7.3.2. Справедливое судебное разбирательство в условиях

фактических обстоятельств дела

По делу "Ваньян против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что согласно ст. 19 Конвенции, обязанностью Европейского суда по правам человека является обеспечение соблюдения государствами-участниками их конвенционных обязательств.

Примечание. "В целях обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции и Протоколам к ней, учреждается Европейский суд по правам человека, далее именуемый "Суд". Он работает на постоянной основе" (ст. 19 Конвенции).

Суд не обладает компетенцией рассматривать допущенные национальными судебными властями правовые и фактические ошибки, если последние не касаются нарушения конвенционных прав и свобод. Хотя ст. 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, указанное положение не содержит правил приемлемости доказательств, которые устанавливаются в первую очередь национальным законодательством. Задача Европейского суда по правам человека состоит в оценке того, насколько судебные процедуры в целом являлись справедливыми, включая то, как собирались доказательства (п. 45 Постановления от 15 декабря 2005 г. См. также Постановление от 15 ноября 2007 г. по делу "Хамидов против Российской Федерации" (п. 170); Постановление от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (п. 166). Причем по делу "Попов против Российской Федерации" Суд дополнил, что его задача заключается в том, чтобы убедиться, насколько были соблюдены права защиты, исследуя, в частности, была ли предоставлена заявителю возможность оспорить, опровергнуть собранные доказательства (п. 166 Постановления)).

Применительно к процедуре оценки относимости и допустимости нельзя не обратить внимания на четкую позицию Суда, согласно которой ст. 6 не предусматривает обязанности национальных судов проводить экспертизу либо иные следственные действия только потому, что было заявлено соответствующее ходатайство от сторон. В первую очередь национальный суд должен разрешить, является ли необходимым и относящимся к делу проведение тех или иных действий с целью рассмотрения дела ("Вожигов против Российской Федерации", п. 37 Постановления от 26 апреля 2007 г.).

При рассмотрении дела "Хамидов против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что для подтверждения своих исковых требований <1> заявитель предоставил значительный объем доказательств, включая документы, свидетельствующие о его правах в отношении использованного имущества, иные документы, подтверждающее наличие ущерба, причиненного со стороны федеральных сотрудников МВД России, собственно копию решения от 14 февраля 2001 г. <2> и копии ответов из различных организаций, подтверждающих факт использования имущества, так же как и свидетельствующих о наличии ущерба, заключение о размере причиненных убытков от 26 мая 2000 г. Стоимость восстановительных работ и документы, свидетельствующие о стоимости коммерческих предприятий и факте о причинения ущерба сотрудниками милиции, в том числе документ, подписанный главой администрации села Братское, из которого следует, что внутренние войска МВД России использовали собственность заявителя с 13 октября 1999 г. по 26 мая 2000 г. и что жилью и коммерческим предприятиям заявителя был причинен ущерб (п. 171 Постановления от 15 ноября 2007 г.). Далее Суд обратил внимание, что ответчик, Министерство внутренних дел РФ, никогда не отрицал, не опровергал имеющиеся в деле доказательства, не подвергал сомнению добросовестность утверждений заявителя. Доказательства, представленные заявителем, были приняты судом первой инстанции, за исключением последнего документа, который был исключен из доказательственной базы в связи с отсутствием даты составления документа и тем, что он не подтверждал реальные суммы ущерба, предъявленные заявителем. Суд был удивлен указанным решением, так как документ был подписан надлежащим образом, проставлена печать главы администрации села Братское и военного командования Надтеречного района, аутентичность документа никогда не подвергалась сомнению, указанный документ явно свидетельствовал о периоде пребывания сотрудников МВД России и об убытках, причиненных таким пребыванием, данный документ непосредственно отсылал к датированному 26 мая 2000 г. заключению о размерах убытков. Однако Суд оставил данный вопрос открытым, так как именно национальные суды должны решать вопрос о приемлемости доказательств. С другой стороны, признавая полномочия национальных властей в части оценки доказательств применительно к вопросам относимости и допустимости, Суд вновь повторил, что п. 1 ст. 6 обязывает суды проводить надлежащую оценку представленных сторонами аргументов, доказательств, позиций. В этой связи Суд не смог признать удовлетворительной ситуацию, когда суд первой инстанции утверждает, что из представленного документа не следует точный размер убытков и одновременно обходит молчанием имеющееся в деле заключение от 26 мая 2000 г., к которому и апеллирует соответствующий документ, определяющее четкий размер причиненных убытков. Национальный суд не указал, является ли это заключение неприемлемым, и если оно является таковым, то по каким основаниям; суд проигнорировал указанное доказательство, представленное заявителем. Далее Суд отметил, что решением Надтеречного районного суда Чеченской Республики от 14 февраля 2001 г. установлено, что подразделения внутренних войск МВД России незаконно использовали имущество заявителя и что они не подчинились распоряжению военного командования района от 25 мая 2000 г. не допускать причинения ущерба собственности заявителя. Указанное распоряжение, с точки зрения Суда, косвенно подтверждает довод о том, что имуществу заявителя причинялся ущерб. При рассмотрении дела национальные суды не подвергали сомнению выводы, сделанные в решении от 14 февраля 2001 г., или иные в этом отношении доказательства, не рассматривался даже вопрос, была ли в действительности повреждена собственность заявителя. Тем не менее национальные суды неожиданно пришли к выводу о недоказанности факта использования собственности заявителя сотрудниками МВД России и что Министерство причинило эти убытки. Суд озадачен таким выводом и не может представить, как это соответствует явным доказательствам, свидетельствующим об обратном, и прежде всего выводам, к которым пришел суд при вынесении решения от 14 февраля 2001 г. С точки зрения Суда, неразумность указанного вывода является таким вызывающим и ощутимым, что решения 2002 г. могут рассматриваться как явно произвольные, и, сделав такой вывод при наличии рассмотренных выше обстоятельств дела, национальные суды возложили непреодолимое бремя доказательств на заявителя так, что его требование в любом случае не имело каких-либо шансов на успех. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд пришел к выводу, что заявитель не имел справедливого судебного разбирательства в отношении его требований о компенсации ущерба, причиненного его имуществу, и, соответственно, в этой связи было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции ("Хамидов против Российской Федерации", п. п. 172 - 175 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

--------------------------------

<1> Речь шла о взыскании ущерба, причиненного вследствие неправомерного использования сотрудниками Министерства внутренних дел РФ принадлежавшего заявителю имущества.

<2> Указанным решением был признан факт неправомерного использования сотрудниками внутренних дел принадлежавшего заявителю имущества.

Право на мотивированное решение

Одним из важнейших аспектов критерия справедливого судебного разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела является право лица на мотивированное судебное решение.

По делу "Татишвили против Российской Федерации" Суд вновь обратил внимание, что согласно принятым Судом прецедентам, отражающим принципиальную связь с надлежащим осуществлением правосудия, суды при вынесении решений должны адекватно отражать обстоятельства, на которых они основываются. Пункт 1 ст. 6 обязывает суды мотивировать свои выводы, однако указанное конвенционное положение не должно интерпретироваться в качестве обязывающего давать детализированный ответ на каждый аргумент стороны. Объем, в котором реализуется соответствующая обязанность, зависит от существа рассматриваемого вопроса. Если даже национальный суд имеет определенную свободу в оценке избираемых аргументов по конкретному делу и принятии доказательств, подтверждающих доводы сторон, власти обязаны мотивировать принятые им решения. Функция необходимости в мотивированных решениях заключается в том, чтобы показать сторонам - они были услышаны. Мотивированное решение дает стороне возможность обжалования, так же как и возможность вышестоящей инстанции пересмотреть дело. Только при вынесении мотивированного решения может существовать общественный контроль за осуществлением правосудия (п. 58 Постановления от 22 февраля 2007 г. См. также Постановление от 26 июня 2008 г. по делу "Серов против Российской Федерации" (п. 45)). По делу "Татишвили против Российской Федерации" Дорогомиловский районный суд и Московский городской суд, отказывая в удовлетворении жалобы заявительницы на отказ в регистрации по местожительству, использовали два основания. Во-первых, они утверждали, что существует спор между заявительницей и собственником квартиры о порядке использования жилья. Во-вторых, суды исходили из незаконности пребывания на территории России заявительницы в связи с тем, что требовалась виза для въезда на территорию России. Что касается первого аргумента, то заявительница представила письменное удостоверенное согласие собственника жилья на ее пребывание в ней. Представитель собственника жилья подтвердил указанное согласие в устных выступлениях в районном суде. Из этого следует, что согласие собственника квартиры было надлежащим образом продемонстрировано в ходе судебной процедуры. Что касается аргумента, связанного с соглашением между Грузией и Россией, обязывающим заявительницу получить визу, то Суд обратил внимание, что национальные власти не проанализировали, действительно ли имеется такое соглашение. В действительности требование о получении визы гражданами Грузии не было предусмотрено в каком-либо договоре, как утверждал районный суд, но следовало из факта денонсации Россией Бишкекского соглашения и отсутствия между Грузией и Россией двустороннего договора о безвизовом обмене. Суд не уверен, что эти разногласия могли стать результатом терминологических разногласий, поскольку текст "договора о безвизовом сообщении" никогда не фигурировал в материалах судебного дела. Похоже, национальные суды обратились к этому аргументу благодаря позиции органов милиции. Суд посчитал, что это неразумно, когда районный суд ссылается на необходимость получения визы по договору, касающемуся пребывания грузинских граждан в России, и одновременно не выясняет вопрос, являлась ли заявительница гражданкой Грузии. Неадекватность в мотивировке, осуществленной районным судом, не была изменена Московским городским судом, который только повторил доводы нижестоящей инстанции. Хотя такой подход возможен со стороны кассационной инстанции, при обстоятельствах настоящего дела суд не соответствовал требованиям справедливости. Заявительница в кассационной жалобе обращала внимание, что мотивировка суда первой инстанции не основывалась на фактических обстоятельствах дела и нормах права, кассационный суд, в свою очередь, дал собственную интерпретацию. Городской суд поддержал выводы районного суда, не проанализировав аргументы заявительницы. Суд пришел к выводу, что упущения в мотивировке, представленной Доргомиловским районным судом, и последующее одобрение Московским городским судом неадекватно рассматриваемого обоснования нарушили право на справедливое судебное разбирательство. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции ("Татишвили против Российской Федерации", п. п. 59 - 63 Постановления от 22 февраля 2007 г.).

