Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

обвал, более тяжелый, чем все предшествующие. Теперь больной не сомневается больше, что уже давно любая, даже самая незна­ чительная часть его должностных обязанностей углубляет его бо­ лезнь и угрожает его духу. Он стремится выйти из прежнего кру­ га деятельности. На Рождество он подает прошение об отставке. Это был трудный шаг. Ибо как удастся даже чисто внешне, без жалованья, продержаться годы болезни, рассчитывая только на помощь семьи? Баденское управление народным образованием нашло выход. Оно хотело помочь больному человеку и сохранить его силы в будущем. Факультет также не хотел дать ему уйти. Про­ шение об отставке отклоняется и вместо отставки Веберу предо­ ставляется длительный отпуск с сохранением оплаты. Для этого надо было немедленно создать вторую кафедру политической экономии, чего Вебер давно добивался. До приезда нового кол­ леги Вебер будет вести работы своих учеников. Подлинный от­ пуск начнется с осени 1900 г.

«Только что здесь был Арнсбергер —в министерстве они совсем по-другому поняли тонкости послания Макса и в конце концов решили, что у него другие планы и он поэтому просит об отстав­ ке!! Когда А. это узнал, он сказал, что об этом не может быть и речи, его, конечно, ни в коем случае не отпустят. Я стояла, как Сарра, за дверью и дружелюбные слова доброго старого господи­ на были для меня посланием ангела. Макс вел себя, конечно, очень «благородно», но, слава Богу, не как завзятый моралист! Его отпуск продлится столько, сколько ему будет нужно. Итак, мы не совсем лишены корней».

Благородное решение было удивительные облегчением; мож­ но было пока не беспокоиться о будущем. Правда, Макс втайне сомневался, что он сможет когда-либо вернуться на свою долж­ ность. Теперь он направил всю силу воли на то, чтобы должным образом способствовать занятию новой кафедры. «Последние 14 дней были нелегкими, каждое слово давалось ему с трудом. Пред­ ложения готовы, и Макс добился на факультете того, чего он хо­ тел. Но это потребовало многих разговоров, вследствие чего он за­ тем пролежал 8 дней...»

Кандидатура Вернера Зомбарта, которого Вебер уже во Фрейбурге предлагал в качестве своего преемника, была отклонена, кандидатура Карла Ратгена принята.

Теперь Вебер освободился и от этого, но его состояние не улучшается. Все, каждое движение для него чрезмерно: он не мо­ жет, не испытывая мучений, ни читать, ни писать, ни говорить, ни ходить, ни спать. Все духовные и часть телесных функций не по­ винуются. Если же он все-таки заставляет их служить, то ему гро­ зит хаос, чувство, что он может подвергнуться вихрю затемняюще-

214

го дух возбуждения. «Ему немного лучше, но может ли он, не при­ чиняя себе вреда, следить за работами учеников, я не знаю —и поэтому решила, как только замечу, что ему хуже, проводить его в находящийся неподалеку санаторий».

Это и пришлось совершить в начале июля. Они решили надолго покинуть место их мучений и освободить дом. Вебер направился сначала в небольшое заведение для нервнобольных в Урахе в Рауэ Альбе38 и пробыл там несколько недель один. Низшая точка дос­ тигнута.

III

Палатки, были, следовательно, снесены —кто знает, насколько? Мы были в полной печали и не всегда могли бороться с ужасом: концом будет, быть может, совместная гибель. Правда, большей частью вверх брала уверенность, что все еще может стать опять хорошо, как раньше. Марианна надеется и верит —верит в неру­ шимую творческую силу мужа, для нее он и в своем бессилии ос­ тается тем же суверенным человеком, каким он был всегда —ско­ ванным титаном, которого мучают завистливые злые духи.

Ее поддерживала в это время работа над ее первой публикаци­ ей. Вебер радовался этому, как всем выражениям ее собственной жизни. Он всегда предоставлял ей возможность следовать своим интересам. Даже в это страшное время, когда ему было трудно обходиться без нее, он уговорил ее пойти на женское собрание, почувствовав, что это доставит ей удовольствие. Он никогда не поддавался эгоизму. Уход из Гейдельберга был освещен в виде гру­ стной радости по поводу выражения любви и почитания его уче­ ников:

