- •32 Ровер де Клари. Завоевание Константинополя
- •60 Стоп в высоту, а башни — 100. В городе же они установили по
- •54 Робер де Клари. Завоевание Константинополя
- •64 Робер де Клари. Завоевание Константинополя
- •XIII в. Амьенские сукна уже продавались на шампанских
- •1204 Г. Робер де Клари бился, как видно из его хроники, в
- •XIII в. Общего накала былого крестоносного энтузиазма, это
- •40 Многие исследователи отмечают у хрониста «интуицию подлинной
- •XXXIII) действительно рассказывается о реликвиях, которые
- •61 Аналогичную формулу употребляет и Жоофруа де Виллардуэн (в другой
- •1203 Г., накануне вступления крестоносцев в город, враждуют
- •XXIX), рассказами о приключениях Конрада Монферратского в
- •66 Как показал а. Пофилэ, «верхи» вели весьма искусную пропаганду среди
- •23 Конон Бетюнский, сын Робера V. Состоял в родстве с домом графов
- •97 Монах-хронист Пьер из цистерцианского аббатства Во де Сернэй (к юго-
- •167 Судя по рассказу Никиты Хониата, Конрад вызвал против себя
XXXIII) действительно рассказывается о реликвиях, которые
Робер де Клари видел в часовне дворца Вуколеон (они
идентичны, кстати, упоминаемым русским паломником Добрыней Ядрей-
ковичем (Антонием Новгородским) в его описании
Константинополя), но, кроме этого факта, нет никаких данных, которые могли
бы подтвердить такую гипотезу. В повествовании Робера де
Клари отсутствует малейший намек на те церковные ценности,
которые он вывез из Константинополя и передал в Корби. Ясно, что
пикардиец задумал свой труд отнюдь не с религиозными целями
и вряд ли создавал его по внушению корбийских монахов.
Высказывалось предположение, будто цель хрониста состояла
в том, чтобы воспеть подвиги своего сюзерена — Пьера Амьенско-
го. Последний, однако, вообще не занимает в хронике сколько-
нибудь значительного места. О действиях этого сеньора в
качестве боевого командира chevaliers говорится только один раз
(гл. XLVII—XLVIII): автор подробно рассказывает здесь о
продвижении отрядов крестоносцев к Константинополю, о том, как
граф Фландрский, опасаясь оторваться от основных сил, отошел
назад, а Гюг де Сен-Поль и Пьер Амьенский отказались последо-
' вать за ним, пригрозили ему разрывом и т. д. Хронист, кажется,
одобряет поведение сюзерена — ему импонирует наступательный
дух Пьера Амьенского54. Тем не менее считать на основании
только данного отрывка, что вся хроника была задумана во имя
апологии видама Амьенского, не приходится.
52 См.: Заборов М. А. Введение в историографию крестовых походов, с. 26—
38.
53 См.: Roberto di Clari. La conquista..., p. 64.
54 Жоффруа де Виллардуэн довольствуется в данном случае указаниями на
численное неравенство сил (у крестоносцев было всего 6, а у греков —
40 боевых отрядов) и кратко оттеняет особенности тактики сторон. Факты
же, которым Робер де Клари придает столь важное значение, маршал
Шампанский вовсе опускает. См.: Geoffroy de Villehardouin. Op. cit., XXXVII,
p. 122. Co.: Dufournet J. Op. cit., p. 372.
M. A. Заборов. Робер де Клари и его хроника
103
Ребер де Клари приводит немало фактов о деяниях
крестоносцев в Константинополе — о захватах земель, расхищении
богатств, уничтожении памятников искусства и т. д. Может быть,
он собирался своим рассказом предъявить своеобразный
обвинительный акт вождям крестоносцев, уличив их в алчности, в том,
что она одержала у них верх над религиозными соображениями?