При рассмотрении дела "Красуля против Российской Федерации" Суд вновь обратил внимание, что хотя ст. 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, она не устанавливает каких-либо правил, касающихся приемлемости доказательств или способов их оценки, что находится прежде всего в сфере компетенции национальных судов и регулирования внутригосударственным правом. Тем не менее, чтобы процедура отвечала критерию справедливости, установленному п. 1 ст. 6 Конвенции, национальный суд должен осуществить надлежащую оценку всех объяснений, аргументов, доказательств, предоставленных сторонами, без какой-либо предубежденности в отношении оценки их относимости. Пункт 1 ст. 6 Конвенции обязывает суды мотивировать свои решения, однако указанное конвенционное положение не должно интерпретироваться как обязывающее давать детальную мотивировку каждому аргументу. Вопрос о том, выполнил ли суд свою обязанность представить мотивировку, может быть оценен в аспекте всех обстоятельств дела. По настоящему делу прокурор провел лингвистическую экспертизу статьи, опубликованной заявителем <1>. Эксперт пришел к заключению, что статья не содержала высказываний, которые необходимо доказывать, скорее речь шла о позиции заявителя и суждениях, носящих оценочный характер. Национальный суд отказался признать это заключение в качестве доказательства, потому что эксперт не имел специальной лицензии на осуществление лингвистических исследований. В кассационной жалобе заявитель обращал внимание на то, что отказ в признании мнения эксперта в качестве доказательства не имеет правовой основы, так как соответствующий вид деятельности не требовал получения специальной лицензии. Кассационный суд никак не отреагировал на указанный довод. Суд посчитал, что заключение эксперта является важным доказательством, поддерживающим позицию защиты, принятую заявителем, и которое является решающим в оценке того, является ли уголовным по своему характеру совершенное заявителем действие. Довод заявителя о неправомерном отказе суда в признании в качестве доказательства заключения эксперта был четко изложен перед судом кассационной инстанции. Суд подчеркнул, что на указанный аргумент заявителя должна была быть изложена позиция судебной инстанции. В отсутствие реакции суда невозможно определить: кассационный суд просто проигнорировал доводы защиты либо было намерение отклонить указанные доводы и, в случае наличия такого намерения, какова была мотивировка. Абсолютное молчание кассационной инстанции по поводу законности отказа в признании в качестве доказательства заключения эксперта является несовместимым с концепцией справедливого судебного разбирательства, содержащейся в ст. 6 ("Красуля против Российской Федерации", п. п. 50 - 52 Постановления от 22 февраля 2007 г.).

--------------------------------

<1> Речь шла об уголовном деле (п. 2 ст. 129 УК РФ (клевета)), связанном с распространением сведений, опубликованных заявителем в статье и касающихся деятельности губернатора Ставропольского края.

Деятельность агентов под прикрытием

В аспекте реализации критерия справедливого судебного разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела Судом была исследована оперативная деятельность так называемых агентов под прикрытием, осуществляющих "контрольные закупки". В практике часто возникают вопросы об использовании анонимных источников и соответствии этого справедливому судебному разбирательству. Нельзя не отметить, что Конвенция не запрещает следствию основывать свои доказательства на анонимных источниках, если это обусловливается существом совершенного преступления. Однако иная ситуация складывается, когда указанные доказательства используются судом. Использование материалов, основанных на информации, полученной агентами под прикрытием (undercover agents), указал Суд по делу "Ваньян против Российской Федерации", должно быть ограничено, как и должны существовать соответствующие гарантии в делах, касающихся распространения наркотиков. Если деятельность агентов под прикрытием привела к совершению преступления и отсутствуют какие-либо факты, из которых следовало бы, что без такой деятельности преступление не было совершено, то такая деятельность выходит за пределы агентов под прикрытием и может рассматриваться как подстрекательство. Такая деятельность и использование ее результатов в уголовном деле могут привести к тому, что принцип справедливости судебного разбирательства, несомненно, будет нарушен (п. п. 46, 47 Постановления от 15 декабря 2005 г.). При рассмотрении дела "Ваньян против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что жалоба заявителя касалась обвинения, связанного с деятельностью OZ (лицо, действовавшее по поручению правоохранительных органов с целью спровоцировать заявителя на приобретение наркотиков). Суд отметил, что OZ действовала согласно милицейским инструкциям. Она согласилась принять участие в "контрольной закупке" наркотиков с целью обнаружения путей приобретения заявителем наркотиков и попросила его приобрести для себя наркотики. Суд подчеркнул, что нет доказательств для предположений о том, что до встречи с OZ у правоохранительных органов была информация о вовлечении заявителя в торговлю наркотиками. Только утверждение в национальном суде со стороны органов милиции о том, что они обладают информацией о вовлечении заявителя в торговлю наркотиками, не может быть принято во внимание, так как это утверждение не анализировалось судом. Ничто не свидетельствовало о том, что преступление было бы совершено, если даже не было бы OZ. Суд пришел к выводу, что органы милиции спровоцировали преступление по приобретению наркотиков, используя OZ. Обвинение заявителя за соучастие в приобретении и сбыте героина в части приобретения наркотиков по просьбе OZ основывалось главным образом на доказательствах, полученных в результате милицейской операции, включая заявления OZ и офицеров правоохранительных органов EF и MB. Таким образом, вовлечение милиции и использование доказательств, полученных вследствие такого вовлечения, для возбуждения уголовного дела против заявителя, безусловно, подрывает справедливость судебного разбирательства. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. 49 Постановления от 15 декабря 2005 г.).

Дело "Худобин против Российской Федерации" также явилось одним из дел, где Суд анализировал вопрос о справедливости в условиях фактических обстоятельств дела в аспекте деятельности агентов под прикрытием.

