Раздел 2: недействительность договоров

Статья 46

ПОЛОЖЕНИЯ ВНУТРЕННЕГО ПРАВА, КАСАЮЩИЕСЯ КОМПЕТЕНЦИИ ЗАКЛЮЧАТЬ ДОГОВОРЫ

1. Государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание недействительности его согласия, если только данное нарушение не было явным и не касалось нормы его внутреннего права особо важного значения.

2. Нарушение является явным, если оно будет объективно очевидным для любого государства, действующего в этом вопросе добросовестно и в соответствии с обычной практикой.

1. Изложенная в комментируемой статье норма отражает один из аспектов проблемы соотношения международного и внутригосударственного права при споре о действительности или недействительности международных договоров. Она подверглась подробному рассмотрению в Комиссии международного права и на Венской конференции.

Проблема эта так же сложна, как и стара. Она существует со времен появления парламентаризма с его требованием обсуждения и одобрения наиболее важных договоров парламентами, прежде чем глава государства будет вправе их ратифицировать. Именно в связи с этим на заре парламентского строя и возникла проблема соотношения международного и внутригосударственного права, прежде всего конституционного права, при оценке юридической действительности и силы так называемых "неконституционных договоров" и исполнительных соглашений, как в США. К ним стали прибегать правительства, чтобы избежать обсуждения международных договоров в парламенте и вводить их в действие без его ведома. Обсуждалась эта проблема в науке и на Западе, и у нас в России, и до и после Октября!, в частности в связи с вопросом о юридической природе актов о ратификации нашей страной. По рассматриваемой проблеме существует огромная литература во всем мире2. Один из важных ее аспектов — вопрос о том, может ли юридическая действительность международного договора, его полноценность зависеть от норм внутреннего права или она определяется только международным правом?

В науке были высказаны разные точки зрения, но споры ведутся в основном о том, каковы международно-правовые последствия, юридическая сила международного договора, если он заключен органами государства в нарушение конституционных и других норм его внутреннего права при соблюдении международного права?

Согласно одной из точек зрения (Г. Еллинек, Г. Трипель, И.Н. Стоянов, М.М. Горовцев, С.А. Котляревский, Л. Оппенгейм, X. Лаутерпахт, В.М. Шур-

См.: Дурдсневский B.ff. Международные договоры в конституционном праве Союза ССР // Сов. право. 1925. № 4.

См.: Талалаев А.Н. Юридическая природа международного договора. М., 1963. С. 239—254. 129

ВЕНСКАЯ КОНВРНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ .ЮКЖОГОВ

шалов и др.), несоблюдение государствами процедуры и нарушение компетенции государственными органами при заключении международного договора (например, ратификация его главой государства без согласия парламента) делают международный договор недействительным и необязательным для этого государства. Сторонники противоположной точки зрения (Ф.Ф. Мартене, Г. Кельзен, Ч. Хайд и др.) считают, что такие нарушения, будучи внутренним делом государств, не могут влиять на международные отношения и обязательность международных договоров. Соображения необходимости соблюдения одновременно принципов невмешательства и соблюдения международных договоров побудили некоторых авторов (А. Макнейр, А. Фе-рдро<х, X. Уолдок, И.И. Лукашук и др.) склониться к компромиссной точке зрения, согласно которой только явные и грубые нарушения конституционных норм о порядке заключения договоров имеют международно-правовое

значение.

2. При решении рассматриваемого вопроса нужно исходить из особенностей и природы международного права. Прежде всего необходимо помнить, что субъектами международного права и международных договоров являются государства в целом как таковые, а не их органы. Право заключать международные договоры — качество всего государства, элемент его международной правосубъекгности. Но каждое государство имеет свою конституцию, свои законы, свою систему государственных органов, наделенных определенной компетенцией в процессе заключения международных договоров. Бесспорно, установление этого процесса — внутреннее дело каждого государства, и международное право не может вмешиваться в него. В международном праве нет нормы, которая бы требовала от государств определенной конституционной процедуры при заключении международных договоров. Поэтому соблюдение или несоблюдение государствами своих внутренних законов само по себе не может влиять на юридическую действительность и обязательную силу международных договоров. Действительность международного договора, как и сам международный договор, — понятия исключительно международного права. Конституции и другие внутренние законы не могут определять условия его действительности и основания недействительности, поскольку они не являются источниками международного права. Именно поэтому ст. 27 Венской конвенции устанавливает, следуя принципу строгого соблюдения международных договоров (pacta sunt servanda), что "участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора" (см. комментарий к ст. 27). В то же время в этой статье сказано, что такой запрет действует "без ущерба для статьи 46". А эта статья предусматривает возможность ссылок на нарушение внутреннего права, касающееся компетенции заключать договоры, когда оно было явным и относилось к особо важной его норме. Некоторые видят здесь противоречие. Но его нет. Венская конвенция исходит из признания самостоятельного существования и в то же время взаимодействия двух правопорядков — международного и внутригосударственного, которые не изолированы друг от

друга и неизбежно оказывают взаимное влияние.

3. Международный договор есть результат согласования государственных воль, а конституции и другие внутренние нормативные акты, устанавливая порядок взаимоотношений государственных органов и их компетенцию при заключении международных договоров, тем самым оказывают непосредственное воздействие и на процесс видообразования и волеизъявления государств

Стати 46

как субъектов международного права, на формирование их договорной воли, т.е. на выражение согласия государства быть связанным обязательствами по международному договору. Нарушение установленного в конституциях процесса волеобразования государства может привести к существенным порокам его договорной воли, при которых она не будет подлинной волей этого государства и его согласием на обязательность международного договора.

Степень порока воли и его последствия, которые дают право оспорить действительность выраженного государством согласия и самого международного договора, определяются прежде всего внутренним правом государств, их конституциями. В разных государствах конституции по-разному решают вопрос о пределах ограничения компетенции государственных органов по заключению международных договоров. Различен и перечень договоров, которые подлежат обязательной ратификации главой государства или предварительному одобрению парламентом. Обычно это наиболее важные договоры политического характера, по территориальным вопросам, договоры, налагающие на государства крупные финансовые обязательства, требующие изменения законодательства, и т.п. Несоблюдение ограничений, содержащихся во внутреннем праве, в отношении компетенции тех или иных органов по заключению международных договоров может привести к таким существенным искажениям государственной воли, что она не будет подлинной волей данного государства и источником возникновения действительного международного договора. Такой подход и принят в ст. 46.

4. Статья 46 является компромиссом изложенных выше двух точек зрения о влиянии норм внутреннего права государств на действительность, точнее, недействительность международных договоров. Она сочетает две противоположные концепции.

