42. Узнiкненне прыватнай уласнасцi.

С зарождением в эпоху классообразования прибавочного продукта начинается вызревание институтов классового общества и в том числе важнейших из них — частной собственности, общественных классов и государства. Решающее значение имела частная собственность, делавшая возможным существование всех других институтов.

Становление частной собственности было результатом двуединого процесса, обусловленного подъемом позднепервобытного производства.

Во-первых, рост производительности труда и его специализация способствовали индивидуализации производства, что, в свою очередь, делало возможным появление прибавочного продукта, создававшегося одним человеком и присваивавшегося другим.

Во-вторых, те же возросшая производительность и специализация труда делали возможным производство продукта специально для обмена, создавали практику регулярного отчуждения продукта. Так возникала свободно отчуждаемая частная собственность, которая отличалась от коллективной или личной собственности эпохи первобытной общины прежде всего тем, что открывала дорогу отношениям эксплуатации.

Первоначальная частная собственность накапливалась в виде некоторых пищевых продуктов и ремесленных изделий, производственного инвентаря и оружия, а у народов, знавших скотоводство, — прежде всего скота. К сравнительно ранним видам частной собственности принадлежали и рабы, речь о которых будет дальше. Но поскольку уже существовали обменные эквиваленты, естественно, что те, кто имел излишки, стремились накапливать их не только в натуральной форме реальных потребительных стоимостей, но и в превращенной форме сокровищ, общепринятых в данной местности эквивалентов, предметных денег.

О зарождении и накоплении частной собственности свидетельствуют многочисленные данные археологии. Так, вещи, находимые в додинастических погребениях Древнего Египта (амратская культура), уже помечены знаками собственности, несомненно, не общинными, а семейными или индивидуальными, так как в разных погребениях они различны.

Очень многочисленны археологические находки, свидетельствующие о все возраставшем накоплении богатств. К энеолиту, бронзовому и раннему железному веку Азии и Европы относятся многочисленные клады металлических слитков, орудий, оружия и украшений, игравших роль сокровищ и, по-видимому, денег. В этом отношении интересен найденный у с. Бородино близ Белгорода-Днестровского клад богатого, вероятно, церемониального оружия какого-то воина, содержавший серебряное копье, серебряный кинжал, позолоченную серебряную булаву, нефритовые топоры — все это явно не местного происхождения.

Эти же находки говорят об очень неравномерном распределении богатств между членами общества. Так, погребения иньской и в особенности чжоуской эпох в предклассовом Китае подразделяются на несколько категорий— от содержащих драгоценности до совсем не имеющих инвентаря. Характерно появление наряду с обычными сложных по устройству и богатых по сопровождающему инвентарю погребений представителей социальной верхушки.

Со своей стороны, этнологические данные указывают на то, что накопление частных богатств происходило прежде всего в семьях представителей родоплеменной верхушки. Это и понятно: ведь именно бигмены были основными собственниками богатств, а наследственные вожди—хранителями и распорядителями тех ценностей, которые первоначально еще принадлежали роду или общине, а затем все чаще становились собственностью самих вождей. Так, у меланезийцев полуострова Газель (о. Новая Британия) главари являлись хранителями всех общинных сокровищ—раковин, которые они должны были использовать для общественных нужд, но использовали и для своих целей, ссужая малоимущим. У северо-западных индейцев квакиютль вожди по наследству передавали считавшиеся неотчуждаемой собственностью рода сокровища — медные пластины. Отсюда и быстрый рост собственных сокровищ вождей квакиютль. Одному из них принадлежали 4 большие лодки, 4 раба, 40 шкур морской выдры и 120 лыковых накидок, другому — 4 большие лодки, 6 рабов, 60 меховых одеял и 200 лыковых накидок. Все же богатства не были полностью монополизированы родоплеменной верхушкой. Скапливались они также у наиболее трудолюбивых или наиболее удачливых из рядовых общинников.

Становление частной собственности происходило в острых противоречиях между новыми и старыми порядками. Пробивавшимся к жизни частнособственническим началам приходилось преодолевать и еще многочисленные коллективистические формы производства, и еще прочную психологию общинно-родовой эгалитарности. Накопление отдельными семьями излишков ненужной им продукции как в натуральной форме, так и в превращенной форме сокровищ было противно самому духу первобытнообщинных традиций, и от более имущих требовали, чтобы они так или иначе делились с менее имущими. Свою роль здесь играли также престижно-экономические традиции, получившие новый толчок в порядках эпохи классообразования.

