
- •Оглавление
- •1. Формирование полисной системы в Древней Греции как основа для развития демократии и гражданственности.
- •2. Периодизация древнегреческой литературы.
- •3. Понятие о синкретизме древнегреческой мифологии.
- •4. Проблема тотемизма в греческой мифологии.
- •5. Этапы становления антропоморфизма в греческой мифологии.
- •6. Единая система классической греческой мифологии (космогония, теогония, мифы о героях).
- •7. Черты фетишизма, хтонизма и магии в классической греческой мифологии.
- •8. Изображение Олимпа и роль богов в судьбе героев гомеровского эпоса.
- •9. Образ Ахилла и его роль в развитии сюжета «Илиады».
- •10. Сравнительная характеристика образов Ахилла и Гектора.
- •11. Хитроумный Одиссей — носитель житейской мудрости. В. Г. Белинский об Одиссее.
- •12. Хронотоп в гомеровском эпосе.
- •13. Роль сравнений в эпических поэмах Гомера.
- •14. Мифология и реальность в «Одиссее» Гомера. Композиция «Одиссеи».
- •15. Сопоставительный анализ образа Одиссея в поэмах Гомера и в драматургии Софокла («Аянт», «Филоктет»)
- •16. Мотивы социальной утопии в «Одиссее» Гомера.
- •17. Гомеровский вопрос и его состояние в настоящее время. Аристотель о Гомере
- •18. Гомеровские поэмы как образец эпопеи. Гекзаметр.
- •19. Гомер как исторический источник.
- •20. Античные писатели о Гомере.
- •21. Дидактическая поэзия как жанр от Гесиода до Лукреция.
- •22. Отражение распада родовой общины и формирование нравственных норм в поэме Гесиода «Работы и дни».
- •23. Особенности древнегреческой элегии VII — VI вв. До н. Э. На примерах Тиртея и Мимнерма.
- •24. Социально-политическая элегия Солона и Феогнида.
- •25. Хоровая лирика Пиндара.
- •26. Ямбы Архилоха.
- •27. Простейшие формы мелической поэзии (Сапфо, Алкей, Анакреонт)
- •28. Традиции Сапфо в любовной лирике Катулла.
- •29. Проблема возникновения драмы в Древней Греции. Устройство античного театра.
- •30. Проблема ответственности человека и правителя в трагедии Софокла «Эдип-царь». Аристотель о трагедии «Эдип — царь»
- •31. Особенности первого периода творчества Эсхила (трагедия «Персы»).
- •32. Образ Прометея у Гесиода и Эсхила. Философский и символический смысл образа в последующие века европейской истории (Гёте, Байрон, Шелли, Шеллинг, Гегель, Ницше)
- •33. Особенности второго периода творчества Эсхила. Трагедия «Прометей прикованный».
- •34. Соотношение государственной власти и нравственного закона в трагедии Софокла «Антигона».
- •35. Отражение кризиса семьи в трагедии Еврипида «Медея».
- •36. Разоблачение Клеона и афинских демагогов в комедии Аристофана «Всадники».
- •37. Отражение кризиса полисной морали в трагедии Еврипида «Ипполит».
- •38. Отражение кризиса полисного коллективизма в трагедии Евприпида «Ифигения в Авлиде». Аристотель об образе Ифигении.
- •39. Учение Аристотеля о характерах как обобщение греческой классической драматургии.
- •40. Антивоенная комедия Аристофана («Ахарняне», «Мир», «Лисистрата», «Всадники»).
- •41. Борьба Аристофана с разрушителями полисной идеологии в комедиях «Облака» и «Лягушки».
- •42. Сравнительная характеристика творчества Эсхила и Еврипида в комедии Аристофана «Лягушки».
- •43. Бытовая драма Менандра «Третейский суд» и его использование в римской литературе («Свекровь» Теренция).
- •44. Эллинистический эпос Аполлония Родосского «Аргонавтика».
- •45. Пасторальная поэзия Феокрита и ее подражатели в римской литературе.
- •46. Периодизация древнеримской литературы.
- •47. Маньеризм в александрийской поэзии Каллимаха.
- •48. Историческое значение римской литературы. Особенности древнеримской мифологии.
- •49. Философский эпос Лукреция «о природе».
- •50. Классическая проза Цицерона. Отличие азианского и аттического стилей красноречия
- •51. Драматургия и театр в Риме (Плавт, Теренций, Сенека).
- •52. Традиционные типы-характеры римской паллиаты. «Хвастливый воин» и «Клад» Плавта.
- •53. Особенности «Золотого века» римской литературы, его значение для последующих веков.
- •54. Этапы творчества Вергилия, его значение для литературы последующих веков.
- •55. Римский классицизм в творчестве Горация.
- •56. Три периода творческой биографии Овидия. Пушкин об Овидии.