Как следовало из Постановления по делу "Худобин против Российской Федерации", заявитель был арестован, а затем осужден вследствие специальной операции. Суд уже рассматривал вопрос использования в уголовном судопроизводстве доказательств, полученных в результате специальных операций правоохранительных органов. Так, в деле "Teixeira de Castro" заявителю агентом под прикрытием были предложены деньги для приобретения героина. Хотя ранее заявитель никогда не совершал преступлений, он установил контакт для приобретения наркотиков. Соблазнившись на деньги, он принял предложение офицера правоохранительных органов. Впоследствии ему было предъявлено обвинение и он был осужден за преступление, связанное с приобретением наркотиков. Констатируя факт нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции, Суд дифференцировал деятельность офицеров в рассматриваемом случае от обычной работы агентов под прикрытием, которые скрываются с целью получить информацию и доказательства о преступлении, не провоцируя соответствующих лиц к его совершению. "Хотя всплеск организованной преступности, безусловно, требует принятия адекватных мер, право на справедливое осуществление правосудия остается незыблемым, право не может быть принесено в жертву целесообразности" (п. 36 Постановления от 9 июня 1998 г. по делу "Teixeira de Castro"). Суд по делу "Худобин против Российской Федерации" обратил внимание на ряд аспектов, в частности, на тот факт, что вмешательство двух агентов не контролировалось судом, национальные власти не имели каких-либо оснований подозревать заявителя в деятельности по сбыту наркотиков; заявитель ранее не совершал преступлений, и не было оснований для предположений, что он занялся бы наркотиками, даже и при отсутствии деятельности агентов под прикрытием. Анализируя соблюдение гарантии справедливого судебного разбирательства по делам, где источники доказательств, собранных вышерассмотренным образом, не раскрываются прокуратурой, Суд сконцентрировался на вопросе, были ли предоставлены защите адекватные процессуальные возможности для защиты своих интересов (п. п. 129 - 131 Постановления от 26 октября 2006 г. по делу "Худобин против Российской Федерации"). Признавая по делу "Худобин против Российской Федерации" нарушенным право заявителя на справедливое судебное разбирательства, Суд обратил внимание на следующее. Во-первых, национальное право не должно спокойно относиться к использованию доказательств, полученных вследствие провокации государственных должностных лиц. Если это так, то национальное законодательство не соответствует принципу справедливости, как он был истолкован в деле "Teixeira de Castro" и последующих делах. Во время судебного разбирательства защита утверждала, что преступление не было бы совершено, если бы не провокация со стороны правоохранительных органов. Иными словами, заявитель использовал метод "провокационной защиты" (entrapment defence), требующий тщательного подхода со стороны суда, особенно по делам, содержащим явные свидетельства провокации. Во-вторых, Суд подчеркнул, что до своего ареста в 1998 г. заявитель не совершал преступлений. Информация о том, что заявитель был вовлечен в торговлю наркотиками, пришла из одного источника - Т., информатора правоохранительных органов. Однако не понятно, почему Т. решила сотрудничать с правоохранительными органами. Более того, она заявила в суде, что контактировала с заявителем, потому что не знала, где еще можно было приобрести героин. Заявитель не получил какой-либо финансовой выгоды от приобретения героина от Г.Т.М., друг заявителя, присутствовавший во время ареста, показал, что он никогда не приобретал ранее героин у заявителя. Указанные свидетельства, если бы они были интерпретированы разумно, показывают, что заявитель не являлся торговцем наркотиков, который был известен правоохранительным органам. Наоборот, специальная операция была направлена не против заявителя лично, а против любого лица, которое бы согласилось приобрести героин для Т. В-третьих, Суд вновь напомнил, что ясная и предсказуемая процедура санкционирования следственных мероприятий, так же как и надлежащий контроль, должны иметь место с целью обеспечения добросовестности властей и соответствия национальному законодательству. По настоящему делу операция правоохранительных органов была санкционирована обычным административным решением лица, которое позже провело эту операцию. Как следует из материалов дела, текст решения содержал очень мало информации как в отношении оснований, так и в отношении целей планируемой "контрольной закупки". Более того, операция не контролировалась со стороны судебных или иных независимых органов. В отсутствие всеобъемлющей системы контроля, сопровождающей проведение операции, последующий контроль со стороны суда становится решающим. Суд отметил, что в суде были допрошены только три свидетеля - Т., М. и мать заявителя. Сотрудник правоохранительных органов, участвовавший в "контрольной закупке", не был допрошен, хотя защита пыталась его допросить. Г., который продал заявителю героин и был осужден, также не допрашивался. Суд особенно удивлен фактом, что национальный суд не выслушал заявителя о совершенной в отношении его провокации: заявитель отсутствовал на судебном заседании 11 ноября 1999 г., когда обсуждались события 29 октября 1998 г. (дата проведения "специальной операции"). Хотя по настоящему делу национальный суд имел основания подозревать, что речь шла о провокации, он не проанализировал соответствующие фактические и юридические обстоятельства, которые позволили бы ему отграничить провокацию от законных методов расследования. Соответственно, процедура, которая привела к осуждению заявителя, не была справедливой. Поэтому было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции ("Худобин против Российской Федерации", п. п. 133 - 137 Постановления от 26 октября 2006 г.).

При рассмотрении похожих или аналогичных уголовных дел следует обращать внимание на то, имеется ли информация о вовлеченности подсудимого, обвиняемого в ранее совершенных им преступлениях. Если такая информация не подтверждается, отсутствуют соответствующие доказательства, то необходимо избегать привлечения человека к уголовной ответственности. В противном случае имеются основания для констатации нарушения права на справедливое судебное разбирательство в условиях фактических обстоятельств дела. Если так называемые контрольные закупки проводятся неоднократно в отношении конкретного лица, то, думается, в этой связи можно говорить о его возможном привлечении к уголовной ответственности, так как речь идет уже о системе, лицо умышленно совершает одно и то же преступление, тем самым представляет общественную опасность.

Если проводятся оперативные мероприятия, позволяющие правоохранительным органам контролировать, наблюдать за совершаемым преступлением, но не подстрекать, провоцировать, то такая ситуация не рассматривается как противоречащая принципу справедливости. Вывод полностью подтверждается выдержками из дела "Быков против Российской Федерации".

Принцип равенства сторон как один из аспектов

справедливого судебного разбирательства

в условиях фактических обстоятельств дела

Принцип состязательности является одним из аспектов концепции справедливого разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела. Как в отношении уголовных дел, так и применительно к гражданским делам данный принцип предусматривает, что каждой стороне должна быть предоставлена разумная возможность знать и комментировать возражения либо доказательства, предоставляемые другой стороной, а также представить свое дело на условиях, которые не ставят одну сторону в существенно невыгодное положение в сравнении с ее оппонентом ("Хужин и другие против Российской Федерации", п. 103 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Концепция справедливого судебного разбирательства, гарантируемая п. 1 ст. 6 Конвенции, требует, чтобы права защиты, принцип равенства сторон с учетом справедливого баланса были соблюдены. В этом отношении значение придается внешним аспектам судебного разбирательства, так же как и возрастающему отношению со стороны общества справедливому осуществлению правосудия ("Стадухин против Российской Федерации", п. 28 Постановления от 18 октября 2007 г.).

Примечание. Суд придерживается мнения, что государство вправе отступить от принципа равенства сторон, когда это предусмотрено законом, преследует социально значимые цели и необходимо в демократическом обществе.

По делу "Ваньян против Российской Федерации" Суд отметил, что принцип равенства сторон является одним из аспектов принципа справедливости судебного разбирательства, который включает фундаментальное право на то, что уголовные процедуры должны являться состязательными. Последнее применительно к уголовным делам, означает, что стороны обвинения и защиты должны иметь возможность знать и комментировать представленные другой стороной возражения и доказательства (п. п. 59 - 62 Постановления от 15 декабря 2005 г.).

По делу "Менешева против Российской Федерации" власти Российской Федерации признали, что рассматриваемые судебные процедуры <1> нарушали как национальное право, так и Конвенцию. Национальный суд, отменяя решение нижестоящего суда, указал, что "судья, осудившая заявительницу, не исследовала обстоятельства дела и не установила, была ли она виновна в совершении какого-либо административного правонарушения". Это корреспондирует позиции заявительницы о том, что отсутствовала как таковая состязательная процедура, и даже внешние атрибуты суда были игнорированы в такой степени, что она не смогла установить цель ее короткого появления перед судьей П. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 (п. п. 96, 97 Постановления от 9 марта 2006 г.).

--------------------------------

<1> Речь шла о привлечении заявительницы к административной ответственности за предполагаемое насильственное сопротивление органам милиции.

Исходя из принципа справедливости судебного разбирательства, Суд следует позиции, что лицо, обвиняемое в совершении преступления, наделяется правом присутствовать и эффективно участвовать при рассмотрении дела в суде первой инстанции. Личное участие подсудимого в суде второй (кассационной) инстанции не имеет такого же значения, даже если суд второй инстанции обладает компетенцией рассматривать как вопросы факта, так и права. Оценивая вопрос участия лица в суде второй инстанции, внимание, по мнению Суда, следует уделять особенностям судебной процедуры, а также тому, как интересы подсудимого защищены и представлены в кассационном суде, особенно в свете значения обсуждаемых вопросов для подсудимого. Для соблюдения принципа справедливости уголовных процедур также имеет значение то, как были представлены и защищены интересы подсудимого в суде первой и кассационной инстанций.

По делу "Стадухин против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что согласно Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР в редакции, действовавшей на момент рассмотрения дела, Верховный Суд РФ был освобожден от обязанности уведомлять заявителя о рассмотрении дела в кассационной инстанции, если заявитель об этом непосредственно не попросит суд. Вопрос участия заявителя в судебном разбирательстве оставался на усмотрение суда, даже несмотря на то, что заявитель не просил о присутствии в суде. Суд отметил, что из переписки заявителя, представленной Суду, неясно, просил ли последний о рассмотрении дела с его участием. Однако даже исходя из того, что заявитель явно не просил суд о рассмотрении дела с его участием в кассационном порядке, судебные власти обязаны были уведомить заявителя о таких слушаниях и пригласить его, чтобы разбирательство считалось справедливым. По настоящему делу сторона защиты не была представлена во время кассационных слушаний в Верховном Суде РФ. Исследовав кассационную жалобу заявителя, Верховный Суд оставил без изменений решение. Прокуратура присутствовала на устных слушаниях, делала заявления. Суд пришел к выводу, что при этих обстоятельствах было нарушение прав защиты и принципа равенства сторон. Судебное разбирательство в кассационном порядке в Верховном Суде РФ не отвечало требованию справедливости. Соответственно, по настоящему делу было допущено нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 30 - 37 Постановления от 18 октября 2007 г. Аналогичные обстоятельства были предметом рассмотрения Суда по делу "Абрамян против Российской Федерации" (п. п. 31 - 33 Постановления от 9 октября 2008 г.)). Как видно, при рассмотрении дела в кассационной инстанции интересы подсудимого вообще не были представлены.

