§ 1. “Коперниковский переворот”, совершенный И.Кантом в философии познания

Итак, в 1770-ые годы И.Кант попытался подвести итог основным гносеологическим дискуссиям XVII-XVIII веков и заметим: изрядно в этом преуспел. На наш взгляд, его теория познания представляет собой вершину классической умозрительной гносеологии. Видимо, у такого достижения две причины: 1) Кант был не только крупным философом, во многом опирающимся на “зрение ума” (рациональное умозрение), но и крупным естествоиспытателем, еще в молодости (25-30 лет) разработавшим космогоническую теорию происхождения солнечной системы, в которой использовал теоретический и эмпирический материал современной ему физики; 2) своеобразная (“критическая”) методология, которая побуждала его анализировать достоинства и недостатки существующих противоположных точек зрения, чтобы с помощью такой критики достичь новой, более взвешенной, возвышающейся над спором точки зрения. Эти интеллектуально-ценностные ориентации позволили Канту выдвинуть ряд гносеологических идей, которые, хотя и были умозрительными, сохранили свое значение для понимания научного мышления до сегодняшнего дня.

Мы сравнили деяние Канта в философии познания с “коперниковским переворотом” по двум причинам: во-первых, по предположению немецкого философа, когда Коперник обнаружил существенные трудности при объяснении движения небесных тел исходя из геоцентрической гипотезы, он рискнул опереться на противоположное допущение: движется наблюдатель со своей планетой, а звезды неподвижны. Аналогично, по мнению Канта, когда мы не можем разъяснить, почему наше знание сообразуется со своим предметом, не следует ли предположить, что познаваемый объект как-то соответствует нашим познавательным способностям.3 Сходство объясняющих схем Коперника и Канта очевидно, о содержании же кантовской гипотезы речь пойдет позже. Во-вторых, их объединяет стремление сделать человечество скромнее: первый делает это в отношении его местоположения во Вселенной; второй – в отношении возможностей познания мира.

Над схваткой эмпиризма и рационализма

Кант действует по схеме “тезис” + “антитезис” = “синтез”. Поэтому в споре эмпиризма и рационализма он, с одной стороны, сторонник и того, и другого, в то же время – противник и того, и другого, представляя собой нечто третье.

3 Кант И. Сочинения в 8 томах. М.: Наука, 1964. т. 3. С. 87-88

12

Он – эмпирик, поскольку считает опыт источником всех наших знаний. Но при этом Кант отмечает, что эмпиризм не в состоянии объяснить не только существование наук о сверхчувственном или ненаблюдаемом (скажем, о боге, о душе, о скрытой сущности вещей), но и вообще существование всеобщего и необходимого знания, к которому стремится любая наука, поскольку опыт предоставляет информацию об единичных вещах, информацию переменчивую и субъективную (зависящую от познающего индивида).

Вместе с тем Кант – рационалист, так как считает математический метод идеальным инструментом любой науки, а ясность и отчетливость знаний – основным критерием науки. Но одновременно он отмечает, что рационалистам не удается прийти к согласованным выводам (Декарт склонен к дуализму, Спиноза к пантеизму, Лейбниц к плюралистическому учению о монадах).

Впрочем справедливо также утверждать: Кант – не эмпирик и не рационалист, его взгляды представляют собой нечто третье, превосходящее воззрения и первых, и вторых. Ведь для него ни опыт (чувственное познание), ни рассудок (рациональное мышление) не обеспечивают порознь надежность познания, достоверное знание достижимо только в результате их совместных усилий. Или, говоря чуть подробнее, Кант утверждает: “Хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта”4. То есть с помощью органов чувств опыт обеспечивает нас содержанием наших будущих знаний (цветами, звуками, запахами, вкусами, осязательными ощущениями), а эти бесчисленные и хаотичные сигналы упорядочиваются с помощью внеопытных (априорных) форм нашей познавательной деятельности. В другой редакции: все наше знание зиждется на информации, полученной из опыта, но становится подлинным и всеобщим, лишь выходя за его пределы и становясь независимым от него. В пояснение к этому Кант выделяет два вида суждений – аналитические и синтетические. Первые только разъясняют имеющееся у нас знание, ничего не добавляя к нему нового. Их примером может служить утверждение “Все тела протяженны” Аналитическим оно является потому, что его содержание следует из анализа понятия “тело”, которое по определению предполагает наличие у тела свойства протяженности. В качестве синтетического суждения, обладающего новым содержанием Кант приводит утверждение “Все тела обладают тяжестью”, которое добавляет к нашему представлению о теле, обладающем протяженностью, новое свойство – тяжесть. Таким образом, новое знание появляется в результате синтеза (соединения) различных данных опыта. Какие же априорные познавательные способности позволяют осуществить этот синтез? – задает

4 Кант И. Соб. соч. в 8 томах. М.: Наука, 1994. С. 105.