Подобное предположение было бы искусственным. Очень
немногие западные наблюдатели начала XIII в. вроде генуэзского
хрониста Оджерио Пане осуждали варварство крестоносцев в
Константинополе, да и позиция упомянутого хрониста объясняется
тем, что он выражал взгляды купечества соперницы Венеции на
Средиземном море — Генуи 5\ Остальные современники в
Западной Европе молчали (сбросим со счетов лицемерные и быстро
прекратившиеся ламентации Иннокентия III!): создания
Латинской империи оказалось достаточным, чтобы заглушить голоса
«христианской совести» католических авторов. Нашелся даже
хронист (немец Оттон Сен-Блезский, продолжатель Оттона Фрей-
зингенского), посчитавший завоевание Константинополя «знаком
божьего милосердия»: господь ведь отдал город не сарацинам,
а как-никак христианам56. Открытые обличения содеянного
крестоносцами исходили почти исключительно из среды
византийских и других восточноевропейских очевидцев,
(константинопольский историк Никита Хониат, безымянный русский автор
«Повести о взятии Царьграда фрягами») 57. Приписывать такого рода
замыслы Роберу де Клари нет ровно никаких оснований.
А. М. Нада Патроне склоняется к некоей «нейтральной»
точке зрения: Робер де Клари не питал, по ее мнению, каких-либо
иных намерений, кроме тех, которыми он сам чистосердечно
делится со своими читателями и слушателями в гл. СХХ:
рассказать правду об этом завоевании, представив некий отчет о
необычайном предприятии, участником которого он сам являлся 58.
Такие свидетельства очевидцев выше всего ценились в сфере
истории и, как показал Э. Г. Мак Нил (США), были широко
распространены в XIII в.59 Записки пикардийца не составляли чего-
либо из* ряда вон выходящего. Схема Нада Патроне поначалу мо-
55 Ogerii Panis Annales.— In: Annali Genovesi di Caffaro e di suoi conti-
nuatori dal MCLIV al MCCXXIV/A cura di L. T. Belgrano, C. Imperiale.
Roma, 1901, vol. 2, p. 89. См.: Заборов M. А. Крестоносцы на Востоке.
M., 1980, с. 252.
56 Ottonis Sancti Blasiensis Chronicon.— MGHSS, t. XX, p. 331—332.
57 См.: Заборов M. А. Известия русских современников о крестовых
походах.—В кн.: ВВ. М., 1971, т. 31, с. 100—102; Мещерский Н. А.
Древнерусская «Повесть о взятии Царьграда фрягами» как источник по истории
Византии.—В кн.: ВВ. М., 1956, т. X, с. 178—180; Freidank D. Die
altrussische Erzählung über die Eroberung Konstantinopels 1204 (Chronista Novgoro-
densis).—Byzantinoslavica, 1968, N 2, S. 334—359.
58 Roberto di Clari. La conquista..., p. 64.
69 McNeal E. H. The Conquest of Constantinople of Robert dé Clari. N. Y., 1935,
p. 23—26.
104
П риложепия
жет показаться привлекательной своей ясностью и простотой.
Труд Робера де Клари не единственное произведение, созданное
крестоносцем, вернувшимся с Востока; подобно другим участникам
событий, пикардиец хотел лишь описать увиденное — без какой-
либо задней мысли; толчком к созданию хроники послужили
только переполнявшие рыцаря впечатления, простодушное,
естественное желание приобщить к ним тех, кто не побывал в
Константинополе. Ни о каких глубинных, социально-политических корнях
его замысла не может быть и речи — таковых будто бы и не
существовало.
Схема Нада Патроне, уподобляющей Робера де Клари
бездумному соловью, который поет свою незамысловатую песнь лишь
потому, что поется, принципиально неубедительна, хотя ее
частным наблюдениям и выводам нельзя отказать в меткости и
обоснованности. Анализ хроники позволяет нащупать все же
заложенную в ней идею, понять замысел хрониста в его социально-
политической обусловленности, определить существо исторической
концепции Робера де Клари, короче, выяснить, в чем состоит та
«правда», которую Роберу де Клари так важно было поведать
своей аудитории, в отличие от других «добрых рассказчиков».
Так же, как и Жоффруа де Виллардуэн — ив этом,
собственно, новизна осмысления причинно-следственной взаимосвязи
событий,— Робер де Клари спонтанно был «прародителем»
концепции, которая обозначается в современной историографии как
«теория случайностей» 60. Все перипетии крестового похода — это
не результат ни осуществления промысла божьего, ни
человеческих предначертаний, а в основном только игра случая. Все
совершилось вследствие сцепления множества разрозненных,
случайных причин, коренившихся в превратности происходящего.