При рассмотрении дела "Метелица против Российской Федерации" Суд вновь обратил внимание на то, что обвиняемое в совершении уголовного правонарушения лицо наделено правом присутствовать и действенно участвовать в суде первой инстанции. Личное присутствие подсудимого не имеет такого же значения в сравнении с кассационной инстанцией, даже если кассационный суд обладает юрисдикцией пересмотреть дело по вопросам факта и права. При анализе вопроса о присутствии в кассационной инстанции заявителя внимание должно быть уделено, в частности, специальным чертам рассматриваемой процедуры и способу, которым представлены интересы защиты в кассационной инстанции, особенно в аспекте вопросов, которые должны быть разрешены, и их значения для заявителя. Для справедливого судебного разбирательства также важно, чтобы обвиняемый был адекватно защищен в суде как первой, так и кассационной инстанций. Принцип равенства сторон является одной из черт широкой концепции справедливого судебного разбирательства, которое также включает основополагающее право на то, что уголовные процедуры должны быть состязательными. Это означает, что как прокурор, так и защита должны иметь возможность знать и комментировать представленные возражения, а также свидетельские показания (п. п. 26 - 29 Постановления от 22 июня 2006 г. По указанному делу Суд констатировал нарушение не только п. 1 ст. 6, но и подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. 35 Постановления от 22 июня 2006 г. по делу "Метелица против Российской Федерации")).

Вопрос личного участия заявителя, его адвоката в надзорной инстанции был рассмотрен Судом по делу "Алдошкина против Российской Федерации". Суд подчеркнул, что нарушается справедливость судебного разбирательства в случаях, когда надзорная инстанция изменяет квалификацию действий подсудимого без его вызова в суд и без предоставления ему возможности прокомментировать заявление о принесении протеста. Президиум Верховного Суда РФ изменил обвинительный приговор, по-иному квалифицировал действия заявительницы.

Примечание. 24 мая 2000 г. Президиум Верховного Суда РФ посчитал, что действия заявительницы не содержали оконченного состава преступления и должны были быть квалифицированы как покушение на мошенничество (ст. ст. 30, 159 УК РФ).

Прокурор присутствовал перед Президиумом Верховного Суда РФ и делал устные заявления в поддержку переквалификации. Президиум мог полностью пересмотреть дело, мог отклонить заявление о пересмотре дела в порядке надзора, отменить приговор и/или кассационное решение, прекратить уголовное разбирательство, изменить ранее принятые судебные акты. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что Президиум не мог, при условии справедливого судебного разбирательства, рассмотреть дело заявительницы в ее отсутствие. Если бы она или ее адвокат присутствовали, она могла бы выступить по делу и прокомментировать как заявление заместителя Председателя Верховного Суда РФ, так и устные пояснения прокуратуры. С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что рассмотрение дела Президиумом Верховного Суда РФ не отвечало требованию справедливости. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 23 - 25 Постановления по делу "Алдошкина против Российской Федерации").

Лишение сторон лично участвовать на слушаниях по гражданскому делу, как и в случаях неизвещения лиц, может нарушать право как на публичное, так и справедливое судебное разбирательство в условиях фактических обстоятельств дела.

Участие при рассмотрении гражданского дела

лишенных свободы лиц

При рассмотрении дела "Ковалев против Российской Федерации" Суд вновь указал, что право на справедливое судебное разбирательство, в частности принцип состязательности и равенства сторон, требует, чтобы каждой стороне была предоставлена возможность знать и комментировать доказательства, соображения, представляемые другой стороной, а также представлять свое дело в условиях, которые не обусловливали бы создание невыгодного положения в сравнении с другой стороной процесса. Отказ заслушать свидетеля при определенных обстоятельствах может нарушать данный принцип (п. 34 Постановления от 10 мая 2007 г. По указанному делу Суд рассматривал вопрос о неучастии заявителя в гражданском процессе в аспекте нарушения публичных слушаний и справедливого судебного разбирательства (п. 30 Постановления). Заявитель отбывал срок лишения свободы в одной из колоний). По делу "Ковалев против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что заявитель хотел лично представлять свое дело, касающееся недопустимого с ним обращения в милицейском участке <1>. Однако его участие не было признано необходимым на том основании, что он уже сделал устное заявление по поводу недопустимого обращения в суде, рассматривавшем уголовное обвинение против него, и, во-вторых, потому что требование о наличии недопустимого обращения не подтверждалось какими-либо доказательствами. Суд не смог признать вышеупомянутое обоснование. Во-первых, во время уголовного судебного разбирательства заявитель делал заявления о недопустимом к нему обращении с целью исключения из доказательств его признания в грабеже. Суд при рассмотрении нескольких дел различал жалобы, касающиеся недопустимого обращения сотрудников милиции, сделанные с целью оспорить доказательства по уголовному делу, с одной стороны, и гражданским иском, связанным с установлением факта недопустимого обращения, который может привести к денежной компенсации, с другой стороны <2>. Сам факт обращения к эпизоду, описываемому в доводах заявителя, представленных в уголовном судопроизводстве, не является достаточным, чтобы отказать ему в дальнейшем делать соответствующие заявления по рассматриваемому вопросу. Что касается второго аспекта мотивировки национальными судами отказа в обеспечении присутствия заявителя, Суд обратил внимание на определенное противоречие между утверждением судов о недоказанности жалобы и их нежеланием выслушать лично заявителя. В любом случае осуществление гарантий, обеспечивающих справедливое судебное разбирательство, не может зависеть от предварительной оценки доказательств, даваемой судом. Разница должна проводиться между требованиями, которые первоначально не являются правдоподобными, и требованиями, которые маловероятны на успех в связи с недостатком доказательств. Принимая во внимание, что требования заявителя основывались на личных переживаниях, опыте, его пояснения могли бы представлять собой важную часть аргументации позиции защиты по гражданскому делу и фактически единственным путем обеспечения состязательных процедур. Отказывая в личном присутствии, национальные суды не обеспечили справедливое разбирательство в отношении требований заявителя (п. п. 36, 37 Постановления от 10 мая 2007 г.). Заявитель также жаловался на нарушение принципа публичности судебного разбирательства. Однако Суд обратил внимание, что во время слушаний жена заявителя присутствовала в суде, делала письменные и устные заявления. Более того, присутствовали неправительственные организации, помогавшие заявительнице. В связи с этим Суд не признал нарушенным право заявителя на публичное судебное разбирательство.

--------------------------------

<1> Речь шла о предполагаемом, по мнению заявителя, совершении в отношении его пыток в ходе получения доказательств по уголовному делу.

<2> Суд, в частности, сослался на Постановление от 27 января 2005 г. по делу "Ксензов против Российской Федерации" и Постановление от 9 ноября 2006 г. по делу "Слюсарев против Российской Федерации".

Представляется, что личное участие заявителя по данному делу не было необходимым, учитывая, что последний отбывал уголовное наказание, связанное с лишением свободы. Но национальный суд имел возможность взять объяснения у лишенного свободы заявителя в порядке, предусматриваемом гражданским процессуальным законодательством (ст. 62 ГПК РФ, ст. 51 ГПК РСФСР).

К аналогичному выводу, что и по делу "Ковалев против Российской Федерации", пришел Суд по делу "Скоробогатых против Российской Федерации" (Постановление от 22 декабря 2009 г.).

Вопрос непосредственного участия лишенных свободы лиц в ходе гражданского судопроизводства был исследован и по делу "Хужин и другие против Российской Федерации" (Постановление от 23 октября 2008 г.). Заявители жаловались на то, что в нарушение принципа состязательности, следуемого из п. 1 ст. 6 Конвенции, национальные суды, рассматривая их гражданские требования, отказали им в возможности лично принимать участие в судебном процессе. Суд подчеркнул, что Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает право истца лично участвовать в ходе судебного разбирательства. Но Гражданский процессуальный кодекс РФ и уголовно-исполнительное законодательство РФ умалчивают об осуществлении указанного права лицами, находящимися под стражей, независимо от того, лишены ли они свободы в порядке реализации мер пресечения либо отбывают наказание во исполнение приговора. По делу "Хужин и другие против Российской Федерации" требования заявителей и их представителей о возможности лично участвовать в гражданском суде были отклонены на том основании, что национальное право не предусматривает возможности доставки осужденных лиц в место, где рассматривают их гражданские требования. Суд вновь отметил, что ст. 6 Конвенции не гарантирует права личного участия в гражданском суде, данное конвенционное положение скорее обеспечивает более общее право представлять свое дело перед судом и пользоваться принципом равенства сторон в отношении процессуального оппонента. Пункт 1 ст. 6 оставляет государству выбор средств в ходе обеспечения этих прав. Суд подчеркнул, что представительство является наиболее подходящей формой обеспечения соответствующих прав, если сторона лично не может участвовать в процессе. Как и по делу "Ковалев против Российской Федерации", было отмечено, что, принимая во внимание очевидные трудности, связанные с транспортировкой осужденных, Суд согласился с тем, что если требования заявителя не связаны с личным опытом, переживаниями, представительство лишенного свободы лица с помощью адвоката не будет нарушать принцип равенства сторон. По делу "Хужин и другие против Российской Федерации" заявители были уведомлены о наличии у них права назначить представителей в гражданском суде и первый заявитель выбрал г-жу Хужину в качестве своего представителя. Однако, учитывая личный характер требований заявителей, касающихся диффамации, они пытались лично участвовать в суде, их требования были отклонены судьей 3 марта 2003 г. После того как г-жа Хужина отказалась участвовать в процессе в знак протеста против отклоненного ходатайства и вышла из зала судебного заседания, судья решил продолжать процесс в ее отсутствие, а также в отсутствие заявителей, отметив, что "не имеется правовых оснований для участия в процессе лиц, которые совершили серьезные насильственные преступления". На следующий день суд отказал полностью в удовлетворении требований заявителя. Суд указал, что после отказа городского суда позволить заявителям лично участвовать в процессе он не рассматривал юридическую возможность обеспечить их эффективное участие в судебных процедурах. Далее суд не приостановил процесс, чтобы позволить второму и третьему заявителю, которые узнали об отказе в удовлетворении их требований, назначить представителей, а также дать возможность первому заявителю обсудить вопрос о дальнейшем участии его представителя - г-жи Хужиной либо замены ее юристом. Заявители явно не смогли решить вопрос о дальнейших действиях в плане защиты своих прав до тех пор, пока судебный акт об отказе в их личном участии не был передан им. Однако, как это и произошло, определение об отказе в удовлетворении их ходатайства о личном участии было им передано совместно с решением суда об отказе в удовлетворении их исковых требований. Кассационный суд никак не исправил эту ситуацию. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что рассмотрение требований заявителей в отсутствие их самих либо их представителей лишило их возможности эффективно представить дело перед судом. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 104 - 109 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Участие в судебном процессе лиц,