«Вчера был памятный день, богатый событиями. В 12 часов явился во фраке и белом жилете Лео Вегенер и, произнося торже­ ственную речь, которая его так взволновала, что он почти плакал, передал мне адрес твоих учеников. Они действительно трогатель­ ны. Эльза сказала о старании, с которым они все придумывали и размышляли над каждым словом, и это было очаровательно. Ад­ рес представляет собой довольно большую картину, выполненную в технике сепии, помещенную в красивый кожаный переплет. Она написана мюнхенской художницей —человек бросает с крутой скалы, на которую он взобрался, головни, они соскальзывают к его ногам по поросшей терновником скале, на которой высечены имена твоих учеников. Фоном служит золотая блестящая даль. Посвящение гласит: «Высокочтимый господин профессор и учи­ тель! Счастливого Вам пути! Мы, не только обозначенные здесь, но все, на всю жизнь которых Вы оказали влияние, —желаем Вам

215

скорого радостного возвращения на гордость и процветание на­ уки и к сердечной радости Ваших благодарных учеников».

* * *

Вебер провел несколько однообразных тихих месяцев в лесном швабском городке Урахе среди добрых простых людей. Время от времени он проверял свои силы, прогуливаясь по высокогорному плато Рауэ Альба, но всегда ощущал движение как источник воз­ буждения и предпочитал спокойно лежать в саду. Его жизнь была теперь замкнута в маленьком кругу, любая проблематика была недопустима, даже посещение милых ему людей означало напря­ жение. Время от времени ему давала отвлекающую от однообра­ зия радость природа, особенно если он мог без усилий восприни­ мать в экипаже ее меняющиеся картины. Через много лет с этой местностью он связывает свои воспоминания. «Когда я увидел «Рауэ Альб» с Нейфеном и вдали урахскую долину, я вспомнил тогда о той большой, большой любви, которую моя любимая де­ вочка дала своему мужу, действительно странному парню; вспом­ нил о нашей поездке в Нейфен в день твоего рождения в первый, несколько более радостный день после трех четвертей года мрач­ ной тьмы, вспомнил и о многом другом, что не забывается —и больше всего о моей девочке, которая все еще такая же теплая и молодая, как в то время, когда она была моей единственной свя­ зью с миром...»

Вебер чувствует себя еще больным, и одно для него несомнен­ но: мученье последних месяцев, когда он под бременем многочис­ ленных остатков от обязанностей своей должности, которые рань­ ше он выполнял играя, задыхался в смертельном изнеможении, не должно повториться! Вспоминая об этом, он охотно сразу же по­ рвал бы с прошлым, чтобы когда-нибудь начать с самого начала: «Я довольно подробно говорил с врачом о моих шансах в будущем, по поводу которых очевидно нельзя сказать ничего определенно­ го. Что я в обозримом времени смогу заниматься постоянной, свя­ занной с определенными часами работой без угрозы скорого повто­ рения адского состояния прошлой весны, почти исключено. Поэтому мы не должны связывать наши помыслы с гейдельберг­ ской должностью - я считаю даром неба, что не обременен чес­ толюбием и достаточно «безразличен» к успеху, а для «мира» нет никого, кого было бы легче заменить, чем доцента. Психически было бы, наверное, даже лучше, если бы обстоятельства позволи­ ли сразу полностью от всего отказаться, я мог бы тогда медленно и свободно направить мой кораблик в море, когда ветер вновь ста­ нет благоприятнее, вместо того, чтобы стоять с моими надежда-

216

ми на якоре в Гейдельберге. Но все иметь человек не может, на­ сколько еще нам лучше, если сравнить наше положение с учас­ тью тысячи других людей».

Осенью молодой кузен Вебера поступил в клинику с тяжелым психическим заболеванием. Умный юноша с тонкой душевной организацией стал жертвой того загадочного процесса, сущность которого тогда еще не была полностью уяснена, а для неспециа­ листа совершенно непонятна. Его очень мучили невысказанны­ ми требованиями к его «силе воли». При полной ясности мышле­ ния его действия были подвержены тяжелым торможениям, и замкнутый в стеклянных стенах, невидимых, но непреодолимых, он считал свое существование бессмысленным. Удастся ли выр­ вать его из темницы и вернуть осмысленной жизни? Врач не счи­ тал положение безнадежным. Задача была увлекательной. Когда серые ноябрьские туманы скрыли осеннее великолепие, Вебера потянуло на светлый радостный юг. Оставить юношу одного в пу­ стынную зиму, в лишенном любого импульса окружении, Веберы не могли —может быть, нести ношу на плечах двоих легче, чем на одном. Когда они предложили ему сопровождать их, радость впервые озарила его мрачные черты. И они поехали втроем на Корсику. Целью было рекомендованное им как наиболее мягкое по климату Аяччо. Первое время все было удачно. Они находят действительно южную ясность, сияющую синеву высокого неба, которому подчиняется и море; по ночам царит такая ясность, что крупные планеты ярко освещают залив. А перед высокими, снеж­ ными горами —благородные серо-зеленые маслины, эвкалипты, кактусы. Покрывающий склоны лиственный лес наполняет ост­ ров ароматом лаванды и тимьяна. Красивый, смотрящий на зам­ кнутую горами бухту отель почти пуст —англичане не приезжают из-за англо-бурской войны. Таким образом они находят тишину.

