16. Прочитайте три уривки з новели т. Манна “Смерть у Венеції” (1912 р.).

а) «Тадзио купался. Ашенбах, потерявший было его из виду, заметил вдруг далеко в море его голову и руки, которые он, плавая, поочерёдно выбрасывал вперёд… Из кабинок стали раздаваться женские голоса, выкрикивавшие его имя… Он вернулся, он бежал с закинутой назад головой, вспенивая ногами сопротивлявшуюся воду, и видеть, как это живое создание в своей предмужественной прелести, со спутанными мокрыми кудрями, внезапно появившееся из глубин моря и неба, выходит из водной стихии, бежит от неё, значило проникнуться мифическими представлениями. Словно то была поэтическая весть об изначальных временах, о возникновении формы, о рождении богов».

б) «…ему казалось, что он сбежал в Элизиум, на самый край земли, где людям суждена легчайшая жизнь, где нет зимы и снега, нет бурь и ливней, где океан всё кругом освежает прохладным своим дыханием и дни текут в блаженном досуге, безмятежные, посвящённые только солнцу его празднествам».

в) «В эту ночь у него (Ашенбаха) было страшное сновидение… Страх был началом, страх и вожделение, и полное ужаса любопытство к тому, что должно было совершиться. Стояла ночь, и чувства его были насторожены, ибо издалека близился топот, гудение, смешанный шум: стук, скаканье, глухие раскаты, пронзительные вскрики и вой… – всё это пронизывали… воркующие, нечестивые в своём упорстве звуки флейты, назойливо и бесстыдно завораживающие, от которых всё внутри содрогалось. Но он знал слово, тёмное, хотя и дававшее имя тому, что надвигалось: «Чуждый бог». Он увидел горную местность… И в разорванном свете, с лесистых вершин, стволов и замшелых камней, дробясь, покатился обвал: люди, звери, стая, неистовая орда – и наводнил поляну телами, пламенем, суетой и бешеными плясками… Велико было его омерзение, велик страх, честное стремление до последнего вздоха защищать своё от этого чужого, враждебного достоинству и твёрдости духа. Запахи мутили разум, едкий смрад козлов, пот трясущихся тел, похожий на дыхание гнилой воды, и ещё тянуло другим знакомым запахом: ран и повальной болезни… С пеной у рта они бесновались, возбуждали друг друга любострастными жестами… покорный власти чуждого бога, с ними и в них был теперь тот, кому виделся сон. И больше того: они были он, когда, рассвирепев, бросались на животных, убивали их, зубами рвали клочья дымящегося мяса, когда на изрытой мшистой земле началось повальное совокупление – жертвы богу. И его душа вкусила блуда и неистовства гибели».

Як пов’язані між собою теми пристрасті і смерті? Чому, звертаючись до цих тем, письменник втілює їх у античні образи? Чому це – інтелектуальна проза?

17. Прочитайте два уривки з роману а. Камю “Чума”(1947 р.) і прокоментуйте їх з точки зору художньо-філософської проблематики.

а) «Ребёнок, лежавший с закрытыми глазами, казалось, стал чуть поспокойнее. Пальцы его, похожие на коготки птицы, осторожно перебирали край койки. Потом они всползли кверху, поцарапали одеяло на уровне колен, и внезапно мальчик скрючил ноги, подтянул их к животу и застыл в неподвижности. Тут он впервые открыл глаза и посмотрел прямо на Риэ, стоявшего рядом. На лицо его, изглоданное болезнью, как бы легла маска из серой глины, рот приоткрылся, и почти сразу же с губ сорвался крик, один-единственный, протяжный, чуть замиравший во время вздохов и заполнивший всю палату монотонной надтреснутой жалобой, протестом до того нечеловеческим, что, казалось, исходит от всех людей разом».

б) «…Риэ обернулся и яростно бросил в лицо Панлю:

• У этого-то, надеюсь, не было грехов – вы сами это отлично знаете!…

• Понимаю, – пробормотал отец Панлю. Это, действительно вызывает протест, ибо превосходит все наши человеческие мерки. Но быть может, мы обязаны любить то, чего не можем объять умом.

Риэ резко выпрямился. Он посмотрел на отца Панлю, вложив в свой взгляд всю силу и страсть, отпущенные ему природой, и тряхнул головой.

• Нет, отец мой, – сказал он. У меня лично другое представление о любви. И даже на смертном одре я не приму этот мир Божий, где истязают детей.

Лицо Панлю болезненно сжалось, словно по нему прошла тень.

• Теперь, доктор, – грустно произнёс он, – я понял, что зовётся благодатью…

Отец Панлю протянул доктору руку и печально произнёс:

• И однако я вас не переубедил!

• А что бы это дало? – возразил Риэ. Вы сами знаете, что я ненавижу зло и смерть. И хотите ли вы или нет, мы здесь вместе для того, чтобы страдать от этого и с этим бороться.

Риэ задержал руку отца Панлю в своей.

– Вот видите, – добавил он, избегая глядеть на него, – теперь и сам Господь Бог не может нас разлучить».

