8.2.2. Наличие законной цели вмешательства

Одним из критериев правомерного ограничения прав и свобод человека является наличие законной цели вмешательства. "Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц" (п. 2 ст. 8 Конвенции). Интересы национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, предотвращение беспорядков или преступлений, охрана здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц и представляют собой законные цели, способные оправдать вмешательство. Практика Суда в отношении Российской Федерации свидетельствует, что в настоящее время в России отсутствуют проблемы, связанные с формулированием целей, оправдывающих вмешательство в права и свободы человека.

8.2.3. "Необходимо в демократическом обществе"

Понятие необходимости подразумевает, что вмешательство соответствует неотложной социальной необходимости и, в частности, что вмешательство пропорционально преследуемой цели. Определяя, являлось ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе", Суд принимает во внимание, что государство пользуется здесь определенной долей усмотрения. Однако исключения, предусматриваемые в п. 2 ст. 8, должны толковаться узко, и необходимость в этих исключениях должна быть убедительно установлена, продемонстрирована.

Суд достаточно часто анализирует соблюдение указанного критерия государствами - участниками Конвенции, включая Российскую Федерацию.

Так, по делу "Смирнов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что к обыскам помещений и выемке государство может обращаться с целью получения доказательств совершения преступлений. Суд должен был оценить, были ли основания, оправдывающие такое вмешательство, относящимися и достаточными и был ли соблюден принцип пропорциональности. Относительно последнего аспекта, во-первых, Суд должен быть уверенным, что соответствующее законодательство и практика позволяют лицам адекватные и эффективные средства защиты против злоупотреблений. Во-вторых, Суд должен рассмотреть обстоятельства каждого дела с целью определить, являлось ли вмешательство по конкретному делу пропорциональным преследуемой цели. При определении последнего вопроса Суд принял во внимание среди прочего обстоятельства принятия постановления об обыске, наличие доступных доказательств по делу, содержание и объем, характер такого постановления, сферу его действия, то, каким образом осуществлялся обыск, включая присутствие понятых во время обыска, а также уровень возможного влияния на работу и деловую репутацию от такого обыска. Что касается существующих в законодательстве Российской Федерации гарантий против злоупотреблений, то Суд подчеркнул, что в условиях отсутствия предварительного судебного санкционирования органы предварительного следствия обладали неограниченными возможностями в плане оценки целесообразности и объема проводимого обыска и выемки. В деле "Funke, Cremiex and Miailhe v. France" Суд обнаружил, что из-за отсутствия судебных гарантий ограничения и условия проведения обыска, предусматриваемые в законе, были нечеткими, много существовало лазеек для того, чтобы вмешательство в права заявителей не было строго пропорциональным преследуемой цели. Указанные обстоятельства позволили Суду констатировать факт нарушения по делу "Funke, Cremiex and Miailhe v. France" ст. 8 Конвенции. В настоящем деле "Смирнов против Российской Федерации" отсутствие предварительного судебного санкционирования было скомпенсировано возможностью последующего судебного контроля. Заявитель обратился с жалобой в суд, который, по мнению Суда, должен был оценить не только законность, но и необходимость (оправдание) осуществленного обыска. Суд обратил внимание на то, что сам заявитель не обвинялся, не был подозреваемым в совершении какого-либо уголовного правонарушения либо иной противоправной деятельности. Заявитель продемонстрировал документы, свидетельствующие, что в различное время он защищал в качестве адвоката интересы четырех лиц, проходивших по делу N 7806, в связи с которым и было принято постановление об обыске. При этих обстоятельствах особую озабоченность у Суда вызвало то обстоятельство, что во время осуществления обыска отсутствовали какие-либо гарантии сохранения в тайне документов, защищаемых по роду деятельности заявителя. Текст постановления об обыске был сформулирован в достаточно общих терминах, обращаясь неизбирательно к "любым объектам и документам, которые могут представлять интерес для расследования дела N 7806", без каких-либо ограничений. Постановление не содержит какой-либо информации о проводимом расследовании, целей обыска или оснований, почему имеется уверенность в том, что обыск в квартире заявителя позволит получить доказательства какого-либо правонарушения. Только после того, как сотрудники органа предварительного расследования пришли в квартиру, заявителю было предложено выдать документы, касающиеся акционерной компании "Т" и федеральной индустриальной группы "Р". Однако ни приказ, ни устные заявления сотрудников следствия не объясняли, почему документы, касающиеся деловых отношений между двумя частными компаниями, в которых заявитель не работал, могли быть обнаружены в апартаментах заявителя. Последующий судебный контроль не восполнил существующих пробелов в постановлении об обыске. Октябрьский суд г. Санкт-Петербурга подтвердил, что принятие постановления было оправданно как в отношении четырех определенных документов и других неидентифицированных документов, но, не описывая содержания ни одного из них, суд не предоставил объяснений об относимости к делу материалов, на которые имелась ссылка в постановлении, более того, два из четырех документов появились уже после того, как обыск был осуществлен. Суд посчитал, что национальные власти не смогли предоставить относящихся и достаточных оснований для принятия постановления о проведении обыска. Что касается того, каким образом осуществлялся обыск, то Суд обратил внимание на то, что использование достаточно объемных формулировок предоставило органам следствия неограниченные полномочия в определении того, какие документы представляют интерес для уголовного расследования; это привело к достаточно объемному изъятию документов. Изъятые документы не были ограничены отношениями между двумя частными компаниями. Более того, следователь забрал персональный ноутбук заявителя, жесткий диск компьютера и другие материалы, забрал ордера и договоры, касающиеся гражданских дел, не относящихся к отношениям между частными компаниями. Как подчеркивалось выше, при осуществлении обыска отсутствовали какие-либо гарантии, связанные с обеспечением профессиональной тайны адвоката, к примеру, запрет на изъятие документов, касающихся взаимоотношений адвокат-клиент, или наблюдение за обыском со стороны независимых лиц, способных определить, независимо от сотрудников следствия, какие документы охватываются понятием адвокатской тайны. Принимая во внимание те материалы, которые были изъяты, Суд пришел к выводу, что обыск нарушил адвокатскую тайну в той мере, которая была непропорциональна преследуемым законным целям. Суд вновь обратил внимание на то, что в тех случаях, когда в дело вовлекаются адвокаты, юристы, покушение на институт адвокатской тайны может повлиять на надлежащее осуществление правосудия и, как следствие, на права, гарантируемые ст. 6 Конвенции. Суммируя, Суд посчитал, что проведенный обыск без достаточных и относящихся к делу оснований в отсутствие гарантий обеспечения адвокатской тайны в квартире заявителя, не являющегося ни подозреваемым, ни обвиняемым в уголовном правонарушении и представляющего интересы обвиняемых по уголовному делу, в связи с расследованием которого и был осуществлен обыск, не был необходимым в демократическом обществе и поэтому было нарушение ст. 8 Конвенции ("Смирнов против Российской Федерации", п. п. 43 - 49 Постановления от 7 июня 2007 г.) <1>.