«На Макса местность и климат производят свое обычное воз­ действие и помогают ему преодолевать свое дурное самочувствие. В первую половину дня он почти всегда лежит у горы под масли­ нами, после обеда мы вместе гуляем, если он способен ходить, позавчера предприняли очень приятную поездку вдоль берега за­ лива. Макс пытается не принимать ни снотворное, ни бром, спит он поэтому менее спокойно, но лучше, чем при подобных попыт­ ках в Урахе. Он стал значительно общительнее, что заметил и Отто, и что меня поэтому особенно радует. Только духовную пищу, кроме «Франкфуртской газеты» и «Фигаро» голова все еще отказывается принимать».

Вебер радуется новому и благодарно впитывает мягкую и одно­ временно величественную красоту —готовый в каждый хороший час забыть о себе и своем бремени. Иное происходит с больным

217

юношей, которого бессмысленная судьба лишила возможности действовать и приносить пользу. Он может лишь с большим уси­ лием и преходяще освободиться от себя, его сковывает проница­ тельная безнадежность и даже при виде всего нового после корот­ кого прояснения лицо вновь застилает покров апатии и глубокой оцепенелости. Если он несколько задерживается на прогулке, мы —в предвидении его дальнейшей судьбы —боимся, что он по­ кончил с собой. Ради него они бы об этом не сожалели, но роди­ тели! Меланхолия, исходящая от этого недоступного выздоровле­ нию человека, начинает через некоторое время оказывать влияние на самочувствие Вебера, —не грозит ли ему такое же безнадежное обволакивание? Юноша очень чуток, он не должен ничего заме­ чать, это бы его погубило, услать его одного также невозможно. Приходится терпеть. Возможно только одно, Марианна должна полностью посвятить себя молодому больному, чтобы по возмож­ ности воспрепятствовать Веберу общаться с ним. Поэтому Вебер был большей частью один. К тому же красивый опустевший отель закрыли. Они поселились в меблированных комнатах, не было больше ни бильярда, ни газет. Начался длительный период дож­ дей. Почти невозможно было выйти из дому. Опустевшие дни од­ нообразно и бесцветно тянулись под небом. Не было ни приятного кафе, ни витрин, ни музыки, видеть было нечего, ничего не про­ исходило. Они ощутили, в какой степени существование культур­ ных людей питается внешними импульсами. Вебер много лежит на софе и дремлет, но он не проявляет ни уныния, ни нетерпения, ибо несмотря на это однообразие он чувствует себя лучше. Мятеж­ ники, кажется, подчиняются: его приветствуют послы улучшения.

В марте они поехали в Рим, опекаемый ими юноша с ними, он все эти месяцы жил подготовкой к этому времени. Вебер хочет уто­ пить болезнь и тяжесть жизни в море впечатлений. Здесь он мо­ жет, минуя невзгоды дня, прийти к единству с вечным всех вре­ мен, ощутимо пережить в созерцании известное науке величие прошлого, расширить свое Я до предела сосуда истории. Каждый древний камень великого города говорит его исторической фанта­ зии и очень волнует его; это лучше всякой терапии. Однако при­ сутствие другого больного препятствует полету одухотворения, ибо он, несмотря на свой интерес, неспособен к этому чувству. Поэто­ му Вебер ощущает его присутствие как невыносимую тяжесть. Рим в качестве лечебного средства будет безрезультатен, если он не ока­ жется, наконец, свободен. На обеих сторонах на карту поставлено многое. Юноша ничего не должен замечать. Наконец удается рас­ статься, не нанося ущерба больному. Он прощается с полным до­ верием и возвращается к своим, на время более жизнеспособным, чем раньше. Когда после многих тщетных попыток придать смысл

218

своему существованию он через несколько лет в крайнем напря­ жении воли сломал свою тюрьму, Вебер мог изложить родителям его судьбу следующим образом:

