как чужестранцы, исключались из военной службы, права их должны были терпеть умаление, ибо по германским понятиям отсутствие воинской чести вело за собою и отсутствие полной свободы, но это относилось только к сфере политических прав без влияния на частно-правовые отношения римлян и продолжалось лишь девяносто лет, потому что Законом Лиутпранда 726 года, а еще более законом Айстульфа 750 г. в состав армии были введены и римляне*(492). То же нужно сказать и об участии их в народных собраниях, на которые в первое время являлось население, носившее оружие, войско, но при Лиутпранде и римляне, получив доступ в армию, и участвуют в народных собраниях*(493).

До 643 года, т. е. в продолжение семидесяти лет лонгобарды не имеют письменного закона. Их грубость не чувствовала нужды определить свой новый быт полным письменным законодательством, что мы видим у франков, бургундов и готов. Долгое время они довольствуются обычаями и некоторыми специальными эдиктами своих королей. Ротари является первым законодателем лонгобардов в смысле письменного закона. Его Эдикт (22 ноября 643 г.) содержит собственно лонгобардское или германское право. Ни в одном из законодательств, изданных германцами на римской почве, не сохранилось оно в такой чистоте, как в эдикте. Само слово "римлянин" встречается в нем только один раз*(494). Тем не менее оно должно было иметь силу закона не только для лонгобардов, но и для римлян. Исключительность национального лонгобардского элемента в законодательстве Ротари еще не доказывает того, чтобы римский элемент изнемогал; он по-прежнему лежал во всей нравственной атмосфере страны, в юридических воспоминаниях, в остатках нравов и в языке. Странное явление! Для выражения национального германского права, так игнорирующего римское, употреблен был законодателем римский язык. Вводя его в законодательную практику, он вводил тем самым свой народ в область римского литературного мира и бессознательно подготовлял господством римского языка господство и римского права. Во всяком случае, лонгобардский закон, ничего не делая для римлянина, как такого, не препятствовал ему достигать состояния, одинакового с победителями, чему помогала сама жизнь. Два слоя населения, лонгобардское и римское, не могли же вечно находиться в разобщенном, изолированном состоянии. Совместная жизнь должна была вызвать общие интересы, взаимные отношения, и таким образом сами собой явились живые нервы, связывающие оба слоя. На первом месте стоял брак, семья. Что лонгобарды не были равнодушны к красоте римских женщин, об этом много раз свидетельствует Павел дьякон*(495); для римлянки же в браке с лонгобардом были все выгоды. Поколения, возникавшие от этих браков, вытесняли старые и старую вражду, разделявшую два народонаселения, с чем вместе само собой являлось совершенное равнодушие к родовым отличиям. Еще большее влияние на уравнение народонаселения оказывали экономические условия. Словом, гражданская эмансипация римлян наступило де facto ранее, нежели провозглашена была de jure законом Лиутпранда. С течением времени лонгобарды освоились с римскими нравами и понятиями, ибо римлянин входя в общество лонгобардов, а для этого ему закон не загораживал пути, вносил в него с собою свои народные элементы, которые вытесняли элементы лонгобардские. Лонгобарды перенимали у римлян их понятия, усваивали себе их язык, обычаи, одежду*(496) и таким образом лонгобардский слой, перерабатываясь в своем внутреннем содержании, принимал более или менее римские формы.

He на одни только нравы лонгобардов действовал римский элемент, но и на их юридическое сознание, что всего лучше доказывается законами Лиутпранда. В эдикте Ротари мы видим чистое германское право. В законах же Лиутпранда, рядом с старыми германскими воззрениями, являются целые положения, если не списанные буквально с римского права, то составленные в его духе. В них мы усматриваем и римскую юридическую терминологию, как, например, cautio, stipulatio, pignus, jus patronatus и т. д. рядом с лонгобардскими правовыми терминами. Конечно, весьма трудно определить, в какой именно мере римское гражданское право влияло на положения лонгобардского закона, и наука до сего времени не измерила степень этого влияния, но несомненно то, что оно существовало. Закон Лиутпранда не только признает закон римский, но и определяет особый класс людей, живущих по этому закону: дети, родившиеся от брака римлянина с лонгобардкою, romani fiunt et lege patris vivunt*(497). Многие статьи закона прямо начинаются: si quis romanus hоmо. Наследственное право ставится совершенно различно относительно лонгобардов и римлян; для них всюду сделаны уступки сообразно с их юридическим воззрением: обязанность кровной мести, утреннего подарка (morgengabe) и т. п. для них не существует. В эдиктах преемника Лиутпранда, Рачиса и Айстульфа, romani homines также открыто признаются законом. В последствии время еще больше сглаживало особенности обоих национальностей и вырабатывало новое общество, которое не было ни лонгобардским, ни римским, в котором непобедимая лонгордская энергия соединялась с тонко развитым римским смыслом и которому готовило оно почетное место в истории будущих судеб Италии.

