7.1. Право на доступ к суду

7.1.1. Право на инициирование судебного производства

Если доступ частного лица к суду ограничен в силу закона или фактических обстоятельств дела, ограничения сами по себе не будут являться несовместимыми по смыслу ст. 6, если только такие ограничения не лишают существо самого права, если такие ограничения преследуют законную цель и где соблюдается пропорциональность между предпринятыми мерами и целью, преследуемой указанными мерами ("Хамидов против Российской Федерации", п. 155 Постановления от 15 ноября 2007 г. См. также Постановление от 24 мая 2007 г. по делу "Дунаев против Российской Федерации" (п. 34). По делу "Хамидов против Российской Федерации" Суд признал, что российские власти испытывали некоторые трудности в обеспечении функционирования судебной системы на территории Чеченской Республики с октября 1999 г. по январь 2001 г., принимая во внимание мероприятия военного характера в данном районе. Тем не менее, с точки зрения Суда, от властей Российской Федерации ожидалось принятие определенных мер, чтобы разрешить указанную проблему, к примеру, предусматривая возможность обращения в суды, находящиеся в других регионах России. Власти Российской Федерации не смогли представить каких-либо аргументов, свидетельствующих о предпринятых в этом отношении мерах. Учитывая то, что заявитель был лишен возможности на протяжении более одного года обратиться за судебной защитой своих прав, в том числе по вопросам, связанным с обязанием сотрудников органов внутренних дел освободить принадлежащее заявителю помещение, а также отсутствие каких-либо оправданий со стороны властей Российской Федерации, Суд посчитал, что ограничения, наложенные в отношении права заявителя на доступ к суду, лишают существо самого права и явно были непропорциональны. Суд признал нарушенным п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 156, 157 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Понимая значение судебной системы в современном демократическом обществе, государство не должно препятствовать лицу обращаться в суд для защиты своих прав и свобод. Возможность отказа в праве на инициирование судебного разбирательства должна не только предусматриваться в законодательстве, но и быть необходимой. Судья, рассматривающий вопрос о принятии искового заявления к производству, не должен формально относиться к применению процессуальных норм, содержащихся в том числе в главе 12 ГПК РФ (предъявление иска).

Рассматривая дело "Ицлаев против Российской Федерации", Суд отметил, что право на доступ к суду, гарантируемое п. 1 ст. 6 Конвенции, не является абсолютным и может быть ограничено; это следует косвенно, поскольку право на доступ по своему существу требует правового регулирования, которое может варьироваться в зависимости от времени и места согласно требованиям и возможностям общества и частных лиц. Предусматривая такое регулирование, государства-участники наделяются определенным усмотрением, но окончательное решение применительно к соблюдению Конвенции возлагается на Суд. Ограничения, касающиеся доступа к Суду, совместимы с п. 1 ст. 6, если только они не ограничивают доступ к суду лица таким образом и в таком объеме, которые подрывают само существо рассматриваемого права; в конце концов, такие ограничения не будут совместимыми с п. 1 ст. 6, если они не преследуют законной цели и отсутствует разумный баланс между используемыми средствами и достигаемой целью. Суд не должен занимать место национальных судов. В первую очередь национальные власти, собственно суды, обязаны решать вопрос интерпретации внутригосударственного права. Роль Суда ограничена установлением того, насколько последствия такой интерпретации совместимы с Конвенцией. Это применимо и в случаях толкования судами процессуальных норм, регулирующих сроки, установленные для подачи документов и жалоб ("Ицлаев против Российской Федерации", п. п. 33, 34 Постановления от 9 октября 2008 г.). Рассматривая дело "Ицлаев против Российской Федерации", в первую очередь Суд обратил внимание на то, что подача искового заявления в пределах установленного законом срока сама по себе не является несовместимой с п. 1 ст. 6 Конвенции. Суд придерживался данной позиции по многим делам, если рассматриваемые условия преследовали законную цель надлежащего осуществления правосудия и соответствовали принципу правовой определенности. Суд посчитал, что отсутствуют основания для отхода от этих выводов по настоящему делу. Но то, каким образом были применены процессуальные сроки в отношении заявителя при сложившихся обстоятельствах дела, является относимым при определении того, был ли последний обеспечен правом на эффективный доступ к суду.

Примечание. Национальный суд отклонил требование заявителя о взыскании заработной платы как поданное в нарушение сроков: "заявление о разрешении трудового спора подается в районный (городской) народный суд в трехмесячный срок со дня, когда работник узнал или должен был узнать о нарушении своего права, а по делам об увольнении - в месячный срок со дня вручения копии приказа об увольнении либо со дня выдачи трудовой книжки" (ч. 1 ст. 211 КЗоТ РФ).

