5. Виды и особенности возмещения нематериального вреда.

Под неимущественным, или моральным, вредом в гражданском праве понимаются нравственные или физические страдания, испыты­ваемые одним лицом вследствие противоправных действий другого лица. Такие действия могут выражаться, например, в посягательстве на жизнь, здоровье фажданина, умалении чести, достоинства и дело­вой репутации путем распространения порочащих сведений, вмеша­тельстве в сферу частной жизни лица.

Моральный вред имеет особую природу: по своему существу этот вред неисчислим в деньгах. Вместе с тем денежная компенсация по­несенных страданий является наиболее соответствующим характеру вреда возмещением. В рассматриваемых зарубежных правовых систе­мах нормы о компенсации неимущественного вреда довольно эффек­тивно используются для защиты личных неимущественных прав граждан.

Существенному увеличению числа случаев причинения неимуще­ственного вреда в результате умаления чести, достоинства и деловой репутации, а также вмешательства в сферу частной жизни лица спо­собствует возрастающее значение средств массовой информации, а также возможность путем продажи печатных изданий, трансляции радио- и телепрограмм распространять неограниченному кругу лиц сведения, порочащие честь и достоинство конкретного гражданина либо причиняющие ему иной неимущественный вред.

Вместе с тем распространение обязательного страхования гражданско-правовой ответственности за вред, причиненный третьим лицам, в первую очередь, владельцами автомобилей, а также развитие социального страхования от несчастных случаев на производстве, что выразилось в принятии специальных законодательных актов, привело к устранению индивидуальной гражданской ответственности причинителя вреда. В указанных случаях обязанность возмещать причинен­ный вред возлагается на страховые компании и кассы социального обеспечения.

В рассматриваемых зарубежных правовых системах накоплен богатый опыт применения правового института компенсации неиму­щественного вреда, однако термины, используемые для обозначения этого правового института, а также их содержательное наполнение имеют весьма значительную специфику в рассматриваемых правовых системах.

Во Франции правоприменительная практика для обозначения нравственных страданий и связанных с ними требований использует термин dommage moral. Обязанность возмещения вреда, причиненного противоправными виновными действиями, предусмотрена в ст. 1382 и 1383 ФГК, однако в указанных статьях французский законодатель не выделяет неимущественный вред в качестве отдельного вида вреда. Разграничение вреда на имущественный и неимущественный сущест­вует во французской правовой доктрине и судебной практике.

Под неимущественным вредом (immaterieller Schaderi) в соответ­ствии с законодательством Германии понимается вред, наступающий в результате неправомерного действия, причиняющего телесные по­вреждения или иной вред здоровью, ограничивающего свободу или нарушающего право на сексуальное самоопределение потерпевшего. Компенсации подлежат как телесные (физические), так и нравствен­ные страдания.

В германской правовой доктрине для обозначения морального вреда также используется термин, который не упоминается в законо­дательстве Германии, — «Schmerzensgeld» («вознаграждение за стра­дания»).

Швейцарский законодатель для обозначения нематериального вреда использует понятие «Genugtuung» (относительно точный пере­вод — «личное удовлетворение»).

В странах англо-американской правовой системы не существует точного и единого обозначения термина «моральный вред». В Англии и США вариации определения морального вреда многочисленны — «psychological injury» («психический вред»), «psychiatric injury» («психиатрический вред»), «nervous shock» («нервный шок»), «ordinary shock» («обыкновенное потрясение»).

Во Франции обязанность возмещения как имущественного, так и неимущественного вреда, причиненного противоправными винов­ными действиями, предусмотрена в ст. 1382, 1383 ФГК. В Германии вопросы компенсации неимущественного вреда регулируются, в пер­вую очередь, специальной нормой — § 253 ГГУ , а также § 65I ГГУ.

В соответствии с правом ФРГ (абз. 1 § 253 ГГУ) требование о ком­пенсации неимущественного вреда может быть заявлено лишь в тех случаях, когда это прямо предусмотрено законом (Enumerations-prinzip). Так, положения о возмещении неимущественного вреда закреплены в целом ряде специальных законов, регламентирующих ответственность за вред, причиненный в определенных областях дея­тельности: § 8 Закона об ответственности за недоброкачествен­ную продукцию, § 5 Закона об ответственности за причинение вреда, § 13 Закона об ответственности за загрязнение окружающей среды, § 35 Закона против ограничений конкуренции, § 97 Закона об автор­ском праве, § 11 Закона о дорожном движении, § 36 и 53 Закона о воздушном сообщении, § 29 Закона об атомной энергии, § 107 главы седьмой Социального уложения, § 52 Закона о социальной помощи, § 32 Закона о генной инженерии, § 87 Закона о лекарственных сред­ствах и др.

