43.Іспанська література п.Пол. 19ст.

Испания вошла в XIX век чрезвычайно отсталой в экономическом, социальном и культурном отношении страной. Бесстыдный фаворитизм, интриги и заговоры придворной камарильи, повседневный инквизиционный надзор над всеми видами интеллектуальной деятельности, нравственный упадок испанской знати, самой богатой и могущественной в Европе, все это создавало впечатление, что Испания Бурбонов находилась в состоянии безнадежного разложения.

Обращение к самобытным и древним национальным традициям, неразорванная, невзирая на полемику, связь с просветительской мыслью XVIII в. и отражение специфических черт испанского народного сознания таков идейно-художественный комплекс, определивший и великое искусство Гойи, и литературные достижения романтиков.

Условия, в которых развивалась общественная и художественная мысль Испании в первой половине XIX в., были исключительно тяжелыми.

Испания пережила изнурительную войну с захватчиком, две имевшие большой международный резонанс буржуазно-демократические революции (1808 1814 и 1820 1823) и вслед за каждой из них два периода самой изуверской реакции, самого безжалостного контрреволюционного террора. Трудно найти испанского писателя, который не перенес бы эмиграции, тюремного заключения или иных преследований. К тому же в годы антинаполеоновской войны испанская интеллигенция претерпела мучительный раскол: некоторые видные писатели из просветительского лагеря, связывая с французами надежды на преобразования в стране, поддержали режим короля Хосе (Жозефа Бонапарта) и вынуждены были бежать вместе с разгромленными оккупантами. В изгнании, во Франции, закончилась жизнь крупнейшего поэта XVIII в. Мелендеса Вальдеса и крупнейшего драматурга той эпохи Фернандеса де Моратина.

В 1833 г. Испания вступила в третью буржуазную революцию, сопровождавшуюся длительной гражданской войной между ультраправой феодально-клерикальной партией (карлистами) и либерально-консервативной буржуазно-дворянской коалицией. Карлисты были побеждены, а борьба между либералами и консерваторами продолжалась до 1843 г., когда в результате очередного военного переворота были отменены или приостановлены те половинчатые буржуазные реформы, которым Испания была обязана заметным экономическим и культурным подъемом конца 30-х начала 40-х годов. Цикличность социального развития Испании, чередование революционных вспышек и периодов реакции, спада и медленного накопления сил, отразилась и в литературном движении.

Принято считать, что в первые десятилетия XIX в. в Испании длится еще предшествовавшая литературная эпоха. И в годы войны за независимость, и в годы второй революции циркулирует множество памфлетов, брошюр, издаются боевые сатирические журналы. Литературные формы сатирической публицистики восходят в основном к просветительской сатире: это "письма", "словари", пародийные "апологии" и т. п. Выделяются в потоке этих злых и остроумных обличений "Критический и бурлескный словарь" Бартоломе Хосе Гальярдо (1811) и анонимная серия памфлетов "Письма бездельника" (1820), автором которых был Себастьян Миньяно. Хотя эти произведения разделяет десятилетие, но цель у них общая осмеяние тех сил старого режима, что злобным воем встретили как первую, так и вторую революции. Так же как в философской публицистике Просвещения, здесь широко используется бытовой факт. Миньяно рисует десятки достоверных сценок, выводит множество фигур: священников, монахов, судейских, фискалов, служителей святейшей инквизиции и т. п., заставляет читателя услышать их голоса, посмеяться над их самооправданиями.

Классицистической традиции просветительства следовал и виднейший поэт начала века Мануэль Хосе Кинтана (1772 1857). Он культивировал и элегию, и послание, и анакреонтическую поэзию, но излюбленным его жанром была возвышенная героическая ода. Кинтана посвящал свои оды успехам науки ("На изобретение книгопечатания", 1800; "На посылку испанской экспедиции с вакциной против оспы в Америку", 1806), восхвалению человеколюбия ("К маленькой негритянке, взятой под покровительство герцогиней Альбой"), обличению деспотизма и прославлению самопожертвования борцов за свободу ("К Хуану де Падилье", "Пантеон Эскориала"). Но самые пылкие оды Кинтаны вызваны угрозой французского нашествия ("На Трафальгарскую битву"). Уже накануне антинаполеоновской войны Кинтана понял, какое значение обретает патриотическая тема обороны страны от иноземных захватчиков. В 1805 г. он поставил трагедию "Пелайо" о легендарном астурийском вожде, первым вступившем в борьбу с арабами. Трагедия была написана с соблюдением всех классицистических "единств" (об их пользе Кинтана говорит в стихотворном трактате "Правила драмы").

Хотя Кинтана всю жизнь оставался верен эстетике классицизма, сам он воспринимал свое поэтическое и публицистическое творчество периода войны за независимость как неизбежный отход от классицистического идеала: в речи при вступлении в Академию в 1814 г. он подчеркнул, что бурные исторические события повлекли за собой бо́льшую свободу, смелость и страстность литературного языка. Это заявление Кинтаны, свидетельствующее о том, что и писатель, приверженный к эстетике предыдущего этапа, осознавал необходимость перемен в художественном мышлении, вплотную подводит к вопросу о генезисе романтизма в Испании. По устоявшейся точке зрения, романтизм в испанской литературе утверждается в начале 30-х годов; в первые же десятилетия века налицо лишь теоретические предпосылки романтизма: первые статьи, пропагандирующие европейские романтические доктрины, полемика сторонников и противников новой литературы. Начало этой пропаганде было положено в 1814 г. Иоганном Николасом Бель де Фабером, пересказавшим для испанцев "Лекции о драматическом искусстве и литературе" Шлегеля. Вслед за Шлегелем Бель де Фабер требовал пересмотреть отношение испанцев к драме Золотого века и в особенности к Кальдерону. Он считал классицизм, осуждавший испанскую драму как "неправдоподобную" и "варварскую", временным отклонением от столбовой дороги европейской и, уж во всяком случае, испанской литературы. Бель де Фабер ценил в искусстве героическое, коллективное начало, но связывал его с христианством и средневековым рыцарским духом.

