2. Цель. Благо. Благо и космос

Античное мышление неизменно задается простым вопросом: для

чего? Прибегая к более поздним определениям, можно сказать: оно

зиждется на принципе телеологизма, т.е. целесообразности. Ведь если

что-то происходит, то происходит не просто так - у него есть причина,

его порождающая, а также и причина, ради которой возникшее и

причастное бытию выступает в путь: "Начало вещи, - утверждает

Аристотель, - то, ради чего она есть, а становление - ради цели"

(Платон, <Горгий> 507(3; Аристотель, <Метафизика> IX 8, 1050а9;

ср. <Никомахова этика> VI 2, 1139а31 слл.). При этом цель есть не

только у каждого поступка, но и у всякой вещи, которая существует

не просто так. И потому она должна, во-первых, выполнять некое

собственное предназначение и, значит, имеет свою судьбу и, во-вторых,

стоять в нужной пропорции и гармоническом уложении космоса -

ведь у целого и у любой его части есть некоторая цель. Если же есть

цель, есть и смысл - "ради чего". Значит, все по видимости случай-

ные и хаотические стремления должны сходиться к единому пределу.

А то, к чему все стремится, есть для многих античных мыслителей

Благо. "...У всех действий, - как говорит Платон, - цель одна -

Благо, и... все прочее должно делаться ради Блага, но не Благо ради

чего-то иного" (<Горгий> 499е; ср. Плотин <Эннеады> 1, 7, 1). И вот

это самодовлеющее Благо есть первая и последняя конечная целевая

причина ("ради чего", тоО EVEKCX) и совершенная цель мира и сущего.

Но как Бытие относится к Благу? Вопрос, надо признать, не такой

простой, и в античной философии можно найти весьма различные

ответы на него. Благо есть Благо для всего, в том числе и для самого

себя. Оно - то, ради чего устроено и существует все зримое, оно дает

и смысл, и бытие всему сущему. Благо, как понимает его Платон, -

безначальное начало как бытия, так и познания: "Познаваемые вещи

могут познаваться лишь благодаря Благу; оно же дает им и бытие, и

существование, хотя само Благо не есть существование, - оно - за

пределами существования, превышая его достоинством и силой" (<Госу-

дарство> VI, 509Ь; ср. Плотин, <Эннеады> V, 2, 1). Значит, Благо -

по ту сторону, выше бытия, выше всех сотворенных вещей и выше

не-сущего и не смешано с ними. При этом, будучи сверх- и до-бытий-

ным, оно сверхсуще и не относится к существующему: оно прежде-

сущий источник, "родитель бытия", и только благодаря этому своему

почти не выразимому в слове (потому что слово исс-таки определяет

сущее и относится к сущему) сверхсущественпому небытию все есть

здесь. Более того, все сущее определяется в своем стремлении к ко-

нечной цели и Благу. Поэтому Благо недоступно тиюму познанию,

ибо знание знает бытие, потому что есть бытие; Благо же выше бытия.

Благо постоянно пребывает как бы под сомнением, - несомненно лишь

то, что без него ничего нет и быть не может, нет и бытия.

Позднее понимание Бога как сверхсущего Блага характерно для

апофатической, или отрицательной, теологии, тесно связанной в сво-

их истоках с греческой платонической мыслью. Так, Григорий Нис-

ский говорит, что мы знаем лишь то, что Бог есть (не как бытие, но

как сверхсущее его начало), но что Бог есть - не знаем; так же

высказываются и Дионисий Ареопагит, и Иоанн Дамаскин, и Максим

Исповедник, и Григорий Палама. Михаил Пселл, стоящий у самого

устья греческой мысли, уже византийской, но по-прежнему питаю-

щейся от своих античных истоков, так рассказывает о своем философ-

ском развитии: "Намереваясь затем подняться к первой философии и

приобщиться к чистому знанию, я обратился к рассмотрению бесте-

лесных понятий в так называемой математике, которая занимает сред-

нее положение, с одной стороны, между наукой о телесной природе и

независимым от нее мышлением и, с другой стороны, между самими

сущностями, которыми занимается чистая мысль, дабы затем постиг-

нуть и нечто еще более высокое: сверхсущее и сверхмыслимое"

(<Хронография>. М., 1978. С. 81).

Таким образом, о самом Благе можно говорить только отрица-

тельно, апофатически - оно выше всего, выше мнения, представле-

ния, суждения и понятия, выше познания, выше стремления, вне тож-

дества. По этой причине следует сказать, что первое самотождествен-

ное и самостоятельное - это бытие: ведь бытие стоит в самом себе,

начинаясь при Благе.

Благо - до и вне определения и выражения. Даже и слово его не

достигает. Благо - ничто из сущего. Если и можно говорить о Благе,

то только как об абсолютном сверхсущем единстве, едином, делаю-

щем возможным бытие.

