22. Процесс перехода е в о

Изменение [е] в [о] в русском языке. Явление изменения [е] в |о] было свойственно большинству русских говоров. Первоначально даже предполагалось, что это общерусский процесс, однако позднее диалектологические разыскания в области русских говоров показали, что среди этих последних есть такие, которые вообще не знали явления фонетического изменения [е] в [о]: такие говоры были обнаружены главным образом на территории рязанской мещеры и на основной рязанской территории к югу, юго-востоку и юго-западу от Рязани; кроме того, это явление известно некоторым средневеликорусским говорам.

Изменение [е] в [о] происходило в положении после мягких согласных перед твердыми, причем при таком изменении мягкость предшествующего согласного сохранялась: ср. [н'есу] — [н'ос], (в'еду) — [в'ол], [вес'ёл]ье— [вес'6л]ый, [с'елб] — [с*6л]а и т. д. Ср. еще; (св'бкл] а, [л'он], [n'ocj, [кл'он]. В положении перед мягким согласным, как правило, [е] сохраняется без изменения в [о]: [ден*], [вес'], [весёлое], [плет'], [печ*], [сёл'с]кий и т. д. Если произношение |о] вместо [е] и наблюдается перед мягкими согласными, то возникновение его не имеет фонетической причины.

Вместе с тем произношение [о] вместо [е] наблюдается, как известно, очень широко и в конце слов: (TBOJO] , [MOJO], B|C'O], жи [л'}6], [б'ел'|6], [зв'ер']6] и т. д. Однако в конце слов также никогда не было фонетического изменения [е] в [о], а наблюдается аналогическая замена звука [е] звуком [о]: в конце слов (е] вместо [о] возникает под влиянием твердых вариантов склонения существительных и местоимений на мягкие варианты. Иначе говоря, под влиянием форм имен. пад. ср. р. типа окно, село возникает произношение (бел'jo J, JcTap'jo] из [бел']ё], [старее]; под влиянием форм типа то, оно, само возникает [MOJO], (TBOJO), в[с'о] И Т. Д. Таким образом, если в каком-либо диалекте наблюдается произношение [о] вместо [е] в конце слов, то это еще не свидетельствует о наличии в нем в прошлом фонетического процесса изменения [е] в [о].

Процесс изменения [е] в [о] возник в древнерусском языке до разделения его на отдельные восточнославянские языки, но охватил диалекты этого языка не одновременно.

Возможно, что раньше всего этот процесс охватил древнеукра-инский язык и северновеликорусские говоры (это могло произойти в XII—ХШ вв.). В эту эпоху изменение [е] в [о] осуществлялось перед всеми твердыми согласными и независимо от ударности слога.

Надо иметь в виду, что если в современном русском литературном языке произношение [о] на месте [е} наблюдается лишь в ударном слоге, то исконно изменение [е] в [о], вероятно, не было связано с положением [е] по отношению к ударению. О процессах изменения безударного [е] в [о] свидетельствуют современные северновеликорусские ёкающие говоры с произношением типа [н'осу], |б'ору], [в'осна], [в'озу], [в л'осу] и т. д. Такие северновеликорусские говоры сохраняют наиболее ранние явления в изменении [е] в [о].

В украинском языке результаты этого процесса сохранились лишь после шипящих (например, чоловЫ, чотйр(, жона, жолудь, ждвтий), в положении же после других согласных [о] не наблюдается, так как он подвергся делабиализации и изменился в [е].

В южно вел и ко русских говорах изменение [е] в [о], вероятно, возникло позже, может быть, не раньше XIV в. Оно возникло здесь после развития аканья и осуществилось лишь в положении под ударением (ясно, что в акающих говорах безударного [о] вообще не могло быть).

Итак, начало изменения [е] в [о] может быть отнесено не ранее чем к XII в. Об этом говорит прежде всего то, что изменение [е] в [о] не могло развиться раньше, чем смягчились полумягкие согласные: если бы это было не так, то в современном русском языке не сохранялась бы мягкость предшествующего согласного перед новым [о] из [е]. Из [несъ] с [н] полумягким возникло бы [нос], а не (н'ос], потому что полумягкость согласного была полностью обусловлена следующим за согласным передним гласным и устранение этого гласного, т. е. появление [о] вместо [е], определило бы твердость предшествующего согласного. Поэтому, прежде чем возникло изменение [е] в [о], в древнерусском языке должно было пройти смягчение полумягких согласных.