Заявитель утверждал, что городской суд нарушил национальное законодательство, применив по своей собственной инициативе рассматриваемые ограничения по срокам. Суд отметил, что 9 октября 2001 г. заявитель подал ходатайство о восстановлении сроков согласно ст. 105 ГПК РСФСР. В данном ходатайстве он непосредственно признал пропуск установленного законом срока для подачи заявления и подписал ходатайство, направив его вместе с иском. Согласно ст. 105 ГПК РСФСР национальные суды должны были рассмотреть данное ходатайство, что они и сделали по настоящему делу. Из этого следует, что заявитель вопрос о сроках поднял по своей собственной инициативе и национальные суды действовали согласно внутригосударственному праву. Далее заявитель подчеркнул, что суд неправильно применил нормы о сроках, отказав в их восстановлении, не приостановив, несмотря на наличие уважительных причин их пропуска. Суд отметил, что национальные суды добросовестно исследовали причины пропуска сроков, представленные заявителем как в первой, так и кассационной инстанции, и установили, что указанные причины не могут оправдать неподачу иска в установленные сроки. Суды опирались на национальное законодательство и практику. Изучив судебный акт от 16 октября 2001 г. и кассационное определение от 26 февраля 2002 г., Суд не посчитал, что данные судебные акты являются ненадлежаще обоснованными и мотивированными. Суд обратил внимание на то, что национальные суды учли обстоятельство нефункционирования судебной системы в Чеченской Республике до декабря 2000 г. и исчисляли трехмесячный срок именно с этого момента. Заявитель также утверждал, что он не должен был обращаться с иском в суд, находящийся в другом районе. На этот довод Суд ответил, что действительно между декабрем 2000 г. и июлем 2001 г. единственной возможностью для заявителя была подача иска в городской суд, находящийся в Гудермесе. Суд посчитал, что российские власти испытывали некоторые трудности в установлении судебной системы на территории Чеченской Республики. Однако имелся суд, куда заявитель мог обратиться. Суд уверен, что необходимость для заявителя обратиться в суд, находящийся в другом районе, не накладывает на последнего чрезмерного бремени и не влияет негативно на его право на доступ к суду. Учитывая вышеизложенное, Суд пришел к выводу, что в отношении заявителя не имелось чрезмерных ограничений, касающихся доступа к суду. Соответственно, отсутствовало нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 35 - 38 Постановления от 9 октября 2008 г. по делу "Ицлаев против Российской Федерации").

Вопрос о праве на инициирование судебного разбирательства по гражданским делам возник и по делу "Пономарев против Российской Федерации".

Суд отметил, что 22 декабря 1998 г. заявитель обратился с иском к Министерству финансов РФ в суд города Воркуты, Республика Коми, требуя компенсации ущерба, причиненного вследствие неправомерного лишения свободы на стадии предварительного следствия, включая компенсацию ущерба, возникшего в результате заболевания туберкулезом. В поддержку своих исковых требований заявитель представил несколько медицинских заключений, касающихся заболевания туберкулезом. Суд отметил, что рассматриваемые требования заявителя, безусловно, являлись гражданскими по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции и имели правовую основу. Как следует из решения суда от 23 января 2003 г., были рассмотрены требования истца, касающиеся незаконного лишения свободы, однако требования о компенсации ущерба, причиненного заболеванием туберкулеза, остались без рассмотрения. Кассационная инстанция оставила без изменений решение суда первой инстанции. Таким образом, очевидно, что требования заявителя в части компенсации ущерба, возникшего вследствие заболевания туберкулезом, оставались нерассмотренными. Учитывая вышеизложенное, а также признание властями Российской Федерации факта нерассмотрения требований заявителя, Суд пришел к выводу, что заявитель был лишен права на доступ к суду. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции ("Пономарев против Российской Федерации", п. п. 25, 26 Постановления от 15 мая 2008 г.).

Примечание. Представляется, что указанное дело было бы логичнее рассмотреть в аспекте права на получения судебного решения, а не инициирования судебного разбирательства.

Как неоднократно подчеркивалось выше, если вмешательство в права и свободы являлось законным, преследовало законную цель и было необходимым в демократическом обществе, то отсутствуют основания для признания нарушения государством конвенционных положений. Так, по делу "Коловангина против Российской Федерации" Суд установил, что заявительнице было отказано в приеме искового заявления в связи с тем, что доверенность не предусматривала права заявительницы на подписание и подачу исковых заявлений. Суд пришел к выводу, что указанное ограничение было основано на законе, преследовало законную цель и было необходимым в демократическом обществе. Указанные обстоятельства позволили Суду не констатировать факт нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 17 - 27 Постановления от 11 декабря 2008 г.).