--------------------------------

<1> Похожая ситуация была предметом рассмотрения по делу "Алексанян против Российской Федерации" (п. п. 212 - 218 Постановления от 22 декабря 2008 г.).

Представляется, что в ходе оценки соблюдения критерия необходимости внимание следует уделять тому, можно ли было при существующих обстоятельствах дела иными, более "мягкими" средствами достичь тех законных целей, ради которых и происходит соответствующее вмешательство. Возможно ли вообще было избежать ограничения прав и свобод человека. Так, применительно к вышерассмотренному делу "Смирнов против Российской Федерации" следовало бы ответить на вопрос: можно ли было в интересах надлежащего осуществления следствия, правосудия изъять необходимые документы не у адвоката, а непосредственно в тех компаниях, у тех лиц, которые проходили по материалам уголовного дела?

Таким образом, любое вмешательство в права и свободы, включая права и свободы, гарантируемые ст. 8 Конвенции, должно иметь правовое основание, преследовать законные цели и быть необходимым в демократическом обществе. Несоблюдение государством одного из этих критериев позволяет Суду прийти к выводу о наличии нарушения конвенционных положений. Национальный суд, проверяя законность тех или иных действий, бездействия государства, касающихся ограничения прав и свобод человека, обязан учитывать вышеизложенные критерии. В частности, суд обязан установить не только наличие источника права, предусматривающего возможность вмешательства в права и свободы, но и присутствие законной цели, оправдывающей вмешательство, а также необходимость в ограничении прав и свобод. В противном случае суд должен прийти к выводу о неправомерности осуществленного ограничения.