В Швейцарии вопросы компенсации неимущественного вреда регулируются ст. 28а, 29, 46, 429а ШГК, ст. 47, 49, 60, 61 ШОЗ. Возможность возмещения неимущественного вреда также прямо преду­смотрена в ряде специальных законодательных актов, среди которых: ст. 11, 12, 14, 16 Закона о помощи жертвам преступлений, ст. 59 Закона о военном страховании, ст. 62, 83 Закона о дорожном дви­жении, ст. 7 Закона об ответственности в области ядерной энергии, ст. 58,59 Закона об альтернативной гражданской службе, ст. 40 Закона о защите от излучений, ст. 74 Закона об общей части права социаль­ного страхования, ст. 6, 20 Закона об ответственности федерального центра, работников органов власти и чиновников, ст. 5 Закона о равно­правии мужчины и женщины, ст. 62 Закона об авторских и смежных правах, ст. 55 Закона о защите товарных знаков и наименований мест происхождения, ст. 35 Закона о защите дизайна, ст. 9 Закона о борьбе с недобросовестной конкуренцией, ст. 12 Закона о картелях и иных ограничениях конкуренции и др.

Основную роль в регулировании рассматриваемых отношений в Англии и США играет судебный прецедент.

Несмотря на то что во Французском гражданском кодексе неиму­щественный вред не выделяется в качестве отдельного вида вреда, ни ст. 1382 ФГК, ни иные статьи ФГК не содержат каких-либо ограни­чений в отношении взыскания неимущественного вреда, если такой вред является прямым и непосредственным последствием деликта.

Необходимо отметить, что французское законодательство и судеб­ная практика не ограничивают защищаемые законом личные неиму­щественные права и блага каким-либо определенным перечнем. Любой вред правам личности заранее признается подлежащим ком­пенсации. При этом французская доктрина выделяет определенные виды неимущественного вреда, подлежащего компенсации путем предъявления соответствующего иска в суд. Такой вред может выра­жаться как в посягательстве на честь, достоинство, религиозные убеж­дения человека, так и в боли и душевных страданиях, связанных с телесным повреждением в результате деликта (pretium doloris), кото­рые включают боязнь, опасение, страх, любую психическую реакцию лица, эмоциональное беспокойство, невроз. При наличии у потер­певшего боли, которая может принимать различную степень тяжести (от незначительной до очень тяжелой), французские суды присуж­дают компенсацию в размере от 1000 до 15 000 евро.

Компенсации подлежит потеря удовольствия от жизни (prejudice d'agrement), являющаяся результатом ухудшения качества жизни, выражающегося, например, в потере обоняния, невозможности всту­пить в брачные отношения, неспособности совершать прогулки или переносить тяжелые предметы. Потерпевший также вправе получить компенсацию за потерю жизненных удовольствий вследствие испор­ченного отпуска.

В состав dommage moral суды также включают так называемый эстетический ущерб (prejudice esthetique), который проявляется в не­возможности потерпевшего продолжать заниматься прежней деятель­ностью или посещать определенные общественные мероприятия.

Важную роль при определении размера возмещения за причинение неимущественного вреда играют заключения медицинских экспертов, которые при этом не дают денежную оценку причиненного вреда, а указывают лишь на вопросы факта.

Во Франции не допускается конкуренция договорной и деликт-ной ответственности. В том случае, когда одно и то же действие представляет собой как деликт, так и нарушение договорных обяза­тельств, потерпевший не вправе предъявить причинителю вреда отдельный иск из деликтных обязательств. Однако если деликт также содержит состав преступления, то потерпевший имеет право на предъ­явление деликтного иска, даже несмотря на существование договора между ним и причинителем вреда.

Состав ответственности за причинение неимущественного вреда во Франции совпадает с общими основаниями ответственности за причинение вреда.

В Германии до реформы обязательственного права 2002 года во­просы возмещения неимущественного вреда регулировались § 847 ГГУ, ранее успешно использовавшимся для компенсации вреда, который «не является имущественным» и наступает в случае посягательства на телесную неприкосновенность или здоровье, в случае ограничения свободы потерпевшего (абз. 1), а также при совершении против жен­щины насильственного внебрачного полового акта (абз. 2).

Действующий в настоящее время абз. 1 § 253 ГГУ, который занял место исключенного § 847 ГГУ, гласит, что неимущественный вред подлежит справедливому возмещению в денежной форме лишь в слу­чаях, предусмотренных законом (Enumerationsprinzip). Абзац 2 § 253 ГГУ дает потерпевшему право требовать возмещения неимуществен­ного вреда в случаях посягательства на телесную неприкосновенность, здоровье, свободу или нарушения права на сексуальное самоопреде­ление лица.

Возможность возмещения неимущественного вреда также прямо предусмотрена в § 65If ГГУ, позволяющем путешествующему при определенных условиях требовать «соответствующее возмещение в денежной форме в связи с бесполезно проведенным временем отпуска».

Господствующим принципом в нормах ГГУ о возмещении вреда является принцип натуральной реституции (Naturalrestitution), озна­чающий, что лицо, обязанное возместить ущерб, должно восста­новить то положение, которое существовало бы, если бы не было обстоятельства, в силу которого возникла обязанность возместить ущерб (§ 249 ГГУ).

Общей нормой, регулирующей отношения, возникающие в связи с причинением вреда недозволенными действиями, является § 823 ГГУ, устанавливающий обязанность возместить вред, причиненный противоправным, умышленным или неосторожным посягательством на «чью-либо жизнь, телесную неприкосновенность, здоровье, сво­боду, право собственности или какое-либо иное право другого лица». Однако указанный параграф ГГУ ничего не говорит о защищаемых законом правах личности.