страдающих психическими заболеваниями

По делу "Штукатуров против Российской Федерации" заявитель жаловался на то, что процедура признания судом его недееспособным вследствие психических расстройств здоровья была несправедлива. Суд достаточно часто анализировал вопрос с "душевнобольными лицами" через призму п. 1 ст. 5 Конвенции. Суд подчеркивал, что процессуальные гарантии согласно п. 1 ст. 5 в принципе те же самые, что и содержащиеся в п. 1 ст. 6 Конвенции (см. подробнее лекцию 6). Таким образом, рассматривая вопрос, являлись ли справедливыми процедуры, касающиеся признания заявителя недееспособным, Суд уделит внимание своей практике по применению подп. "е" п. 1 и п. 4 ст. 5 Конвенции. Оценивая вопрос, подлежит ли лишению свободы душевнобольное лицо, национальные власти пользуются определенным усмотрением. В первую очередь национальные власти должны оценить представленные доказательства по конкретному делу; задача Суда заключается в анализе принятых решений с точки зрения Конвенции. Суд полагает, что по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции при рассмотрении дел, охватывающих участие душевнобольных лиц, национальные суды пользуются определенным усмотрением. Так, к примеру, суды могут осуществить определенные организационные мероприятия с целью обеспечения надлежащего осуществления правосудия, защиты здоровья заинтересованных лиц. Однако такие меры не должны подрывать само существо права заявителя на справедливое судебное разбирательство, гарантируемое ст. 6 Конвенции. Оценивая, являлись ли необходимыми меры, в том числе связанные с неучастием заявителя в судебном процессе, Суд учитывает все относящиеся к делу обстоятельства (такие как существо и сложность разрешаемых национальными судами вопросов, значение дела для заявителя, представляет ли угрозу личное появление заявителя для него самого или иных лиц и т.д.) (п. п. 66 - 68 Постановления от 27 марта 2008 г.). По делу "Штукатуров против Российской Федерации" сторонами не оспаривалось, что заявитель не знал о поданном мамой требовании о признании его недееспособным. Ничто не свидетельствовало о том, что суд уведомил по своей собственной инициативе заявителя о наличии соответствующих процедур. Далее, как следовало из заключения врача от 12 ноября 2004 г., заявитель не осознавал, что он подвергался судебной психиатрической экспертизе. Суд пришел к выводу, что заявитель не участвовал в какой-либо форме в судебном процессе Васильевского районного суда Санкт-Петербурга. Оставалось выяснить при имеющихся обстоятельствах, было ли это совместимо со ст. 6 Конвенции. Власти Российской Федерации утверждали, что решения, принятые национальным судом, являлись законными с точки зрения внутригосударственного права. Однако существо жалобы заключается не в законности решения, а справедливости судебного разбирательства с точки зрения Конвенции и прецедентной практики Суда. По ряду ранее рассмотренных дел, касающихся лишения свободы душевнобольных лиц, Суд подчеркивал, что такому лицу должна быть предоставлена возможность лично участвовать по делу либо, в случае необходимости, через представителя (здесь Суд сослался на дело "Winterwerp против Нидерландов" (Постановление от 24 октября 1979 г.), где речь шла о лишении свободы душевнобольного лица). По настоящему делу последствия судебного разбирательства для заявителя важны: речь идет о личной автономии по большинству вопросов его жизни, включая ограничение его свободы. Далее Суд подчеркнул, что заявитель выполнял двойную роль: с одной стороны, он был заинтересованной стороной, с другой - он являлся объектом судебного разбирательства. В связи с этим его личное участие было необходимо не только для того, чтобы ему позволить представить собственное дело, но также чтобы дать возможность судье лично убедиться в психическом состоянии заявителя. Действительно, у заявителя была целая история, связанная с его психическим заболеванием. Однако из материалов дела следовало, что, несмотря на свои сложности психического свойства, он являлся относительно автономной личностью. При таких обстоятельствах для судьи было необходимо по крайней мере установить короткий визуальный контакт с заявителем и допросить его. Суд пришел к выводу, что решение судьи рассмотреть дело на основании документальных доказательств, не увидев и не выслушав заявителя, являлось неразумным и нарушало принцип равенства сторон, закрепленный в п. 1 ст. 6. Суд исследовал аргумент властей Российской Федерации о том, что во время слушаний присутствовали представители медицинского учреждения, где находился заявитель, и прокуратуры. Однако, с точки зрения Суда, их присутствие не подтверждало наличие действительно состязательных процедур. Представитель медицинского учреждения действовал в интересах данного учреждения, которое подготовило заключение и участвовало в процессе в качестве заинтересованного лица. Власти Российской Федерации не объяснили значение прокуратуры в процессе. В любом случае, как следует из протокола судебного заседания, как прокурор, так и представитель медицинского учреждения оставались пассивными на протяжении всего разбирательства, которое длилось всего 10 минут. В заключение Суд вновь напомнил, что он должен оценить процедуру в целом, включая решение кассационной инстанции. Суд обратил внимание, что кассационная жалоба заявителя была оставлена без рассмотрения на том основании, что он не обладал дееспособностью выступать перед судом. Независимо от того, было ли приемлемо с позиции Конвенции оставлять без рассмотрения кассационную жалобу без рассмотрения, Суд подчеркнул, что судебные процедуры окончились принятием решения судом первой инстанции от 28 декабря 2004 г. Суд пришел к выводу, что при обстоятельствах настоящего дела судебное разбирательство не являлось справедливым. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 69 - 76 Постановления от 27 марта 2008 г. по делу "Штукатуров против Российской Федерации").

Прием процессуальных документов

Вопрос справедливости судебного разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела возникает не только в случаях, когда заявителю, его адвокату не дают возможность участвовать в судебном разбирательстве, но и в случаях, когда суд необоснованно отказывает в приеме документов, поступающих от стороны в процессе.

При рассмотрении дела "Дунаев против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что Московский городской суд, рассматривая дело в кассационном порядке, отказался принять кассационную жалобу заявителя <1>. Суд констатировал факт нарушения Российской Федерацией права на справедливое судебное разбирательство (п. п. 37, 38 Постановления от 24 мая 2007 г.). По указанному делу Суд вновь указал, что ст. 6 не обязывает Договаривающиеся Государства предусматривать апелляционную или кассационную инстанции. Однако, если такие инстанции существуют, гарантии ст. 6 должны действовать при рассмотрении дел в указанных инстанциях, в частности должно быть обеспечено эффективное право на доступ к суду. Право на доступ к суду требует законодательного регулирования и, соответственно, может быть подчинено определенным ограничениям. Тем не менее применяемые ограничения не должны лишать существа рассматриваемого права. Что касается настоящего дела, то Суд подчеркнул, что с самого начала стороны, власти Российской Федерации и заявитель разошлись во мнениях, принял и рассмотрел ли Московский городской суд кассационную жалобу заявителя от 27 февраля 2001 г. Суд указал, что власти Российской Федерации предоставили копию кассационной жалобы, которая находилась в материалах дела и анализировалась городским судом. Но Суд отметил, что рассматриваемая копия не содержала официального штампа или иных формальных отметок, свидетельствовавших о приеме и регистрации данной жалобы. Иными словами, копия кассационной жалобы заявителя, представленная властями Российской Федерации, не содержала отметок о том, что она в действительности была зарегистрирована и принята для рассмотрения. На копии документа имеется слово "отказать" и подпись, похожая на подпись председательствующего судьи. Точное назначение указанной надписи установить не представляется возможным, но оно явно не свидетельствует, что кассационная жалоба была принята к рассмотрению. При таких обстоятельствах Суд посчитал аргументацию властей Российской Федерации неубедительной и пришел к выводу, что Московский городской суд отказался принять к рассмотрению дополнительную кассационную жалобу заявителя от 27 февраля 2001 г. По мнению Суда, такой отказ представляет собой вмешательство в право заявителя на доступ к суду. Суд подчеркнул, что, несмотря на вопросы заявителя, национальные власти не представили объяснений в отношении причин, по которым судом было отказано заявителю в принятии и рассмотрении кассационной жалобы от 27 февраля 2001 г. Суд также обратил внимание на непоследовательность позиции властей Российской Федерации. Если первоначально они не отрицали факта того, что письменная жалоба от 27 февраля 2001 г. не была принята к рассмотрению, утверждая, что Московский городской суд имел формальные основания отклонить просьбу заявителя о рассмотрении жалобы. Затем, не представляя ни одного аргумента для оправдания действий властей, несмотря на просьбы Суда в этом отношении, изменив свою позицию, власти Российской Федерации настаивали на том, что жалоба заявителя была рассмотрена. В отсутствие уважительных объяснений, связанных с ограничением права заявителя на доступ к суду во время кассационных процедур, Суд пришел к выводу, что имелось нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 34 - 38 Постановления от 24 мая 2007 г. по делу "Дунаев против Российской Федерации").