Наряду с пропагандой и усвоением европейского опыта, существенную роль в подготовке испанского романтизма сыграл и другой фактор, пока что недостаточно проясненный исследователями. Не следует придавать исключительное значение манифестам, полемике и т. п. это искажает облик испанского романтизма, связывая его изначально с антипросветительской и реакционной (если иметь в виду идеологическую позицию Бель де Фабера) мыслью. На самом деле в те же годы романтическое миросозерцание самозарождалось в творчестве ряда испанских художников в момент кризиса просветительских иллюзий. При этом, однако, не происходило решительного разрыва с идеологией Просвещения. Так, еще в 1800 г. в Париже на испанском языке вышел роман в письмах "Корнелия Бороркия, или Жертвы инквизиции", автор которого укрылся под инициалами А. К. Г. Книга была запрещена цензурой, но печаталась в Испании в годы революции 1808 1814 гг. и вновь в 1820 1823 гг. Неизвестный автор был воспитан в духе просветительской идеологии. Но в поступках и монологах персонажей, оказывающихся бессильными перед громадой старого режима, в их отчаянной и безуспешной защите права на личную свободу и счастье, в победе общего порядка над отдельным человеком уже угадывается образ новой коллизии, силуэт нового героя.

Вскоре появились творческие личности с огромным потенциалом, самостоятельно вырабатывающие романтическое миросозерцание. Их присутствие в духовной жизни Испании первых двух десятилетий века заставляет пересмотреть теорию, по которой возникновение романтизма в Испании ставилось в зависимость от проникновения извне отдельных романтических идей, в частности эстетики братьев Шлегелей.

Прежде всего романтизм рождается уже на рубеже веков в творчестве Франсиско Гойи, а к 1814 г., т. е. в момент завершения картин "Атака мамелюков 2 мая 1808 г." и "Расстрел на холме принца Пия 3 мая 1808 г.", выражается художником с такой полнотой и экспрессией, как, может быть, нигде в Европе. Даже при том, что "Черные картины из Дома Глухого", эти настоящие романтические мифы, созданные Гойей в начале 1820-х годов, не были известны современникам, все же воздействия полотен о мадридском восстании, "Бедствий войны", рисунков и портретов тех лет достаточно, чтобы в духовной атмосфере страны почувствовать могучее дыхание романтического искусства.

Таким образом, уже в первые десятилетия XIX в. испанский романтизм существует как влиятельное духовное движение, хотя собственно литературные его достижения еще невелики. Но последовавшее затем подобно взрыву утверждение нового литературного направления было бы невозможно, если бы новые художественные идеи, новый вкус не укоренились бы уже в умах широкого круга образованных испанцев.

6)

По мере того как в своем поэтическом видении мира Брентано все больше отходит от иенцев, он стремится активнее насыщать свою лирику народными мотивами, все шире использует приемы национального немецкого фольклора. Среди стихотворений Брентано, написанных в фольклорной традиции, следует особо отметить «Лорелею» — песню, которую в конце романа «Годви» поет главная героиня Виолетта. Не имея прямого источника в народной поэзии, песня эта тем не менее породила самостоятельную романтическую легенду, органически вписывающуюся в национальную немецкую культуру. Став неким символом романтической лирики, «Лорелея» Брентано создала даже определенную поэтическую традицию в немецком романтизме, на основе которой возник поэтический шедевр европейского романтизма — бессмертная «Лорелея» Гейне

ЛОРЕЛЕЯ (нем. Lore Lay) - центральный персонаж романтической поэзии. Мифологический прообраз: Л.- дева-чаровница, речная фея, героиня немецких народных легенд. Имя Л. восходит к названию крутого утеса .Лурлей (Lurlei) на Рейне близ Бахараха. Это название, буквально означавшее «сланцевая скала», позднее было дважды переосмыслено: сначала как «сторожевой утес», а затем как «скала коварства». Лурлея упоминается в немецких текстах X в. По свидетельству миннезингера XIII в. Марнера, именно у этой скалы хитрые карлики (Luri, Lurli) оберегают сокровища Нибелунгов. Легенда о Л. долгое время оставалась лишь местным преданием: «В древние времена в сумерки и при лунном свете на скале Лурлей появлялась девушка, которая пела столь обольстительно, что пленяла всех, кто ее слушал. 

25)

В силу социально-исторических, природно-географических, религиозно-этических и иных предпосылок "образ-понятие" Востока при всех его многочисленных трансформациях издавна олицетворял для европейца иной тип жизнеустройства, чем тот, к которому принадлежал он сам. В этом качестве понятие Востока и послужило такой универсальной схемой, которая, сохраняясь, могла вместе с тем в разное время и в разных обстоятельствах наполняться совершенно различным содержанием. И потому интерес к Востоку, равно как и отсутствие такового, зачастую оказывался в контексте тех или иных идеологических движений "перевернутой формулой" постижения и оценки своей собственной действительности через нечто такое, что этой действительности противостоит. Например, такие значительные течения европейской культуры, как Просвещение и романтизм, новейшая (начиная с Шопенгауэра) западная философия, искусство модернизма, молодежная контркультура самым интенсивным образом вобрали в себя ориентальные элементы, стремясь соотнести, соизмерить себя с Востоком.

№ 7