13

себе вопрос Кант. И дает на него ответ: таковыми являются априорные механизмы, встроенные в сам чувственный опыт, а также в деятельность рассудка.

Сначала о первом виде априорных механизмов. Наш чувственный опыт представляется нам всего лишь результатом воздействия предметов извне на наши органы чувств. Однако на самом деле все не так просто: мы, согласно Канту, не только пассивно воспринимаем эти предметы, но и привносим в эти восприятия кое-что от себя. Это привнесенное связано с действием априорных форм чувственности. Все, что мы воспринимаем, каким бы оно не было банальным или, напротив, необычным, представляет собой восприятие вещей в пространстве и времени. Последние, согласно Канту, существуют в восприятии до опыта и независимо от содержания опыта, а потому являются внеопытными (априорными). Как известно, на сетчатке человеческого глаза под влиянием внешних световых воздействий образуется пестрый хаос цветовых и световых пятнышек, фиксируемых палочковыми и колбочковыми клетками, и их набор постоянно изменяется. Но мы-то видим предметы с определенными очертаниями, размерами, местоположением относительно друг друга. Такая организация опытных данных осуществляется априорными формами нашего восприятия. Стало быть, согласно Канту,

пространство – это способность восприятия располагать предметы один подле другого; не будь её предметы растворились бы друг в друге. При этом прос транство не влияет на содержание ощущений, а является только упорядочивающей их формой.

Соответственно, время – это способность восприятия располагать различные состояния объекта одно после другого. Без неё поток ощущений, поступающих к нам, был бы хаотичен.

Напрашивается предположение, что дети приобретают эти способности в первые дни или месяцы своей жизни. Нет, - заявляет Кант, - “представление о пространстве должно уже заранее быть дано для того, чтобы те или иные ощущения были относимы к чему-то вне меня, … а также для того, чтобы я мог себе представить их … не только как различные, но и как находящиеся в различных местах…внешний опыт становится возможным прежде всего благодаря представлению о пространстве”5…

Но даже наличие какой-то доли научения в восприятии пространства и времени не отрицает того факта, что таковое у разных видов животных значительно разнится (попробуйте в воображении сравнить восприятие пространства и времени у комара и человека, у существ, обладающих разными видами обмена веществ, размерами, продолжительностью жизни и т.п.). Впрочем это не значит, что время и пространство полностью субъективны (произвольны, зависят от субъекта или биологического вида).

5 Кант И. Там же. С. 130

14

Немецкий философ не отрицает, что пространство и время существуют и в мире вещей, т.е. объективно, независимо от нас, только мы не знаем в каком видеIII.

Поскольку проблемы внеопытности (априорности) и эмпирического характера нашего знания сохранили свою значимость и для современной философии науки, попробую придать кантовским представлениям об априорности современный вид.

Для Канта пространство и время не просто описывают физическую реальность (мир вещей), прежде всего они представляют собой априорные формы созерцания того и другого, т.е. выходят за пределы индивидуального опыта, который они упорядочивают. Их основанием является родовой (транссубъективный) опыт человечества или другого биологического вида. Филогенетический опыт, обеспечивающий выживание вида на протяжении сотен тысяч, миллионов лет, не может не быть в значительной своей части объективным, т.е. соответствовать реальным пространственно-временным отношениям в мире вещей. Но при рождении индивид (особь) получает его в виде задатков (предрасположенностей), которые реализуются в ходе индивидуальной жизнедеятельности и способны обретать некоторую специфику (скажем, в восприятии времени и пространства кочевыми и земледельческими племенами можно, конечно, найти различия). Современная этология допускает существование и других априорных форм восприятия. Скажем, Конрад Лоренц, лауреат Нобелевской премии по биологии, говорит о наличии чувства связи разновременных сигналов (зародыша чувства причинности) у армянских горных коз, которые, заслышав звуки грома или похожих артиллерийских залпов, тут же начинают искать укрытие от надвигающейся грозы.

