2. Метод case studies

Неклассическая эпистемология стремится схватить конкретное социокультурное содержание знания и пользуется для этого особой техникой интерпретации и реконструкции, получившей название ситуационной методологии, или «case studies». Это понятие содержит в себе переклички с тем, что В.С. Степин называет «исторической реконструкцией», но обладает и своей спецификой. Исторически ситуационные исследования формировались как междисциплинарная методология анализа индивидуальных субъектов, локальных групповых мировоззрений и ситуаций, используемая в клинической психологии, социологии, этнографии, а затем была перенесена в некоторые современные эпистемологические течения (когнитивную социологию, антропологию познания).

Сам термин «case studies» возник, по-видимому, в юридической и клинической практике, как скоро некоторые значения английского слова «case» подчеркивают индивидуальность, персонифицированность объекта («прецедент», «лицо, находящееся под наблюдением»). Идея ситуационной методологии в общем виде восходит к «идиографическому методу» баденской школы неокантианства и герменевтике Г. Дильтея, биографическим исследованиям творческого процесса (К. Ломброзо, Ф. Гальтон, Л. Терман). Она содержит убеждение в уникальности культурного объекта, невозможности его объяснения на основе общих законов; понимания и феноменологического описания как оптимальных методов анализа; ситуационной (т.е. изменчивой и локальной) детерминации события. “Нам придется принять во внимание ситуационную детерминацию в качестве неотъемлемого фактора познания – подобно тому, как мы должны будем принять теорию реляционизма и теорию меняющегося базиса мышления, – утверждает основоположник социологии знания К. Мангейм, … мы должны отвергнуть представление о существование «сферы истины в себе» как вредную и недоказуемую гипотезу»³⁷⁶.

По-видимому, имеет смысл различать два типа ситуационных исследований – текстуальные и полевые, хотя в реальности они часто объединены. Пример первых – работы историка А. Койре, вторых – антрополога М. Дуглас. Все они содержат элементы микросоциологического подхода, как скоро локальной детерминации, «внутренней социальности» придается приоритетное значение. Последняя понимается как замкнутая система неявных предпосылок знания, складывающихся под влиянием специфических для данной группы и ситуации форм деятельности и общения, как «концептуальный каркас» и социокультурный контекст, определяющий значение и смысл отдельных слов и поступков. Многообразие и взаимная нередуцируемость рассматриваются как фундаментальные свойства ситуаций и субъектов, из чего следует предпочтение дескриптивного метода анализа знания перед нормативным. В этом проявляется, среди прочего, неклассический и постнеклассический характер данного метода, роднящий его с квантовомеханическим и синергетическим описанием.

Тенденции историзации и социологизации эпистемологии побуждают Д. Блура, Г. Коллинза, М. Малкея, К. Кнорр-Цетину, Б. Латура, С. Вулгара и др. обратиться к ситуационным исследованиям как альтернативе методу рациональной реконструкции истории науки К. Поппера. Образец обнаруживается в анализе языковых игр Л. Витгенштейна. Согласно последнему, значение терминов языка возникает в ситуациях их употребления. По аналогии с витгенштейновским анализом различных языковых ситуаций как разных форм жизни ситуационные исследования раскрывают содержание некоторой системы знания в контексте конечного набора условий, исходя из того, какие социокультурные функции она выполняет. Когнитивные социологи ссылаются при этом на этнографический функционализм Б. Малиновского, идею «полного описания» Г. Райла, концепцию онтологической относительности У. Куайна, гештальтпсихологию, метод «grid and group analysis» антрополога М. Дуглас, методику «thick description» культуролога К. Гирца, «прикладную социологию» А. Шютца, художественно описывающую образы «чужака», «новичка» и др.

Методология ситуационных исследований переворачивает традиционное отношение между эпистемологией, с одной стороны, и историей и социологией знания – с другой, как между общим и частным. Исторические и социологические примеры теперь не столько подтверждают или иллюстрируют теорию познания, сколько «показывают» (по Витгенштейну) многообразие типов и форм знания, образующее реальный познавательный процесс. Тем самым оказывается влияние на теоретический статус эпистемологии вообще. В этом смысле вопрос о сфере и границах ситуационной методологии и ее отношении к философской теории познания смыкается с темой междисциплинарности в эпистемологии.