С одной стороны, статья, следуя принципу pacta sunt servanda, закрепленному в ст.ст. 26 и 27 Конвенции, устанавливает: государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как основание недействительности его согласия. Это положение полностью соответствует ст. 27 (см. комментарий к ней).

С другой стороны, ст. 46 допускает два исключения, когда нарушения внутреннего права могут являться основанием для оспариваний действительности международного договора: нарушение должно быть явным и касаться нормы внутреннего права особо важного значения. Последнее положение было включено в ст. 46 на Венской конференции по предложению Перу и Украины1.

Под нормами внутреннего права особо важного значения следует понимать нормы, нарушение которых при заключении международного договора может привести к существенным порокам выраженной государством воли. Речь здесь идет прежде всего о конституционных нормах, касающихся компетенции различных государственных органов при заключении международных договоров. Такая ситуация может возникнуть, например, если глава государства ратифицировал договор без предварительного одобрения парламентом, хотя конституция этого требует. Или если договор подлежал ратификации, но был введен в силу без таковой, будучи просто подписан

См.: United Nations Conference on liic Law of Treaties. Firsi Session. P. 238—242, 46}—464.

131

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

главой государства или правительства. Подобные существенные нарушения компетенции при заключении международных договоров, установленных в конституциях или других внутренних законах, могут служить основанием для того, чтобы оспорить действительность и юридическую силу международного договора. Однако если государство в лице его высших компетентных органов не признает такие нарушения, то другое государство-контрагент тоже не вправе ставить под сомнение действительность договора, вступившего в силу, ссылаясь лишь на то, что первое государство не выполнило определенные статьи своей конституции или иных законов. Другое государство в случае сомнения может отказаться от утверждения или ратификации такого договора, а не оспаривать заверения конституционных органов о соблюдении ими своих законов. Это было бы нарушением суверенитета и достоинства государства1.

5. Пункт 2 ст. 46 даст определение понятия "явное нарушение" нормы

внутреннего права. Он был принят на Венской конференции по предложению Англии и вносит в это понятие критерии объективности и добросовестности, а также действий в соответствии с обычной практикой. Названные критерии могут быть применимы в каждом конкретном случае, когда возникает спор о том, было ли данное нарушение явным, т.е. объективно очевидным для любого государства, действующего добросовестно и в соответствии с обычной

практикой.

Статья 47

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ ПРАВОМОЧИЯ НА ВЫРАЖЕНИЕ СОГЛАСИЯ ГОСУДАРСТВА

Если правомочие представителя на выражение согласия государства на обязательность для него конкретного договора обусловлено специальным ограничением, то на несоблюдение представителем такого ограничения нельзя ссылаться как на основание недействительности выраженного им согласия, если только другие участвовавшие в переговорах государства не были уведомлены об ограничении до выражения представителем такого

согласия.

1. Здесь речь идет о так называемых специальных ограничениях правомочий какого-либо представителя на выражение согласия своего государства быть юридически связанным тем или иным положением договора, который он уполномочен принять, аутентифицировать или подписать. Имеются в виду прежде всего инструкции, которые иногда выдаются правительством представителю государства или главе делегации на переговорах по заключению международного договора. В отличие от полномочий, которые выдаются в этом случае (см. ст. 7 Конвенции), инструкции определяют позицию делегации по обсуждаемым вопросам, составляющим предмет переговоров при заключении международного договора. Это внутренний документ делегации, и как таковой он обычно не доводится до сведения других участников

'См.: ТалалаевА. Н. Конституционный Суд и международные договоры России (К вопросу о конституционности международных договоров РФ) // Государство и право. 1996. № 3.

132

Статьи <7. 48

переговоров, во всяком случае в официальной форме. Поэтому если представитель государства выходит за пределы имеющихся у него инструкций, но остается в рамках выданных полномочий, то государство не вправе ссылаться на несоблюдение его представителем этих специальных ограничений как основание недействительности выраженного им согласия на обязательность международного договора, если только другие участвовавшие в переговорах государства не были заранее уведомлены об этих ограничениях. Уведомление должно делаться в соответствии со ст. 78 Конвенции.

2. Таким образом, специальные ограничения правомочий не влияют на действительность международного договора, и они не могут служить основанием для ее оспаривают!.

Статья 48 ОШИБКА

1. Государство вправе ссылаться на ошибку в договоре как и основание недействительности его согласия на обязательность для него этого договора, если ошибка касается факта или ситуации, которые, по предположению этого государства, существовали при заключении договора и представляли собой существенную основу для его согласия на обязательность для него данного договора.

2. Пункт 1 не применяется, если названное государство своим поведением способствовало возникновению этой ошибки или обстоятельства были таковы, что это государство должно было обратить внимание на возможную ошибку.

3. Ошибка, относящаяся только к формулировке текста договора, не влияет на его действительность; в этом случае применяется статья 79.

1. Пороки воли, а значит, отсутствие подлинного соглашения в международном договоре могут быть следствием ошибок. Ошибка в праве — "это неправильное представление о действительности, возникшее в результате незнания определенных обстоятельств либо ошибочного предположения о их наличии и порождающее определенные юридические последствия"!. В отличие от обмана ошибка есть добросовестное заблуждение стороны или сторон в отношении тех или иных фактов, на основе которых заключается международный договор. Постоянная Палата международного правосудия в своем решении по датско-норвежскому спору из-за Восточной Гренландии в 1933 году установила, что ошибки могут служить основанием для непризнания действительности международного договора. Однако ошибки должны касаться фактов, фактических обстоятельств, а не права. Кроме того, такие факты. должны существовать к моменту заключения договора, а не возникать впоследствии. Из этого исходит и Венская конвенция (ст. 48, п. 1).

Фактические ошибки встречаются даже в договорах о государственных границах. Например, в Договоре между США и Великобританией от 3 сентября 1783 г. границы были указаны по течению реки Сен-Круа, которого

'Юридический словарь. Т. 1. М., 1956. С. 316.

133

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

в действительности не было, и по водоразделу южнее реки Св. Лаврентия, хотя такой водораздел установить оказалось невозможным. В результате споров о действительности этого Договора стороны были вынуждены признать необходимым заключить и заключили новый договор!.

Не всякая ошибка в факте ведет к недействительности договора. Ошибка должна затрагивать само существо соглашения, т.е. быть существенной ошибкой. Существенная — это такая ошибка, которая искажает подлинную волю сторон или хотя бы одной стороны и которая поэтому может служить основанием для оспариваний юридической силы международного договора полностью или частично. "Если договор, — писал проф. Гарнст, — основан на существенной ошибке и возлагает на сторону такие обязательства, которые она, несомненно, не приняла бы на себя, если бы до ратификации ей стало известно фактическое положение вещей, то следует считать, что такая сторона

не связана договором"2.