Перечень прав и благ, указанных в § 253 и § 823 ГГУ, которым предоставляется защита путем справедливого денежного возмещения за страдания, причиненные их нарушением, не является исчерпы­вающим. Начиная с решения по делу «Письмо читателя» («Leser-briefurteil»), Федеральный суд Германии путем расширительного толкования категории «иное право» (sonstiges Recht), содержащейся в абз. 1 § 823 ГГУ, а также опираясь на содержание ст. 1 и 2 Основ­ного закона ФРГ, выработал категорию так называемого всеобщего права личности (das allgemeine Persdnlichkeitsrecht), которая «охва­тывает сферу личного самосовершенствования и самовыражения, нуждающуюся в правовой защите от посягательств извне».

В тех случаях, когда защита какой-либо отдельной стороны част­ной сферы лица прямо не предусмотрена законом (как, например, право на жизнь и личную неприкосновенность — ст. 2, свобода сове­сти — ст. 4, защита брака и семьи — ст. 6, тайна переписки, почто­вой и телесвязи — ст. 10, неприкосновенность жилища — ст. 13 Основного закона ФРГ), свое применение находит категория всеоб­щего права личности, которая обеспечивает защиту личности во всех аспектах ее существования.

Судебная практика Германии наполняет понятие всеобщего права личности конкретным содержанием, вырабатывая типы случаев, в которых за потерпевшим признается право на справедливое денеж­ное возмещение за неимущественный вред, причиненный теми или иными недозволенными действиями. Так, вред всеобщему праву лич­ности могут нанести вмешательство в частную и интимную жизнь лица, посягательства на честь и достоинство лица, нарушение права самостоятельно определять свой внешний вид (одежду, прическу), использование имени и изображения лица в рекламных кампаниях без разрешения и др.

Согласно практике Верховного суда ФРГ в тех случаях, когда компенсация неимущественного вреда, причиненного нарушением всеобщего права личности, невозможна каким-либо иным путем, то есть путем натуральной реституции, допускается требование денеж­ного возмещения.

Важно отметить, что ссылки на нарушение всеобщего права лич­ности невозможны в тех случаях, когда защита соответствующего нематериального права или блага предусмотрена в соответствующих специальных законах, как это имеет место, например, при защите права на собственное изображение (§ 22 Закона об авторских правах на произведения изобразительных искусств и фотографии) и права на имя (§ 12 ГГУ). Если речь идет об умышленном распространении сведений, затрагивающих личное достоинство лица, то такое деяние может быть признано уголовно наказуемым в смысле § 185 Уголов­ного кодекса Германии (оскорбление личности). В таком случае по­терпевшему предоставляется право на защиту чести и достоинства согласно абз. 2 § 823 ГГУ.

Условия ответственности за причинение неимущественного вреда согласно законодательству Германии совпадают с общими основа­ниями деликтной ответственности, предусмотренными § 823 ГГУ.

Во-первых, действие (бездействие), наносящее неимущественный вред, должно быть противоправным, то есть оно должно нарушать субъективное право другого лица. Вина причинителя вреда также явля­ется необходимым условием деликтной ответственности. Лицо, при­чинившее вред, должно действовать умышленно или неосторожно. Чтобы предотвратить опасность того, что даже самые незначительные нарушения неимущественных прав и благ личности будут приводить к заявлению потерпевшим правопритязаний о денежном возмеще­нии, Федеральный суд Германии установил, что неимуществен­ный вред, вызванный нарушением указанных прав и благ, перечень которых является открытым, должен быть тяжелым по своим послед­ствиям.

Право Швейцарии, примером для которого служило немецкое право, для обозначения нематериальных прав и благ, которым предо­ставляется защита путем компенсации «личного удовлетворения», использует категорию «право личности» (die Personlichkeitsrecht), аналогичную немецкому всеобщему праву личности. Положения о защите права личности закреплены в Конституции Швейцарии (абз. 2 ст. 10) , в ст. 28 ШГК и ст. 49 ШОЗ, а также в отдельных уго­ловно-правовых нормах. Вместе с тем швейцарское право не дает зако­нодательного определения данной категории, оставляя, таким образом, судебной практике возможность определить ее рамки и наполнить конкретным содержанием.

В швейцарской правовой доктрине выделяют три основные состав­ляющие права личности: право на телесную неприкосновенность, право на психическую неприкосновенность и право на социальную целостность личности.

Согласно ст. 28 ШГК то лицо, чьи личные права противоправно нарушены, вправе обратиться за защитой в суд против любого лица, участвующего в таком нарушении. Пункт 3 ст. 28а ШГК, перечисляя способы защиты гражданских прав, предусматривает в качестве тако­вого компенсацию (Genugtuung).

Статья 47 ШОЗ («Осуществление личного удовлетворения») преду­сматривает, что в случае убийства человека или нарушения телесной неприкосновенности судья, учитывая особые обстоятельства, вправе присудить потерпевшему или его родственникам соразмерную денеж­ную сумму в качестве личного удовлетворения.

Необходимо отметить, что в швейцарской судебной практике вы­сказывается мнение о том, что Genugtuung присуждается лишь в тех случаях, когда имеют место «веские и чрезвычайные обстоятельства».