Как доказывает Платон в своем диалоге <Парменид> (137с слл.),

для того чтобы было нечто познаваемое, доброе, прекрасное, - вооб-

ще что-то было, прежде должно быть единое - начало тождественно-

сти. Но коль скоро единое - начало (а также и конец), оно должно

быть целью стремления всего. И как таковое оно - Благо, запредель-

ная, недостижимая цель (достижимыми могут быть только ее множест-

венные конечные бытийные представления), высвечивающая все су-

ществующее, но само выше познания, бытия и даже мнения. И вот

Благо само по себе и есть единое трансцендентное, которому ничто не

причастно. Если же положена множественность, то, помимо самого

единого, положено и бытие, "есть", находящееся в сфере двуединства

"единое-есть", где положена единица, единое как принцип единения,

но вместе с ним, нераздельно - также и принцип множественности,

инаковости. Поэтому вообще, для того чтобы нечто было, было бы и

само чистое бытие, необходимо наряду с тождественным положить и

иное. Поэтому и чистое бытие как абсолютное положительное предпо-

лагает также и абсолютное отрицательное и неотделимо от него, -

как бы некой тени, "тьмы небытия", наличной при свете, хотя и не

существующей самостоятельно, без и вне света. Бытийный этот свет

обязательно должен предполагать тень, чтобы быть видимым и зри-

мым: "...не будь Солнца, - говорит Гераклит, - мы бы не знали, что

такое ночь" (В 99). Свет в сущем зрим только при наличии тени, вещи

видны как объемные только из полутеней. Но, как говорит Платон, а

вслед за ним и вся платоническая традиция в лице Плотина, Ямвлиха,

Прокла, - выше бытийного, чреватого инаковым света пребывает аб-

солютный свет Блага самого по себе, свет незримый и невидимый, ибо

не причастный иному и не смешанный с ним и потому неразличимый,

неотличный от абсолютного мрака.

Таким образом, Благо задает единораздельную структуру всего бы-

тийного и становящегося, которая образует прекрасную гармонию. Гар-

мония же, или лад, - это совершенная прилаженность, притертость

одного к другому во всеобщем уложении, соразмерность, неявная, "тай-

ная" Гераклитова симметрия, проявляющаяся исподволь, порой в на-

рочитых неточностях архитектурного строения мира. (Так строят гре-

ки корабль на верфи: к остову прилаживают доску за доской, чтобы

между ними не осталось ни малейшего зазора.) И эта прекрасная,

одухотворенная, живая, причастная бытию структура есть космос

(Платон, <Тимей> 29d слл.; Плотин, <Эннеады> VI, 6, 18; Филолай,

В 21)- такое уложение, где у каждого есть свое собственное место -

как физическое, так и логическое и онтологическое; значит, у каждого

есть свой смысл. К этому месту каждое и стремится, определяясь

Благом.

Поэтому Благо устанавливает целую иерархию существующего,

лестницу всевозрастающей простоты, единства и совершенства, восхо-

дящую к самому Благу, стоящему во главе иерархии, однако вне ее.

Принципами иерархии выступают запредельность Блага и его единство

и единственность, проявляющиеся прежде всего в идеальном умопо-

стигаемом космосе, собрании чистых бытийных форм - прообразов

вещей - эйдосов, или идей. В космосе этом, прекрасном уложении,

192

руководимом стремлением к Благу, и проявляется совершенство и пред-

назначение каждого.

Бытийные эти формы находятся во взаимосвязи и общении, KOlvmvia

(Платон, <Софист> 254Ь-с; <Государство> V, 476а), направляемом

Благом и к Благу, устанавливающему при этом порядок, та^с, - прин-

цип организации космоса. Ноэтический, или умный, космос устроен

по принципу всеединства и образует такую структуру, где пребывает

"все во всем", где каждый элемент служит представлением и отобра-

жением целого и восстанавливает это целое в себе во всей полноте, где

каждая часть - также и все, несмешанная, но и неотделимая от цело-

го. Поэтому всеединство - такое бытийное единство, которое пред-

полагает также и множественность, не содержит в себе своего еди-

ного и уникального начала, Блага (ибо оно выше бытия и существова-

ния), но неизменно являет отблеск его совершенства.

Отражение идеального космоса (главным образом для Платона и

платонизма) - космос физический, телесный, в котором также яв-

лен свой порядок, чин, но уже делающий невозможным неслиянное

взаимопроникновение, - напротив, каждое существует телесно, т.е.

выплотненно, исключая из своего места, топоса, всякое другое. Так

думают греки, представляя, пусть и несовершенно, небесную, т.е. иде-

альную гармонию. Таким образом, иерархичность уложения неотъем-

лемо присуща всему существующему и проявляется и в мире текучего,

уподооленного вечному неизменному космосу. Такая упорядоченность

открывается греческому взору во всем: в иерархии бытийных форм,

наук, граждан полиса, типов государственности, самом душевном уст-

ройстве. Но первая и главная иерархия - в устройстве целого: сверх-

сущее Благо; бытие, проявляющееся в системе самостоятельных, но

связанных воедино эйдосов умопостигаемого космоса; отраженного кос-

моса смешанных текучих, рожденных и смертных вещей; промежуточ-

ных между телесным и умопостигаемым геометрических сущностей;

наконец, инаковости, небытия, материи. Мы же стоим где-то в центре

этого устроения, на середине невидимой линии, протягивающейся от

сверхсущего Блага сквозь сущее к преходящему и наконец к абсолютно

не-сущему, откуда крайние оконечности плохо видны или даже почти

совсем неразличимы. И высшее в этой иерархической структуре остав-

ляет след, 'i^cx, (ср. Плотин, <Эннеады> V, 5, 5), в виде низшего,

низшее же свидетельствует о высшем; высшее образует низшее по преиз-

бытку и благости, в некоем духовном свете, просвещающем все целое,

хотя и ослабевающем по мере спуска вниз; низшее же неизменно стре-

мится подняться к своей "отчизне", и самое стремление, представленное

через любовь, эрос, стержнем пронизывает все; высшее определяет

низшее, низшее причастно высшему и только так живет и держится.