51. Роман л.Н. Толстого «Анна Каренина». Тематика, проблематика, идейная направленность.

Существует, по крайней мере, три варианта объяснений того, как возник у Толстого замысел романа «Анна Каренина»: намерение автора написать о женщине «из высшего общества, но потерявшей себя»; пример вдохновивших писателя пушкинских незавершенных отрывков «Гости съезжались на дачу» и «На углу маленькой площади»; и, наконец, зафиксированный современниками рассказ писателя о том, как во время послеобеденной дремы, как видение, ему представился образ красивой женщины-аристократки в бальном платье. Вокруг найденного женского типа в творческом воображении Толстого очень скоро сгруппировались все мужские типы, привлекавшие его внимание. Образ главной героини романа претерпел в процессе работы значительные изменения: из порочной женщины, отличавшейся вульгарными манерами, она превратилась в сложную и тонкую натуру, в тип женщины «потерявшей себя» и «невиноватой» одновременно. История ее жизни разворачивалась на широком фоне пореформенной действительности, которая подвергалась в романе глубочайшему авторскому анализу, преломленному сквозь призму восприятия и оценки одного из самых автобиографических героев Толстого – Константина Левина (Лёвина, как называл его автор, возводя фамилию героя к своему имени). Его сюжетная линия – равноправная по значению часть содержания романа.

Повествование в новом социально-психологическом романе Толстого определялось двумя основными сюжетными линиями, которые практически не пересеклись, если не считать единственной встречи двух главных героев (Анны Карениной и Константина Левина). Некоторые из современников упрекали автора в том, что его новый роман распадается на два самостоятельных произведения. На подобные замечания Толстой отвечал, что, напротив, гордится «архитектурой – своды сведены так, что нельзя заметить того места, где замок. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи». Эта внутренняя связь придала роману безукоризненную композиционную стройность и определила его главный смысл, вырисовывающийся «в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность искусства», как ее в то время понимал Толстой.

Роман открывается взятым из Библии эпиграфом «Мне отмщение, и Аз воздам». Вполне ясный смысл библейского изречения становится многозначным, когда его пытаются трактовать применительно к содержанию романа. В этом эпиграфе виделись авторское осуждение героини и авторская же защита ее. Эпиграф воспринимается и как напоминание обществу о том, что не ему принадлежит право судить человека. Много лет спустя Толстой признавался, что выбрал этот эпиграф для того, «чтобы выразить ту мысль, что то дурное, что совершает человек, имеет своим последствием все то горькое, что идет не от людей, а от Бога и что испытала на себе и Анна Каренина». Одно из близких к замыслу Толстого толкований эпиграфа: никто не вправе судить и осуждать человека, ибо самый суровый и нелицеприятный суд заключается в последствии его собственных поступков, за которые он несет ответственность не только перед людьми, но и перед самим собой.

Это признание писателя является, по сути дела, определением того, что есть нравственный закон как закон воздаяния человеку за все им совершенное. Нравственный закон и есть тот смысловой центр романа, который создает «лабиринт сцеплений» в произведении. Одним из современников Толстого оставлена запись более позднего, но важнейшего суждения писателя: «Самое важное в произведении искусства – чтобы оно имело нечто вроде фокуса, -- то есть чего-то такого к чему сходятся все лучи или от чего исходят. И этот фокус должен быть недоступен полному объяснению словами. Тем и важно хорошее произведение искусства, что основное его содержание во всей полноте может быть выражено только им». В «Войне и мире» Толстой определил, что есть «настоящая жизнь» и в чем смысл жизни каждого отдельного человека. Философский смысл «Войны и мира» продолжается и расширяется в «Анне Карениной» мыслью о том, что жизнь людей скрепляется и держится исполнением нравственного закона. Эта мысль обогащала новый роман Толстого, делая его не только социально-психологическим, но и философским. Своим отношением к пониманию и исполнению нравственного закона определяются все персонажи романа «Анна Каренина».

Анна Каренина предстает в романе как окончательно сложившаяся личность. Трактовки ее образа в литературоведении чаще всего соотносятся с тем или иным пониманием смысла эпиграфа и меняются в зависимости от исторически изменяющегося отношения к роли женщины в семейной и общественной жизни и нравственной оценки поступков героини. В современных оценках образа героини начинает преобладать традиционный народно-нравственный подход, согласующийся с толстовским пониманием нравственного закона, в отличие от недавнего безусловного оправдания Анны в ее праве на свободную любовь, выбор жизненного пути и разрушение семьи.