Таким образом, согласно Канту, исходная часть научного знания – чувственный опыт – не является простым воспроизведением воздействия внешних предметов (раздражителей), в акте восприятия познающий субъект накладывает на реальность отпечаток своей родовой сущности в виде априорных форм этого опыта. Иначе говоря, обрабатывает внешние воздействия (информацию) соответственно некоторым, изначально существующим у него программамIV.

Кант не возражает против широко распространенного убеждения, что физическая реальность существует сама по себе и не зависит от нашего сознания (мир как таковой, мир вещей в себе). Но, добавляет он, отображение этого мира в зеркале нашего познания (мир познания, мир вещей для нас) зависит от той координатной сетки, которая используется при восприятии реальности. Таким образом, наше чувственное знание не сводится к пассивному воспроизведению внешних воздействий, в них запечатлена также структура нашего воспринимающего аппарата, т.е. – познание – продукт еще и спонтанной активности познающего субъекта.

15

Самого Канта подобный подход приводит к выводу о невозможности познать мир вещей как таковой, познанию доступны только явления – т.е. вещи как они предстают в нашем восприятииV. Но такой пессимизм вовсе не обязателен, он возникает только, если между миром познания и миром как таковым возводить непреодолимую стену, скажем, в виде черепной коробки. Но ведь в своей деятельности (а человек – существо не только познающее, но и практически действующее) люди оказывают на мир как таковой воздействие на основе образов познания, а, стало быть, между двумя этими мирами существует взаимосвязь и известная мера соответствия.

Более высокий уровень активности познающего субъекта и осуществляемого им упорядочивания чувственного материала обеспечивает мышление благодаря присущим ему априорным формам – принципам работы рассудка с данными чувственного опыта. Таким образом, и на исходной ступени познания (накоплении чувственного опыта), и на более высокой ступени познавательной деятельности (рациональной обработки данных опыта) познаватель предстает не в виде tabula rasa (“чистой дощечки” – Д. Локк), а начинает с некоторых внеопытных (априорных) предпосылок.

В исследовании априорных форм рассудка Кант ищет ответ на вопрос: как возможно чистое естествознание?, под которым понимается та часть науки о природе, которая не может происходить из опыта и образована системой научных законов в форме всеобщих и необходимых суждений. Разумеется, любой конкретный научный закон включает как априорные, так и апостериорные (полученные из опыта) компоненты, но его безусловность и общезначимость не может быть выведена из опыта. Зрелая теоретическая наука отличается, как известно, тем, что она формулирует законы, а не только эмпирические обобщения. Итак, согласно Канту, научная теория обязана своим существованием не столько опыту, сколько априорным формам рассудка.

Действительно, ученый, приступая к исследованию какого-либо явления, заранее исходит из предпосылки, что оно подчинено каким-то закономерностям (их-то он и намерен раскрыть), что его нынешнее состояние и возможные изменения имеют причину, что в природе ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно и т. п. Без таких предпосылок само научное исследование становится бессмысленным, так как в состав научного знания включаются только те утверждения, которые истинны всегда и для всех, а подобные их качества, по убеждению Канта, не содержатся в чувственных данных самих по себе.

Стало быть, чувственный опыт может иметь объективное содержание только благодрая синтезирующей деятельности рассудка, или, говоря иначе: лежащий в основании науки опыт является продуктом совместной деятельности чувств и рассудка.

16

До всякого опыта, по мнению Канта, мышление обладает способностью связывать и организовывать (приводить к единству) наши многочисленные восприятия с помощью категорий (фундаментальных понятий), которые не могут следовать из опыта, поскольку предшествуют ему, как полагает немецкий философ. С помощью категорий восприятия предметов могут превращаться в часть суждений и подвергаться логической обработке. Итак, восприятие превращается в опыт, образующий часть научного знания, благодаря деятельности рассудка, подводящего его под свои категорииVI. Признавая, что в любой науке есть свой категориальный аппарат, а потому число научных категорий неопределенно, Кант выделяет наиболее общие из них, числом 12 и разделенных на 4 группы. Категории количества – мера, величина, цельность; категории качества – реальность, отрицание, ограничение; категории отношения – принужденность, причинность, общение; категории модальности – возможность, необходимость, существование. Рассудок упорядочивает и организует, как бы размещая неопределенное многообразие впечатлений в координирующую сетку категорий.