Итак, новый порядок жизни, принесенный лонгобардами не только не подавил господства римского права среди побежденного населения, но и формально признал его существование. Римляне во взаимных юридических отношениях определялись римским правом, следовательно, и документы о правовых сделках между ними составлялись по тем же нормам, которые установлены этим правом. Нет никакого сомнения, что предписания XLIV, XLVII и LXXIII новелл, введенные в практическую жизнь итальянского населения во время владычества Византии, сохранились неизменно и теперь, так как ни бытовые условия, ни новые законы завоевателей не представляли поводов к изменениям в этом отношении. Напротив, в законах Лиутпранда мы находим прямое повеление, чтобы документы для римлян писались сообразно требованию закона римского*(498). Точно так же мы должны допустить и существование римских сведущих в нотариальном деле лиц, табеллионов, хотя под другим наименованием - scribae publici, введенным лонгобардскими законодателями, тогда как в местностях, остававшихся еще под властью Византии, сохранялось прежнее название tabellio. Удержалось ли корпоративное устройство табеллионов и в эту эпоху? Ни в законодательных памятниках, ни в документах этого времени, мы не встречаем ни одного намека на корпорацию и несмотря на это трудно отвергать ее существование. Сохранилось римское право, сохранились установленные им формы совершения актов, сохранились прежние представители нотариального дела, почему же корпоративное устройство этих последних должно было исчезнуть? С другой стороны, за существование табеллиональных корпораций говорит то обстоятельство, что вне их, при отсутствии правовых школ, не было возможности ознакомиться с нотариальными правилами и приемами. Наконец, лишь в ней могли сохраниться неприкосновенно те формуляры прежнего времени, которые так ясно усматриваются в документах этой эпохи. Словом, отвергать существование корпорации табеллионов в лонгобардскую эпоху нет твердого основания и умолчание о ней в законодательных памятниках и документах ни в каком случае не может служить им.

He среди римского только населения юридические сделки облекались в документальную форму, но и среди лонгобардского. И в ней являются представители нотариального дела и совершают документы сообразно с над национальном правом. Составляет ли нотариат у лонгобардов самостоятельное явление или учреждение это заимствовано ими у римлян? Есть много оснований считать его заимствованным и видеть здесь первое проявление романизации лонгобардов. Мы говорили выше, что совершение документов о юридических сделках является у тех только варваров, которые прежде основания германских государств на римской почве находились в соприкосновении с Римом и его цивилизацией, что у фризов, саксов, англов и других племен, не соединявшихся близко с Римом, не было обычая составлять документы. Известно, что варвары восприняли способ римского письма, а это доказывает до какой степени ничтожно было их графическое искусство на родине, а следовательно, и употребление его в жизни. Лонгобарды не могли принести с собою обычая документировать юридические сделки; они явились в Италию почти без всякого знакомства с римской жизнью и потому не могли заимствовать его от римлян вне пределов Италии. Остается одно наиболее кажущееся основательным предположение, что обычай совершать документы воспринят лонгобардами от побежденных после водворения на их территории, когда совместная жизнь стала объединять оба народа и постепенно перебрасывать между ними связующие нити. Заимствование это последовало гораздо ранее формального признания лонгобардским законом римского права. Упоминание о письменных документах в первый раз встречается в эдикте Ротаря, семьдесят пять лет спустя после водворения в Италии. Возможность этого заимствования подтверждается другого рода несомненно заимствованным у римлян учреждением королевских нотариусов, организованным по образцу кесарских с протонотариусом во главе, на что прямо указывают законы Лиутпранда. Наконец, самым важным доказательством заимствования служит то, что документы для лонгобардов составлены по форме, установленной римским правом*(499).