Вместе с тем изменение [е] в [о] возникло после падения редуцированных, так как такому изменению подвергся и [е], развившийся из сильного [ь]. Более того, отнесение возникновения этого процесса к периоду после падения редуцированных обусловливается и тем обстоятельством, что само изменение (е] в [о] фонетически может быть объяснено лишь явлениями, связанными с утратой [ъ] и [ь]. Дело заключается в том, что изменение [ej в [о] представляет собой результат процесса уподобления звуков, а именно — уподобления гласного последующему твердому согласному. Твердые согласные в древнерусском языке были, по терминологии А. А. Шахматова, лабиовеляри-зованными, т. е. твердыми лабиализованными, если они находились перед гласными непереднего ряда, особенно перед лабиализованными [о], [у] и [ъ]. Под влиянием такого согласного произошла передвижка гласного переднего ряда [е] в непередний ряд, с приобретением этим согласным лабиализации. Воздействие же последующего согласного на предшествующий гласный могло быть наиболее интенсивным лишь после падения редуцированных, когда был нарушен закон открытого слога и возникла возможность воздействия последующего согласного на предшествующий гласный, ибо оба эти звука оказались в пределах одного слога ([н'е/съ] > [н'ес] > [н'ос]). При этом предполагается, что лабиовелярность конечного согласного сохранялась и после утраты [ъ].

После возникновения изменения [е] в [о] во всех словах, где был звук je] перед твердым согласным, на месте этого [е] стал произноситься [о]. Это же относилось и к вновь возникавшим в древнерусском языке словам с [е] перед твердым согласным. Следовательно, это был период, когда в древнерусском языке действовала живая норма изменения [е] в [о].

Однако надо сказать, что изменение [е] в [о] получило очень своеобразное отражение в памятниках письменности: оно достаточно хорошо отразилось в памятниках начиная с XII в. и особенно с XIII в. в положении после шипящих и [ц'), правда большей частью в окончаниях и суффиксах, где появление о на письме и [о] в произношении может объясняться не фонетическим процессом изменения [е] в [oj, а воздействием твердых основ: мужомъ, бывшомъ (Сл. Иппол. об антихр. XII в.), съвръшонъ, осужонъ, шьдъшомъ, врачомъ (Жит. Епнф. Кипр. XII в.), носящему, рекшому (Леств. XII в.), старцомъ, поживъшомъ (Триодь Моис. XII—XIII вв.), оумьршому (Жит. Ниф. 1219 г.), коупьцовъ (Новг. гр. 1392 г.), межою, сельцо (Рост.-Сузд. гр. XIV—XV вв.). Но написание о вместо е обнаруживается и в тех случаях, когда аналогичное воздействие должно быть исключено: жонъ, чоловЬки (Учит, ев, Конст, Болг. XII—XIII вв.), пришолъ (Сильвес. сб. XIV в.), въ чомъ, жонка, шолковой, решот, чорный, дошолъ (Волокол. гр. XV—XVI вв.), жогъ, шодни (Рост.-Сузд. гр. XIV—XV вв.) и т. д. В положении же после тех мягких, которые возникли из полумягких согласных, следы такого отражения появляются лишь с XIV в. На этом основании выдвигается предположение, что в восточнославянских языках было два периода в изменении [е] в [о]: один, охвативший все восточнославянские языки и развившийся до смягчения полумягких, и другой — более поздний, возникший после образования вторично-смягченных согласных и характерный для русского и белорусского языков. Однако относительная хронология фонетических процессов, осуществлявшихся в древнерусском языке, не позволяет принять такое предположение. Что же касается слабого отражения [о] на месте [е] не после шипящих в памятниках письменности, то это было связано с тем, что обозначение [о] после мягкого нешипящего представляло значительные трудности для писца: надо было одним знаком обозначить и мягкость предшествующего согласного, и произношение гласного непереднего образования [о]. Эти непреодолимые трудности, при отсутствии, например, такой буквы, как ё, получили определенное отражение в таких неуклюжих написаниях, как Семона (Полоц. гр. княг. Андреевой XIV в.), возмоть, померкноть (Перясл. ев. 1354 г.), тотради (Уст. кормч. XIII—XIV вв.), сола, в сом, оу Семонова (Моск. гр. XVI в.), рубло(в), Федор, Семон, поперо(г) (Волокол. гр. XVI в.), особенно часто в новгородских берестяных грамотах: беросто (№ 27), цоловекъ (№ 43), ог Потра (№ 53), Стопане (№ 169), нобомъ (№ 10), людомъ (№ 362), от ного (№ 370) и др. Явно искажающие орфографический и звуковой облик слов, такие написания не могли удержаться. И по-видимому, именно поэтому писцы предпочитали сохранять традиционные написания с е, хотя в живом их говоре на месте этого е мог произноситься [о].