18. «Квентину казалось, будто он видит, как они стоят друг против друга у ворот. Некогда ухоженный парк, теперь заросший, запущенный и жуткий… простирается от ворот до огромного дома, где в подвенечном платье, сшитом из утаённых лоскутков, ждёт молодая девушка; в доме тоже царит запустенье, он не пострадал от вторжения неприятеля, но напоминает раковину, выброшенную на берег и случайно уцелевшую после шторма – пустой каркас, из которого мало-помалу удалили мебель и ковры, бельё и столовое серебро, чтобы облегчить смерть измученным и израненным людям, которые, даже умирая, понимали, что уже много месяцев их жертвы и мучения напрасны. Сидя на тощих измождённых лошадях, эти два человека смотрят друг на друга; они ещё молоды, они прожили на свете ещё слишком мало, жизненные бури ещё не успели их состарить, но они уже смотрят на мир глазами стариков; волосы у них всклокочены, измождённые обветренные лица словно отлиты из бронзы чьей-то суровою расчётливой рукой, потрёпанные, выцветшие серые мундиры приобрели цвет палой листвы; один с потускневшими офицерскими галунами, другой без всяких знаков различия; пистолет, пока ни на кого не нацеленный, ещё лежит на луке седла; лица спокойны; голоса звучат ровно: Не переступай тень этого столба, этой ветки, Чарльз; и: Я её переступлю, Генри… А после Уош Джонс верхом на неосёдланном муле остановился против дома мисс Розы и на всю залитую солнцем, тихую и мирную улицу прокричал: «Вы будете Рози Колфилд? Тогда езжайте поскорее туда. Генри убил этого треклятого француза. Пристрелил, как собаку».».

Які проблеми роману В. Фолкнера “Авесаломе, Авесаломе!..” (1936) концентрує цей уривок? Розкрийте біблійний та античний підтексти цього роману.

19. Прочитайте два уривки з першої та другої частин роману В. Фолкнера “Галас і шаленство” (1929):

а). « Через забор, в просветы густых завитков, мне видно, как они бьют. Идут к флажку, и я пошёл забором. Ластер ищет в траве под деревом в цвету. Вытащили флажок, бьют… Пошли дальше, и я пошёл. Ластер подошёл от дерева , и мы идём вдль забора, они стали, и мы тоже, и я смотрю через забор, а Ластер в траве ищет.

- Подай клюшки, кэдди. – Ударил. Пошли от нас лугом. Я держусь за забор и смотрю, как уходят.

- Опять занюнил, – говорит Ластер. Хорош младенец, тридцать три годочка. А я ещё в город таскался для тебя за тортом. Кончай вытьё…»(Потік свідомості Бенджи Компсона. 7 квітня 1928 року).

б). «Часы прислонены к коробке с воротничками, и я лежу , их слушаю. Слышу то есть. Вряд ли кто станет со вниманием слушать ход часов. Незачем это. Можно надолго отвлечься, а затем одно «тик-так» враз выстроит в уме всю убывающую в перспективе вереницу нерасслышанных секунд. Похожую на длинный, одиноко лёгший на воду световой луч, которым (по словам отца) впору шествовать Христу. И добрейшему святому Франциску, называвшему смерть Маленькой Сестрой, а сестры-то у него не было». (Потік свідомості Квентіна Компсона. 2 червня 1910 року).

Про що йдеться у цьому романі і чому його можна назвати романом-трагедією?

20. Прочитайте уривок з новели Е. Хемінгвея “Кішка під дощем”(1926) :

«В отеле было только двое американцев. Они не знали никого из тех, с кем встречались на лестнице, поднимаясь в свою комнату. Их комната была на втором этаже, из окон было видно море. Из окон были видны также общественный сад и памятник жертвам войны… Итальянцы приезжали издалека, чтобы посмотреть на памятник жертвам войны. Он был бронзовый и блестел под дождём. Шёл дождь…».

Поясніть художні особливості підтексту в цій новелі. Що дослідники називають “принципом айсбергу” у ранній творчості письменника?

21. Прочитайте уривок з роману Дж. Селінджера “Над прірвою у житі” (1951):

«Она побежала, купила билет и в последнюю секунду вернулась к карусели. И опять обежала всё кругом, пока не нашла свою прежнюю лошадь. Села на неё, помахала мне, и я её тоже помахал.

И тут начало лить как сто чертей. Форменный ливень, клянусь богом. Все матери и бабушки, словом, все, кто там был, встали под самую крышу карусели, чтобы не промокнуть насквозь, а я так и остался сидеть на скамейке. Ужасно промок, особенно воротник и брюки. Охотничья шапка ещё как-то меня защищала, но всё-таки я промок до нитки. А мне было всё равно. Я вдруг стал такой счастливый, оттого что Фиби кружилась на карусели. Чуть не ревел от счастья, если уж говорить всю правду. Сам не понимаю почему. До того она была милая, до того весело кружилась в своём синем пальтишке. Жалко, что вы её не видели, ей-богу!»

Чи є цінності у сучасному світі, згідно із точкою зору героя роману? Чому Холдена Колфілда називають “контркультурним героєм”?