В соответствии с п. 1 ст. 49 ШОЗ («Нарушение прав личности») то лицо, чьи личные права нарушены, вправе требовать оплаты денеж­ной суммы в качестве личного удовлетворения в той мере, в которой это оправдано тяжестью нарушения, и в том случае, если такое наруше­ние не подлежит устранению иным способом. Однако согласно п. 2 той же статьи вместо денежной компенсации Genugtuung либо наряду с указанной компенсацией судья вправе вынести решение о взыска­нии личного удовлетворения иным способом.

В указанной выше статье ШОЗ прослеживается аналогия с прин­ципом натуральной реституции, а также принципом «ограниченного числа», установленным в Германском гражданском уложении.

Статья 6:95 ГК Нидерландов, разделяющая вред на имуществен­ный и иной вред, закрепляет положение, согласно которому ущерб, подлежащий возмещению в соответствии с правовым обязательст­вом, состоит из патримониального (имущественного) и иного вреда. Возмещение иного, то есть неимущественного, вреда возможно в той степени, в которой закон предоставляет право на его компенсацию.

Согласно законодательству Нидерландов неимущественный вред может выражаться в физической боли и психологических последст­виях деликта, например таких, как печаль, недуг, бессонница, раздра­жение, страх, чувство подчиненного положения, ущерб репутации. Неимущественный вред также проявляется в потере радости жизни из-за уменьшенных возможностей, вызванных телесным поврежде­нием или уменьшенной продолжительностью жизни.

Законодательство Нидерландов (ст. 6:95 ГК) устанавливает пра­вило, согласно которому все денежные убытки, вызванные как делик­том, так и нарушением договора, должны быть компенсированы независимо от того, являются ли такие убытки результатом вреда, причиненного личности, товарам или другим правам.

Вместе с тем право на компенсацию за причинение неимущест­венного вреда, который не подлежит оценке в денежной форме, ограни­чено определенными законом случаями. Здесь ст. 6:95 ГК Нидерландов применяется в сочетании со ст. 6:106, при этом последняя имеет решающее значение. Согласно последней статье потерпевший имеет право на справедливо определенную компенсацию вреда, отличного от патримониального (имущественного) вреда, в следующих случаях:

лицо, ответственное за причинение вреда, имело намерение причинить такой вред;

потерпевшему причинены физические страдания, нанесен вред его чести или репутации, или личные неимущественные права потер­певшего нарушены иным образом;

вред заключается в оскорблении памяти об умершем лице, при этом такой вред причинен пережившему супругу, зарегистрирован­ному партнеру или близкому родственнику до второй степени род­ства, при условии, что ущерб причинен таким способом, который дал бы покойному, если бы он все еще находился при жизни, право на компенсацию вреда чести или репутации.

Подпункт (b) п. 1 ст. 6:106 ГК, делающий отсылку на нарушение личных неимущественных прав потерпевшего «иным образом», остав­ляет открытым перечень неимущественных прав и благ, нарушение которых дает потерпевшему право на компенсацию «иного вреда». Указанное положение ГКН дает простор для судебной интерпрета­ции, позволяя судебной власти далее развивать этот институт. Там же указывается, что размер компенсации неимущественного вреда опре­деляется в соответствии с требованиями справедливости (naar billijk-heid). Это означает, что истец, в принципе, может и не указывать в исковом заявлении определенное денежное выражение причинен­ного ему неимущественного вреда. Размер компенсации будет в таком случае определен судом с учетом имеющихся фактов и обстоятельств дела, а также экспертных заключений о тяжести вреда, причиненного потерпевшему.

Указанное выше право на компенсацию неимущественного вреда по общему правилу не может быть передано другому лицу.

Право Англии и США устанавливает различные основания ответст­венности в случае умышленного и неосторожного причинения вреда.

В англо-американском праве при возмещении морального вреда суд может присудить потерпевшему одну из трех разновидностей убытков. Компенсаторные убытки (compensatory damages) присуж­даются с целью полного возмещения ущерба, действительно причи­ненного истцу в результате противоправного действия ответчика. Номинальные убытки (nominal damages) присуждаются в тех случаях, когда потерпевшему не было причинено сколько-нибудь существен­ного вреда, однако были нарушены определенные его права. Номи­нальные убытки присуждаются в символическом размере, например 1 доллар США, а в некоторых случаях сумма присуждаемых номи­нальных убытков может составлять размер судебных издержек истца. Карательные убытки (punitive или exemplary damages) присуждаются в дополнение к компенсаторным убыткам, когда неправомерное пове­дение причинителя сопровождалось злым умыслом с его стороны. Карательные убытки представляют собой не столько компенсацию страданий потерпевшего, сколько наказание причинителю вреда. Они являются средством устрашения для потенциальных последова­телей причинителя вреда.

Право Англии и США формально не проводит различия между имущественным и неимущественным вредом, но при определении размера компенсаторных убытков суд может принять во внимание нравственные страдания потерпевшего. Такие нравственные страда­ния могут выражаться в испуге, страхе, переживаниях, печали, горе, эмоциональном беспокойстве, психической травме. Нравственные страдания также могут быть причинены лицу оскорблением или про­явлением неуважения.

