14.5. Национальный характер

Понятие национального характера, без сомнения, является центральным для дифференциальной этнопсихологии, и, в то же время, оно практически не разработано, оставаясь на периферии обыденного (даже не научного!) сознания. Поэтому данный раздел можно считать скорее эскизом будущего.

Определенная часть человеческой личности связана с ее отношением к неким разделяемым совместно с другими носителями данной культуры формам самовыражения» проявляющимся в привычках, предпочтениях в реагировании и производимых оценках. В метафорической форме нацио­нальный характер представляется как "общество внутри нас" (см. Касьянова, 1994), в виде научных абстракций он определяется "частотой обнаружения определенных типов личности в данном обществе" (Duijker, Frejday 1960) или же как "соответствие сравнительно прочно сохраняющимся чертам и типам личности, являющимся модальными для членов данного общества" (Inkeles & Levinson, I954).

Культурные различия в обсуждении научных проблем

Психолог из Стэнфордского университета Роберт Зайонц (ZajonZt 1989) проанализировал материалы ГТальтунг (Galtung, 1981), касающиеся национальных особенностей, проявляющихся в стиле ведения научных дискуссий. Представим наиболее существенные в интересующем нас контексте моменты (воспользовавшись материалами в переводе Л.Ф.Вольфсон), Сравнению подверглись четыре подхода: саксонский, тевтонский, галльский и японский, демонстрирующих "как делается на­ука" в интеллектуальных центрах Британии и США, Германии, Франции, Японии. Основные характеристики этих подходов выглядят следующим образом:

Саксонский. Наибольшее поощрение споров и дискуссий. Интеллектуалы образуют команду, где должно сохраниться содружество. Существует джентльменское соглашение: "Мы должны держаться вместе и продолжать наш спор, несмотря на все разногласия". Первый из начинающих обсуждение предваряет свою речь словами: "Я с большим удовольствием прослушал выступление X и потрясен его умением владеть фактами, но../\ В Великобритании это "но" может иметь далеко идущие последствия, занимая в несколько раз больше времени, чем вводная часть. В США (особенно в западных штатах), наоборот — даже в самой средней студенческой работе профессор постарается найти тот критический самородок, который засияет при надлежащей шлифовке.

Тевтонский и Галльский (в общей характеристике рассматриваются вместе). Тут не будет комплиментарного вступления и никто не захочет искать маленький самородок. Напротив, участники обсуждения прямо укажут на слабое место в рассуждениях оппонента, а в конце дискуссии и вовсе не будет смягчающих замечаний, чтобы "по-человечески поддержать" критикуемого. Взгляды будут холодны, лица напряжены, и легкий оттенок презрения и насмешки появится в уголках глаз. Автор же работы отчаянно защищающий свое детище, окажется в положении жертвы.

Японский. Главное в обсуждении — не испортить сложившихся отношений. Здесь существует уважение "по вертикали": к авторитету к учителю, кто бы он ни был. Присутствующих объединяет чувство коллективизма и ограниченной солидарности. Главным оказывается вопрос о том, к какой школе ты принадлежишь, откуда взял свою идею и кто ее высказал первым. Спор здесь скорее социальный, чем интеллектуальный, акт, ГТалъ-тунг также анализирует вопросы, которые задают автору гипотезы:

* саксонский стиль (американский вариант): "Как Вы операционализируете свою гипотезу?";

* саксонский стиль (британский вариант):'*Как Вы ее документируете?";

* тевтонский стиль: "Как Вы можете вывести ее из Вашей аксиомы?";

* галльский стиль: "Можете ли Вы выразить гипотезу на хорошем французском языке?".

Различия существуют и в практике научной работы. Британское увлечение документацией, как и американская любовь к статистике, вошли в поговорки. Эти характеристики образуют резкий контраст с национальными особенностями тевтонских и галльских интеллектуалов, которые "могут даже не осознавать, что им не хватает документации для обоснования того, что они говорят. Для них суть интеллектуальной деятельности заключается в создании теорий. Эмпирические данные имеют скорее иллюстративную, чем демонстративную функцию. Расхождение между теорией и данными устраняется за счет данных" (Galtung, 1981, с. 828).

Безусловно, многие из приведенных характеристик могут вызывать сомнения, хотя автор представил весьма тонкую, обусловленную национально-культурными диспозициями, классификацию социальных исследователей в рамках каждой культуры.

Вполне вероятно, отмечает далее Роберт Зайонц, что расхождения между учеными внутри одной культурной традиции могут оказаться более значительными, чем между учеными разных стран.

Этим повторением общего для всей главы вывода завершается очередной раздел.

Ключевые термины главы: генетические маркеры, кросс-культурные исследования, культурный контекст, материнская ответственность, национальный характер, нравственные ценности, отношение к работе, расовые признаки, специфика воспитания, социокультурная детерминация, традиции, этическая система, этнические различия, этническое самосознание*

ДОКЛАД

ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ КОГНИТОЛОГИЯ

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Творчество как форма душевного расстройства

Творчество как форма уникального САМОВЫРАЖЕНИЯ

Одаренность, талантливость, гениальность — в чем разница?

