А. А. Рылов Из воспоминаний

...Пришел момент, которого я ждал с волнением: Архип Иванович (Куинджи. - Сост.) пожелал посмотреть наши этюды. К этому времени я уже перестал бояться за свои работы. Среди массы этюдов были два больших, которыми я был доволен. Действительно, Архип Иванович одобрительно кивнул на них головой. На одном был изображен наш Вилулла верхом на вороной лошади, держа на поводу другую, белую, на залитом солнцем выжженном лугу, на фоне моря. Другой этюд представлял штиль на море. Первая из этих работ была выставлена на отчетной выставке Академии художеств и куплена вице-президентом И. И. Толстым. Но за один этюд с розовым вечерним небом и силуэтом скалы мне попало. Он рассердился за нежно-розовый тон неба. «Это... надо бросить светлый краплак, это варенье, а не воздух...» - «Архип Иванович, - возразил я, - чем же писать такое небо?» - «Это... надо красной охры взять, а от нее и все остальное переписать», - сказал А. И.

Светлый краплак - и вдруг вместо него красная охра. Разница такая же, как лепесток розы и кирпич. Но делать нечего, стал переписывать этюд без краплака. Очень трудно, ничего у меня не вышло. Но я понял, что этого надо добиваться путем строгого отношения тонов. Урок навсегда остался у меня в памяти. Моя красочная гамма стала постепенно усиливаться.

... Что же мне не удавалось в картине? Кажется, весь материал у меня налицо: и самый лебедь, и этюды воды, и наблюдение летящих лебедей, а вот мучился, не выходило... Белые птицы сухо выделялись на небе, а сине-лиловые рефлексы от неба на освещенной солнцем воде резали глаза своим диссонансом. Я в отчаянии бросил картину и занимался другими, но потом все-таки добился гармонии между желтой водой и синими рефлексами, постепенно вытеснив с палитры синие краски, черную кость, заменив их ... жженой сиеной с белилами. В силу контраста и закона дополнительных цветов сиена зазвучала как лилово-синяя. А чтобы придать лебединым крыльям мелькание, я написал их на фоне пестрых облаков - темных и белых. Оба эти трюка сделали то, что я от радости захлопал в ладоши...

Из воспоминаний п. Д. Бучкина

...Он сорвал ветку с несколькими листиками и сказал: «Обратите внимание, вот тон листка, он определенного зеленого цвета, характерного для данного дерева. Посмотрим его на просвет, против солнца - и он становится прозрачным, цвет его меняется; а если его повернуть так, чтобы на нем отражался цвет неба, то он приобретает оттенок неба, а повернуть к солнцу - листок блестит. Один листок, в зависимости от освещения при его повороте, имеет четыре тональности. Прикроем его рукой, то есть будем его рассматривать под прикрытием тени. Эти же четыре тональности сохранятся, но все они будут приглушены тенью. Следовательно, выходит, что один листок при различном положении и освещении имеет восемь тональностей, и все они различны по цвету.

Теперь обратите внимание на листья дерева внизу, что ближе к нам, на листья, что в середине дерева, и, наконец, на те листья, что вверху. Их размер меняется - внизу листья крупнее и вид их сочнее, а по мере удаления они становятся и мельче и тоньше. Следовательно, по подсчету выходит: если каждый лист, в зависимости от его положения и освещения, как мы убедились при отдельном его рассмотрении, имеет восемь тональностей, то, принимая во внимание его изменяющееся положение до верхушки дерева три раза, то есть листья внизу, в середине дерева и вверху,- выходит, что зелень дерева имеет 24 тональности. Ствол дерева имеет свою форму в каждой породе, ветки, расположенные в разные четыре стороны, - тоже свои в разной породе. В результате нарисовать портрет дерева - это такая же сложная задача, как нарисовать портрет человека. Кроме того, каждое дерево, даже одной породы, имеет свой, только ему свойственный облик. Пород деревьев много, все они разнятся между собой и по рисунку их очертания, и по цвету листвы - это тоже надо иметь в виду. Вот что надо знать пейзажисту.

Не торопились мы покинуть место за столом под тенью вековых деревьев. Солнце начало клониться к закату, освещение менялось.

«Вот еще обратите внимание, как различно освещение в разное время дня, как от положения солнца изменяется и вся окраска деревьев, и характер их очертаний. Утром оно одно, в полдень другое, а вечером все иначе. Вопрос еще в том, какую точку смотрения взять: против солнца, контражур или боковое освещение, когда часть дерева в тени, а другая в свету, или остановиться на освещении прямом, когда солнце вам светит в спину, и вы рисуете деревья все в свету, и только местами в них глубокие тени. В серую погоду, когда нет солнца, все становится иначе. Природа - неиссякаемый источник изучения и наблюдения. И даже в том явлении, которое как будто уже достаточно изучено, открываешь все новое и новое.

Например, листья на ветках расположены в каждой породе деревьев с удивительной правильностью, но правильность эта видоизменяется до бесконечности, производя разнообразные эффекты. Листья обращены к нам боком, продольно (в перспективе), перекрещенно с другими и т. д. Много самых странных и разнообразных групп: в тени, в свету, ясные, неясные - не найдете двух одинаковых по форме положений. Листва может быть густа, но не бывает непроницаемой благодаря рассыпающемуся по ней снопу света. Нельзя направлять ветки в разные стороны как попало. Каждая ветка каждой отдельной древесной породы описывает кривую линию, постоянную для данной породы дерева. Все это следует соблюдать.

Но не одни деревья являются предметом изучения для пейзажиста. Поля с различными травами, косогоры, вода в реке, в пруду, отражения в воде, речная рябь, волны и многое другое; небеса, облака, их различная форма - это целая область.

Задача пейзажиста заключается не только в том, чтобы хорошо и правдоподобно изобразить дерево, его породу или какие-нибудь иные детали пейзажа. Состояния природы, а они бесконечно разнообразны, то, что имеет отклик в душе человека, - это тоже надо увидеть, заметить, найти средства выразить. Словом, искусство пейзажа - это целый мир...»

Писать небо последним надо на том основании, что, как говорил Рылов, во время работы над этюдом присматриваешь заранее, какой характер неба будет наиболее подходящим. Белый же холст при сопоставлении цветовых отношений служит своеобразным камертоном. <...>

Рылов А. Воспоминания. - Л., 1960. - С. 59, 130, 233 - 234, 236.