2. Лингвистика текста: две концепции

Для того, чтобы оценить современные сдвиги в лингвистике и наметить решение эпистемологической проблемы текста, стоит вернуться назад и обратиться к тем предпосылкам, из которых явно или неявно исходит сегодня философский дискурс. Среди этих предпосылок – противостояние двух наиболее влиятельных современных лингвистических концепций текста: теории речевых актов и функционально-коммуникативной теории языка.

Первая из них, в оригинале называемая speech acts theory, или SAT, основана, как считают ее некоторые сторонники, на трех отчетливых постулатах. Ее исходный пункт состоит в том, чтобы выделить элементарный и репрезентативный лингвистический срез процесса коммуникации. В качестве предмета рассматривается отдельное коммуникативное действие «единичных, целерационально действующих индивидов»¹⁴⁷. Само же коммуникативное действие состоит в том, чтобы в процессе коммуникации сообщить информацию о доступных изоляции элементах интенции говорящего¹⁴⁸.

В чем же может состоять привлекательность этой концепции для лингвиста? Во-первых, в том, что все исследование исходит из языка и остается к нему привязанным. Ведь не только действия непосредственного говорения (локутивные действия, в терминологии Дж. Остина), но и иллокутивные действия осуществляются языковыми средствами. Локуция представляет целенаправленное использование субъектом коммуникации определенных знаковых структур, коммуникативное назначение которых в том, чтобы ограничить тему сообщения, содержательно локализировать ситуацию общения. Иллокуция же, по Остину, выносит речевой акт за пределы языка и выражает связь высказывания с обстоятельствами ситуации, в которой оно произносится¹⁴⁹. Как поясняет С.С. Гусев, «оценивая иллокутивную силу высказывания, люди, воспринимающие содержащееся в нем сообщение, получают представление о целях, на которые ориентируется его автор. Таким образом, иллокутивный слой связан со степенью выраженности мотива, обусловившего локутивный акт. Он является формой представления определенного намерения говорящего, его отношения к ожидаемому результату осуществляемого речевого акта»¹⁵⁰.

Среди прочих (специально-научных) достоинств SAT и то, что в ней могут быть выполнены строгие методологические требования. В частности, с помощью используемых в ней грамматических и лексических индикаторов можно успешно осуществлять эмпирическое лингвистическое исследование. Наконец, в качестве предпосылок исследования SAT выделяет грамматические и коммуникативные знания, которые объединяются в системное единство.

К коммуникативным знаниям в контексте SAT относятся, по мнению известных немецких лингвистов¹⁵¹, знания:

• об объективной реальности и мыслительных конструкциях;

• о типах языковых актов и их отношении к высказываниям;

• о многообразии коммуникативных ситуаций;

• об умении вести разговор;

• о типах текстов;

• об институтах, релевантных языковой деятельности;

• о характере восприятия текстов.

И, наконец, еще одно методологическое преимущество: исследование на основе SAT аналитично; оно начинается с хорошо обозреваемых областей, с отдельных языковых актов, и результаты распространяются затем на сложные целостные области, т.е. тексты.

Концепции SAT противостоит функционально-коммуникативная теория языка (functional-communicative speech theory, или FCS). Ее исходными пунктами служат холистский взгляд на процесс коммуникации в целом и рассмотрение частей с точки зрения всего процесса¹⁵². В качестве предмета исследования FCS выступает сложная коммуникация как целенаправленный процесс. Само коммуникационное действие, согласно FCS, состоит в том, чтобы языковыми средствами достичь индивидуальной или социальной цели, релевантной по отношению к некоторой иной, внеязыковой и более социально значимой деятельности. В сравнении с SAT достоинства FCS могут быть подытожены в четырех пунктах.

Во-первых, исследователь исходит из внеязыковых факторов деятельности и ищет их инварианты в целях познания возможно более разнообразных аспектов сложной структуры деятельности. Во-вторых, между языковыми и деятельностными категориями проводится строгое различие. Тем самым систему коммуникативной деятельности можно описать относительно независимо от языковых структур. В-третьих, выполняется требование, имеющее образовательное и практическое значение. Так, коммуникативные и языковые регулярности, будучи сформулированы, могут быть непосредственно применены для развития коммуникативных способностей путем придания тексту формы, позитивно влияющей на восприятие. Наконец, в-четвертых, в фокусе анализа всегда находится текст как нечто целое.

Значение концепции FCS проявляется, в первую очередь, в том, что она, обращая внимание на глобальные свойства языкового действия, позволяет дать основательную критику SAT. Это важно, поскольку большинство современных концепций философии языка ориентируются именно на нее.

