Подумаем вместе!

1. Рыночные реформы происходят не только в России. Но только в России продолжается спад в экономике. Сравните процесс реформиро­вания экономики России с аналогичными процессами в странах Балтии, в Польше, Чехии, Китае, Вьетнаме. Почему им удается то, чего не удает­ся нам?

2. Исследователям известны по крайней мере семь моделей рыноч­ной экономики: американская, японская, немецкая, шведская, француз­ская, южнокорейская, китайская. Очень интересная задача: обнаружить различия в этих моделях, а потом решить, какая из них наиболее приемлема для России. Возможно, что вы придете к выводу, что никакая. Тогда попробуйте самостоятельно сформулировать свое понимание рыночной экономики в России.

3. Еще до начала рыночных реформ в России разгорелись дискуссии о путях рыночного развития страны. Продолжаются они и сейчас. Проана­лизируйте выступления "отцов-основателей" реформы, например Е. Гай­дара, и сравните их с выступлениями оппонентов, например, С. Глазьева и Г. Явлинского. Изложите результаты в табличной форме. Получите на­глядное пособие для практиков большой политики. Для разнообразия мо­жете сделать такое же сравнение со взглядами принципиальных против­ников рыночной экономики.

4. Сделайте анализ своей покупательной способности до 1992 года и сегодня. Когда вам лучше и интересней жилось? Помните заповедь эко­номиста: нельзя анализировать абсолютные размеры доходов трудящих­ся без учета затрат труда.

* Главная книга Людвига Эрхарда называется "Благосостояние для всех".

Заключение коротко о будущем

Историку не пристало писать о будущем. И я не буду делать этого. Я хочу в современной экономике обнаружить некоторые черты, на­меки символы будущего, чтобы на их основе сделать предположе­ния о том что ждет следующее поколение российских граждан. И следующее поколение экономистов. Будут ли они заниматься рыноч­ной экономикой или им предстоит осваивать иные экономические ценности?

Однажды выдающийся экономист И. Шумпетер высказал прогноз: "Капитализм заключает в себе истоки собственной гибели, но в ином смысле, чем это имел в виду Маркс. Общество обязательно перерас­тет капитализм, но это произойдет потому, что достижения капита­лизма сделают его излишним, а не потому, что его внутренние про­тиворечия сделают его дальнейшее существование невозможным*". Прогноз Шумпетера сбывается на наших глазах. Да, социалистичес­кие эксперименты XX века оказались неудачными. Но это вовсе не означает, что капитализм вечен. Он действительно перерождается в некую новую постиндустриальную систему.

Во-первых, меняется сущность современного государства. Если даже и правы были марксисты, когда определяли государство как строго классовую политическую надстройку, то теперь так подхо­дить к государству невозможно. Оно все более берет на себя функ­цию буфера в межклассовых и межстратовых трениях, обуздывая, порой решительно, классовые амбиции. Государство берет на себя функции третейского судьи в конфликтах. Сами профсоюзы при воз­никновении трудовых споров прибегают к содействию государствен­ных учреждений пo надзору за трудовыми отношениями либо обра­щаются в суды. 0чень важной сферой деятельности государственных органов является работа национальных служб трудоустройства, бан­ки данных которых способствуют безболезненности смены работы трудящимися. Продолжает оставаться высокой роль государства и в формировании индивидуальных доходов трудящихся. В 80-х и 90-х го­дах доля государства в доходах трудящихся колебалась от 24 % во Франции до 12 % в США. Несмотря на волну приватизации и дере­гулирования экономики, почти половина ВНП производится на За­паде при государственном влиянии на цены. В государственном секто­ре до сих пор сосредоточены некоммерческие предприятия инфра­структурной направленности, учитывающие общественные потребно­сти и рассчитанное на общественное присвоение результатов труда.

Наконец, по-прежнему активно используется антитрестовское зако­нодательство, лимитирующее монополистические тенденции совре­менных промышленных и банковских корпораций. Таким образом, не­смотря на консервативные тенденции, обозначившиеся в 80-х — пер­вой половине 90-х годов, государство остается важнейшим органом, призванным охранять социальный покой в обществе.

Во-вторых, глубокие изменения происходят в формах собственнос­ти. Постоянно генерируется групповая и индивидуальная собствен­ность, разукрупняются гигантские корпорации. Это — вполне созна­тельный процесс, связанный с особенностями современной техноло­гической революции,

' Шумпетер Й.Теория экономического развития.— М.: Прогресс, 1987 — С. 16.