Действительно, не успели графы, бароны и рыцари, вняв
проповеди Фулька из Нейи (гл. I), взять крест, как скончался только что
избранный предводитель граф Тибо Шампанский (гл. II) —
первая случайность. Вместо него избирается маркиз ломбардец
Бонифаций Монферратский: он представляется им умудренным и
доблестным военачальником (гл. III—IV). Крестоносцы не
собираются плыть в Сирию, предпочитая отправиться в Египет,
откуда рассчитывают действовать наиболее эффективно против
сарацин (гл. V). Для найма флота снаряжаются послы в Геную,
Пизу и Венецию (гл. V—VI). Договориться насчет фрахта
кораблей удается только с Венецией (гл. VII). «Пилигримы»
отправляются туда (гл. IX—X) и там их настигает вторая
неожиданность: вместо 4 тыс. рыцарей и, по Роберу де Клари, 100 тыс.
60 Об эволюции воззрений историков XIX—XX вв. на Четвертый крестовый
поход и причины его отклонения от первоначального направления см.:
Quellen D. Е. The latin conquest of Constantinople. L.; N. Y.f 1971; Idem. A
Century of Controversy on the Fourth Crusade.— In: Queller D. E. Diplomacy and
the Fourth Crusade. L., 1980, p. 235—277.
M. A. Заборов. Робер де Клари и его хроника 105
пеших воинов, в Венецию прибыли всего 1 тыс. рыцарей и якобы
50—60 тыс. пеших воинов. Крестоносцы не в состоянии сполна
расплатиться с Венецией (гл. XI) и потому — третья
случайность!— вынуждены согласиться с предложением дожа: овладеть
далматинским Задаром с тем, чтобы из захваченной добычи
рассчитаться с заимодавцем (гл. XIII). Задар взят, что навлекает
на «пилигримов» папское отлучение (гл. XIV—XV). Правда, от
него крестоносцы быстро освобождаются, однако тут- наступает
зима; выясняется, что деньги, как и съестные припасы, почти
иссякли. О походе в Египет не может быть и речи (гл. XVI).
Крестоносцы в четвертый раз делаются жертвой случая, ибо
вдруг возникает новая ситуация — ее опять-таки предлагает дож
Дандоло, снова вызволяющий участников похода из затруднений:
приобрести деньги и пополнить съестные припасы можно... в
Греции. Чтобы отправиться туда, необходим подходящий предлог
(гл. XVII). Он тотчас подвертывается — еще одна, пятая
случайность, казалось бы никакого отношения к крестовому походу
не имеющая: в Византии свергнут законный государь, а его сын,
царевич Алексей, находится в Германии; Бонифаций Монферрат-
ский готов быть связующим звеном между Алексеем и
крестоносцами, поскольку тот является братом супруги «германского
императора», при дворе которого маркиз уже побывал раньше
(гл. XVII).
Далее Робер де Клари пускается в историю Византии, дабы
объяснить, каким образом и почему отец Алексея — Кирсак
(Исаак II) — лишился трона. Оказывается, это произошло тоже
вследствие переплетения серии случайностей и в конечном счете
из-за оплошности самого Кирсака, который, проявив отвагу в
борьбе против Андрома (Андроника I) и сумев овладеть
троном (гл. XXII), опрометчиво приблизил к себе брата, Алексея
(III) (гл. XXVI), избавив его от сарацинского плена.
Оплошность дорого обошлась Кирсаку: неблагодарный брат-властолюбец
коварно лишил его державы, ослепил и заключил в тюрьму
(гл. XXVIII). Сыну Кирсака удалось все же бежать в Германию,
и вот так-то, в силу счастливой случайности, крестоносцы обрели
п его лице предлог для похода в Византию с целью подкрепления
своих денежных средств и продовольственных ресурсов (гл. XXX).
Молодой Алексей со своей стороны по совету деверя, германского
государя, женатого на его сестре, ухватился за представившийся
ему шанс — «с помощью бога и крестоносцев»61 (гл. XXXI)
восстановить в Византии законную власть. На о-ве Корфу, куда
двинулся флот крестоносцев, их предводители заключают сделку с
византийским царевичем: он обязуется, «если его поставят импе-