- •57. Мениппова сатира в творчестве Лукиана.
- •58. Проблема происхождения жанра античного любовного романа.
- •59. Формы народно-смеховой культуры в романе Петрония «Сатирикон».
- •60. Жанровые особенности литературной биографии Плутарха.
- •61. Гомер и Вергилий.
- •62. Особенности эллинистического эпоса Овидия «Метаморфозы».
- •63. Греческий политеизм и ветхозаветный монотеизм.
- •64. Драматические элементы в Ветхом Завете — «Книга Иова».
64. Драматические элементы в Ветхом Завете — «Книга Иова».
Кратко-подробное содержание: Жил на свете муж Иов, справедливый и богобоязненный, был он очень богат и было у него 7 сыновей и 3 дочери. И если же пировали его дети, то молился он за их души. Сатана прошел по всей земле, а бог спросил его, видел ли тот удивительного Иова. А сатана усомнился: «Разве даром богобоязнен Иов?» И тогда отдал Бог все, что было у Иова сатане. Иов лишился всего: его имение потеряно, стада захвачены, а дети умерли, но Иов не возроптал: «Господь дал, Господь и взял...» И тогда второе испытание Иова: Бог разрешил сатане взять тело Иова, только душу не трогать. Поразила Иова ужасная проказа И сказал Иов: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? И сидел на земле, когда трое его друзей Елифаз Феманитянин, Вилдада Савхеянин, Сафар Наамитянин сошлись, чтобы утешать его. И после этого сидели он неделю и молчали. Проклял тогда Иов от нестерпимых страданий день своего рождения и жаждал смерти ибо там отдыхают, истощившие силы.
И сказа 1 речь Елифаз: « погибал ли кто невинный? Человек праведнее ли бога?», советует Иову не отвергать страдания, посланные Богом.
Потом 1 речь говорит Вилдада: Бог не отвергает непорочного». Иов выговаривает друзьям за недостаток сожаления к нему и просит указать, где же он согрешил.
1 речь Софара: Бог неисследим, нужно отвергнуть грех, чтобы не бояться. Иов говорит, что за такие речи они будут наказаны и просит Бога, чтобы он выслушал его, но не скрывался от него. «Надежду человека Ты уничтожаешь!»
2 речь Елифаза: на примерах поясняет, какие беды подстерегают богатого нечестивца. Иов говорит: «Жалкие утешители все вы!», « О, если бы человек мог иметь состязания с Богом».
2 речь Вилдада: « Свет у беззаконного потухнет». Иов отвечает, что Бог ответственен за все его страдания, он молит о жалости, которую не оказывает ему Бог.
2 речь Софара: «Веселье беззаконных кратковременно, да пошлет БОГ НА Иова свою ярость за его причитания. Иов: « В ваших ответа одна ложь».
3 речь Елифаза: он обвиняет Иова в беззакониях и советует ему к Богу обратиться. Иов жаждет найти Бога, но Он скрывается от него.
3 речь Вилдада: «... как человеку быть правым перед Богом?» Иов осмеивает мудрость друзей, и уверяет в своей непорочности, вспоминает прежнюю свою жизнь, как он нуждающимся помогал.
Иов упрекает Бога в том, что он поражает его и не отвечает ему на вопль. Нечего ответить старцам, но находиться отрок Елуй, который говорит: « Не может быть у Бога неправда, никто Бога не может видеть, а не скрывается он». «Неправда, что Бог не слышит». Приближается Божья буря. Из-за туч говорит Бог с Иовом: « Где был ты, когда Я полагал основания земли?» и т.д. «Ты хочешь обвинить меня, чтобы оправдать себя?» Иов раскаивается во прахе и в пепле. Господь осуждает тех 3 друзей, но принимает ходатайство за него. Господь дал Иову больше, чем взял. От проказы он излечился, каждый родственник дал ему по кесите и золотому кольцу. И опять он стал богат и родились у него 7 сыновей и 3 дочери, и никого красивее этих дочерей не было. И умер Иов в старости, насыщенный днями.
Собственно ответ:
Литературная композиция книги представляет соединение нескольких жанров: 1) пролог написан в прозе, 2) диалоги - в жанре поэзии, 3) эпилог - в прозе. В речи Иова и его советчиков отчетливо слышны отзвуки арамейского языка - поэтичность, богатство лексических средств и синтаксические особенности.
В начале повествования происходит диалог между Яхве, создателем человека, и Сатаной, критиком создания Яхве. Ибо Сатана, как он изображен в этой сцене, не враг бога, но противник человека, его искуситель и обвинитель (что и означает, собственно, имя «Сатан»). Этот космический прокурор страшно умен, и слова его своей серьезностью требуют бога к ответу: он настаивает на том, что Иов боится бога не даром, что его безу--пречность обусловлена количеством его стад, его сытостью и благополучием. То есть Бог и Сатана приобретают черты драматических героев.