2. Иногда в качестве дополнительного условия признания ошибки основанием недействительности международного договора указывается условие се обоюдности (Фицморис), которое применяется в английском договорном праве. Если же ошибка допущена только одной стороной, то эта сторона может оспаривать действительность международного договора лишь в случае, если ошибка явилась следствием обмана, сокрытия или нераскрытия или виновной небрежности другой стороны3. Однако Венская конвенция не проводит такого различия, и ст. 48 относится в той же мере к заблуждению одной стороны, как и обоюдному заблуждению обеих или всех участников

договора.

3. Исключение Конвенция делает лишь в тех случаях, когда введенная в

заблуждение сторона в какой-то мере сама виновата в своем заблуждении (требование извинительной ошибки). Это требование было изложено в решении Международного Суда ООН по спору о храме Преах Вихеар между Камбоджей и Таиландом. И оно закреплено в п. 2 ст. 48, где говорится, что государство не может ссылаться на ошибку в договоре как на основание оспаривают его действительности, если оно своим поведением способствовало возникновению данной ошибки или если обстоятельства были таковы, что это государство должно было обратить внимание на возможную ошибку.

4. В тех случаях, когда договаривающиеся государства согласились пере-, дать спор о действительности международного договора в Международный Суд или арбитраж, наличие существенной ошибки должно быть доказано. В 1959 году Международный Суд ООН рассматривал бельгийско-нидерланд-ский спор о территориальной принадлежности пограничных участков. Нидерланды, оспаривая действительность протоколов 1843 года, на которые ссылалась Бельгия в обоснование своих притязаний, пытались доказать, что эти протоколы содержат существенные ошибки. Суд признал действительными эти протоколы, указав, что ошибки, на которые ссылались Нидерланды, не были ими доказаны, и решил весь спор в пользу Бельгии4.

См.: Кожевников Ф.И. Некоторые юридические вопросы в деятельности Международного Суд» з» 1959 г.//соб. государство и право. 1960. № 3. С. 101-102. нт. по: Хайд Ч.Ч. Указ. работа. Т. 4. С. 225. Си.: Fitvnaurvx G. Third Report on the Law of Treaties. P. 18—21. См.: Кожевников Ф.И. Указ. работа. С. 102.

134

Статьи 49—50

5. Второстепенные ошибки, в том числе грамматические, редакционные, относящиеся только к формулировке текста договора, но не затрагивающие существа соглашения, не влияют на действительность международного договора, о чем сказано в п. 3. В случае обнаружения такого рода ошибок — а они в договорной практике встречаются! — текст договора подлежит исправлению. Процедура такого исправления предусмотрена в ст. 79 (см. комментарий к ней), и не случайно, что статья об ошибках-заблуждениях (ст. 48) и статья об ошибках-опечатках (ст. 79) находятся в разных разделах Конвенции.

Статья 49 ОБМАН

Если государство заключило договор под влиянием обман»» действий другого участвовавшего в переговорах государства, то оно вправе ссылаться на обман как на основание недействительности своего согласия на обязательность дм него договора.

Статья 50 ПОДКУП ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВА

Если согласие государства на обязательность для него договора было выражено в результате прямого или косвенного подкупа его представителя другим участвовавшим в переговорах государством, то первое государство вправе ссылаться на такой подкуп как на основание недействительности его согласия на обязательность для него такого договора.

1. Пороки воли договаривающихся государств могут иметь место при отсутствии применения силы или угрозы силой, при внешнем соблюдении добровольности. Это может произойти, например, при обмане или подкупе, предусмотренных ст.ст. 49 и 50.

Обман — умышленное введение в заблуждение другой договаривающейся стороны относительно фактов и обстоятельств, на основе которых заключается данный договор.

Дж. Фицморис определял обман как "умышленное введение в заблуждение, т.е. заявления или сообщения, сделанные устно или письменно (или при помощи карт, планов, фотографий, рисунков и т.д.) при условии знания, что они являются ложными, или без уверенности, что они являются истинными, или при безразличном отношении к их истинности или ложности в целях введения в заблуждение и заключения договора или участия в нем другой стороны"2. При этом Фицморис признавал, что обман должен относиться только к фактам, а не к праву. Обман всегда включает умысел с чьей-либо стороны. Если умысел отсутствует, то представление неправильных сведений должно рассматриваться как ошибка (см. комментарий к ст. 48), а не как обман. Не является обманом и сокрытие или нераскрытие одной из догова-

'См. примеры: Талалаев А.Н. Право международных договоров. Общие вопросы. С. 252— Fitynauricc G. Third Report on the Law of Treaties. P. 20.

253.

135

В1.ЧСКЛЯ КОНВЕНЦИЯ О lll'ABli МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

риваюшихся сторон другой фактов или информации, которыми она обладает или к которым имеет доступ, если они в равной мере были доступны другой стороне или стали токовыми путем обычного приобретения, исследования

или изучения.

Обман всегда ведет к недействительности международного договора, ибо

в этом случае подлинное соглашение отсутствует, как и при принуждении. В условиях обманных действий одной договаривающейся стороны не может проявиться подлинная воля другой стороны. То же самое можно сказать о

подкупе.

2. Признание обмана и подкупа в качестве оснований для недействительности международных договоров было определенным достижением Комиссии международного права несмотря на то, что она ограничилась здесь относительной недействительностью, т.е. только правом оспорить договор. Тем не менее на Венской конференции некоторые государства, среди них США, Англия, ФРГ, Япония и ряд других, выступили за полное исключение статей об обмане и подкупе из проекта Конвенции о праве договоров, а Чили и Мексика внесли об этом соответствующие поправки. Представители этих государств ссылались на то, что понятия обмана и подкупа неприменимы к международным отношениям, поскольку в практике договорных отношений между государствами обман и подкуп вряд ли могут иметь место1. Представитель США заявил, что в международном праве нет общепризнанных определений обмана и подкупа и соответствующих судебных прецедентов. Как посчитал представитель Малайзии, уполномоченные государства на международных конференциях занимают столь высокие посты, что их обмануть и подкупить невозможно, и потому статьи об этом не нужны; утверждалось, что в договорной практике случаев обмана и подкупа не было. Необоснованность такого подхода была показана в выступлениях представителей СССР, Венгрии, Польши, Румынии, Кении, Венесуэлы, Конго и др. Представители двух последних внесли поправки к статьям проекта, предусматривавшим абсолютную недействительность договоров, заключенных под влиянием обмана и подкупа. Эти поправки нашли полную поддержку со стороны многих других государств, которые привели ряд конкретных случаев обмана

при заключении международных договоров.