По мнению И. Канта, категории познания являются одновременно и категориями объекта, т.е. отражают его существенные свойства. Так, причинность является не только понятием рассудка, она присуща и объектам нашего опыта, а, соответственно, Кант защищает идею объективности научного знания, базирующегося на принципе причинности. Кроме того, немецкий философ обращает внимание на то, что эта координатная сетка позволяет познающему субъекту включить новый опыт в уже имеющуюся систему знаний. Эта упорядочивающая опыт сетка опирается на систему категорий, исторически изменчивых и относительно точных. Система, используемых каждым поколением категорий, формировалась в предыдущие времена, и, чтобы увидеть дальше, каждое поколение становится на плечи своих предшественников, модифицируя используемый им категориальный аппарат.

Соединение чувственного опыта с категориями – операция непростая. В ее основе лежат схемы деятельности по организации чувственного материала. При этом каждая категория связана с определенной схемой деятельности рассудка и обладает сходством с особой формой отношений во времени. Кант особенно подчеркивает, что в основе наших понятий рассудка лежат не какие-то статичные образы, а именно схемы действия. По его словам, мы не можем мыслить прямую линию не проводя ее мысленно; мыслить число значит мыслить способ представления некоторого множества; мыслить способ его построения. Такой же деятельный характер присущ даже эмпирическим понятиям: например, понятие о собаке означает правило, следуя которому можно изобразить это животное.

17

Таким образом, для Канта научное познание невозможно без определенной системы, в качестве каковой выступает априорная, имманентная познающему субъекту система категорий, обеспечивающая системность научного знания.

Еще одним основанием методологии научного познания являются, согласно Канту, “аналогии опыта”, фундаментом которых является представление о необходимой связи восприятий. При этом, поскольку подобные связи обеспечиваются посредством наложения категориальных схем, а эти последние связаны, как отмечалось ранее, со времененм, отсюда вытекают три правила всех временных отношений явлений – постоянство, последовательность и одновременное существование. Первое правило, или первая аналогия, гласит: “При всякой смене явлений субстанция постоянна”, под субстанцией понимается реальное содержание явлений, всегда остающееся одним и тем же в качестве субстрата любых перемен. Это правило лежит в основе ряда принципов научного познания; согласно одному из них ничто не возникает из ничего и не исчезает в никуда. Без таких принципов наука была бы невозможна, но само представление о субстанции зависит от развития наук. Второе правило касается связи причины и следствия, их необратимой и объективной последовательности. Третья аналогия опыта гласит: мы воспринимаем некоторые явления как одновременно существующие, лишь мысля их взаимодействующими.

Итак, согласно Канту, априорные категории рассудка – это формы мышления, приобретающие объективность только при соединении с чувственными данными. Они неприменимы к вещам самим по себе, о последних можно мыслить только в идеях. Тем самым он в очередной раз приходит к теме – границы познания.

Однако человек, по мнению Канта, склонен выходить за эти границы. Способность, устремленную за пределы возможного опыта, Кант называет разумом. Выход за пределы опыта можно осуществить только с помощью идей, которые не обладают априорной структурой, а потому результаты разумной деятельности не обладают общезначимым и необходимым характером. А, стало быть, рассуждение в идеях только создает видимость познания, которое относится якобы к какому-то объекту.

По Канту, разум действует диалектически, а самые общие результаты подобных действий приобретают характер антиномий, относящихся к идее мира в целом. “Мир как целое” – это идея, потому что любой возможный опыт представляет только его фрагмент. Однако в соответствие со своей природой человек не может удовлетвориться подобными фрагментами и стремится понять существо мира “вообще”, в целом, пользуюсь при этом категориями и понятиями, имеющими смысл только в отношении к предметам возможного опыта. В результате разум впадает в антиномии, т.е. в неразрешимые

18

противоречия с самим собой. Антиномии образуют пару утверждений, из которых одно является логическим отрицанием другого (тезис и антитезис). Попытка разума выяснить, какое из них истинно или ложно, не увенчивается успехом (и тезис, и антитезис равно доказательны или опровержимы), так что разуму не удается сделать выбор.