Здесь ярко выступает вкус к глубокомысленной словесной игре, к спору и сарказму. Но одновременно она несет в себе преодоление традиционного поучительства, протест против правоверной «премудрости». Назидания и притчи учили, как упорядочить свою жизнь в нерушимом мире с богом, с людьми и с самим собой; «Книга Иова» говорит о страшном опыте спора человека с богом, опыте одиночества среди людей и разлада с самим собой.
Вопрос поставлен остро: что такое святость — добронравие человека, твердо знающего, что за хорошее поведение причитается награда, или же верность до конца, имеющая опору только в себе самой?
Для того чтобы увидеть своих героев сквозь некий «магический кристалл» временной и пространственной дистанции, автор «Книги Иова» идет на тонкую и продуманную стилизацию: божественное имя «Яхве», по библейскому преданию, открытое специально Моисею и через него рождающемуся еврейскому народу, тщательно избегается в речах Иова и его друзей, хотя обильно присутствует в авторской речи. Иов принадлежит к иной эре, иному порядку вещей — он живет еще до Моисея. Его опыт первозданен, как опыт «праотца» Авраама.. Язык «Книги Иова» очень необычен; он изобилует дерзкими, неожиданными, порой загадочными сравнениями и метафорами, а также иноязычными словами арамейского или, по некоторым гипотезам, эдомитского происхождения. В нем довольно много речений, которые больше ни разу не встречаются в сохранившихся древнееврейских текстах и смысл которых приходится угадывать из контекста.
Иов не отрекается от веры в правду как сущность Яхве и основу созданного им мира; но тем невыносимее для него вопиющее противоречие между этой верой и очевидностью жизненной неправды. Поставлен вопрос, на который нет ответа, и это мучает Иова несравненно тяжелее, чем все телесные страдания. Чтобы как-то успокоиться, ему надо либо перестать верить в то, что должно быть, либо перестать видеть' то, что есть; в обоих случаях он выиграл бы пари Сатане. Драматический выбор, проблема.
Первый выход ему предлагает жена: Ты все еще тверд в простоте твоей? Похули бога — и умри! Второй выход — слепо верить в то, что добродетель всегда награждается, а порок всегда наказывается, и, следовательно, принять свою муку как возмездие за какую-то неведомую вину — рекомендуют трое друзей Иова. Эти друзья — мудрецы: сладкоречивый Элифаз из Темана, вспыльчивый Билдад из Шуаха и саркастический Цофар из Наамы. И вот в чем парадокс: трое мудрецов выкладывают то, чему их учили, и им кажется, что они отстаивают дело и честь бога, как его адвокаты, между тем как на деле они солидарны с Сатаной, ибо так же, как и он, обусловливают служение богу надеждой на награду.
Жалобы Иова — приговор не только трем друзьям, но и всему духовному миру, стоящему за ними, той самодовольной мудрости, которая разучилась ставить себя самое под вопрос. Эта мудрость — не мудрость; настоящую мудрость только предстоит отыскать, но куда направлять поиски?
Потом же появляется Елуй. Страдание надо рассматривать не столько как возмездие, сколько как целительное и очищающее средство, при помощи которого бог врачует тайные недуги человеческого духа и обостряет внутреннюю чуткость человека, его «слух»: Страданием страдальца спасает Бог и в утеснении отверзает людям слух...
Яхве показывает Иову картины мироздания. Здесь возникает картина Вселенной, для которой человек и все человеческое не могут служить мерой. Окончательно выявляется несостоятельность человеческой меры при описании двух чудо-зверей — Бегемота и Левиафана. Оба они имеют конкретные черты реальных животных (гиппопотама, которого и мы называем еврейским словом «бегемот», и нильского крокодила), но их образы перерастают в мифологические символы первозданного неукрощенного хаоса.
Иов ничего не узнал, но ощутил грозный дух того, что слишком прекрасно, чтобы поддаться рассказу. Господь не хочет объяснить Своей цели, и само это, словно пламенный перст, указует на Его цель. Загадки Божьи утешают сильнее, чем ответы человеческие. То там, то сям, в метафоре, в образе, в скобках вдруг видится, что тайна Господня — радостна, а не печальна. В чисто поэтическом смысле трудно переоценить их инстинктивную лёгкость и точность.
Иов ставит вопросительный знак, Бог отвечает восклицательным. Вместо того чтобы объяснить мир, Он утверждает, что мир намного нелепей, чем думал Иов. Но и этого мало: в речи Божьи автор — с той бессознательной точностью, какую мы часто видим в древнем эпосе, — вложил ещё одну, совсем уж дивную тонкость.
Всемирно-историческое значение «Книги Иова» определяется тем, что она подытожила центральную для Древнего Ближнего Востока проблематику смысла жизни перед лицом страданий невинных