3. Так, Мюнхенское соглашение было обманным маневром со стороны гитлеровского правительства. На Нюрнбергском процессе и многими достоверно установленными фактами было доказано, что Гитлер заключил Мюнхенское соглашение не для того, чтобы урегулировать так называемый "немецкий вопрос" в Чехословакии, а исключительно для того, чтобы обеспечить себе благоприятные условия для осуществления следующего этапа захвата Чехословакии. С самого начала переговоров нацистское правительство вообще не думало соблюдать Мюнхенское соглашение. Уже 21 октября 1938 г., т.е. через две недели после осуществления Германией территориального захвата на основе Мюнхенского соглашения, Гитлер дал указания подготовить ликвидацию остальной части Чехословакии.

Таким образом, речь шла о явном обмане со стороны нацистского правительства. нужно отметить, что Нюрнбергский трибунал в своем приговоре обосновал недействительность Мюнхенского соглашения только одним этим аргументом. Он правильно исходил из того, что данное соглашение

См.: Umicd Nalio;.' 'oiilcrence on the 1-aw of Treaties. f'nsl Session. V. 255—266, 465. 136

Статм 49-50

страдает пороком воли. поскольку Германия в момент его заключения не собиралась его соблюдать!. Факт обмана признают и западные международники. П. Ретер, например, пишет: "Что касается Франции, то ее подпись под этим соглашением, недействительность ее с самого начала не может основываться на ошибке; зато она правомерно может основываться на обмане, ибо, как это было установлено впоследствии, при его заключении, один из его участников рассматривал это соглашение лишь как экономическое орудие полного подчинения Чехословакии и уже тогда готовил его нарушение"2.

4. История международных отношений знает и другие случаи обмана и вероломства при заключении международных договоров. Так был заключен колониалистский кабальный Договор между США и Панамой в 1903 году о зоне Панамского канала. Как известно, этот Договор ввиду его неравноправного характера был отвергнут Колумбией, частью которой в то время была Панамская область- После провозглашения независимости Панамы в спешном порядке, фактически не имея времени на изучение названного Договора, Временное правительство Панамской республики ратифицировало его. Известный специалист в области международного права, бывший президент Панамы X. Альфаро в своей книге "Отношения между Панамой и Соединенными Штатами за 50 лет"3 показывает, как и при каких обстоятельствах американский ставленник Бюно-Варилья пошел на обман и вероломство, введя в заблуждение правительство Панамы относительно подлинного содержания подписанного им Договора. Утверждая его, панамское правительство явно было умышленно дезориентировано своим контрагентом. Уже одно это обстоятельство, не говоря о том, что Договор 1903 года носил колониалистский характер, делало договор о Панамском канале недействительным.

5. Посредством обмана со стороны Италии был заключен неравноправный итало-эфиопский Договор "о дружбе" 2 мая 1889 г., известный под названием Уччиальский договор. Этот Договор был составлен на итальянском и амхарском языках, причем итальянский текст резко расходился с амхар-ским, что не было известно эфиопской стороне и было обнаружено ею позже. Статья 17 Договора в экземпляре, составленном на амхарском языке, государственном языке Эфиопии, гласила, что император Эфиопии "может прибегать к услугам правительства его величества итальянского короля во всех делах с прочими державами и правительствами". Однако в итальянском тексте вместо слова "может" было употреблено слово "должен". Воспользовавшись этой фальсификацией, Италия вслед за подписанием Договора объявила свой протекторат над Эфиопией, что вовсе не входило в намерение эфиопской стороны при заключении ею Договора. И когда негус Менелик II, отвергнув итальянское толкование ст. 17 Уччиальского договора, расторг его как недействительный вследствие обмана, он действовал совершенно правомерно4.

См.: Нюрнбергский процесс. Т. 2. М., 1951. С. 432. Releur P Op. cit. P. 169.

'''См.: Сиенс В. Проблема межоксанских путей американского континента. М., 1959. С. 48-49.

"БСЭ. Т. 44 С. 464. Абиссиния (Эфиопия). М.-Л , 1936. С. 408. На Венской конференции представители Италии и Эфиопии заявили, что в данном случае имел место не обман, а ошибка (United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P 262, 265).

137

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

6. Что касается подкупа, то о нем убедительно (как и об обмане) сказал на Венской конференции представитель Кении: "Неудивительно, что здесь мало прецедентов, ибо соглашения с помощью обмана и подкупа совершались с исключительной осторожностью и коварством. Но никакие ссылки на возвышенные идеалы не могут вытравить из памяти договоры, заключенные под влиянием подкупа, чтобы обеспечить концессии, и под влиянием обмана,

чтобы приобрести территориальные выгоды"1.

Подкуп наряду с употреблением силы был одним из основных методов осуществления колониальных захватов и оформлявших эти захваты неравноправных договоров, протекторатов, капитуляций на протяжении всей истории капитализма. Этот метод неоколониализма ничуть не лучше, чем применение силы.

Вот почему договоры, заключенные в результате обмана и подкупа, по

своим последствиям должны были бы быть приравнены к навязанным силой договорам. И те и другие не воплощают в себе подлинного соглашения сторон. Следовательно, такие договоры правильнее считать недействительными с самого начала и независимыми от оспаривают пострадавшим государством. Нужно иметь в виду и то, что такое государство часто не в состоянии ввиду своего зависимого положения оспорить договор, заключенный им под влиянием обмана или подкупа.

Можно напомнить в связи с этим вот что. Еще на первой Гаагской конференции в 1899 году Россия предлагала признать, что решение арбитража, вынесенное под влиянием подкупа арбитров, является ничтожным.

7. Некоторые делегаты на Венской конференции высказались против статьи о подкупе на том основании, что подкуп представляет собой разновидность обмана. Это едва ли верно. Обман затрагивает волю самого государства, а подкуп направлен непосредственно на его представителя, хотя в конечном счете воля государств подрывается и в случае подкупа. Поправки Венесуэлы и Конго значительно улучшили формулировки проектов статей Комиссии международного права, ибо четко устанавливали абсолютную недействительность подобных договоров, приравнивая их к договорам, навязанным с помощью силы. Хотя эти поправки не были приняты Конференцией, борьба, развернувшаяся вокруг них, помогла сохранить статьи об обмане и подкупе в Конвенции. Предложения Чили, Мексики и Японии об их исключении были отклонены подавляющим большинством голосов государств на Конференции.

Не получили поддержки поправки Австралии, которые предусматривали установление сроков для проведения процедуры, направленной на признание недействительным договора, заключенного под влиянием обмана или подкупа, и поправка Перу, в которой предлагалось, чтобы в этом случае на недействительность нельзя было ссылаться, "если договор в последующем был ратифицирован заинтересованным государством".