Первая антиномия относится к бесконечности или конечности мира в пространстве и во времени. Вторая касается делимости мира на простые, далее неделимые части или его принципиальной сложности и несводимости к простому. В кратком изложении: все сложное состоит из простого – тезис; в мире нет ничего простого, все сложно – антитезис. Кант приходит к выводу, что обе части этих антиномий ложны, поскольку, рассуждая о мире в целом (идея, выходящая за пределы опыта), мы используем понятия и представления, приложимые только к опыту.

Третья антиномия описывает проблему детерминизма и свободы. Тезис утверждает, что в мире кроме причинности существует и свобода. Согласно антитезису, в мире есть только необходимость и нет никакой свободы. А четвертая антиномия решает вопрос: все ли причины в мире обусловлены предшествующими причинами или есть безусловная, необходимая причина, т.е. Бог. В случае этих антиномий решение Канта – и тезис, и антитезис верны, потому что относятся к разным аспектам реальности: одно утверждение – к миру явлений, другое – к миру вещей в себе. Подлинным основания для признания существования человеческой свободы и Бога являются не изощренные теории и доказательства, а неуклонное следование нравственному долгу и постоянная борьба с собственными слабостями, что переносит кантовскую философию от критики чистого (теоретического, только познающего) разума к проблемам разума практического, определяющего человеческую волю и поступки.

Более частные вопросы дискуссии эмпиризма и рационализма решаются Кантом по той же схеме, что и проблема опытного и внеопытного в познании. Скажем, безоговорочно превозносимые Ф.Бэконом индукция и сбор фактического материала требуют выдвижения, согласно Канту, некоторых обобщающих предположений, ориентирующих отбор и упорядчивание фактических данных. Если раньше эти части научного познания были резко разделены и даже противопоставлялись друг другу, то, в представлении Канта, они на всех этапах познавательного процесса взаимодействуют и пронизывают друг друга.

Теперь попробуем выделить выводы Канта, наиболее актуальные для последующих теорий познания и постпозитивистской философии науки.

19

1.В научном знании нет чисто объективных (независящих от познающего субъекта) или полностью субъективных (зависящих от исследователя) компонентов. Последние представляют собой единство того и другого.

Традиционно они либо принципиально разделялись (учение Д.Локка о первичных

ивторичных качествах), либо объективное растворялось в субъективном (Д.Беркли с его “существовать значит быть воспринимаемым”). Кант же, заявив о зависимости человеческого познания от априорных форм чувственности и рассудка, одновременно утверждал, что именно эти внеопытные структуры обеспечивают общезначимость и необходимость научного познания. Особенно важным представляется кантовское исследование априорных форм рассудка, что открыло дорогу для анализа познавательной роли научного языка и других мировоззренческих и интеллектуальных предпосылок научного мышления.

2.Понимание важности субъективной активности человеческого познания обернулось признанием конструирующей роли человеческой чувственности и рассудка в описании познаваемого объекта. Кант отказывается от представления, что наши чувственные и умственные образы – это всего лишь пассивное, зеркальное отображение предметов внешнего мира. С его точки зрения, разрозненные чувственные данные, которые можно назвать “фактами”, творческая активность познающего субъекта перерабатывает в структуры, которые только и можно назвать “научными знаниями”. Субъект познания – не просто копирует внешний мир, но и упорядочивает, обобщает данные о нем, интерпретирует их и т.п., т.е. до некоторой степени творит (конструирует) его.

3.Как всегда, выигрывая в одном, проигрываешь в другом. Человеческое познание приобрело, согласно Канту, творческое измерение, потеряв одновременно в объективности. Немецкий философ пишет: “Источники всех наших представлений либо чувственность, либо рассудок и разум. Первая дает нам знание, выражающее отношение предмета к особым свойствам познающего субъекта. Вторые относятся к самим предметам”. Чувственность и рассудок имеет дело с феноменами (внешними сторонами предметов). То, чем вещь является для нас (явление), не совпадает с тем, что она представляет сама по себе (вещь как таковая). Сколько бы мы не проникали вглубь явлений, наше знание не станет никогда знанием вещей, каковы они на самом деле (безотносительно к нам). К этому Кант добавляет еще два ограничения: мы не в состоянии до конца понять суть отдельной вещи (действительность всегда богаче наших описаний, наших теорий) и не способны решить фундаментальные проблемы мироздания

(упоминавшиеся антиномии непреодолимы). Так что и в вопросе о возможностях

20