Общее право в течение длительного времени отрицало возмож­ность компенсации за причиненные нравственные страдания (mental pain or anxiety) в тех случаях, когда вызвавшее их неправомерное действие не причиняло потерпевшему иной материальный ущерб или физический вред (Lynch v. Knight, 1861 г.). Требование наличия у истца сопровождающего эмоциональные страдания физического вреда здо­ровью (physical injury requirement) способствовало тому, чтобы мини­мизировать риск компенсации за притворные страдания и сократить число необоснованных исков (Molien v. Kaiser Foundation Hospitals, 1980 г.). Однако, если эмоциональное беспокойство вызвано причи­ненными лицу телесными повреждениями, суды общего права при оценке размера причиненного ущерба всегда признавали необходи­мость принимать во внимание чувства и переживания потерпевшей стороны. При рассмотрении дел о причинении физического вреда суды присуждают возмещение ущерба в качестве дополнительного элемента за нравственные страдания или эмоциональное беспо­койство (emotional distress), возникающее одновременно с физиче­ской болью. При рассмотрении таких дел требование возмещения за нравственные страдания допускается в качестве производного (parasitic damages) по отношению к основному требованию о возме­щении вреда за причиненную физическую боль (Payton v. Abbott, 1982 г.).

В качестве составляющей таких производных убытков суды англо-американской правовой системы признают страх и беспокойство истца (fear and anxiety) о вреде, который может возникнуть в буду­щем в результате небрежности ответчика. Так, служащему железной дороги, потерявшему ногу в результате несчастного случая, была при­суждена компенсация за эмоциональное беспокойство, связанное со страхом возможного заражения крови в результате телесного повреж­дения, которое может привести к фатальному исходу (Southern Kansas Railway Co. of Texas v. McSwain, 1909 г.).

Применяя подобные обоснования, суды традиционно присуждают лицам, укушенным собаками, компенсацию не только за физические страдания, но также и за чувство страха, связанного с возможностью заражения бешенством и другими болезнями (Friedmann v. McGowan, 1898 г.). Беременным женщинам, перенесшим физический вред в результате дорожно-транспортного происшествия, суд присуждает компенсацию за эмоциональное расстройство, вызванное беспокой­ством о том, что вред может быть также причинен здоровью еще не родившегося ребенка (Carter v. Public Serv. Coordinated Transport, 1957 г.).

В настоящее время подход судов к требованию наличия у истца физического вреда для компенсации за моральный вред несколько изменился. Суды допускают возмещение только нравственных стра­даний, не сопровождающихся физическим вредом, в тех случаях, когда они вызваны преднамеренными действиями или чрезвычайной небрежностью причинителя вреда.

Компенсация за моральный вред обычно не присуждается, если вред выражается в горе от физического вреда, причиненного близ­кому человеку. Однако моральный вред подлежит возмещению, если такие страдания были вызваны умышленным действием ответчика.

Например, если лицо неправомерно и преднамеренно ранит ребенка в присутствии его матери и в результате этого мать переносит психо­логическую травму, ответчик может быть ответствен за моральный вред, причиненный матери.

Некоторые особенности имеет компенсация морального вреда, причиненного распространением ложных сведений, порочащих честь и достоинство потерпевшего (diffamation). Английский Закон 1952 года предоставляет потерпевшему право на компенсацию мо­рального вреда, причиненного такими действиями. Кроме того, в Англии распространение сведений, порочащих честь и достоинство лица, подразделяется на простую клевету (slander) и квалифициро­ванную клевету (libel).

Необходимо отличать диффамацию от простого оскорбления: последнее может унизить достоинство лица, но при этом не наносит вред его репутации. На истце лежит бремя доказывания того, что распространенные сведения имели порочащий характер и относи­лись к потерпевшему. Сведения считаются распространенными, если они были сообщены, по крайней мере, одному лицу, не считая самого потерпевшего.

Возмещение морального вреда при нарушении договора в Англии и США возможно лишь в исключительных случаях, когда сама при­рода заключенного договора или его нарушения такова, что нравст­венные страдания являются наиболее вероятным последствием такого нарушения. Это имеет место, например, в случае нарушения дого­вора перевозки пассажира, договора на оказание ритуальных услуг, а также при ненадлежащем оказании медицинских услуг и услуг адвокатов.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

М ОКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПРИБОРОСТРОЕНИЯ И ИНФОРМАТИКИ

Название лекции

Ведение чужих дел без поручения.

Москва, 2009

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

Ф ЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

МОКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПРИБОРОСТРОЕНИЯ И ИНФОРМАТИКИ

«УТВЕРЖДАЮ» ПРОРЕКТОР МГУПИ профессор «____»__________________ 2009 г.

О.М. Щебров

Одобрена на заседании кафедры государственного и международного права (УП-9) МГУПИ и рекомендована для использования в лекционных и семинарских занятиях по дисциплине «Договорное право зарубежных государств».

Протокол от « » 2009 г. №

Лекция № 13

Ведение чужих дел без поручения.

Москва, 2009

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ПРИБОРОСТРОЕНИЯ И ИНФОРМАТИКИ

Кафедра государственное и международное право (УП-9)

УТВЕРЖДАЮ

Заведующий кафедрой профессор Кузьмин С. И. ___________

( _______________________ )

«___» ______________2009г.

ЛЕКЦИЯ № 13

По дисциплине «Договорное право зарубежных государств» (шифр дисциплины 6913)

ТЕМА: «Ведение чужих дел без поручения».

Обсуждение на заседании кафедры (предметно-методической секции)

«___» ___________ 2009 г.