Механизмы креативности

Элементы жизненного пути творческой личности

ВЫВОДЫ

ВВЕДЕНИЕ

ДК - область психологии способностей, обращенная к проблеме генезиса креативности (творческих способностей, талантливости, гениальности человека).

Творчество является чертой, наиболее отличающей одного человека от другого. И девиации, и креативность, являясь личностными особенностями, нередко определяют образ жизни в целом. Но, на наш взгляд, эти две формы особенного в человеке принципиально различны. Патология всегда отражает тенденцию к личностной деструкции и поведенческой дезадаптации. Творчество же есть особая форма самовыражения, связанная с конструктивной тенденцией в развитии личности и активностью, направленной на созидание, а не разрушение. Имеет смысл особый акцент сделать на том, что в индивидуальности человека тесно сплетены обе тенденции — конструктивная, берущая своим истоком творческое начало, и деструктивная, производная от потенциальных или актуальных патологических образований.

Творчество как форма душевного расстройства

Уже много веков идет спор о том, где проходит грань между творчеством и патологией, гением и сумасшедшим, порывами вдохновения и безумными актами отчаявшегося сознания. Творческий человек — тоже "иной", но его инако-бытие, в отличие от деформированной личности, заключается в другом. "В чем именно состоит феномен креативности?" — так можно обозначить основную задачу этого раздела, ставшего уже традиционным в дифференциальной психологии.

Вера в связь между разными видами душевного расстройства и одаренностью устойчива. Тому, конечно же, есть подтверждения из жизни. Талантливый писатель Эрнест Хэмингуэй страдал от запоев и депрессии и покончил жизнь самоубийством. Выдающаяся актриса кино двадцатого века Мэрилин Монро была склонна к алкоголизму и также убила себя. Незаурядный немецкий философ Фридрих Ницше всю жизнь страдал от меланхолии, а знаменитый француз Жан Поль-Сартр употреблял стимуляторы и алкоголь, с помощью которых регулировал свое настроение и сон. Эту довольно печальную портретную галерею можно расширить соответствующими примерами до невероятных размеров, С самого начала возникают два вопроса:

1. Возможно, случаи тяжелых расстройств среди выдающихся, творческих людей так же часты, как и среди "обычных" (так и хочется написать — "нормальных") людей. Подтверждение этой гипотезы, путем сравнения двух выборок с выявлением процента "сумасшедших", позволило бы избавиться от представления о неразрывной связи в паре "творчество—безумие".

2, Возможно также, что сравнение неблагополучной в смысле психического здоровья части творческой популяции с другой, вполне благополучной по показателям душевного здоровья и личностного успеха, также избавило нас — в случае положительного ответа о невыявленных различиях — от навязчивого стереотипа о "сумасшедшем профессоре" или "художнике-маньяке".

Мы попытаемся среди разрозненных исследовательских данных и гипотез собрать сведения, подтверждающие или опровергающие эти два положения. Однако заранее нужно сказать, что свидетельств о существовании научно обоснованного исследования, непосредственно посвященного проверке сформулированных гипотез, пока встретить не удалось.

Всего двести лет назад шизофрения к меланхолия — выделенные среди прочего сонма психических заболеваний — считались источником... творчества. Ч. Ломб-розо (1896/1995) был уверен в том, что гениальность — лишь одна из форм умопомешательства. Возможно, как отголосок этой установки (или как факт творческой реальности?), недавние исследования подчеркивают роль депрессии и мании, сопровождающих жизненный путь многих творческих людей. Калифорнийские психологи (Goertzel et aly 197'8) сообщают о 10% превышении психических заболеваний в обследованной ими группе творческих личностей, по сравнению с контрольной выборкой. Обсуждаемую точку зрения всецело поддерживают клиницисты, неизменно обнаруживающие тесную связь между душевными заболеваниями и творчеством. В связи с этим уместно вспомнить ремарку Ивана Петровича Павлова во время обсуждения на одной из знаменитых "сред" только что вышедшей книги Эрнста Кречмера (1924/1994) **Строение тела и характер". Павлов (1951а), говоря о выделенных Кречмером на основе конституции типах, подчеркнул:

"Почему типы, преобладающие в заболеваниях и в конце концов попадающие в психиатрическую лечебницу, должны считаться основными? Ведь большинство человечества вовсе к этой лечебнице отношения не имеет. Он (Кречмер) увлекся клиникой и позабыл о другом мире" (с*475—476). Однако взгляд на различия между "творческими" и "нетворческими" типами людей через данные клинических обследований очень распространен и сейчас. ГАйзенк (Eysenk, 1993) также предполагает, что психотизм — как черта личности, характеризующая крайность поведения и образа мышления — лежит в основе множества форм креативности.

Творчество как форма уникального