--------------------------------

<1> Как следовало из текста Постановления, речь шла об отказе Московского городского суда принять во внимание дополнительную, более аргументированную, кассационную жалобу заявителя от 27 февраля 2001 г. 28 февраля 2001 г. состоялось заседание кассационного суда, который подтвердил законность и обоснованность решения суда первой инстанции от 14 декабря 2000 г.

Надлежащее уведомление стороны о дне судебного заседания

как гарантия соблюдения принципа состязательности

и, как следствие, права на справедливое судебное

разбирательство в условиях фактических обстоятельств дела

Из Постановления по делу "Мокрушина против Российской Федерации" следовало, что Московский городской суд назначал три судебных заседания кассационной инстанции: 2 и 20 августа и 4 сентября 2001 г. Слушания 2 и 20 августа были перенесены в связи с неявкой сторон. Как следовало из документов, приложенных к меморандуму Российской Федерации, единственное уведомление, которое вернулось в Московский городской суд, показывает, что повестка не была своевременно доставлена заявительнице. Повестка на 20 августа была доставлена заявительнице 11 сентября 2001 г. (согласно отметке на конверте). Что касается слушания, назначенного на 4 сентября 2001 г., то отметка на конверте свидетельствует, что конверт был отправлен 24 августа 2001 г. и получен заявительницей 4 октября 2001 г. При этих обстоятельствах Суд не уверен, что Московский городской суд уведомил заявительницу о кассационных слушаниях таким образом, чтобы она получила возможность принять участие. Соответственно, было допущено нарушение права заявительницы на справедливый суд, предусмотренного п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 21, 24 Постановления от 5 октября 2006 г.).

Примечание. Похожая ситуация стала предметом рассмотрения Судом по делу "Субботкин против Российской Федерации" (п. п. 16 - 21 Постановления от 12 июня 2008 г.). Причем по делу Субботкина Суд подчеркнул, что власти Российской Федерации не представили ни одного доказательства, свидетельствующего о том, что повестка фактически была отправлена и что она была доставлена заявителю (п. 18 Постановления).

См. также дело "Литвинова против Российской Федерации" (п. п. 13 - 19 Постановления от 18 ноября 2008 г.); "Сазонов против Российской Федерации" (п. п. 20 - 25 Постановления от 16 октября 2008 г.); "Фокин против Российской Федерации" (п. 17 Постановления от 18 сентября 2008 г.); "Прокопенко против Российской Федерации" (Постановление от 3 мая 2007 г.); "Грошев против Российской Федерации" (п. 30 Постановления от 20 октября 2005 г.).

Если заявитель не участвовал в суде первой инстанции, однако впоследствии дело возвратилось на новое рассмотрение, то заявитель не может считаться жертвой нарушения соответствующих прав и свобод. Так, по делу "Ангелова против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что 29 сентября 2005 г. президиум Московского городского суда в надзорном порядке отменил решение от 3 декабря 2003 г. и возвратил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Заявительница присутствовала 2 февраля 2006 г. во время новых судебных слушаний. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что заявительница не может считаться жертвой допущенного нарушения (п. 51 Постановления от 13 декабря 2007 г.).

Ключевой принцип, определяющий применение ст. 6, - справедливость. При рассмотрении дела "Загородников против Российской Федерации" Суд вновь подчеркнул, что принцип равенства сторон, являющийся одним из элементов широкой концепции справедливого суда, требует, чтобы каждой стороне были предоставлены разумные возможности изложить свое дело на условиях, которые не ставят это лицо в худшие условия в сравнении со своим оппонентом. Принцип равенства сторон будет лишен своего существа, если сторона процесса не будет надлежащим образом извещена с тем, чтобы присутствовать на суде, если она решит воспользоваться правом быть на суде в порядке, установленном национальным правом. С точки зрения Конвенции разбирательство может быть несправедливым и нарушающим ст. 6 даже в отсутствие доказательств того, что неприсутствие лица привело к каким-либо негативным последствиям. В конце концов, Суд отметил, что, определяя вопросы о справедливости судебного разбирательства для целей ст. 6 Конвенции, необходимо рассмотреть процедуру судебного разбирательства в целом, включая решение кассационной инстанции. В суде первой инстанции заявитель не был надлежащим образом извещен о дне судебного заседания. Суд обратил внимание, что заявитель имел возможность участвовать в суде апелляционной и кассационной инстанций. Он представил свое дело и изложил аргументы в письменном виде. При этих обстоятельствах Суд пришел к выводу, что жалобы заявителя в Арбитражный суд г. Москвы и Федеральный арбитражный суд Московского округа устранили любую несправедливость, которая могла произойти вследствие запоздалого уведомления заявителя во время разбирательства в первой инстанции. Соответственно, отсутствовало нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции в аспекте права заявителя присутствовать на судебных слушаниях (п. п. 31 - 35 Постановления от 7 июня 2007 г.).

Нельзя не отметить, что если в результате судебного разбирательства решение принимается в пользу заявителя, то Суд, как правило, не удовлетворяет требования заявителя, касающиеся несправедливости судебных процедур в условиях фактических обстоятельств дела.

При рассмотрении дела "Хворостина и другие против Российской Федерации" Суд указал, что любые нарушения Конвенции, которые произошли в ходе судебного разбирательства, компенсируются судебным решением, принятым в пользу заявителя (п. 25 Постановления от 5 апреля 2007 г.).

Примечание. Речь должна идти не о любых нарушениях, а прежде всего о нарушениях конвенционных положений, гарантирующих справедливое судебное разбирательство в условиях фактических обстоятельств дела. Если, к примеру, нарушены разумные сроки судебного разбирательства, принятие положительного решения в пользу заявителя, как отмечалось выше, не лишает такое лицо статуса жертвы, если только, как неоднократно подчеркивал Суд, государство явно или имплицитно (косвенно) не признает факт нарушения Конвенции и не выплатит лицу разумную компенсацию в связи с этим нарушением.

По делу "Никитин против Российской Федерации" заявитель жаловался, что рассмотрение в надзорном порядке оправдательного приговора нарушает его право на справедливость судебного разбирательства, гарантируемого п. 1 ст. 6 Конвенции. Суд подчеркнул, что процедуры, осуществленные Президиумом Верховного Суда РФ, их последствия были благоприятны и заявитель не может претендовать на статус жертвы нарушения права на справедливое судебное разбирательство применительно к анализируемым процедурам (п. 60 Постановления от 20 июля 2004 г.). Суд не признал нарушенным право заявителя, предусматриваемое в п. 1 ст. 6 Конвенции <1>.

--------------------------------

<1> Оправдательный приговор в отношении заявителя был оставлен без изменений.

Важно всегда иметь в виду, что по смыслу ст. 6 Конвенции заявитель должен доказать, обосновать наличие фактов несправедливого судебного разбирательства.

Так, при рассмотрении дела "Полещук против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что ничто не свидетельствовало о том, что национальные суды оценивали факты и доказательства, представленные в деле заявителя, в противоречии со ст. 6 Конвенции. Заявитель был в состоянии защищать свои интересы с помощью адвоката и подвергал анализу все доказательства; были публичные слушания и решения судов были мотивированы надлежащим образом. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд не находит оснований для утверждений о несоответствии судебных процедур требованиям п. 1 ст. 6 Конвенции (п. 37 Постановления от 7 октября 2004 г.).

Примечание. См. также Постановление от 13 декабря 2007 г. по делу "Ангелова против Российской Федерации" (п. 54).

Возвращаясь к обстоятельствам дела "Ангелова против Российской Федерации", Суд подчеркнул, что ничто не свидетельствовало о том, что оценка национальными судами фактов, доказательств, предоставленных по делу заявительницы, противоречила ст. 6 Конвенции. Заявительнице была предоставлена возможность высказать свои аргументы и подвергнуть сомнению доказательства другой стороны, судебные власти дали надлежащую оценку всем доказательствам. Учитывая вышеизложенное, Суд посчитал, что основания, на которых национальные суды сформулировали свои выводы, достаточны, чтобы исключить какие-либо сомнения в том, что то, как оценивали и устанавливали доказательства по делу заявительницы, было несправедливым и произвольным (п. 54 Постановления).

Пересмотр дел в порядке надзора

при осуществлении уголовного судопроизводства

Сама возможность пересмотра уголовного дела, если не доказано иного, совместима с Конвенцией, включая гарантии ст. 6. Однако то, как осуществляется указанная процедура, не должно подрывать существо справедливого разбирательства.