Протокол № ____

МГУПИ-2009г.

Лекция 13. Ведение чужих дел без поручения.

План занятия.

1. Общие положения о неосновательном обогащении и ведении чужих дел без поручения. Источники правового регулирования.

2. Ведение чужих дел без поручения по праву отдельных стран.

3. Обязательства из неосновательного обогащения по праву отдельных государств.

1.Общие положения о неосновательном обогащении и ведении чужих дел без поручения. Источники правового регулирования.

Уже древнеримские юристы осознали, что позитивное право в силу присущего ему формализма иногда дает сбои, приводя к ситуациям, когда баланс интересов различных участников имущественных отно­шений оказывается нарушенным в результате необоснованного пере­распределения материальных благ. Например, платеж за поставленный товар по ошибке поступил лицу, которое никакого отношения к этой сделке не имеет. Фермер ошибочно засеял своими семенами чужое поле. Сделка, во исполнение которой была передана денежная сумма, оказалась недействительной вследствие несоблюдения требований к ее форме. Или кто-то дал другому денег с целью, чтобы тот съездил по делам в другой город, а поездка не состоялась вследствие болезни последнего. В таких ситуациях имущество одного лица несправедливо увеличивается за счет имущества другого без каких-либо правовых оснований.

Кроме того, бывают случаи, когда кто-либо, заботясь об интересах другого лица, без всякого поручения совершает для него те или иные полезные действия. К примеру, кто-то принимает на себя управление имуществом своего друга, который пребывает в состоянии тяжелой депрессии или находится в длительной поездке далеко за рубежом. В подобных случаях лицо, в чьих интересах действовали без его пору­чения, получает известные выгоды, и вполне справедливо, что тот, кто добровольно вел чужие дела, имеет право на соответствующее воз­награждение и возмещение своих затрат.

Исходя из этого, в римском праве получила развитие идея недопу­стимости неосновательного обогащения, покоящаяся на началах справедливости (aequitas) и естественного права (jus naturale), кото­рая была в общем виде сформулирована в знаменитом изречении Помпония: «Согласно естественному праву справедливо, когда никто не должен обогащаться незаконно за счет другого» [D. 50.17.206].

В ходе длительного развития юриспруденция Древнего Рима, руковод­ствуясь этой основополагающей идеей, выработала и отшлифовала ряд правовых конструкций, выполняющих функцию своеобразного юридического корректора в случаях нарушения баланса интересов различных участников оборота вследствие неоправданного переме­щения имущества от одного лица к другому.

В римском праве идея недопустимости неосновательного обогаще­ния воплотилась в жизнь, прежде всего, в различных видах кондик-ционных исков о возврате полученного без основания (condictiones sine causa), а также институте ведения чужих дел без поручения (negotiorum gestio), actio de in rem verso — иске против домовладыки о возврате им из своего имущества того, что было получено от сделки подвластного (на величину обогащения, которой ответчик располагает на момент взыскания), и ряде других правовых средств. Эти юриди­ческие конструкции были востребованы современной юриспруден­цией, в том или ином виде получив свое закрепление и развитие в законодательстве и судебной практике большинства развитых правопорядков. Теперь с полной уверенностью можно говорить о том, что в гражданском праве стран континентальной Европы сложилась система средств правовой защиты, подчиненных единой осново­полагающей идее недопустимости неосновательного обогащения, а с недавних пор аналогичная тенденция четко обозначилась и в англо­американском праве.

Обязательства, возникающие из неосновательного обогащения и из ведения чужих дел без поручения, наряду с деликтными, относятся к числу внедоговорных обязательств. В рамках четырехчленной клас­сификации обязательств по основанию их возникновения (договоры, деликты, квазидоговоры и квазиделикты), воспринятой послекласси-ческим римским правом, они попали в группу обязательств, возника­ющих «как бы из договора» (quasi ex contractu).

Во Франции полностью в соответствии с этой традицией нормы о ведении чужих дел без поручения (gestion d'affaires d'autrui) и об обратном истребовании недолжно уплаченного (repetition de I'indu) — аналоге римского иска condictio indebiti — помещены в главу I («О как бы договорах») титула IV («Об обязательствах, которые возни­кают без соглашения») книги третьей ФГК (ст. 1372-1375 и ст. 1376— 1381, соответственно). При этом некоторые другие, помимо платежа недолжного (paiement de I'indu), случаи неосновательного обогаще­ния остались за рамками законодательного регулирования — ФГК не содержит ни специальных норм, регламентирующих такие случаи, ни общего положения о необходимости возврата неосновательно получен­ного. Однако французская судебная практика, следуя соображениям справедливости, не ограничивается случаями, регламентированными в ФГК, и широко пользуется общим понятием неосновательного обо­гащения (enrichissement sans cause).

Поначалу французские суды обходились без такого общего понятия и пытались решать проблемы неосновательного обогащения с помощью существующих норм ФГК. Так, на протяжении XIX века судебная практика, расширяя сферу института ведения чужих дел без поручения за его традиционные пределы, исходила из того, что всякое лицо, имущество которого уменьшилось к выгоде другого лица, тем самым вело дела последнего и может на этом основании требовать возмеще­ния своих расходов. Искусственность этой конструкции очевидна, поскольку во множестве случаев тот, чье имущество уменьшилось, вовсе не собирался действовать в интересах лица, обогатившегося за счет этого.