Не нашла поддержки большинства и поправка США к ст. 49, ограничивающая ее применение "разумным доверием" со стороны обманутого государства и "фактом или ситуацией, имеющими существенное значение для его согласия на обязательность договора".

Все эти поправки, в частности установление жестких сроков для проведения процедуры, направленной на признание таких договоров недействи-

'Unitcd Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P. 263.

138

Статм 51

тельными, сохраняли лазейки для оставления их в силе. Известно, что рассмотрение международных споров может затягиваться на несколько лет, как это нередко имеет место, например в Международном Суде ООН. Ратификация же государством договора, заключенного с помощью подкупа, тоже необязательно компенсирует отсутствие подлинного соглашения сторон при заключении договора. Представители СССР голосовали против всех подобных поправок, и в окончательной редакции Венской конвенции статьи об обмане и подкупе были приняты, как они сформулированы Комиссией международного права с незначительными редакционными поправками1.

Статья 51 ПРИНУЖДЕНИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВА

Согласие государства на обязательность для него договора, которое было выражено в результате принуждения его представителя действиями или угрозами, направленными против него, не имеет никакого юридического значения.

1. В международном праве признано, что принуждение или угрозы в отношении лиц, направленные против них персонально, чтобы заставить их подписать, утвердить или ратифицировать международный договор, делают полученное таким путем согласие и весь договор недействительными с самого начала. Причем не имеет значения, было применено физическое воздействие к этим лицам или психическое, в виде разного рода угроз и т.п. Истории известны случаи применения принуждения не только к участникам переговоров, но и к членам законодательных учреждений, чтобы добиться подписания или ратификации международного договора. Правда, в некоторых случаях нельзя провести четкую грань между принуждением главы государства, главы правительства или министра как средством принуждения самого государства и принуждением их лично, поскольку они и представляют это государство. Тем не менее между этими двумя формами принуждения существует различие, и потому они помещены в разных статьях Конвенции. История это подтверждает.

2. Даже в давние времена мало кто осмеливался отрицать, что принуждение (физическое или моральное), совершенное по отношению к уполномоченным, подписывающим международный договор, совершенно недопустимо и делает договор недействительным. В истории международных отношений были случаи подобного рода принуждения. Так, в 1526 году французский король Франциск I отказался от подписанного им в плену у испанцев Мадридского договора с Карлом V, заявив, что подписал его в результате принуждения. При первом разделе Польши в 1772 году депутаты сейма были заперты в комнате, пока не согласились утвердить Договор. В 1815 году был признан недействительным Договор об отречении от престола испанского короля Фердинанда VII, подписанный им в 1808 году в Байоне под угрозой смерти, исходившей от Наполеона. При помощи угроз и запугивания Наполеон заставил австрийского уполномоченного подписать Договор с Францией в 1797 году. Конвенцию об аннексии Кореи Японией 1905 года корейский император был вынужден подписать, находясь в императорском

'См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P. 255—266.

139

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

дворце под японской военной охраной. "Договор" Германии о протекторате над Чехословакией от 17 марта 1939 г. был подписан чехословацким президентом Гахой под угрозой бомбардировки германскими воздушными силами Праги и применения к самому Гахе физических методов воздействия', В ноте НКИД СССР от 18 марта 1939 г. германскому послу в Москве было указано на насильственный характер этого "договора" и его незаконность2. Приговор Нюрнбергского военного трибунала тоже признал незаконность этого акта

насилия3.

Подобные случаи имели место и после второй мировой войны. Так,

Договор между Англией и Иорданией от 25 июля 1958 г. о военных базах был "утвержден" депутатами иорданского парламента в условиях, когда парламент был окружен батальоном английских солдат, а на его окна были направлены жерла английских орудий4. В августе 1968 года в Москве проходили "переговоры" по ряду вопросов с Чехословакией, когда ее руководители А. Дубчек и О. Черник были арестованы в Праге и насильно доставлены в Москву5. Подобные методы заключения международных договоров с точки зрения международного права совершенно недопустимы, и это отражено в ст. 51. В ней фиксируется запрет любых форм принуждения или угрозы принуждением, направленных против представителя государства лично, а не против органа этого государства. Принуждение против представителя государства, ведущего переговоры или подписывающего международный договор, делает волеизъявление этого представителя не имеющим юридического значения, а сам международный договор абсолютно недействительным.

Предложения некоторых государств заменить в этом случае абсолютную недействительность международного договора его относительной недействительностью (оспоримостью) приняты на Венской конференции не 6buor5.

Статья 52

ПРИНУЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА ПОСРЕДСТВОМ УГРОЗЫ СИЛОЙ ИЛИ ЕЕ ПРИМЕНЕНИЯ

Договор является ничтожным, если его заключение явилось результатом угрозы силой или ее применения в нарушение принципов международного права, воплощенных в Уставе Организации Объединенных Наций.

1. Случаи физического и психического воздействия на представителей государств, указанные в предыдущей статье и запрещенные ею, встречаются сравнительно редко. Чаще — и потому в Конвенции потребовалась отдельная статья — принуждение осуществляется путем экономического, политического и военного давления более крупного государства на более слабое, угроз и даже насилия над ним, причем сами уполномоченные последнего подписывают договор в обстановке формального равенства и добровольности, без

'См.: История дипломатии. Т. III. M., 1945. С. 656-657.

м.: Внешняя политика СССР. Сборник документов. Т. IV. M., 1946. С. 410—411. ЭСм.: Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 432, 507, 512, 515. ''cm.: Правда. 1958. 8 августа. Выдержки из стенограммы этих "переговоров" см.: Известия. 1995. 22 августа.

6C .•. United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P. 266—269.

140

Ст«тм 52

какого-либо принуждения. Раньше это считалось достаточным основанием . для того, чтобы считать такие международные договоры действительными.

Придерживаясь таких взглядов, юристы исходили из факта признания в международном праве права государства на войну, которая считалась законным средством решения международных споров. Например, немецкий юрист Э. Мейер в своей работе "О заключении международных договоров" утверждал, что в отличие от частного (гражданского) права, где принуждение в отношении воли контрагентов недопустимо, в международном праве оно вполне законно, поскольку война считается совершенно правомерным средством решения межгосударственных споров'. Другой немецкий юрист Г. Грош в специальной работе, посвященной принуждению в международном праве, делал вывод, что "мирный договор всегда действителен, если он заключен в соответствии с принятыми международным правом формальностями"2. Более того, любое нарушение такого договора должно было рассматриваться как нарушение международного права. При этом многие юристы ссылались на принцип pacta sunt servanda. Еллинек писал, что "принуждение, осуществляемое иностранной властью, не делает навязанный силой договор недействительным, ибо тогда не могло бы существовать ни одного международного договора"3.