В первое время весьма немногие сделки лонгобардский закон предписывает облекать в документальную форму. В эдикте Ротари безусловно требуется письменная форма для договоров купли и отпущения рабов на волю*(500). Но при Лиутпранде и его ближайших приемниках уже значительная часть юридических отношений (дарение, заклад, долговые обязательства*(501) необходимо облекались в документальную форму. Какое важное значение придавали лонгобардские законодатели документам, видно из того, что по закону Ротари лицо, предъявляющее суду фальшивый документ, наказывается отсечением руки*(502). По постановлению Лиутпранда, нотариусу за всякое отступление при совершении акта от требований закона угрожает значительный денежный штраф (wirgeld). Незнание права его не оправдывает. Он должен сообразоваться с требованием лонгобардского или римского права, смотря по тому, пишется ли документ для лонгобарда или римлянина. В случае смешанной национальности контрагенты могут избрать по взаимному согласию то или другое право, сообразно с которым пишется документ. Нотариусы обязаны приглашать свидетелей, которые, по закону Лиутпранда, должны быть люди известной честности или которым начальник или судья могли бы поверить*(503). Как стороны, так и свидетели по закону Рахис обязаны сделать на документе собственноручную подпись или в случае незнания грамоте какой-либо собственноручный знак*(504).

Дошедшие до нас документы лонгобардского периода, по своей конструкции не многим отличаются от равенских. С весьма незначительными изменениями в них усматривается порядок, установленный XLIV, XLVII и LXXIII новеллами. В большинстве их воззвание к Богу является начальным пунктом, в той же формуле как и в равенских*(505). Все они без исключения начинаются означением имени царствующего короля, года, месяца, индикта, а иногда даже календ в той формуле, которая установлена XLVII новеллой. Так, например, купчая 736 г. начинается так: regnante domno nostro Lyutprand Viro excelentissimo Rege, Anno Regni ejus pietatis Vigisimus Quarto, Calendas Februaria, Indictione Quarta и т. д.*(506). В изложении текста мы встречаемся с теми же формулами как и в равенских актах. Так, например, в купчей Вальперта, герцога лукского, за обозначением времени написания документа следует: constat me Lupo vir honorabilis venditor.....hac die vendidissit tradidit et tradidissit vobis domno Valpert glorioso duci и т. д.*(507). Эту формулу мы видели в равенских купчих. Дарственные по формулам также близко подходят к равенским. Далее, мы находим те же побочные условия в купчих, как например очистки, обязательство возвратить покупную цену в двойном количестве, вознаградить за постройки и улучшения и т. п.*(508), наконец тоже заключение акта, содержащее в себе повторение означения времени в формуле: actum (указание места) sub die, regno et indictione N. N.*(509). После изложения акта следует собственноручная подпись контрагентов, свидетелей и в заключение - нотариуса. Неграмотный также ставит знак креста, после которого делается примечание, что он принадлежит такому-то*(510). Формула подписи нотариуса этого времени есть complevi et dedi. Первое выражение бесспорно указывает на существование прежнего табеллионального порядка предварительного изложения актов в scheda. Rogatio нотариуса упоминается также во всех актах: ego suprascriptus N. N. notarius huic (donationis, venditionis etc.) cartule rogatus a N. N. и т. д.*(511). Точно так же и в подписях свидетелей упоминается об их rogatio: NN rogatus a N. N. in hac (donationis, venditionis etc.) cartala testis subscripsi*(512). Выше мы уже говорили, что общее название для представителей нотариального дела в эту эпоху есть notarius и этим титулом они постоянно называют себя в подписях на всех актах.

Отсюда видно, в какой строгости сохранился прежний табеллиональный порядок совершения документов. Впрочем, мы можем указать на два отступления от него заключающиеся: а) в совершении одного и того же акта одновременно двумя нотариусами, причем оба подписывались на нем*(513); б) в крайнем разнообразии числа свидетелей на документах, а иногда и совершенном отсутствии их. На некоторых актах мы встречаем два свидетеля*(514), на других - три*(515), - четыре, пять и более*(516) и рядом с этим одного свидетеля*(517) или даже одну подпись нотариуса без свидетелей*(518). Это разнообразие указывает на отсутствие определенных правил о числе свидетелей, что само собой открывало дорогу для произвола в этом отношении*(519).