Общее положение о необходимости возврата неосновательного обогащения было, наконец, сформулировано в решении Кассацион­ного суда от 15 июня 1892 года по делу Будье (arret Boudier), где впер­вые прозвучало признание общего иска о неосновательном обогащении под названием action de in rem verso, заимствованным из римского права (см. выше). Истец Будье поставил удобрения арендатору земель­ного участка, который использовал их по назначению. Когда истец потребовал оплаты удобрений, оказалось, что арендатор обанкротился, а собственник земли прекратил договор аренды, при этом стороны договора условились, что стоящий на корню (с уже внесенными удоб­рениями) урожай после оценки его экспертами пойдет на погаше­ние долга по аренде. Истец, узнав об этой договоренности, предъявил иск о возмещении стоимости удобрений непосредственно собствен­нику земельного участка, учитывая неплатежеспособность арендатора. Суд удовлетворил иск, признав, что собственник обогатился за счет использованных удобрений и должен возместить поставщику их стоимость. «Учитывая, что этот иск (action de in rem verso) вытекает из принципа справедливости, который запрещает неосновательное обогащение за счет другого и не регламентируется нашими законами, условия его применения не определены, для его удовлетворения достаточно, чтобы истец сослался на закон и представил доказатель­ства существования выгоды, которую ответчик получил за его (истца) счет или в результате его личных действий...», — указал суд.

С тех пор во французской судебной практике широко используется общее понятие неосновательного обогащения через посредство иска de in rem verso. При этом французские суды выработали ряд условий для предъявления такого общего иска о возврате неосновательно полученного.

В Германии законодатель отказался от громоздкой конструкции квазидоговора (оперировать этим понятием можно лишь от противного — соответствующие обязательства не вытекают ни из договора, ни из деликта), поместив нормы о ведении чужих дел без поручения (Geschdftsfiihrung ohne Auftrag) в отдельную главу 11 (§ 677-687), а нормы об обязательствах из неосновательного обогащения (unge-rechtfertigte Bereicherung) — в главу 24 (§ 812-822) раздела 7 («Отдельные виды обязательств») второй книги ГГУ. Нормы об обяза­тельствах, возникающих из ведения чужих дел без поручения, располо­жены, таким образом, непосредственно после главы 10 («Поручение»), что, безусловно, оправдывается смежностью этих двух институтов. В свою очередь, обязательства из неосновательного обогащения также сконструированы в ГГУ как самостоятельный институт обязатель­ственного права, нормы о них предшествуют главе 25 («Недозво­ленные действия»), регламентирующей обязательства из причине­ния вреда. В § 812 ГГУ в отличие от ФГК прямо сформулировано общее положение о необходимости возврата неосновательного обо­гащения.

Положения ГГУ об обязательствах из неосновательного обогаще­ния стали результатом теоретических разработок германской пан-дектной доктрины (прежде всего, такого яркого ее представителя, как Ф.К. фон Савиньи) на основе римского права. Как уже отмечалось выше, в Древнем Риме для целей возврата неосновательного обогаще­ния использовались так называемые кондикционные иски. В первой половине XIX века, проанализировав все случаи кондикций об обо­гащении по римскому праву, Савиньи пришел к выводу, что их общей чертой является отсутствие правового основания (causa) для удержи­вания обогатившимся лицом полученной выгоды, следовательно, все эти иски, по существу, охватываются выражением condictiones sine causa. Это позволило выделить общую категорию condictio sine causa.

В Швейцарии так же, как и в Германии, законодательно закреп­лена общая норма об обязанности возвратить неосновательно полу­ченное (ст. 62 ШОЗ). При этом, в отличие от ГГУ, нормы о неоснова­тельном обогащении (ст. 62-67) расположены в общих положениях об обязательствах — в части III титула I («Возникновение обяза­тельств») раздела первого («Общие положения») ШОЗ, после общих положений об обязательствах из договоров (часть I титула I) и из недозволенных действий — деликтов (часть II титула I). Нормы о ведении чужого дела без поручения (ст. 419-423) в ШОЗ по примеру ГГУ помещены в положения об отдельных видах обязательств и сле­дуют за нормами о поручении, им посвящен титул XIV раздела II («Отдельные обязательства») ШОЗ.

Любопытным примером законодательной регламентации обя­зательств, возникающих из неосновательного обогащения и веде­ния чужих дел без поручения, является Гражданский кодекс Нидер­ландов — новейшая континентальная европейская кодификация. В нем синтезированы подходы, с одной стороны, ФГК, а с другой — ГГУ и ШОЗ. В ГКН нормы о ведении чужих дел без поручения и неосновательном обогащении находятся в общей части обязатель­ственного права (т. III, кн. 6). Им посвящен раздел 4 («Обязатель­ства на основании, ином, чем деликт или договор») книги 6 ГКН (от термина «квазидоговор» голландский законодатель также отка­зался), находящийся между нормами о деликте и общими положе­ниями о договорах. Этот раздел включает в себя главу 1 («Ведение чужих дел без поручения») (ст. 6:198-202), главу 2 («Недолжный платеж») (ст. 6:203-211) и главу 3 («Необоснованное обогащение») (ст. 6:212).