2. В настоящее время приведенные взгляды устарели. Они не соответствуют современному международному праву и Уставу ООН, и юристы не могут не учитывать это. Так, английский профессор X. Лаутерпахт писал: "Теперь положение, видимо, изменилось, поскольку война запрещена Уставом Объединенных Наций и Договором об отказе от войны... В соответствии с этим принуждение в этих случаях, надо полагать, должно рассматриваться как делающее Договор недействительным"4.

3. Конечно, не всякие принудительные действия являются незаконными. Существует большая разница между насилием, применяемым агрессором, чтобы закрепить результаты агрессии в договоре, и принуждением, применяемым для того, чтобы продиктовать агрессору условия мирного урегулирования.

Запрещая государствам применять силу или угрозу силой в решении своих споров. Устав ООН в то же время признает право государств на индивидуальную или коллективную самооборону (ст. 51) и на принудительные действия ООН в целом против государства-агрессора или нарушителя мира (ст.ст. 39, 41, 42). Однако эти принудительные меры могут применяться в строго определенном порядке, предусмотренном в Уставе ООН. Право на самооборону может быть использовано государством только в случае совершенного на него нападения и только до тех пор, пока Совет Безопасности ООН не предпримет необходимых мер по подавлению агрессии. Принудительные действия ООН могут применяться и в случае угрозы миру и нарушения мира, но лишь по решению Совета Безопасности и в соответствии с принципом единогласия его постоянных членов.

Результаты этих принудительных мер в отношении агрессора или государства, со стороны которого исходит угроза миру, могут быть воплощены в форму международного соглашения, в том числе мирного договора. В этом случае международный договор является действительным и подлежит стро-

-См.: Meier Е. ОЬсг den AbschlllP von Staatsvertragcn. Leipzig, 1871. S. 37. Grosch G. Dcr Zwang im Vulkcnccht. Brcslau, 1912. S. 63, 93.

Jellinek G. Die Lchrc von den Staatcnvcrbindungcn. Berlin, 1882. Оппенгеим Л. Указ. работа. С. 418.

141

1ЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ

•ому соблюдению всеми государствами, поскольку принуждение здесь нахо-птгся в полном соответствии с мирными целями и принципами Устава ООН 1 имеет правомерный и справедливый характер. Таковы мирные договоры 1947 года с Финляндией, Италией, Болгарией, Венгрией, Румынией.

В остальных случаях международные договоры, заключенные под влиянием принуждения и насилия, в том числе несправедливые мирные договоры, юговоры об уступке территории и т.п., навязанные государством-агрессором кертвс агрессии, являются недействительными.

В связи с этим необходимо еще раз подчеркнуть недействительность Мюнхенского соглашения от 30 сентября 1938 г. об отторжении Судетской эбласти от Чехословакии к Германии.

Так называемое "согласие" Чехословакии с мюнхенским сговором, совершенным за ее спиной, было дано в условиях начавшейся агрессии и открытых угроз новым вооруженным нападением на Чехословакию со стороны Германии.

4. На Венской конференции рассматриваемая ст. 52 подверглась острому обсуждению'. Афганистан и группа других развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки выступили с поправкой, предусматривающей включение в понятие силы и запрет экономического и политического давления. Кроме того, в поправке Чехословакии и ряда других стран предусматривалось включение в статью указания, что запрещение применения силы при заключении международных договоров вытекает не только из Устава ООН, но и из иных норм международного права, обязательных для всех государств независимо от их членства в ООН.

Хотя на Конференции не удалось включить поправку Афганистана и группы других развивающихся стран в текст Конвенции, Венская конференция приняла Декларацию "О запрещении применения военного, политического или экономического принуждения при заключении международных договоров", которая была включена в Заключительный акт Конференции. Декларация, подтверждая принцип суверенного равенства государств, осуждает "угрозу или применение каким бы то ни было государством в любой форме военного, политического или экономического давления в нарушение принципа суверенного равенства государств и свободы согласил, чтобы принудить другое государство совершить тот или иной акт, относящийся к заключению договора"2.

Одновременно была принята поправка группы государств (Болгарии, Кубы, Чехословакии, Украины, Кипра, Эквадора, Шри Ланки и др.), имеющая цель уточнить действие во времени статьи о недействительности насильственных договоров. Поэтому в принятой редакции в ст. 52 включены слова "принципов международного права, воплощенных в Уставе Организации Обьединненых Наций".

Этих слов нс было в прежней формулировке статьи, что давало возможность толковать ограничительно ее действие во времени. Формулировка ст. 52 подтверждает, что и до принятия Устава ООН международное право запрещало применение силы в отношениях между государствами независимо от их членства в той или иной международной организации, в том числе в ООН. Недействительность насильственных договоров не зависит ни от участия

'См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P. 269--29Э, 328-330, 465.

Талалаев А.Н. Международные договоры в современном мире. С. 241.

Стати 53

субъектов этих договоров в ООН, ни от времени вступления в силу Устава ОО.Н или Венской конвенции о праве международных договоров.

5. Несмотря на четкую формулировку ст. 52, некоторые западные юристы продолжают давать ей ограничительное толкование. Английский юрист Синклер, например, применение силы в качестве основания абсолютной недействительности международных споров, предусмотренного в ст. 52, сводит к "физической или военной силе" и в том же духе толкует ст. 2, п. 4, Устава ООН, отрицая такие формы принуждения, осужденные Венской конференцией в специальной Декларации, как политическое и экономическое давление, порождающее неравноправные и иные колониалистские договоры'. Ставит под сомнение значение ст. 52 и немецкий юрист X. Броше, защитивший докторскую диссертацию в Геттингенском университете на тему "Принуждение при заключении международных договоров"2. Однако концепция Броше, по существу, доказывающего правомерность насильственных договоров, не соответствует Венской конвенции и международному праву.

Статья 53

ДОГОВОРЫ, ПРОТИВОРЕЧАЩИЕ ИМПЕРАТИВНОЙ НОРМЕ ОБЩЕГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА (JUS COGENS)

Договор является ничтожным, если в момент заключения он противоречит императивной норме общего международного права. Поскольку это касается настоящей Конвенции, императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер.

1. Как и предыдущая статья, ст. 53 подверглась острому и обстоятельному обсуждению сначала в Комиссии международного права, а затем на Венской конференции3. В ней зафиксирована одна из важнейших концепций современного международного права — его императивных норм (jus cogens) и ничтожности (абсолютной недействительности) договоров, противоречащих этим нормам. Статья содержит два положения. В первом закреплено принципиальное признание существования норм jus cogens в общем международном праве, во втором дано определение таких норм, "поскольку это касается настоящей Конвенции".

