_ 49. Эдикт 1553 г.

Первая попытка урегулирования вотчинно-ипотечного оборота на новых началах, сулящих ему обеспеченность и гласность, на более обширной территории Франции, им. в странах писанного (римского) права, относятся ко второй половине 16 в., когда оборот характеризуется и в провинции значительным оживлением.

Таков именно эдикт Генриха II от 3 мая 1553 г.*(626). По обыкновению, эдикт начинается жалобами на злоупотребления негласностью переходов собственности и возникновения вещных прав. Для устранения этих .злоупотреблений эдикт и вводит следующие начала.

Вещное право всякого рода (собственность, ипотека, рента и т. д.), не может быть приобретено на недвижимость по сделкам между живыми иначе, как только путем записи титула в книгу (инсинуации и регистрации). И только с момента такой записи вещное право начинает свое абсолютное действие в отношении третьих лиц. Владение не имеет тут значения. И если бы несколько лиц производили свое вещное право от одного и того же ауктора, то, не взирая на момент вступления во владение кого-либо из них, управомоченный признается тот, кто раньше совершил запись своего права.

Но в отношении контрагентов запись не требуется, как необходимая. Уступка началу записи была сделана и в другом направлении; именно, записи подлежали права, ценность которых не ниже 50 ливров (50 livres tournois); права низшей ценности освобождались от записи.

Запись совершалась по месту нахождения недвижимостей в особо для того учреждаемых регистратурах при судах.

От этой-то организации законодатель и ожидал водворения порядка в вотчинно-ипотечном обороте. Но многого такая организация не могла дать; в ней мы находим лишь несколько развитой институт римского права, им. actus publicns, далекий от непогрешимости. Организация не исключала ни виндикаций, ни оспариваний ипотек, даже в 3-х руках находящихся. Publica fides не была свойственна этой регистратуре. К внутренним недостаткам организации присоединялись и внешние: реестры велись в хронологическом порядке безо всякой системы, - отчего обозримость их была крайне неудовлетворительной*(627). Наконец, организация вовсе не касалась молчаливых законных ипотек; эти ипотеки не подлежали записи, а они служили всегда и везде огромным тормозом успешному ходу реального кредита.

_ 50. Эдикт 1581 г.

Довольно близко по содержанию к очерченной мере стоит другая мера, введенная эдиктом 1581 г.*(628) и носящая название controle des actesextrajudiciaires, созданная по плану знаменитого государственного деятеля Сюлли.

Беспорядок отношений между гражданами, бесконечные процессы, подложные сделки, обходы закона, руина благосостояния подданных, распущенность нотариусов, подставляющих в своих актах мертвых в свидетели, совершающих подлоги даты, печати и т. д., такая запутанность актов, что трудно отличить между ними действительные от подложных, еще более безотрадное положение актов mortisc., где нередки случаи, что умирающий не подписывает акта, а заинтересованные лица усердствуют отмечать, что этого умерший не мог сделать по слабости здоровья, и все это во вред законным наследникам, или, наоборот, законные наследники скрывают акт завещания, в ущерб наследникам по завещанию, - вот картина оборота того времени во Франции, нарисованная эдиктом: попадающиеся на каждом шагу, эти беспорядки привели оборот к плачевному состоянию: граждане затрудняются вступать в договоры, нет покупателей и продавцов, оборот замирает; от этого страдает и государственный интерес: договоры купли остаются долго в секрете и стоит много труда и усилий, чтобы отыскать их в массе нотариальных реестров; пропадают и ленные пошлины и доходы. Вывести оборот из этого положения и составляет задачу эдикта.

Всякое вещное право (собственность, ипотека, рента, аренда, превышающая 9 лет, и т.д.), на каком бы титуле оно ни основывалось (сделки между живыми или на случай смерти, даже продажа с торгов, adjudication par decret)*(629) не может быть приобретено на недвижимости иначе, как только путем зарегистрации титулов. Для зарегистрации полагается 2-х-мес. срок. Зарегистрация, своевременно совершенная, сообщает сделке обратное действие к моменту заключения ее. Эта обратная сила записи представляет огромную уступку началу негласности, каковой уступки незнает эдикт 1553 г., - и уступку но в пользу новой системы. В самом деле, если несколько лиц производят вещное право от одного и того же ауктора, то управомоченным в принципе признается тот, кто своевременно записан; овладение не имеет юридического значения. Но если после записи одного своевременно же заявится с приобретателъным актом другой титулованный, сделка коего совершена раньше, чем сделка первого записанного, тогда первый, не взирая на более раннюю запись его права, отпадает и уступает второму. Тут-то и заключается опасный характер системы эдикта 1581 г. В течение 2-х месяцев запись не обеспечивает приобретателю его приобретения. И третье лицо в течение двух месяцев не может доверять записи и не может вступать с записанным собственником ни в какие отношения по недвижимости.

Кроме этого недостатка, эдикт 1581 г. усвоил и все недостатки эдикта 1553 г. И по нему в отношениях контрагентов запись сделки, по крайней мере открыто, не требуется, как необходимая; по нему также запись обязательна лишь для прав, превышающих известную денежную ценность (cinq escus капитала или trente sols ренты); права низшей ценности не подлежат записи. Наконец, и он не затрагивает законных молчаливых ипотек и сохраняет за ними действие, хотя бы они не были записаны. Эдикт многого ожидал от объединения вотчинного дела в руках одних определенных органов, но и этого не провел последовательно. Запись приобретения собственности, ипотеки и других вещных прав по сделкам между живыми должна была совершаться по месту нахождения недвижимости. Там же должны были записываться и сделки, влекущие генеральную ипотеку. Но завещания и прочие распоряжения на случай смерти достаточно было зарегистрировать по месту жительства наследодателя или месту его смерти. Таким образом, правоотношения по одной недвижимости записывались в книги, рассеянные в разных концах государства. Еще более нарушалось начало объединения записей тем, что, когда недвижимость лежала на границе нескольких судебных округов, договоры заносились в книгу уже не местных судов, а королевского суда (au siege royal), где и содержался особый manoir principal для тех округов.

Контроль вверялся судам разного рода, где и велись с этой целью реестры, находящиеся в заведовании контролеров (controlleur des tiltres), назначаемых лично королем. Интерессенты имеют право справляться у контролера о содержании реестра и требовать выписей из реестров.

Принимаются меры для того, чтобы система действовала надежно и успешно; для этого устанавливается связь между деятельностью нотариусов и контролеров; строго регулируется и внешний порядок ведения реестров и хранение их; устанавливается и санкция норм в форме суровых кар нарушителям предписаний эдикта.

К сделанным выше критическим замечаниям об эдикте 1581 г. прибавим еще, что и этот эдикт ни в материальном, ни в формальном своем праве не делает никаких успехов сравнительно с эдиктом 1553 г., и высказанные к последнему эдикту заключительные строки вполне относятся и к эдикту 1581 г., даже еще в большей степени.

И, тем не менее, эдикт высоко ценился современниками и потомкамифранцузами и стоил дорого правительству*(630).