Разбогатевший человек, в особенности если это был бигмен или вождь, чтобы не лишиться авторитета и влияния, должен был устраивать пышные пиры, щедро одаривать родичей, соседей и гостей, помогать нуждавшимся и т. п. Скупой богач не только лишался авторитета, но и мог лишиться имущества. Так, у некоторых оленеводческих народов Сибири в 17—18 вв. отдельная семья не должна была иметь стада более чем в сто голов, а все поголовье сверх этого, если оно не раздавалось добровольно, отбиралось родственниками и соседями. Бывало, что скупца убивали. Хрестоматийным примером этого служит случай из быта папуасов, когда общинники заставили ближайших родственников богача застрелить его из лука со словами: «Ты не должен быть единственным богатым человеком, мы все должны быть равны, ты всего лишь равен нам». .

В сопротивлении коллективистических традиций тенденциям накопления движимой собственности выявляется общая закономерность: от требования ненакопления или уничтожения к требованию раздачи. Именно так, в частности, обстояло дело со знаменитым потлачем северо-западных индейцев, давшим свое название всей совокупности потлачеидных институтов, и прежде всего торжественных пиров и раздач. На празднике потлача, пришедшем на смену уничтожению имущества в день смерти владельца и устраивавшемся по различным важным событиям жизни (получение имени, вступление в тайное общество, женитьба, похороны, поминки и пр.), его устроитель выставлял свои богатства и затем с гордостью раздавал гостям. Этим он обеспечивал себе и своим наследникам высокое общественное положение, приобретал авторитет и право на занятие почетных общественных должностей и, что также немаловажно, становился участником ответных потлачей, на которых возвращал обратно, по крайней мере, значительную часть розданных богатств. По мнению ряда исследователей, устроитель потлача со временем возвращал свои богатства сторицей. При всех обстоятельствах потлач, как и другие потлачевидные институты, не был лишь актом горделивого саморазорения. Даже и ограничивая прямое накопление частной собственности, он в диалектически противоречивой форме в конечном итоге способствовал развитию частнособственнических отношений.

Развитие частной собственности в эпоху классообразования отчасти тормозилось и другими порядками, в частности обычным сохранением коллективной собственности на землю,— это основное условие и всеобщее средство труда. В то время как движимое имущество, в том числе и орудия производства, уже становились частной собственностью отдельных семей, обрабатываемые земли, пастбища, сенокосы, охотничьи и рыболовные угодья по большей части оставались собственностью того или иного производственного коллектива. Между тем, пока существовала коллективная собственность на землю, частная собственность на движимое имущество имела второстепенный, подчиненный характер. Индивидуализация труда и развитие частнособственнических начал с неизбежностью должны были привести к появлению частной собственности и на землю. Но зарождалась она в еще более ожесточенной борьбе, чем частная собственность на движимое имущество, и поначалу становилась возможной только за пределами своей общины—на свободных землях.

Особенно долго сохраняли форму коллективной собственности на землю кочевые и полукочевые скотоводы, хотя и у них очень часто распоряжение вождей пастбищами и водоемами, реализовавшееся через руководство перекочевками, граничило с фактической частной собственностью на то и другое. Но из-за кочевого образа жизни частнособственнические поземельные отношения у номадов никогда не складывались. Да и у земледельцев эти отношения, если и складывались в чистом виде, то, как правило, только уже в классовом обществе.

Замедленность становления частной собственности сказывалась и в том, что переход от коллективной собственности к частной редко совершался непосредственно. Многие исследователи выделяют промежуточную категорию обособленной собственности, т. е. собственности, уже обособленной от коллективной, но еще не создающей отношений эксплуатации и в этом смысле не частной. Промежуточной категорией, по-видимому, можно считать также групповую частную собственность, т. е. совместную частную собственность не одного, а нескольких лиц. Она не специфична для эпохи классообразования и существует даже в самых развитых классовых обществах, но в рассматриваемую эпоху получила особенно широкое распространение, очень часто предшествуя утверждению индивидуальной частной собственности.