Идея существования в международном праве, кроме диспозитивных, императивных норм, от которых государства не могут отступать по соглашению друг с другом, была высказана еще в прошлом веке (И. Блюнчли, И.Е. Холл) и неоднократно подтверждалась видными международниками нашего столетия (Д. Анцилотти, А. Фердросс, Г.И. Тункин и др.). В 1966 году в Лагонисси (Греция) прошла специальная научная конференция по проблеме jus cogens4. Обсуждение этой проблемы здесь, а также в Комиссии международ-

'См.: Sinclair I. Op. cit. P. 95-99.

См.: Broshe H. Zwang bcim Abschluss valkcrrcchlcichcr Vcrtragc. В. 1974. S. 221—225.

См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. P. 293—334, 471—473;

Conference dcs Nations Unies sur Ie dioit dcs traites. Dcuxiemc session. P. 108—114.

См.: Conference on International Law in Lagoiussi. Papers and Proceedings. The Concept of Jus Cogens in International Law. Geneva, 1967.

143

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О НРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОГОВ

ного права, а затем и на Венской конференции по праву договоров, увенчавшееся включением в Конвенцию ст. 53, показало существование у государств и ученых общего согласия в том, что, хотя диспозитивность норм международного права является правилом, в международном праве есть также императивные нормы, которых, правда, значительно меньше и наличие которых нуждается в признании государствами. Отрицающих нормы jus cogens среди современных международников почти нет. На Венской конференции тоже не было принципиальных разногласий по поводу признания в современном международном праве императивных норм (jus cogens), хотя некоторые западные представители связывали их существование и действие с установлением обязательной международной юрисдикции (см. комментарий к

ст. 66).

2. Статья 53 признает ничтожными международные договоры, которые противоречат императивной норме "в момент заключения" договора. Здесь, следовательно, речь идет о договоре, который заключается несмотря на существование императивной нормы по регулируемому объекту. Если же такой нормы в момент заключения международного договора еще не было и возникла она позже, после заключения договора, то в этом случае должна применяться не ст. 53, а ст. 64 Конвенции, которая специально предусматривает данный случай (см. комментарий к ст. 64).

3. Согласно ст. 53, норма jus cogens должна быть нормой общего международного права. В систему норм общего международного права входят те нормы, которые создаются государствами путем согласования воль всех или почти всех государств международного сообщества, т.е. общепризнанные, универсальные нормы, как обычные, так и договорные. Сюда не входят локальные, или партикулярные, нормы и правовые режимы, тем более нормы, устанавливаемые двусторонними договорами. Таким образом, по смыслу ст. 53 существование партикулярных норм jus cogens исключается. Другое дело, что возможно существование отраслевых норм jus cogens, поскольку эти отрасли входят в систему общего международного права, например дипломатическое, консульское, морское, гуманитарное. В каждой из них есть императивные нормы, от которых государства не вправе отклоняться как в двусторонних, так и многосторонних отношениях.

4. Наиболее обстоятельному обсуждению на Венской конференции подверглось определение понятия jus cogens. В результате было принято данное в ст. 53 определение. Кроме указания на принадлежность нормы jus cogens к общему международному праву здесь устанавливается, что эта норма "принимается и признается международным сообществом государств в целом". Разъясняя приведенное выражение, председатель редакционного комитета Венской конференции иракский профессор М. Ясин отметил, что смысл его заключается в том, чтобы одно отдельно взятое государство или группа государств своим отказом признать ту или иную норму международного права в качестве императивной не могли бы повлиять на ее характер, т.е. чтобы они не имели бы права вето при создании нормы jus cogens1. Некоторые юристы не без основания трактуют выражение "международное сообщество государств в целом" как "все или почти все государства" мира2, при этом не требуется какого-либо специального правила или процедуры, как должна создаваться норма jus cogens.

'См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. Г 471-472. См.: Шестиков ДМ. Указ. работа. С. 43.

144

Стати 53

5. Слова ст. 53 "принимается и признается" означают, что норма jus cogens, как и другие нормы международного права, является результатом соглашения между государствами', и всякий другой путь вхождения их в международное право, например по решению свыше или по соглашению международных организаций, невозможен.

Формой "принятия и признания" нормы jus cogens может быть как молчаливое соглашение (международно-правовой обычай), так и явно выраженное соглашение универсального характера (общий многосторонний договор). До настоящего времени в международной практике не заключено ни одного договора, в котором бы та или иная норма международного права определялась как норма jus cogens, однако заключение подобного многостороннего договора, даже перечисляющего наиболее важные нормы jus cogens в будущем не исключено. Пока же действующие императивные нормы международного права "принимаются и признаются" международным сообществом государств обычно-правовым путем, молчаливо, без какой-либо формальной процедуры голосования.

6. Определение нормы jus cogens применительно к Конвенции содержится в основном во втором предложении ст. 53. Важнейшим элементом этого определения является признание недопустимости отклонения от такой нормы. Речь идет о том, что государства в своих взаимных отношениях не вправе заключать двусторонних и локальных (ограниченных) многосторонних договоров, которые идут вразрез с нормой jus cogens.

Вторым существенным элементом понятия нормы jus cogens является признание того, что какое бы то ни было отступление от нее нескольких государств, даже согласованное между ними, является ничтожным. Любой договор, заключенный на основе такого соглашения, будет абсолютно недействительным с самого начала (ab initio). Последствия его недействительности определены в отдельной статье Венской конвенции — ст. 71 (см. комментарий к ней).

И наконец, третий элемент понятия нормы jus cogens, предусмотренный в ст. 53, касается способа изменения данной нормы. Статья устанавливает, что норма jus cogens "может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер".

В отношении этого положения юристами выдвигаются разные точки зрения. Некоторые из них считают, что указание ст. 53 на то, что императивная норма может быть изменена только нормой такого же характера, т.е. нормой jus cogens, является лишним, что достаточно, чтобы это была норма общего, а не партикулярного международного права. Они утверждают, что если государства с общего согласия признают определенную норму международного права в качестве императивной, то, естественно, с общего согласия они могут перестать считать эту норму императивной2. Другие с этим не согласны и ссылаются именно на ст. 53.

