2.2. Гипотеза языковой относительности

В концептосфере каждого народа есть немало концептов, имеющих яркую национальную специфику. Часто такие концепты трудно или даже невозможно передать на другом языке. Многие из этих концептов «руководят» восприятием действительности, пониманием происходящих явлений и событий, обусловливают национальные особенности коммуникативного поведения народа. Для правильного понимания мыслей и поведения другого народа выявление и описание содержания таких концептов является исключительно важным [Попова, Стернин 2007: 156].

С вопросами взаимовлияния языка и мышления связана и так называемая гипотеза языковой (лингвистической) относительности. Определяет ли тип языка характер мышления носителей языка? В качестве доказательства обусловленности мышления человека языком приводятся примеры наличия разного количества слов для обозначения тех или иных фрагментов мира в разных языках. Так, в эскимосском языке есть отдельные лексемы для обозначения «моржа, плывущего к северу», «моржа, плывущего к западу», «моржа, спящего на воде» и др., но нет лексемы для обозначения животного «морж», нет общего понятия. Аналогично со снегом. Есть лексемы, обозначающие «снег, лежащий на земле», «снег, падающий с неба», «снег, уносимый ветром» и др. Часто приводятся примеры, касающиеся различного обозначения цвета в разных языках. У народов севера много лексем, обозначающих различные оттенки белого цвета.

Американский исследователь Франц Боас отмечал, что языки отличаются не только с точки зрения фонетической стороны, но они отличаются и группами идей, зафиксированных в этих языках.

В.фон Гумбольдт подчеркивал, что язык не просто внешнее средство общения людей, но он необходим для формирования мировоззрения.

В ХХ веке эти идеи получили развитие в гипотезе лингвистической относительности и в неогумбольдтианстве.

Концепция лингвистической обусловленности в американском языкознании была сформулирована под влиянием идей Ф. Боаса Эдвардом Сепиром и его учеником Бенджаменом Уорфом. Суть ее можно сформулировать следующим образом: мышление людей определяется языковыми категориями. Эту гипотезу называют также гипотезой лингвистической относительности, тогда суть ее заключается в том, что разница в языках вызывает различие в мышлении говорящих на этих языках. Люди, говорящие на разных языках, познают мир по-разному, создают разные картины мира. Сходные физические явления позволяют создать сходную картину Вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем.

Э. Сепир [1993: 261] указывал на то, что люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, но в значительной степени они находятся под властью того языка, который стал средством выражения в данном обществе. «Реальный мир», согласно Сепиру, в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Даже акт восприятия действительности определяется действием слов – «социальных шаблонов». Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества [там же].

Согласно Б.Уорфу, мы расчленяем природу в направлении, предсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире те или иные категории и типы, потому что явления организованы в категории языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Язык, по Уорфу, устанавливает нормы мышления, определяет закономерности становления логических категорий, направляет общественную и индивидуальную жизнь человека, детерминирует формы культуры.

Уорф анализировал грамматические категории европейских языков (английского, немецкого и французского) и языка хопи. Он пытался ответить на вопрос: являются ли представления времени, пространства, материи одинаковыми для всех людей, или они до некоторой степени обусловлены структурой языка. Уорф сделал вывод о влиянии структуры естественного языка на систему представлений человека о действительности.

В рамках неогумбольдтианства язык рассматривается как некий промежуточный мир между объективной действительностью и сознанием. По мнению Лео Вайсгербера, мышление каждого народа имеет национальный характер и определяется языком. Ни чувственное, ни рациональное познание не дает знания о действительности. Язык – «первичная действительность». Человек познает не действительность, а язык, носителем которого он является. Каждый народ имеет специфическую картину мира, определяемую языком. Однородность духовных содержаний возникает у членов языкового сообщества благодаря общему родному языку.

Все классификации вещей, согласно Вайсгерберу, произвольны, потому что они не связаны с реальными признаками вещей. Например, словом Unkraut («сорняк») обозначается класс растений, в который включаются василек, лютик, осот и многие другие растения. Но сами эти растения не обладают такими свойствами, которые позволили бы объединить их в одну группу сорняков. Следовательно, «сорняк» не существует в природе, а существует только в языке и мышлении человека. По Вайсгерберу, языковой знак не отражает объективной действительности, а является результатом произвола духа.

Критика гипотезы лингвистической относительности сводится к следующему. Познавательная деятельность человека направляется не языком, а практикой социально-экономического и природного существования. Содержание сознания не сводится к набору значений слов и грамматических категорий.

Вместе с тем нельзя отрицать организующей, классифицирующей роли языка в познании действительности. Задаваемые языком мыслительные структуры в определенной мере влияют на характер процесса познания. Язык отчасти определяет наше восприятие мира, его категоризацию, картину мира в целом [Пищальникова, Сонин 2009: 349].