В частности, выясняется, что не существует никакой единой теории языковых актов, якобы лежащей в основании SAT: классические подходы Дж. Остина¹⁵³ и Дж. Серла¹⁵⁴ интерпретируются и пересматриваются десятками авторов, в силу чего нельзя даже говорить о каком-либо терминологическом единстве. И главное состоит в том, что текст как целостный феномен, как выражение сложной коммуникационной деятельности остается недоступным описанию как с точки зрения внутренней структуры, так и внешних контекстов, если смотреть на него с аналитической и атомистической позиции SAT. В последней всегда идет речь лишь об отдельных элементах, аспектах текста и коммуникационного действия. Для FCS же особое значение приобретают понятия коммуникационной задачи, цели, плана. Она выходит за пределы рассмотрения отдельных элементов коммуникации и берет текст в целом как форму доказательства, обсуждения, рассказа. В тексте всегда видится нечто большее, чем сумма высказываний, его нельзя просто вывести из иллокутивных иерархий¹⁵⁵. И даже если иметь в виду необходимость анализа структурных измерений языкового действия, это не меняет сути дела.

Так, сторонники SAT подчеркивают необходимость отличать друг от друга следующие парные феномены: пропозициональные (коммуникационно-предметные) и иллокутивные (коммуникационно-функциональные, интенциональные) измерения; предмет и намерение (процесс); выражение специфического содержания сознания и коммуникативную установку. Но в таком случае внимание концентрируется на статическом аспекте текста, тексте как результате. Такая позиция упускает из виду то обстоятельство, что создание текста выходит за пределы овнешнения, озвучивания концептуальных репрезентаций. И поэтому в принятом в рамках SAT перечне структурных параметров текста тема его генезиса вообще не фигурирует. К сожалению, но сторонники FCS кроме критики также ничего не предлагают для решения этой проблемы, поэтому приходится выходить за пределы лингвистики и обращаться к философии.

И здесь, уже за пределами противостояния лингвистических концепций текста, возникает вопрос о возможности расширения измерений текста. К примеру, имеет ли смысл говорить об отдельном уровне «производства текста», уровне «порождения смысла»? К такому вопросу нас подталкивает философско-эпистемологическая позиция, для которой генетическое объяснение является одним из ключевых. Природа некоторого типа знания или сознания в значительной степени объясняется историей и условиями его формирования – это важнейшее положение культурно-деятельностной, социальной эпистемологии. Что же вытекает из этого для лингвистики?

Если мы обходимся без уровня производства текста, то, по существу, не выходим за рамки того, что Ф. Соссюр называл «статической», или «синхронической» лингвистикой¹⁵⁶. Однако даже сам Соссюр считал последнюю недостаточной, хотя в основном и ограничил ею свои исследования. А если допустить противоположное и выделить специальный уровень «производства текста» в структуре текста как такового? Но в таком случае в угоду «эволюционной», или «диахронической» лингвистике исчезает весьма значимое различие между уже устоявшейся дисциплиной «лингвистика текста»¹⁵⁷ и еще только формирующейся лингвистикой дискурса и, тем самым, между языком и речью, в терминологии Ф. Соссюра, как идеальной моделью и процессом порождения текста. Результатом этого будет утрата всякой концептуальной определенности, как это сегодня и происходит с понятиями текста и дискурса. Вероятно, следует уделить больше внимания лингвистике дискурса как возможной самостоятельной дисциплине, переосмысливающей задачи «генеративной лингвистики» Н. Хомского в русле культурно-исторического подхода к языку. Примерно в этом направлении размышляет немецкий лингвист: «Если лингвистика хочет исследовать язык так, как он являет себя в обществе, а не как искусственно препарированную систему абстрактных элементов, если она стремится тем самым к дальнейшему своему развитию в теорию текста, то она должна исследовать: а) язык в социально-коммуникативном контексте и б) язык в текстах»¹⁵⁸.

В рамках FCS обращается внимание еще на одну группу важных коммуникативных терминов и понятий. Речь идет о конвенции (правиле), интенции и интеракции. Они позволяют точнее разграничить то, что Соссюр относил к сферам внешней и внутренней лингвистики¹⁵⁹, а современные лингвисты называют внешней и внутренней сторонами коммуникативного действия. Это же имеет и более широкое философско-методологическое значение, которому, как мы увидим ниже, отдал должное и Л. Витгенштейн. Итак, под внешней стороной коммуникативного действия имеется в виду, что именно и как именно было сделано. В ней можно разграничить три измерения и, соответственно, три проблемы: 1) природа элементарного речевого акта; 2) регуляция речевого действия, иногда отождествляемая с проблемой следования правилу; наконец, 3) социокультурный контекст деятельности. Рассмотрим их последовательно.

3. Акт-правило-контекст