При решении рассматриваемого вопроса нужно иметь в виду, что определение нормы jus cogens, содержащееся в ст. 53, сформулировано, "поскольку это касается настоящей Конвенции", т.е. для целей Конвенции. Это означает, что указанное определение относится только к праву международных договоров, причем к конвенционному, а не обычному. Что касается других областей международного права, то определение понятия "норма jus cogens" может не совпадать с определением, данным в ст. 53, и включать или не включать в него элементы, предусмотренные в этой статье. Например,

'См.: Шмтпков Л.И. Указ. работа. С. 76-79. См. им же. С 66.

145

ВШСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ Л01 ОВОРОВ

может отсутствовать положение о том, что норма jus cogens изменяется только нормой jus cogens, или же могут быть включены другие признаки. Однако, поскольку это касается ст. 53, нет оснований пренебрегать теми признаками нормы jus cogens, которые указаны в этой статье, тем более что данное определение, как и вся Венская конвенция, имеет устойчивую тенденцию к универсальному применению в качестве составной части общего международного права.

7. Определение нормы jus cogens, сформулированное в ст. 53, концептуальное, оно не содержит указаний, какие конкретно нормы международного права являются императивными. По этому вопросу прошли широкие дискуссии как в Комиссии международного права, так и на Венской конференции, не говоря о том, что вопрос о том, какие нормы международного права должны быть отнесены' к императивным, рассматривается во многих трудах юристов и на научных форумах, например в Лагонисси в 1966 году. Большинство ученых связывает императивность с основными принципами международного права', закрепленными в Уставе ООН, а также с нормами, запрещающими такие преступления, как геноцид, работорговля, торговля женщинами и детьми, пиратство, терроризм. Некоторые юристы, в частности Г.И. Тункин, относят к нормам jus cogens так называемые Нюрнбергские принципы, касающиеся преступлений против человечества2, нормы конвенций международного гуманитарного права, конвенций о правах человека, ст. 103 Устава ООН, устанавливающую приоритет обязательств по Уставу над всеми другими международными договорами.

На Венской конференции, как и в Комиссии международного права, было признано нецелесообразным составление какого-либо перечня норм jus cogens и включение его в ст. 53, поскольку это могло бы, по мнению большинства участников Конференции, повлечь неправильное отношение к другим нормам международного права, не попавшим в список, и вовлекло бы Комиссию и Конференцию в аналитическую работу, которая выходила бы за рамки их мандатов. Тем не менее примеры, которые приводились на Конференции и в Комиссии, помогают установить критерии для идентификации норм jus cogens в современном международном праве. Это прежде всего недопустимость нарушения мира и безопасности народов и защита основных норм гуманности и человечности3.

8. В литературе по международному праву встречается выражение "частичная когентность", т.е. неполная императивность некоторых его принципов и норм4. Однако приводимые авторами примеры показывают, что речь в них идет, скорее, об исключениях, которые не доказывают отсутствие у принципа или нормы качества императивности. Исключения доказывают лишь, что данный принцип или норма не абсолютны. Но абсолютных принципов в международном праве вообще не существует, В качестве примера частичной когентности приводят иногда принцип pacta sunt servanda на том основании, что он допускает исключение в виде клаузулы rebus sic stantibus5. Однако это едва ли правильно. Существование у государства права отказаться от международного договора в случае коренного изменения о6-

'Нскоторыс юристы включают императивность в определение основных принципов меж дународного права. См. об этом: Талалаея А.Н. Международное право и современность. М., 1984. С. 38.

См.: Тункин Г.И. Теория международного права. М., 1970 С 1S2

'См.: Алексидзе Л-А. Некоторые вопросы теории международного права Императивные нормы jus cogens. Тбилиси, 1982. С. 307.

'См.: Шестиков Л.Н. Указ, работа; AleKfud-x- Л.А. У - - --

Ст»тч 53

стоятельств (rebus sic stantibus) не колеблет императивности принципа pacta sunt servanda (см. комментарий к ст.ст. 26 и 62). Императивный характер этого принципа заключается в том, что государства в своих взаимных отношениях не могут от него отклоняться, т.е. считать недействующим.

9. В нашей науке международного права господствует мнение, что к императивным нормам относятся прежде всего основные принципы международного права, и почти все юристы на первом месте в перечне этих принципов называют принцип, согласно которому государства воздерживаются в своих международных отношениях от угрозы силой или ее применения (принцип ненападения). Венская конвенция тоже сначала объявляет ничтожными международные договоры, заключенные в результате угрозы силой или ее применения, причем делает это в специальной ст. 52 (см. комментарий к ней), и лишь после этого формулируется общая норма о ничтожности договоров, противоречащих любым императивным нормам международного права (ст. 53). Кроме упомянутых, к числу основных принципов международного права императивного характера относятся принципы суверенного равенства государств, невмешательства в их внутренние дела, целостности и неприкосновенности государственной территории, мирного урегулирования международных споров, уважения прав человека и основных свобод, равноправия и самоопределения народов, сотрудничества государств. Они закреплены в Уставе ООН и многих других международных актах, в частности в Декларации ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, 1970 года и в Заключительном акте СБСЕ 1975 года, хотя их число не совпадает.

10. Таким образом, из ст. 53 вытекает ничтожность (абсолютная недействительность — ab initio) агрессивных, колониалистских, кабальных договоров, всякого рода соглашений о территориальных разделах и переделах "сфер влияния" вопреки самоопределению народов, нарушающих права и основные свободы человека. Примерами таких ничтожных договоров могут служить не раз упоминавшееся Мюнхенское соглашение 1938 года, договор о протекторате фашистской Германии над Чехословакией 1939 года, секретные протоколы, подписанные бывшим СССР с Германией в 1939—1941 годах о разделе "сфер интересов" в Европе как заключенные в противоречие с суверенитетом и независимостью третьих государств. Недействительность этих договоров была признана рядом международно-правовых и внутригосудгрственных актов!.

Голосуя за ст. 53, делегация СССР заявила, что императивные нормы с ее точки зрения включают в себя "прежде всего основные принципы современного международного права. В частности, под ст. 53 подпадают все кабальные и другие подобные неравноправные договоры, заключенные в нарушение принципа суверенного равенства государств. Такие договоры незаконны"2.

Абсолютная недействительность секретных протоколов с Германией с момента их подписания была признана в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1989. N» 29. Ст. 579.

"Cmiferciicc dc? Nations Unies sur Ie droit dcs traites, Dcaxiemc session. P. 111. Статья 53 была ";:.,'wa S7 пейсам:, .;,дггив с :;;)и ;; зопс жавишхся государствах. Голосовали против Австра-лч!-, Пс-;'.гия. (Т|"э:,::::д. Ли.чс;!";,.;;"' 1. ,'!i<;>:ccw.;.r, Мччако. Г';ч;ии я Швейцария ((bid. P. 114).

147

ВЕНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПРАВЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