ведущей к индивидуализации творческого тру­да. Мелкие и мельчайшие фирмы, состоящие из одного человека или семьи — характерная особенность современной западной экономики. Нетрудно догадаться, что это — некапиталистическая форма соб­ственности. Но и не социалистическая, естественно.

В-третьих, национальный доход все активнее перераспределяется в пользу простых граждан. В 1986 году, в разгар "рейганомики", ко­торая не без оснований считалась самой консервативной экономи­ческой политикой в послевоенных США, только на социальное обес­печение, здравоохранение и образование было затрачено 49 % средств расходной части федерального бюджета. На военные нужды трати­лось 27,6 % бюджета*. В США социальные расходы на душу населе­ния поднялись с 1 тысячи долларов в 1960 году до 3,4 тысячи в 1987 году**. Я намеренно привожу данные периода рейганомики, что­бы читатель увидел давность тенденции.

В-четвертых, объективно изменяется отношение собственников к рабочей силе. Возрастающая фондовооруженность труда создает объек­тивные границы для некомпетентности непосредственного произво­дителя, ведь слишком могучие производительные силы сосредоточи­ваются в руках одного рабочего. В начале 90-х годов на одного рабо­чего в обрабатывающей промышленности США приходилось около 70 тысяч долларов производственных фондов. В таких условиях его об­разование, квалификация, ответственность, здоровье, становятся предметом забот предпринимателя. Хорошо работающий рабочий — это уже самодовлеющая ценность, и вокруг него развертывается це­лая система социальных услуг.

Уже сегодня в развитых странах на одного занятого в сфере ма­териального производства приходится два человека, занятых в сфере нематериального производства. Возможно, что численность промыш­ленных рабочих к 2000 году снизится до 10 % занятых.

В-пятых, в ряде стран успешно функционирует социал-демокра­тическая модель экономической системы, предполагающая главной своей целью социальную защиту граждан, некий "функциональный социализм", относительно независимый от частной собственности.

Во всех этих явлениях наблюдаются важные "шумпетеровские" тенденции. Социальная сфера выходит из системы рыночных отно­шений, становится самостоятельной и самоценной зоной нерыноч­ных распределительных отношений. С другой стороны — рабочие все больше вовлекаются в процесс принятия решений на производстве, приобщаются к участию в прибылях, к собственности.

Даже российские марксисты начинают признавать, что "история человечества свидетельствует о взаимодействии тенденций либерали­зации и социализации человеческого общества, постепенном размыва­нии грани "свои — чужие", классовых, этнических, конфессиональ­ных, государственных

* Экономическое положение капиталистических и развивающихся стран за 1986г. и начало 1987 г.— М.:• Правда, 1987.— С 114

** Statistical Abstract.—1990.- P.350

барьеров*.

Трудно даже предположить, что такого рода тенденции не были известны современным российским реформаторам. И тем не менее, на глобальном фоне посткапиталистического развития они решились строить капиталистическое общество, сознательно обрекая Россию на столетнее отставание от Запада.

Капитализм в России цветет пышным цветом. Но цветы какие-то уж больно свои, геранистые. В прессе жалуются, что мы слишком много перенимаем у Запада. Здесь столько преувеличений! Такого ра­зудалого капитализма на Западе уже, слава Богу, нет. Выдающиеся западные мыслители (А. Тофлер, Д. Белл, Дж. Гэлбрейт) давно уже пишут о новом информационном или технотронном обществе, в ко­тором основной формой богатства становятся знания, в котором ос­новная масса занятых перерабатывает не материальную субстанцию, а информацию, в котором самыми богатыми и уважаемыми людьми становятся не промышленники и финансовые воротилы, а создатели компьютерных программ, ученые, интеллектуальная элита.

Наша же интеллектуальная элита больше размышляет о нашей вы­сочайшей духовности, о новой "национальной идее", о благотвор­ной роли ортодоксального православия, а также о монархическом духе народа, страшно озабоченного проблемой захоронения останков царской семьи.

Пока мы с вами, читатель, будем обо всем этом думать, "дикий" и "бездуховный" Запад еще дальше продвинется к компьютерному технологическому способу производства, поощряя нас в наших по­тугах строить капитализм. Потому что иметь рядом с собой мощного конкурента Западу не хочется.

Вся экономическая история России доказывает, что нашему на­роду не присущи и даже претят капиталистические формы произ­водственных отношений. Искусственно насаждать их сегодня — зна­чит идти не только против мировой тенденции, но и против соб­ственного естества.

* Петров Ю.Альтернативы: модели развития для России // Свободная мысль, 1997.- Ns6.- С. 7.