_ 52. Другой специальный эдикт 1673 г.

От того же марта 1673 г. мы имеем и другой еще эдикт, преследующий аналогичные первому цели, но лишь в специальной сфере ипотек, обременяющих ренты, установленные на королевские домены. Этот специальный эдикт*(678) имеет общую цель с первым и некоторые постановления, но он содержит и много особенного; он интересен по своим историческим судьбам в сфере, нами исследуемой.

Эдикт вызван общими беспорядками оборота. Оборот рент на королевские домены также тормозился тем, что надежное приобретение их без соблюдения вызывного производства и преклюзивного приговора (decret volontaire) было невозможно. А это производство стоило дорого, "поглощало нередко большую часть капитала" и требовало много времени. Для оживления оборота второй эдикт и предписывает:

Кредиторы, имеющие на такие ренты ипотеку, совершают предъявление своей ипотеки (opposition) особо для того назначенному чиновнику. Такое предъявление сохраняет право ипотеки с полным действием на 1 год.

И лица, претендующие на право собственности на ренту, заявляют о своем праве тому же чиновнику. И тогда они свободны от совершения всяких других мер, необходимых для надежности приобретения собственности на ренту (как clecret volontaire). Лица же, приобретающие впредь право собственности на ренту по какому-либо титулу, всякий раз выправляют на приобретение особые lettres cle ratification, целящиеся фиксировать состав правоотношения на данную ренту, или, что то же, - очистить ренту от негласных ипотек, - подобно decret volontaire. Именно, в силу lettres de ratification, приобретенные ренты становятся чисты от всяких прав и ипотек, возникших за долги предшественников и не предъявленных (opposition) вовремя чиновнику. Рента в руках нового собственника ее остается обремененной только предъявленными по форме ипотеками. И тут потребуется более decret volontaire, заменить который меры эдикта только и были призваны.

Для осуществления системы этого эдикта учреждается особая должность четырех хранителей ипотеки (4 nos conscillers, greffiers conservateurs des hypotheques desdites rentes). Эти чиновники имеют доступ к печати, хранящейся в королевской канцелярии (notre grancle chanoollcrio). Они ведут надежные реестры оппозициям., которые предъявляются им ипотечными кредиторами и которые они записывают в реестре. При реестрах ведутся для облегчения справок особые указатели (exploits). Каждые 1/4 года реестры передаются новому чиновнику, мера, которая, для успеха дела, была только вредной и которая находит себе объяснение в известных всем особенностях управления Людовика XIV.

Интерессантам выдаются справки и извлечения из книг о зарегистрованных оппозициях. А лицам, приобретающим ренты в собственность, выдаются lettres de ratification. Lettres изготовляются этими чиновниками, по наведении справок в реестрах о записанных там оппозициях ипотек. Итоги поисков отмечаются на поле lettres. Отысканные оппозиции отмечаются с именами оппонентов, количеством оппозиций, датой наведения справки. Дата имеет огромное значение, определяя момент, к которому относится данный состав правоотношения по ренте. После этого на lettres прилагается печать в королевской канцелярии. Чиновник отвечает за погрешности при указании оппозиций лично. Каждый (шаг оплачивается пошлиной. В остальном и по введению эдикта все остается по-прежнему. В частности, возникновение ипотек по эдикту совершается действительным образом и без оппозиции, как равно и приобретение ренты - совершается действительным образом и без lettres de ratification. Только надежность приобретения гарантируется мерами эдикта.

Таким образом, эдикт уже совершенно отказывается от публицитета приобретения, и все, что он имеет в виду, - это заменить decret volontaire - оппозицией и lettres de ratification, взимая с обеих сторон немалую пошлину, ежегодно возобновляемую, так как и вся обеспеченность даруется им только на 1 год. Но все же меры эдикта были и быстрее, и легче, чем decret volontaire.

Эдикт остался в действии*(679) и послужил позднее образцом дальнейших мероприятий в области общего права.

_ 53. Другие меры современные и последующие за эдиктами 1673 г.

Если правительство Людовика XIV и не забывало фискального интереса даже там, где он менее всего мог быть преследуем, если оно, далее, не останавливалось и перед вредными для дела комбинациями, когда это было нужно, чтобы пристроить многочисленный штат должностных лиц без места, все же и оно кое-что делало в новом направлении такого, что на вид связано было с отказом фиска от некоторых преимуществ в интересах улучшения условий реального кредита.

Так, эдиктом от 1669 г.*(680) дается ограничительное толкование декларации 1865 г.*(681), слишком расширявшей законные ипотеки фиска на имущество чиновниковконтаблей. А когда на практике и эдикт 1669 г. стали толковать в духе декларации 1665 г., то правительство издало новую декларацию от 11 дек. 1673 г.*(682), подтверждающую ограничительный смысл эдикта 1669 г. в отношении декларации 1665 г. Мотивом ограничительного толкования служит то, что вызвавшие декларацию 1665 г. исключительные условия (беспорядки финансового управления) устранены, а мера декларации препятствует, между тем, восстановлению кредита чиновников, имущества коих обременены чрезмерной законной привилегией в пользу фиска.

Впрочем, на этом относительном умерении привилегий фиска правительство и остановилось. За фиском остались еще широкие преимущества, и институт негласных ипотек фиска, крайне вредный для интересов реального кредита, оставался и неоднократно настойчиво подтверждался; ипотеки короля на ренты контаблей были изъяты от действия lettres cle ratification, а способ очистки ипотек на именья, приобретаемые королем (Roi Etat), был исключительно легким. Так что и в роли кредитора, и в роли должника фиск, или король (источники употребляют оба термина в одном значении) пользовался исключительно привилегированным положением. А при широкой жизненной роли фиска, при служении массы землевладельцев государству, это положение должно было сильно вредить ипотечному обороту*(683). В заключение добавлю, что строй этих привилегий фиска характеризуется таким юридическим безвкусием, таким отсутствием всякого руководящего начала, что он один может уже иллюстрировать всю ту бездарность, какую французы обнаружили в правовой организации вотчинно-ипотечного оборота не только в рассматриваемом периоде, но и во все позднейшее время вплоть до наших дней, и какая может найти себе объяснение только в том, что во Франции пустила глубочайшие корни доктрина естественного права (ниже).