Если в организации нотариата лонгобардский период остался верным римскому порядку, то в другом также заимствованном от Рима учреждения - королевских нотариусов мы видим много своеобразного, и так сказать, национально-лонгобардского. С ним мы встречаемся в первый раз в эдикте Ротари, заключение которого (соnclusio legum Rotharis) возлагает на королевского нотариуса обязанность контрассигнировать каждый список эдикта: <Ни один экземпляр не должен иметь веры или приниматься к руководству, если не будет удостоверен подписью нашего нотариуса Анскальди*(520). Представителем королевских нотариусов является здесь, как в Риме, протонотариус*(521). Они избирались из числа римских табеллионов, потому что при общем упадке образования им одним принадлежало знание права. Обязанность нотариусов лонгобардского короля в существенном своем содержании была так же, как и нотариусов римских императоров, но значение их для права было несравненно обширнее. Им принадлежала главная роль в романизации лонгобардов*(522); под их влиянием входило римское право в законы Лиутпранда; на них возложена была вся редакция эдиктов, в которые они вносили дух, положения и даже терминология этого права. Главное отличие их от нотариусов римских императоров состояло в том, что им принадлежала судебная власть и право совершения документов для частных лиц. Как видно из актов того времени, они командировались королями в качестве судей (missi), что еще более открывало простор для практического приложения ими начал римского права. Так для разрешения спора между Талисперианом, епископом луккским, и Иоанном, епископом писториенским, был послан Лиутпрандом нотариус Ульциан*(523). Точно так же в декрете короля Рачис о границах угодий Бобиенского монастыря 747 года в числе судей, упоминается Гайдерис - нотариус*(524). В актах о делах, в коих эти нотариусы участвовали в качестве судей, они именуют себя notarius et judex sacri palatii. Ha составление ими документов для частных лиц указывают сохранившиеся до нашего времени акты, совершенные ими по частным сделкам; так дарственная запись Ратефреда монастырю Св. Петра составлена Гаульбертом, именующем себя notarius et judex sacri palatii. Еще яснее это усматривается из документа договора-мены между Анзельпертой, аббатиссой монастыря Сен-Сальвадора, и некоей Наталией, составленного Гумпертом, королевским нотариусом, как это видно из его подписи: Gumpert notarius regis scriptor hujus cartule, quam post tradita complevi et dedi. При разрешении судебных дел самим королем эти нотариусы составляли протоколы и решения (notitia, judicatum). Подобно королям и герцоги имели своих нотариусов, которых также употребляли в качестве судей (missi) в управляемых ими округах королевства и при собственном суде для составления протоколов и решений*(525).

Из предыдущего изложения усматривается, что двухвековое владычество лонгобардов не произвело никаких существенных изменений в нотариальном институте сравнительно с положением его в Римской империи. Это обстоятельство представляется еще более удивительным для исторического наблюдения, если принять во внимание особенную упругость и так сказать, неподатливость лонгобардского элемента в других отношениях.

Какое же значение имели нотариальные документы в этот период? Нотариат в собственном смысле не был государственною должностью; scribae publici совершают документы для сторон лишь единственно вследствие знания форм, большего знакомства с правом, как свободные техники*(526), но не как лица, авторизированные для этой цели со стороны государства. Отсюда понятно, что нотариальные документы этого времени, подобно табеллиональным, не имели за собою fidem publicam, значения публичных актов. В законодательных памятниках нет и следа каких-либо изменений в этом отношении сравнительно с табеллиональной эпохой. Напротив, встречающиеся в законах лонгобардских королей определения относительно значения нотариальных документов в гражданском процессе дают полное основание заключать, что документы, совершенные scribae publici, относительно доказательного своего значения на суде ничем не отличаются от документов, написанных всяким грамотным лицом. По закону Рачис, документ как совершенный нотариусом (scriba publicus), так и всяким частным лицом, но подписанный благонадежными свидетелями (a testibus idoneis roboratum) вполне равносильны*(527). Значение письменных актов в гражданском процессе лонгобардской эпохи, кем бы они написаны не были, есть одно, т. е. эти документы, если будут признаны судом за подлинные, исключают для ответчика присягу и суд Божий*(528). Лицо, представляющее нотариальный документ, в доказательство его подлинности приводилось к присяге*(529). Это обстоятельство всего яснее говорит, что подобные документы не имели значения публичных актов, так как, несмотря на подпись нотариуса, требовалось постороннее доказательство действительного совершения документа сторонами. В IV главе законов Рачис мы встречаем жалобу этого короля, что несмотря на документы присяга часто употребляется как доказательство, и постановление, что если в документе купли будет упомянуто, что покупная цена заплачена, то этого последнего вполне достаточно для доказательства, если документ совершен нотариусом и подписан продавцом и свидетелем*(530). Но отсюда никоим образом не следует, чтоб эти документы имели большую доказательную силу, нежели другие, ибо здесь прежде всего вовсе не говорится, чтобы спор против действительности нотариального документа не допускался бы со стороны продавца; смысл закона тот, что документ этот составляет полное доказательство лишь против лица, выдавшего его, но не против третьих лиц, в чем главным образом состоит значение публичных документов.