Заключение

«Культура и ценность» — собрание афоризмов Витгенштейна, — содержит следующее загадочное высказывание: «В разговоре: один человек бросает мяч; другой не знает, должен ли он бросить его назад, или другому, или оставить на земле, или подобрать и положить в карман и т.д.»⁵²¹. Это высказывание загадочно потому, что в подавляющем большинстве обычных случаев два человека в разговоре не затрудняются в интерпретации и ответе на высказывания друг друга. Быть может, Витгенштейн хотел этим примером показать, что люди, включенные в коммуникацию, часто осознают ее по-своему и пытаются как можно лучше определить, что за игра разыгрывается в настоящий момент, каковы ее правила и цели, участники и границы. Он поясняет, как мне кажется, эту свою мысль в «Философских исследованиях». «Мы с легкостью можем вообразить людей, развлекающихся на поле с мячом; они как бы начинают разные известные игры, но играют в них, не заканчивая, и в промежутках бесцельно бросают мяч в небо, гоняются друг за другом, швыряют мяч друг в друга шутки ради и так далее. И тут кто-то скажет: “Все это время они играют в некую игру в мяч и в каждом броске следуют определенному правилу”»⁵²². Ирония Витгенштейна призвана подчеркнуть: то, как происходит интерпретация и обмен репликами в игре коммуникации, остается загадкой.

Цель современного дискурс-анализа в широком смысле — распутать или хотя бы отчасти прояснить эту тайну, то есть описать игру, уточнить ее часто неясные правила, очертить ее границы и выявить ее участников, тренеров и судей. Цель философской рефлексии по поводу понятия «дискурс» несколько иная. Философия не создает научной теории дискурса, но проблематизирует саму эту возможность. Она начинает с того, что проводит различие между дискурсом и текстом как динамическим и статическим элементами языка, неоконченной и оконченной речью. Первая для своего понимания требует диалога с другим, вторая — диалога с самим собой (саморефлексии, интерпретации). Сама же деятельность рефлексии или интерпретации может быть понята как дискурс по поводу текста, контекста или смысла. Тогда динамика дискурса будет перемещением с одного уровня языка на другой, с одного типа дискурса на другой. Она оказывается миграцией, или обменом содержанием между синтаксисом, семантикой и прагматикой, между текстом, контекстом и смыслом. Дискурс — посредствующее звено между текстом и контекстом, позволяющее сделать один текст контекстом другого, вовлечь контекст в текст, внести элементы текста в неязыковые контексты, придать смысл тексту и окружающему миру.

Одновременно миграционная природа дискурса проявляет себя в том, что дискурс, вопреки вышесказанному, не может быть строго противопоставлен тексту и контексту. Дискурс есть также разнообразное использование текстов и их создание, и дискурс же образует деятельностно-коммуникативный контекст, который непосредственно сопровождает текст или существует в качестве его скрытого подтекста.

Эпистемологический анализ понятия «дискурс» по необходимости выходит за пределы языка, вместе с тем уточняя наше представление о познании как деятельности, с языком связанной самым существенным образом. Дискурс — это форма витального знания, находящегося в непосредственном взаимодействии с его творцом и, одновременно, с условиями познания (предметными, социальными, культурными). Изучение речевого дискурса в разных областях деятельности, и прежде всего в науке, философии, теологии, идеологии, позволяет более полно охарактеризовать эти типы познания с точки зрения их динамичности, креативности, живого функционирования в культуре. Это, в свою очередь, становится возможным по мере того, как развиваются специальные теории дискурса (лингвистика дискурса, в частности), для которых может оказаться небесполезен и соответствующий эпистемологический анализ данной темы.

Философу отличие дискурса вообще от текста вообще напоминает как раз о том, что отграничивает философское мышление от обыденного и научного. И речь здесь идет не о логике монологического дискурса, которая во многом чужда современной философии. Философская рефлексия, часто представая перед нами в форме законченного текста и упорядоченного, рационального рассуждения, все же отличается своей принципиальной незавершенностью. Она выражена в стремлении не строить законченные теории, но ставить и разрабатывать проблемы, подвергать сомнению status quo, обращать внимание на то, что выпадает из социального фокуса и идеологического мейнстрима. Эта характеризующая философское мышление незавершенность, в сущности, не есть недоработанность, которая будет когда-то преодолена. Напротив, это — форма открытости, которая точке предпочитает вопрос, которая намеренно преобразует точку в вопрос, границы всякого текста расширяя до контуров культурного объекта, а культурный объект — до возможного мира вообще.