Таким образом, раздел 4 книги 6 ГКН по своей структуре факти­чески совпадает с главой I («О как бы договорах») титула IV книги третьей ФГК, с тем весьма показательным отличием, что помимо норм о ведении чужих дел без поручения и недолжном платеже он, вслед за ГГУ и ШОЗ, закрепил в себе общее положение об обязанно­сти лица, необоснованно обогатившегося за счет другого, возместить последнему ущерб в пределах суммы обогащения.

В Англии до сравнительно недавнего времени проблемы неосно­вательного обогащения рассматривались юристами принципиально под другим углом, чем в праве стран континентальной Европы, что объясняется, прежде всего, историческими причинами и прецедент­ным характером английской правовой системы. До второй половины XX века в английском праве не существовало ни соответствующего самостоятельного института, ни даже обобщающего соответствующие явления термина.

Исторически для английского права характерно сосуществование исковых форм, некоторые из них издавна содержат в себе определен­ные типы требований о возврате неосновательно полученного, соот­ветствующие случаям, известным континентальному праву. При этом большинство из них одновременно служили и для защиты прав, вытекающих из договорных обязательств. Наиболее ранними из них по времени своего возникновения (XIV-XV вв.) являются иск о долге (action of debt), применяемый для взыскания определенных денеж­ных сумм из самых различных оснований, в том числе и суммы, упла­ченной по договору, а затем истребуемой вследствие отпадения встречного удовлетворения (failure of consideration), и иск об отчет­ности (action of account) — для истребования исполненного по ошибке или на основании договора, недействительного по при­чине отсутствия встречного удовлетворения. Позднее (XVI-XVII вв.) английскими судами была разработана более гибкая и удобная фор­мула иска о принятии на себя (assumpsit), выросшего на почве деликтного права, но постепенно распространившего свое действие и на договорные отношения, и на вышеуказанные случаи неоснователь­ного обогащения.

Первоначально этот иск применялся только в случаях нарушения обязательств, прямо зафиксированных в договоре, но уже с середины XVI века для предъявления такого иска было достаточно, чтобы долж­ник при возникновении долга ясно высказал обещание его погасить. А после судебного решения 1602 года по делу Слэйда (Slade's case) исковая форма assumpsit стала допускаться для истребования любого долга, даже если обещание должника оплатить его не было прямо выражено, но об этом можно сделать вывод на основании юридиче­ской фикции, построенной исходя из обстоятельств дела, — позднее эту фикцию стали именовать подразумеваемым договором (implied contract). Соответствующая исковая форма получила название inde­bitatus assumpsit и послужила источником для постепенной типизации в ее рамках различных групп фактических ситуаций, совпадающих: одни — со случаями платежа недолжного по ФГК, а другие — с неко­торыми из случаев неосновательного обогащения, предусмотренных ГГУ. Эти разрозненные случаи признавались английской судебной практикой в качестве оснований возникновения обязательств под наименованием квазидоговоров (quasi-contract), и объединяло их только то, что они не являются ни договорами, ни деликтами.

Параллельно с этим процессом, протекавшим в судах общего права (common law), в Англии шло развитие юридических средств защиты против неосновательного обогащения в рамках права справедливости (equity), среди которых следует упомянуть, прежде всего, подразуме­ваемую доверительную собственность (constructive trust), залоговое право по праву справедливости (equitable lien), а также иски, осно­ванные на доктрине суброгации (doctrine of subrogation).

Во второй половине XX столетия сначала английская юридиче­ская доктрина, а затем и суды постепенно прониклись единым мне­нием о том, что все такие случаи подчинены общему принципу недопустимости неосновательного обогащения (unjust enrichment, и отказались от теории квазидоговора, вызывающей на практике известные трудности. Было признано существование самостоятель­ного раздела права, основанного на принципе возврата неоснователь­ного обогащения — права реституции (law of restitution), отличного от договорного и деликтного права. Окончательно это было офици­ально сформулировано в 1991 году в решении Палаты лордов по делу Lipkin Gorman v. Karpnale Ltd. С тех пор выражение «реституция неосновательного обогащения» (restitution for unjust enrichment) регулярно используется в решениях английских судов.

В США происходили аналогичные процессы развития права реституции через посредство «квазидоговорных» исков, с одной сто­роны, и средств защиты по праву справедливости — с другой. Особен­ностью американского пути развития стало то, что там раньше, чем в Англии, отказались от обоснования обязательств по возврату не­основательно полученного с помощью фикции подразумеваемого договора (implied contract). Уже в 1937 году американскими право­ведами на основе обобщения судебной практики, касающейся истре­бования неосновательного обогащения как по общему праву, так и по праву справедливости, был издан Свод права о реституции (Restate­ment of Restitution), где в результате проделанной работы был уста­новлен общий принцип, согласно которому «неосновательное обо­гащение одного лица за счет другого подлежит реституции» (§ 1). Набор конкретных юридических средств возврата неосновательного обогащения по современному праву США в целом совпадает со своим английским аналогом.

Что касается института ведения чужих дел без поручения, то он ни праву Англии, ни праву США как таковой не известен. По общему правилу, сложившемуся в англо-американском праве, тот, кто добро­вольно несет расходы, действуя в интересах другого лица, не может требовать от него компенсации своих затрат, за некоторыми исклю­чениями.