Возможность вновь рассмотреть дело должна быть осуществлена властями таким образом, чтобы в максимальной степени соблюсти баланс между интересами частного лица и необходимостью в обеспечении надлежащего осуществления правосудия, подчеркнул Суд по делу "Фадин против Российской Федерации". Принимая во внимание специфику надзорного производства, Конвенция требует, чтобы власти уважали юридически обязательное судебное решение и позволяли возобновить уголовные процедуры только в том случае, когда серьезные юридические обстоятельства перевешивают принцип правовой определенности (п. 33 Постановления от 27 октября 2006 г.).

Суд, рассматривая обоснованность обращения властей к надзорному судопроизводству по уголовным делам, оценивает, была ли инициирована и осуществлена надзорная процедура с тем, чтобы в максимально возможной степени сохранить справедливый баланс между интересами частного лица и интересами эффективности осуществления криминальной юстиции. Пересмотр окончательно вступившего в силу приговора не должен осуществляться исключительно с целью иного рассмотрения дела, а с тем, чтобы исправить судебные ошибки и неправильное осуществление правосудия. В этом отношении во внимание должны приниматься правовое значение для заявителя возобновления судебного разбирательства, возобновлялась ли процедура по инициативе заявителя; основания, по которым было отменено окончательное решение по делу; соответствие процедуры по пересмотру дела национальному законодательству; существование и обеспечение процессуальных национально-правовых гарантий, способных предотвратить злоупотребление рассматриваемой процедурой со стороны властей; относящиеся к делу обстоятельства. Более того, процедура по пересмотру дела в порядке надзора должна обеспечивать процессуальные гарантии по п. 1 ст. 6, включая справедливое судебное разбирательство ("Радчиков против Российской Федерации", п. п. 43, 44 Постановления от 24 мая 2007 г.). Так, по делу "Радчиков против Российской Федерации" никто из сторон не оспаривал, что пересмотр решения суда, согласно которому произошло оправдание заявителя по всем эпизодам, было отменено в порядке надзора по инициативе прокуратуры. Проанализировав дело, суд надзорной инстанции не просто передал дело на новое рассмотрение, а возвратил дело на дополнительное расследование. Даже принимая во внимание смерть заявителя во время надзорного судопроизводства, нет сомнений, что указанное решение негативно повлияло на ситуацию заявителя. Возникает следующий вопрос: удалось ли национальным властям с учетом обстоятельств дела и существа надзорного судопроизводства соблюсти в максимально возможной степени справедливый баланс между интересами частного лица и необходимостью обеспечения эффективности системы уголовного правосудия и, соответственно, соблюдение ст. 6 Конвенции? Принимая во внимание материалы дела, Суд не уверен, что властям удалось соблюсти указанное требование. Суд констатировал, что надзорные процедуры осуществлялись согласно национальному законодательству, был соблюден годовой срок, в течение которого позволялось пересмотреть дело в порядке надзора, заявитель и адвокат заявителя присутствовали во время надзорных слушаний и имели достаточно возможностей для защиты своих интересов. Однако эти факторы, будучи относимыми к делу, в то же время не являются достаточными, чтобы оправдать отмену окончательного решения по делу заявителя. С самого начала Суду трудно принять позицию властей Российской Федерации, что по смыслу ст. 4 Протокола N 7 надзорное судопроизводство было связано с исправлением фундаментальных нарушений во время предшествующих процедур, которые могли негативно повлиять на исход дела.

Примечание. Президиум Верховного Суда РФ, отменяя решение, согласно которому заявитель был оправдан, посчитал, что предварительное и судебное следствие в нарушение ст. 20 УПК РСФСР осуществлялось односторонне и было неполным (п. 47 Постановления от 24 мая 2007 г. по делу "Радчиков против Российской Федерации").

С точки зрения Суда, сам вывод о том, что следствие по делу заявителя было "неполным и односторонним" и привело к "ошибочному" оправданию, не может само по себе свидетельствовать о наличии фундаментальных ошибок в ходе предшествующих процедур, если только не имеются нарушения в области подсудности или серьезные нарушения судебной процедуры, злоупотребления властью, явные нарушения материального права или иные перевешивающие основания, обусловленные интересами правосудия. В противном случае бремя последствий ненадлежащего предварительного следствия полностью перекладывается на заявителя и, что более важно, само утверждение о наличии просчетов на следствии, даже малых, незначительных, создает неограниченную возможность прокуратуре злоупотребить процессом, требуя возобновления законченного следствия. Угроза злоупотребления процессом является более серьезной в тех случаях, когда органы прокуратуры, явно осознавая упущения следствия и будучи вправе вернуть дело на новое рассмотрение во время слушания в суде первой и кассационной инстанций, т.е. до тех пор, когда решение суда вступит в силу, вместо того, чтобы использовать обычные средства защиты, использовали экстраординарные средства правовой защиты - надзорное судопроизводство. Суд обратил внимание на то, что основания для пересмотра дела в порядке надзора являются идентичными основаниями отмены или изменения судебного акта в кассационном порядке. Такое положение вещей само по себе слабо способствует защите правовой определенности и в настоящем деле привело к ситуации, когда надзорная инстанция не рассмотрела последствия своего решения для правовой определенности, руководствуясь только аргументами прокуратуры. Суд не разделил мотивировку позиции Президиума Верховного Суда РФ о том, что предварительное и судебное следствия были неполными и односторонними. Суд посчитал, что ошибки следствия должны быть использованы в интересах защиты подсудимого. Риск какой-либо ошибки, допущенной органами следствия или судом, должен быть возложен на государство и указанные ошибки не должны исправляться за счет заинтересованного частного лица. В заключение Суд отметил, что основания, использованные прокуратурой для оправдания возобновления предварительного следствия, являлись аналогичными тем, к которым обращалось внимание при рассмотрении дела в кассационной инстанции. Поскольку эти аргументы анализировались и были отклонены коллегией Верховного Суда РФ из трех профессиональных судей, рассмотревших дело в порядке кассации, надзорное судопроизводство, по существу, являлось попыткой прокуратуры вновь представить свои аргументы по делу, которые не были разделены в кассационной инстанции. Суд пришел к выводу, что, отменяя оправдательный приговор по настоящему делу, речь не шла об исправлении фундаментальных ошибок, а о новом рассмотрении дела. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции ("Радчиков против Российской Федерации", п. п. 45 - 53 Постановления от 24 мая 2007 г.).

Если инициация надзорного порядка пересмотра дела принадлежит заявителю, то по общему правилу такой заявитель не должен считаться жертвой нарушения соответствующих конвенционных положений. Рассматривая дело "Фадин против Российской Федерации", Суд обратил внимание на то, что заявитель самостоятельно ходатайствовал о пересмотре в порядке надзора приговора Тульского областного суда от 24 марта 1998 г. В частности, он просил, чтобы его дело было полностью пересмотрено судом. Сторонами не оспаривалось, что протест о пересмотре дела в порядке надзора был подан заместителем Генерального прокурора РФ 12 ноября 1999 г., и приговор был отменен Верховным Судом РФ 7 декабря 1999 г. в соответствии с просьбой заявителя. Объем последующего пересмотра полностью соответствует просьбе заявителя - чтобы дело было полностью пересмотрено, принимая во внимание, что инициатором надзорного производства был заявитель, последний не может требовать признать себя жертвой нарушения принципа правовой определенности. Что касается жалобы в отношении последствий процедуры пересмотра перед национальными судами, то Суд подчеркнул, что только процедуры по пересмотру могут охватываться его компетенцией ratione temporis (временной критерий) (см. подробнее лекцию 12), Конвенция вступила в силу для Российской Федерации 5 мая 1998 г. Учитывая, что в той мере, в которой жалоба касается оценки доказательств и результатов процедуры со стороны национальных судов, Суд напомнил, что анализ предполагаемых ошибок в фактах или праве, совершенных национальными судами, - это не его задача, национальные суды, как правило, должны оценивать доказательства, представленные ему, и применить национальное право. Задача Суда заключается в том, чтобы убедиться, была ли в целом справедлива судебная процедура. Суд посчитал, что по настоящему делу национальные суды двух уровней аккуратно проанализировали все материалы, находящиеся в их распоряжении, и пришли к обоснованным выводам, касающимся обвинения против заявителя. Заявитель обладал достаточными возможностями для того, чтобы представить свое дело и оспорить любые доказательства, которые он считал недопустимыми. Отсутствуют какие-либо свидетельства несправедливости по смыслу ст. 6 Конвенции (п. п. 33 - 36 Постановления от 27 октября 2006 г.).

Иные аспекты критерия справедливости судебного

разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела

По делу "Галич против Российской Федерации" заявитель жаловался на то, что ему не обеспечили справедливое судебное разбирательство в кассационной инстанции. Обращалось внимание на два аспекта. Во-первых, заявитель не предвидел, что суд сможет уменьшить размер взысканной судом первой инстанции неустойки (ст. 333 ГК РФ), и поэтому он не представил в этой связи свои аргументы. Во-вторых, заявитель жаловался на то, что мотивировка кассационной инстанции, касающаяся уменьшения размера неустойки, являлась недостаточной.