В начале романа Анна – примерная мать и жена, уважаемая светская дама, жизнь которой наполняют любовь к сыну и преувеличенно подчеркиваемая ею роль любящей матери. После встречи с Вронским Анна осознает в себе не только новую пробудившуюся жажду жизни и любви, желания нравиться, но и некую неподвластную ей силу, которая независимо от ее воли управляет поступками, толкая к сближению с Вронским и создавая ощущение защищенности «непроницаемой броней лжи». Кити Щербацкая, увлеченная Вронским, во время рокового для нее бала видит «дьявольский блеск» в глазах Анны и ощущает в ней «что-то чуждое, бесовское и прелестное».

Постепенно искренняя и ненавидящая всякую ложь и фальшь Анна, за которой в свете прочно укрепилась репутация морально безукоризненной женщины, сама запутывается в лживых и фальшивых отношениях с мужем и светом. Под влиянием встречи с Вронским резко меняются ее отношения со всеми окружающими: все прежние увлечения кажутся Карениной фальшью и обманом, при этом разрыв социальных связей еще более подталкивает ее к падению. После неоднократно проявленного Карениным по отношению к ней великодушия Анна начинает ненавидеть его, больно чувствуя свою вину и сознавая его нравственное превосходство. Она привыкла видеть в муже лишь «министерскую машину».

Анна находится во власти тех же устремлений человеческой природы, которые в неизмеримо более низких и плоских проявлениях руководят любовными похождениями ее брата Степана Аркадьевича. Анна захвачена стихией чувственной, прежде, в «Казаках», в «Войне и мире», оправдываемой писателем как естественное появление человеческой природы. Теперь эта стихия оказывается силой, пагубной для героини. В душе Анны сталкиваются два начала: живая сердечность, глубокое понимание людей, способность «вчувствования» в другой мир – и стихия сильного личного стремления, серьезного и чистого, но идущего вопреки интересам других. Толстой показывает, как женщина теряет себя под воздействием поработившей ее страсти. Многочисленные сравнения и эпитеты призваны акцентировать жестокий характер страсти, представить ее как роковое наваждение, как власть над человеком его плотской природы, заставляющей его поступать наперекор нравственным убеждениям. Анна наказана сама собой. Об этом убедительно свидетельствует ее предсмертный монолог, в котором при ярком свете совести ей открылись до конца обман и зло ее любовной связи с Вронским, обман и ложь чувства, составлявшего единственный смысл ее жизни – и оттого уже вся жизнь вообще предстала вдруг как «Все неправда, все ложь, все обман, все зло!..»

Толстой художник с присущей ему силой образного видения сравнивает две любви, ставя их рядом и противопоставляя друг другу: физическую любовь Вронского и Анны (бьющуюся в тисках сильной чувственности, но обреченную и бездуховную) и подлинную, истинно христианскую (как ее называет Толстой) любовь Левина и Кити, тоже чувственную, но при этом исполненную гармонии, чистоты, самоотверженности, нежности, правды и семейного счастья. Нравственный вывод этого противопоставления: любовь не может быть только физической, ибо тогда она эгоистична, а эгоистичная любовь не созидает, а разрушает.

До женитьбы Левин увлечен экономико-социальным реформаторством. Левин пытается построить отношения с работниками на артельных началах, сделать их пайщиками своего хозяйства и тем самым осуществить «маленькую бескровную революцию, но величайшую революцию сначала в маленьком кругу уезда, потом губернии, потом России, всего мира». Однако крестьяне усмотрели в проекте «хозяина» лишь замаскированное намерение обобрать их побольше. После женитьбы Левин стремится пробиться к пониманию правды человеческих отношений, к уяснению смысла жизни уже на других путях – не экономических, а этических. В его поисках поворотными моментами станут не социальные опыты (вроде совместной работы с крестьянами в поле), а переживания бытийные: смерть брата Николая, рождение сына. Левин пытается сблизить, соединить свои философские поиски и повсеместный быт. Естественник по образованию, рационалист по духу времени, Левин все больше склоняется к выводу, что вопрос для чего жить, не решается разумом: «Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума…» Ответ на вопрос дала не мысль, а сама жизнь, и не чужая, а своя собственная, а сформулировать ответ помогла беседа с крестьянином Федором. Федор сказал Левину: «Один человек только для нужды своей живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч – правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит». Эти слова «просветили» его собственные, как будто вырвавшиеся откуда-то из заперти мысли. Жить «для души», «по правде, по-Божески» -- вот как можно участвовать во всеобщем сложении жизни. Как всегда у Толстого, очень значительны последние строки романа: «…жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее – не только не бессмысленна, какою она была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее».