Глава 3

ЗНАХАРСТВО

ную

ЗНАХАРСТВО

КАК ФОРМА РЕЛИГИИ

вляется ли знахарство формой религии? При первом взгляде напрашивается, казалось бы, ^отР^ии-^{ательны}й ответ. Под знахарством при- нято разуметь народную медицину, смешан­ с суеверными и шарлатанскими приемами враче­вания. Где же здесь собственно религия? Точно так же трудно как будто отнести знахарство к ранним суе­вериям, так как оно процветает даже в наши дни в культурных странах Европы и порой успешно конкури­рует с научной медициной.

Однако не будем торопиться с отрицательными вы­водами. Постараемся рассмотреть вопрос ближе и с раз­ных сторон.

Совершенно верно, что основу магического враче­вания составляет народная медицина, т. е. совокупность более или менее целесообразных приемов лечения, вы­работанных стихийным тысячелетним опытом народа. Но к этим целесообразным лечебным приемам издавна примешались или, точнее, выросли на их почве суевер­ные магические представления, частично видоизменив­шие саму практику врачевания и породившие в свою очередь уже совершенно нерациональные шарлатанско-колдовские действия. Магические же представления суть — можно считать это в настоящее время доказан­ным — разновидность религиозных представлений. Но мало этого. На определенной ступени развития, как это будет показано дальше, знахарская практика порож­дает и анимистические образы — духов и богов-цели­телей; в честь их строятся особые храмы, им служат особые жрецы, складываются особый культовый ритуал,

104

•священные тексты, книги. Культы богов-целителей мо­гут сплетаться с иными культами, сами боги-цели­тели могут приобретать и другие функции (примеры бУДУ^т приведены в своем месте), но внимательное иссле­дование и в этих случаях безошибочно обнаруживает первичные корни культа, и эти корни уходят в древ­нюю практику народной медицины.

Все это позволяет рассматривать знахарство чисто теоретически как особую, самостоятельную форму ре­лигии, имеющую свои особые корни, хотя выросшие на его почве верования и вплетаются в ходе исторического развития в более поздние и сложные формы религии¹.

НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА И ЗНАХАРСТВО

Что можно сказать о древности знахарской практики и связанных с нею верований? Археологиче­ский материал не может дать нам на этот счет ника­ких указаний. Не только от палеолита, но и от архео­логического неолита до нас не дошло никаких. свиде­тельств ни о магической, ни о народной медицине. Но нет никакого сомнения, что элементарные приемы вра­чевания и самоврачевания существовали уже у древ­нейших людей и даже у наших дочеловеческих пред­ков. Это явствует уже из того, что инстинктивные приемы самолечения наблюдаются и у некоторых выс­ших животных. Так, собаки умеют вылечиваться от бешенства, разыскивая и поедая особые травы; они и другие млекопитающие «зализывают» полученные раны: причем вполне действенно, ибо в слюне животного (и человека) содержится кровоостанавливающее вещество. Можно быть уверенным, что подобные инстинктивные, а позже полуинстинктивные приемы самоврачевания были знакомы и ископаемым гоминидам.

У всех без исключения, даже самых отсталых, со­временных народов существуют приемы лечения, конеч­но, несравненно более сложные, чем те, что наблюда­ются в животном мире, но по происхождению, несом-

Термин «знахарство» представляется, конечно, слишком узким и не совсем пригодным для указанного только что широкого круга явлений. Ощущается потребность в ином, более широком термине. Но, не беря на себя смелость вводить новый термин, я предпочитаю пока пользоваться обозначением «знахарство» в таком, несколько рас­ширенном значении.

105

ненно, восходящие к тем же корням. В недавнее время врач-этнограф Эрих Дробей, обстоятельно изучил на­родную медицину австралийцев. Оказывается, что им был известен довольно разнообразный набор лечебных средств: в числе их разные припарки, перевязки, комп­рессы, горячие бани, кровопускание и пр. Австралий­цы прикладывали к ранам жир, золу, птичий помет, мочу с толченой корой и т. д.; к нарывам и опухо­лям — горячую золу, песок, ракушки; в качестве кро­воостанавливающего употреблялись жир игуаны, дре­весный уголь, паутина, глина, моча, женское молоко и пр. При змеиных укусах применялись перевязки, выса­сывание раны, кровопускание, циркулярный надрез кожи, прижигание и т. д.; при ревматизме, головных болях пускали кровь; при переломах кости накладывали лубки, обвязывали корой или другими материалами. Известны были разные внутренние средства — настойки некоторых трав, коры; как слабительное употреблялись мед, эвкалиптовая смола, касторовое масло. Применя­лись и более сложные способы лечения. Акушерская помощь была обычно делом старых женщин. Дробец отмечает, что многие из перечисленных средств имеют себе аналогии и в нашей медицинской и хирургической практике '.

У австралийских туземцев все эти средства враче­вания известны более или менее всем и каждому. В них, разумеется, нет никакой религии. Но понятно, что эти средства не всегда оказываются действенными, особен­но при внутренних болезнях. Нередко стихийный опыт народа оказывается недостаточным, и человек чувствует себя бессильным перед поразившей его болезнью. Здесь и надо, видимо, искать почву, на которой произошло выделение в первобытной общине профессионалов-зна­харей. Появление их относится, очевидно, к весьма ран­ней исторической эпохе — более ранней, чем та, которая представлена даже наиболее отсталыми из ныне суще­ствующих народов. У последних, видимо, у всех, за еди­ничными спорными исключениями, уже существуют та­кие профессиональные знахари².

¹ Drobec E. Heilkunde bei den Eingeborenen Australiens//Kultur und Sprache. Wien, 1952. S. 280—285, 295 и др.

² В старой работе Макса Бартельса «Die Medizin der Naturvolker» (Leipzig, 1893. S. 4, 7) приводятся, правда, сообщения о некоторых народах, где будто бы не было знахарей. Но эти сообщения мало­достоверны.

106

Наиболее полную и отчетливую картину дает и по этому вопросу австралийский материал.

В каждой австралийской орде имеется обычно зна­харь-врачеватель (medicine-man). Это — лицо особое от главаря тотемической группы. Функции его нередко бывают довольно разнообразны: он является одновре­менно и вызывателем дождя, и гадателем, и сновид­цем. Так обстоит дело у многих племен юго-востока, востока и запада Австралии. Но основная, универсально распространенная функция знахаря — это «врачебная» практика.

«Врачебная» практика знахаря обычно представля­ет собой переплетение приемов народной медицины с чисто колдовскими и просто шарлатанскими действиями. Из средств народной медицины австралийский знахарь применяет натирание больного горячей золой, массаж, кровопускание, удаление больного зуба и т. п. Но чаще применяются шарлатанско-магические средства — обыч­но «высасывание» болезни или извлечение из тела больного якобы находящихся в нем камней. Эта прак­тика связана с представлением о том, что причина бо­лезни — посторонний предмет, попавший в тело чело­века. Корень этого суеверного представления совершенно ясен: наружные раны причиняются вонзившимся в тело оружием или иным предметом, отломившаяся часть его может остаться в ране и вызывает боль, поэтому и внутренняя боль истолковывается по естественной аналогии с этим. К магическим действиям обычно при­соединяются заклинания — магические формулы. Тради­ционной принадлежностью знахаря является чаще всего особый магический кристалл или камень.

Таким образом, знахарство как форма религии пред­ставляет собой характерный комплекс следующих эле­ментов: выделение в общине особых профессионалов, знакомых со средствами народной медицины; смеше­ние этих средств с приемами лечебной магии и заго­ворами; представление о материальной причине внут­ренней болезни по аналогии с инородным предметом, попавшим в тело.

В типичной форме знахарства отсутствуют какие-либо анимистические представления о духах — винов­никах болезни и о духах, помогающих ее лечению.

Происхождение обрядов лечебной магии не пред­ставляет собой особенно трудной проблемы. Вряд ли можно сомневаться в том, что в основе ее лежит стихий-

107

ный опыт дикаря, накопивший в течение поколений немало лечебных средств и приемов. Многие из прие­мов народной медицины, как уже говорилось, несом­ненно, вполне эффективны. Но употребление их в прак­тике знахарства почти всегда соединяется с элементами магии.

Так, например, у андаманцев, по описаниям Мэна, Брауна и других наблюдателей, употреблялись сред­ства народной медицины, видимо в основе здравые; но они сами приписывали этим средствам магическое дей­ствие. Они, например, широко употребляли в качестве мази вещество койоб, которое составлялось из красной окиси железа, растертой с жиром игуаны, свиньи или другого животного, а также разогретый пчелиный воск, тоже смешанный с некоторыми веществами, либо цвет­ную глину чулнга, либо растирали тело больного листь­ями растения гугма, либо давали больному некоторые из этих снадобий внутрь, но верили, что они действуют магически, изгоняя злых духов, причинивших болезнь¹; любопытно сочетание рациональных и магических при­емов лечения змеиных укусов у тех же андаманцев: если им удавалось поймать и убить змею, укусившую человека, они вырезали у нее почечный жир и тер­ли им рану (магический прием); но если убить змею не удавалось, то накладывали тугую повязку выше раны и вокруг раны делали надрезы (рациональный прием).

Чаще всего используются приемы лечебной магии контактного типа. Но встречаются и обряды инициаль­ной магии, например «высасывание» болезни из тела больного. Вербальная же магия («заговоры», «нашеп­тывание») играет, как правило, вспомогательную роль.

Задача объяснения происхождения знахарства сво­дится, следовательно, к вопросу о том, каким образом и почему к приемам народной медицины примешались магические элементы. Хотя по этому вопросу возможны только одни предположения, однако за ответом, дума­ется, недалеко ходить.

В области лечебной практики вначале вряд ли была какая-либо грань между рациональными и нерацио­нальными приемами лечения. Одни и те же средства

' Man E. On the aboriginal inhabitants of the Andaman islands. L., 1932. P. 16—17, 184—185; Brown A. R. The Andaman islanders. Cambridge, 1922. P. 179—185.

108

могли быть в одних случаях полезными, в других — . бесполезными. Вера в полезность употребляемого сред- ' ства, сила внушения и самовнушения могли сделать и нейтральное само по себе средство действенным, а " это в свою очередь могло укрепить веру в его целеб­ную силу.

Таким образом, в практике народной медицины могли складываться и долго держаться нерациональ- ■ ные сами по себе приемы, которые мы склонны были бы называть магическими. Но для самого дикаря магии здесь еще нет. Она начинается тогда, когда определен­ная группа лечебных приемов выделяется в особую ка­тегорию действий, принадлежащих к миру сверхъесте­ственного и священного. Почему это произошло?

Очевидно, что отделение «сверхъестественных» от «естественных» приемов лечения связано с появлением профессионалов-знахарей. Приемы лечения, монополи­зированные в руках знахаря, недоступные рядовому человеку, неизбежно должны были рассматриваться как таинственные, загадочные, чудесные. Это не значит, что, начиная с момента выделения профессионалов-знахарей, в их руках сосредоточились одни только магические (сверхъестественные) лечебные ^дцства, а рациональные средства народной медицины применя­лись лишь рядовыми общинниками-незнахарями. Факты говорят, что разграничение здесь несколько иное: ря­довые общинники применяют обычно только средства народной медицины (немагические), а знахари — и те и другие. Но в некоторых случаях знахари действи­тельно специализируются на одних только колдовских методах лечения, предоставляя употребление рациональ­ных приемов всем и каждому. Так, по сообщению Рота, все туземцы Квинслэнда знакомы с употреблением ле­чебных трав, массажа и других элементарных лечеб­ных средств, тогда как знахари (medicine-man) лечат посредством заклинаний, а особенно посредством вкла­дывания или удаления магического камня, кристалла, кости или иного предмета '. Подобно этому Эйльман сообщает о знахарях южноавстралийских племен, что они лечат не лекарствами, а магией, чаще всего выса­сыванием ².

2

Roth W. North Queensland Ethnography. Bull. 5. P. 29. Eyltnann E. Die Eingeborenen der Kolonie Siidaustraliens. В., 1908. S. 446—449.

109

ЗНАХАРСТВО И БЛИЗКИЕ К НЕМУ ФОРМЫ РЕЛИГИИ

Знахари и знахарство, так же как и состав­ляющая его основу народная медицина, существуют у всех народов. Но в своей первоначальной, более или менее чистой форме знахарство сохраняется далеко не так часто. Чаще к нему примешиваются другие фор­мы, в особенности близкий к знахарству по своему происхождению шаманизм. К этому вопросу мы еще вернемся (см. гл. 10).

Например, знахари и знахарская практика — от­дельно от шаманизма — известны оджибуеям, восточ­ным алгонкинам и некоторым другим племенам Аме­рики. У народов Северной Азии развитие шаманизма привело к растворению в нем почти всех других форм религии и остатки знахарства сохранились лишь в сла­бой степени и в немногих местах. У кетов, например, рядом с шаманом (сенин) были колдуны и колдуньи (никкорь и бангокеть), обычно старики и старухи, ко­торые действовали при помощи разных амулетов-лада­нок, носимых на груди в виде тряпочек с землей, с косточ­ками крота и пр.; колдун насылал ревматизм и желу­дочные боли, и он же лечил от этих болезней. Между шаманством и знахарством существовал известный анта­гонизм: знахарей неохотно допускали на шаманские сеансы и присутствующие на последних не должны были иметь на себе ладанок. «Колдун не любит шамана, а шаман — колдуна»,— сообщает В. Анучин¹. У якутов на­ряду с шаманами были также другие специалисты по лечению болезней, в том числе ичэн (знахарь), алгач-чы (заклинатель) и др. У карагасов, по сообщению Н. Катанова, помимо шаманов были особые люди, заго­варивавшие раны и порезы ². У киргизов, кроме бакши (шаман), были другие профессионалы-врачеватели, в том числе дарымчи (от дарым — заговор) или туку-руч'у (от ту куру — плевок), лечащие от укусов змей и ядовитых пауков, а также при разных опухолях.

Хотя шаманство, как будет показано ниже, своими корнями тесно примыкает к лечебной магии и в боль­шинстве случаев не поддается выделению из нее, од-

¹ Анучин В. И. Очерк шаманства у енисейских остяков//Сб. Музея антропологии и этнографии. 1914. Т. II. Вып. 2. С. 17—19, 25.

² См.: Каганов Н. Ф. Поездка к карагасам//3аписки РГО по отделению этнографии. 1891. Т. 17. Вып. 2. С. 149.

ПО

нако у некоторых народов даже при крайнем развитии щаманства знахарство, как видим, сохраняет в извест­ной мере свою самостоятельность.

У подавляющего большинства народов, и притом _на всех стадиях развития, знахарство сплетается с вре­доносной магией. Это естественно. Ведь самые корни этих двух видов магии имеют между собою точки со­прикосновения: болезни, которые пытается лечить зна­харь, считаются чаще всего следствием вредоносной ма­гии. И по мере того как знахарь-профессионал все более обособляется от общины и ему все более припи­сывается обладание сверхъестественным могуществом, недоступным простому человеку, ему же начинают при­сваивать способность насылать те болезни, лечение ко­торых составляет его профессию. Даже у тех же австра­лийцев во многих случаях знахарь и колдун — одно лицо. Тем более часто отмечается такое объединение тех и других функций в одном лице у более развитых народов.

Можно указать примеры, когда знахарство сохра­няет свою обособленность и от колдовства и этим еще раз обнаруживает свою самостоятельность как форма религии. Например, у чувашей знахарь йомзя и кол-дун-насылатель порчи тухатмаш были разными ли­цами: первого обычно уважали, второго боялись и не любили.

В русских поверьях также существует обособлен­ность знахаря и колдуна. Колдун — человек, отрекший­ся от людей и от бога, сроднившийся с нечистой силой на пагубу людей; он действует тайно. Знахарь же, наоборот, старается приносить людям пользу. Зна­харь, в частности, открывает, какой колдун послал на человека порчу.

АНИМИСТИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ, СВЯЗАННЫЕ СО ЗНАХАРСТВОМ

Если оставить в стороне примесь элементов шаманизма, то знахарство на всем протяжении своей истории, от самых отсталых до наиболее кульхурных народов, сохраняет очень устойчиво свой первоначаль­ный характер. У русских, как и у австралийцев, у китайцев, как и у бушменов, практика знахарства со­стоит в переплетении народно-медицинских средств с.за-

111

говорами и колдовскими приемами '. Сохраняя повсюду связь с народной медициной, будучи в то же время пронизано магическими воззрениями, знахарство менее благоприятствует развитию каких-либо анимистических образов, чем, например, шаманство.

Однако во многих случаях анимистические образы духов и богов-целителей, а также и духов болезни свя­заны своими корнями скорее со знахарской практикой, чем с шаманской. Если для шаманизма характерно представление, что болезнь причинена либо духом, все­лившимся в тело больного, либо духом, похитившим его душу, то у многих народов, напротив, олицетворя­ется сама болезнь; при этом ни из чего не видно, чтобы эти олицетворения болезней как-то были связаны с ша­манскими представлениями или действиями.

Так (беру наудачу несколько из очень многих фак­тов), кхонды Индии защищаются от приближения бо­гини оспы Юги Пенну, баррикадируя тропинки шипами, канавами; кипятят в котлах вонючее растительное мас­ло, как будто защищаясь от вторжения вполне мате­риального врага.

Китайцы верили в «духа заразы» Вэнь-шэнь, который вместе с четырьмя другими демонами разносит в воздухе поветрие, а также в «духа оспы» Доу-шэнь и др.

Алтайцы и телеуты олицетворяли корь (кор-энэ — «корь-мать») и оспу (энэ-кижи — «мать-человек»). В слу­чае заболевания к ним обращались с молитвенными призывами, ставили для них угощение. Любопытно, что при кори и оспе, в отличие от других болезней, шаман не должен был камлать (лишнее доказатель-

' Здесь оставляется совершенно без рассмотрения дальнейшее раз­витие собственно рациональных приемов народной медицины. В странах высокой культуры она, сохраняя свой чисто эмпирический и в значи­тельной мере «народный» характер, постепенно тоже переходила в руки специалистов-лекарей и продолжала развиваться уже в «профес­сиональных» формах. У некоторых народов эта «профессиональная» (но еще не «научная» в нашем смысле слова) медицина приобрела изощренный и усовершенствованный вид, хотя вплоть до самых позд­них ступеней не могла вполне отвязаться от суеверных наслоений. Таково было врачевальное искусство в античном мире, такова китай­ская и индийско-тибетская медицина, таково было долгое время лечеб­ное дело в средневековой Европе и в России. О последнем см. содер­жательную книгу: Богоявленский Н. А. Древнерусское врачевание в XI—XVII вв., источники для изучения истории русской медицины. М., 1960. Автор, правда, слишком затушевывает религиозно-магическую суеверную примесь в старом русском врачевании (см. с. 55—56, 58— 59, 211—212 и др.). ■

112

ство несвязанности этих олицетворений с шаманизмом).

У адыгейских народов оспа олицетворялась: ее почи­тали как божество, оказывали ей всякое уважение; род­ственники больного оспой не смели мыться и стирать белье, «чтобы оспа не подумала, что ее считают нечи­стой». У восточнославянских народов оспа, холера, «ли­хорадки» («трясовицы») олицетворялись в образе злых и уродливых женщин; их не почитали, а боялись, ста­рались спрятаться от них или как-то прогнать их. В рус­ских народных заговорах фигурируют имена то семи, то двенадцати сестер-«лихорадок» и имена их означают просто симптомы болезни — Трясуха, Знобуха, Про-студна, Желтуха, Ломуха и пр.

Что касается образов богов-целителей, свойственных многим, в особенности сложным религиям, то они тоже связаны исторически скорее со знахарскими приемами лечения, чем с шаманскими. Образ бога-целителя — это такое же олицетворение магических приемов зна­харя, как образ злого духа — олицетворение приемов вредоносной магии, а образ бога или богини любви— олицетворение манипуляций любовной магии.

Так, у древних ацтеков в их многочисленном пантеоне был Иштлилтон («маленькое черное лицо»), целитель болезней. Один из даосских богов Китая, Яован,— «князь врачеваний». У черкесов известен бог-покровитель кузнецов Тлепш, он же и бог-целитель: явное олицетворение особых способностей кузнеца, которому приписывалось, между прочим, и знахарское умение; кузница была излюбленным местом лечения.

Известны и случаи, когда образ бога-целителя вы­ступает не в «чистом» виде, не как простое олицетво­рение знахарской лечебной практики, а как сложный образ, в котором черты целителя переплетаются с ины­ми качествами, и даже сам образ может иметь иное происхождение, и на него лишь перенесены функции божественного врача. Таким сложным образом был, видимо, египетский бог Хонсу, один из богов фиванской «троицы», ассоциировавшийся с месяцем, но в то же время чтившийся и как бог-целитель. Таким был у гре­ков Асклепий, первоначально бог-покровитель Эпидавра, но ставший общегреческим патроном врачей, одним из самых почитаемых богов '. Занесенный в Рим, этот бог

' По количеству посвященных ему храмов (38 во всей Греции

во [I в. н. э., по данным Павсания) Асклепий занимал одно из первых мест во всем сонме богов.

8 С. А. Токарев 113

под именем Эскулапия сохранил только эти свои спе­циализированные функции.

В христианской религии знахарско-лечебные функ­ции влились в различные мифологические образы и пе­реплелись с различными культовыми действиями. Здесь сохранились и элементарные приемы знахарского вра­чевания, лишь внешне связавшиеся с христианской дог­матикой: таково «таинство» так называемого елеосвя­щения, или «соборования», совершаемое в православ­ной и католической церкви над больным и заключаю­щееся в помазании его тела освященным маслом — елеем '; таковы паломничества к святым мощам, ракам, к чудотворным иконам, к святым источникам и т. п., где, по народным верованиям, уже одно прикосновение к святыне может исцелить человека. По рассказу еван­гелиста Марка, сами апостолы «многих больных мазали маслом и исцеляли» (Мк., 6:13).

Хотя во всех этих случаях «теоретически», с точки зрения богословия, предполагается, что исцеляет чело­века сила божия, т. е. сам бог (анимистический об­раз), но по своему происхождению и характеру, да и в представлении нередко самого верующего, упомянутые действия остаются чисто магическими.

Что же касается анимистических представлений в христианской религии, связанных с древней знахарской практикой, то помимо приписывания целебной силы са­мому богу, Иисусу Христу, богородице² и в народных и в церковных представлениях есть специализирован­ные образы носителей чисто медицинских функций: это святые-целители, обычно с дробной специализацией. На одной старообрядческой иконе, например, собраны изображения многих святых с надписями, кому из них «каковые благодати и исцеления от бога даны» и кому

«Елеосвящение есть таинство, в котором при помазании тела елеем призывается на больного благодать божия, исцеляющая немо­щи душевные и телесные» (Пространный христианский катехизис// Макарий. Православно-догматическое богословие. Спб., 1895. Т. 2. С. 464). В католической церкви, правда, установилась практика совер­шать таинство лишь над умирающим (extrema unctio — «последнее помазание»); но православная церковь отвергает такое ограничение и считает, что одна из основных целей таинства соборования — «исце­ление немощей телесных» (Там же. С. 470—475).

² Самый яркий пример культа богородицы-целительницы — еже­годные паломничества многих тысяч больных к Лурдской богоматери (в Южной Франции); эти паломничества, начавшиеся в сравнительно недавнее время, с 1860-х годов, описаны в романе Э. Золя «Лурд».

114

при какой болезни надо молиться: от головной боли — ев Иоанну Крестителю (на иконе изображена его от­рубленная голова на блюде), от зубной боли — св. Ан-типе, от «грызной болезни» — св. Артемию и т. д.¹ Свя­той Пантелеймон считается и у православных и у като­ликов универсальным целителем.

Все это — вклад знахарского культа в христиан­ство, одну из сложнейших по происхождению религий. Надо сказать при этом, что если в строго догматиче­ском церковном христианстве, в собственно христиан­ском богословии, этот вклад, внесенный знахарской практикой и связанный с вековечными нуждами стра­дающего человечества, занимает ничтожное место (ибо христианское богословие ориентировано на потусторон­ний, а не на здешний мир), то в народных верованиях, в «бытовом православии», напротив, именно эта «меди­цинская» сторона христианства является одной из важ­нейших. Верующий крестьянин вспоминал о боге всерь­ез чаще всего именно в тяжкой болезни, и от своей религии он больше всего ожидал именно телесного ис­целения.

Икона хранится в Музее истории религии и атеизма АН СССР. См. также: Исторические очерки народного миросозерцания и суеве-Рия//Журнал Министерства народного просвещения. 1863. Ч. 117. № 1 Январь.