Примечание. "Если подлежащая уплате неустойка явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства, суд вправе уменьшить неустойку. Правила настоящей статьи не затрагивают права должника на уменьшение размера его ответственности на основании статьи 404 настоящего Кодекса и права кредитора на возмещение убытков в случаях, предусмотренных статьей 394 настоящего Кодекса" (ст. 333 ГК РФ).

В ходе рассмотрения указанного дела Суд обратил внимание, что вопрос непредвиденного изменения объема рассматриваемого дела <1> касается, как правило, уголовных дел. Требования справедливого судебного разбирательства применительно к гражданским делам менее строгие, нежели в ситуации с уголовными делами. Тем не менее гражданское разбирательство должно быть справедливым, справедливость подразумевает наличие состязательной процедуры, которая, в свою очередь, требует, чтобы суд не основывал свое решение на доказательствах, которые не стали доступными одной из сторон. Суд вновь напомнил, что в деле "Gergiadis против Греции" он констатировал факт нарушения п. 1 ст. 6 вследствие непредоставления заявителю возможности высказать свои соображения по поводу компенсации ущерба, причиненного нахождением его под стражей. По этому делу вопрос об ответственности государства был исследован судом по собственной инициативе, одновременно с вопросом о вине заявителя при уклонении от военной службы. По делу "Gergiadis против Греции" Суд подчеркнул, что "процесс, где определяются гражданские права без заслушивания соображений сторон, не может считаться совместимым с п. 1 ст. 6". По гражданским делам сторонам должны быть предоставлена разумная возможность комментировать все аспекты рассматриваемого дела. Суд не видит необходимости абстрактно рассматривать, что значит "разумная возможность", существовала она или нет в конкретном деле - зависит от очень многих факторов. К примеру, гражданские суды не связаны юридической позицией сторон; суды свободны в выборе применимого права, в интерпретации доказательств иным образом и т.д. С другой стороны, судьи должны быть внимательными, когда они имеют дело с новыми доказательствами или обстоятельствами, которые не обсуждались во время судебного заседания ("Галич против Российской Федерации", п. п. 22 - 25 Постановления от 13 мая 2008 г.). Применяя вышеприведенные принципы по делу "Галич против Российской Федерации", Суд подчеркнул, что центральный вопрос, требующий ответа, заключается в том, можно ли было предвидеть перерасчет кассационной инстанцией неустойки, взысканной первой инстанцией в пользу заявителя. Суд отметил, что согласно ст. 333 ГК РФ национальные судьи обладают широкими полномочиями, касающимися размера присуждаемой в пользу кредитора неустойки, если размер последней, предусмотренный договором или законом, является несправедливым. Власти Российской Федерации обратили внимание на то, что согласно совместному Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ "О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами" от 8 октября 1998 г. суд имеет право применить ст. 333 по своей собственной инициативе. Соответственно, развитие событий, связанных с изменением размера взысканной неустойки, было предсказуемо и заявитель мог подготовить дополнительные аргументы в этой связи. Суд признал, что в принципе российские суды имеют возможность уменьшить размер выплачиваемой неустойки. Указанная возможность не противоречит каким-либо положениям Конвенции. Поэтому заявителю по гражданскому делу следовало иметь в виду риск возможного уменьшения согласно ст. 333 ГК РФ взыскиваемой неустойки. Однако отличительным аспектом настоящего дела является то, что суд первой инстанции не применил ст. 333 ГК РФ и основал свой расчет только на ст. 395 ГК РФ. В связи с этим важно определить, было ли предсказуемым решение кассационной инстанции. Отвечая на этот вопрос, Суд должен исследовать, как российское законодательство ограничивает компетенцию кассационной инстанции. Первая часть ст. 294 ГПК РСФСР предусматривала, что как общее правило суд кассационной инстанции не превышает пределов жалобы.

--------------------------------

<1> Применительно к гражданским делам речь прежде всего идет о предмете и основаниях иска. Если ситуация касается рассмотрения уголовных дел, то здесь подразумевается объем предъявленного обвинения (формула обвинения).

Примечание. "При рассмотрении дела в кассационном порядке суд проверяет законность и обоснованность решения суда первой инстанции в пределах кассационной жалобы. Он может исследовать новые доказательства и устанавливать новые факты. Вновь представленные доказательства суд исследует, если признает, что они не могли быть представлены в суд первой инстанции. Суд кассационной инстанции в интересах законности вправе проверить решение суда первой инстанции в полном объеме" (ст. 294 ГПК РСФСР).

Возвращаясь к настоящему делу, Суд подчеркнул, что ни должник, ни кредитор в кассационной инстанции не поднимали вопрос о размере неустойки. Действительно, вторая часть рассматриваемой статьи указывает, что суд кассационной инстанции вправе проверить решение суда первой инстанции в полном объеме. Однако указанное полномочие может быть реализовано в "интересах законности", и это является необходимым условием. Власти Российской Федерации не объяснили, что понимается в российском праве и практике под законностью; в частности, власти Российской Федерации не представили ни одного прецедента в рассматриваемой связи. Поэтому Суд основывался на собственном понимании законности. Законность часто понимается как формальное соблюдение правовых норм. Современные тенденции свидетельствуют также о наличии теории "существенной" законности, основывающейся на уважении прав человека и демократии. По настоящему делу ясно, что термин "законность", используемый в ст. 294 ГПК РСФСР, означает, что решение суда должно быть в соответствии с применяемыми правовыми нормами. Суд подчеркнул, что суд первой инстанции, действуя в пределах предоставленной юрисдикции, присудил неустойку, как это был предусмотрено ст. 395 ГК РФ. Суд не применил ст. 333 и не сократил размер неустойки с учетом реальных убытков, причиненных кредитору. Однако это полномочие суда, но не обязанность. В любом случае, суд кассационной инстанции не ставил под сомнение законность суда первой инстанции. Соответственно, решение суда первой инстанции не являлось незаконным. Несмотря на это, суд кассационной инстанции принял решение перерассчитать взысканную в пользу заявителя неустойку. Национальный суд решил по своей собственной инициативе, что размер убытков, причиненных кредитору, меньше, чем размер неустойки, которая была взыскана согласно ст. 395 ГК РФ. Суд отметил, что мотивировка суда кассационной инстанции основывалась на понятии "соразмерность", используемом ст. 333. Суд кассационной инстанции пришел к выводу, что решение нижестоящей инстанции не было формально незаконным, однако было несправедливым, так как неустойка, присужденная согласно ст. 395, не отражала реальности. Сомнительно, имеет ли суд второй инстанции полномочия выйти за пределы поданной кассационной жалобы - право четко на это не отвечает. Суд готов предположить, что кассационный суд наделен полномочием сократить размер взысканной неустойки. Однако Суд констатирует, что такое развитие событий маловероятно могло быть предсказуемым для заявителя. Суд обратил внимание на существо спора, разрешенного судом кассационной инстанции. Требования заявителя основывались на расчете неустойки, подлежащей ему выплате с учетом ставки Центрального банка РФ. В свою очередь, применение ст. 333 ГК РФ было равносильно оценке фактических убытков заявителя, которые охватывают более сложный анализ фактов. Однако этот вопрос никогда не возникал в ходе судебных процедур. Суд обратил внимание на то, что Омский областной суд не представил ни одного основания, почему он посчитал, что размер взысканной неустойки несоразмерен убыткам, причиненным заявителю. Некоторые вопросы могут быть разрешены только на основе материалов дела. Однако из-за недостатков мотивировочной части в исследуемом отношении Суд не смог прийти к выводу, что вопрос соразмерности присужденной неустойки способен был быть разрешен кассационной инстанцией, не проконсультировавшись со сторонами. Суд пришел к выводу, что, даже допуская наличие полномочий у суда кассационной инстанции, уменьшить размер неустойки с учетом обстоятельств настоящего дела, лишая стороны возможности быть услышанными по обсуждаемому вопросу, который не являлся чисто техническим, суд не смог осуществить свои полномочия способом, совместимым с требованиями п. 1 ст. 6 Конвенции. Решение кассационной инстанции явилось окончательным, и отсутствуют обычные средства правовой защиты, используя которые заявитель мог бы защитить свои интересы применительно к выводам кассационной инстанции ("Галич против Российской Федерации", п. п. 26 - 39 Постановления от 13 мая 2008 г.). С учетом вышеизложенного Суд констатировал факт нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции.

Таким образом, рассматривая критерий справедливого судебного разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела, необходимо обращать внимание как минимум на следующие аспекты: судебные акты должны быть мотивированы, основываться на разумной и добросовестной оценке предоставленных сторонами доказательств; стороны должны иметь равные возможности для защиты своих интересов, в том числе при оценке предоставляемых доказательств; стороны должны быть извещены о дне судебного заседания, и они должны иметь разумное время для подготовки защиты своих интересов. Если при осуществлении судебного разбирательства лицо либо его представитель совершают действия, направленные на защиту интересов сторон в процессе, включая подачу ходатайств, то любые запреты, ограничения в реализации таких действий должны быть разумно обоснованы, органы государства, включая суды, не должны проявлять формализма при рассмотрении соответствующих ходатайств, жалоб, заявлений и т.д.