«Дорогой дядя! Мы глубоко потрясены, —Вы это знаете, —за­ вершением этой жизни. Каждый раз, когда в Аяччо Отто уходил на более длительное время, мы боялись, что не увидим его боль­ ше, боялись не за него, а из-за нашей ответственности. Я всегда считал заблуждением нашей не знающей жизни повседневной мо­ рали, что она в отличие от настолько более свободного и величе­ ственного ощущения древности, стремится видеть земную жизнь как благо, от которого человек никогда, даже если ее продолже­ ние теряет всякий духовный смысл, не должен отказываться. Ваш сын был человеком, который, прикованный к безнадежно боль­ ному телу, все-таки, —может быть, отчасти поэтому, —достиг тон­ кости ощущения, ясности по отношению к самому себе и глубо­ ко скрытой, гордой и благородной высоты внутренней жизни, как очень немногие здоровые. Это может знать и об этом судить толь­ ко тот, кто видел его так близко и полюбил его, как мы, и кто од­ новременно сам знает, что такое болезнь. Насколько бедным и — как он сам слишком хорошо знал —все более бедным становилось содержание его жизни в ходе его судьбы, настолько богатой и неж­ ной была его замкнутая стенами темницы повсюду препятствую­ щей ему болезни все-таки столь своеобразно свободная его душа.

Кчислу моих самых горьких воспоминаний относится то, что мы

всвое время должны были прервать совместную жизнь с ним —

причиной был мой ежедневно растущий страх, что он при его не­ обыкновенной чуткости мог заметить, что моя способность выно­ сить чье-либо общество и силы Марианны иссякают. Именно в последнее время мы обсуждали, посоветовать ли Вам отпустить его с нами в Америку или предоставить ему здесь возможность учить­ ся. Быть может, он немного продлил бы этим свою жизнь, ... од­ нако я почти верю, что для него и для бас лучше то, что случилось. Ибо перед таким будущим, которое стояло перед ним, он посту­ пил правильно, уйдя теперь в незнакомую страну до Вас: ведь Вам бы пришлось оставить его на земле беспомощным, одиноким, идущим навстречу темной судьбе. Поистине тяжело бремя жиз­ ни —и все-таки не тяжелее, чем некогда, бремя той греческой ма­ тери, которой по ее молитве была дана как единственное счастье смерть ее цветущих сыновей. Многим Вашим сыновьям жизнь дала самые значительные задачи —для этого ребенка Вы сами едва ли попросили бы нечто другое, чем такое счастье. Он проявил то, что от него требовалось: углубленность, духовную тонкость его самости, преисполненную силы воли, терпение без жалоб. Внеш­ ние задачи судьба перед ним не поставила и лишила его возмож-

219

ности самому поставить их себе. Это было не трусливое бегство, он распоряжался собой и отказался от жизни, которая была бы недостойна его. Мы никогда его не забудем, будем чтить воспо­ минание о нем и любить его так же, как Вы».

IV

После того как эта задача была выполнена, Вебер всеми силами стремился сразу же на долгое время уехать из Рима, чтобы пере­ крыть мучение последних недель другими впечатлениями. Су­ пружеская пара едет в Южную Италию: Неаполь и его окрестно­ сти, Сорренто, Помпеи, Капри, Пестум. Вебер проводит ряд дней совсем тихо в Сорренто на покрытой пестрыми каменными пли­ тами скалистой террасе над морем, погруженный в созерцание голубого залива, контур Искии, дымящегося Везувия с его по­ крытым белыми домиками шлейфом.

При погружении в это сияющее великолепие его равновесие восстановилось: «Для Макса самое целебное —радоваться и видеть по возможности больше прекрасного. Я часто думаю, что если бы мы предприняли такое путешествие уже два года тому назад, и он тогда взял бы отпуск, его выздоровление пошло бы скорее. Это врачи упустили, никто нам тогда этого не посоветовал». Когда Макс почувствовал себя лучше, он погрузился в созерцание Пом­ пей и Пестума, а на пути в Салерно через пышущую весной Кампанью он установил сохранившееся древнеримское деление полей. «... Итак, мы были два дня в Помпеях. Макс совершил там нечто для его состояния грандиозное, два раза в день он по 2 1/2 часа наблюдал, очень интересовался и радовался...» В Неаполе они жили далеко вне города у Позилипа, над самым морем. Эта пре­ красная местность, эти чистые линии, эта прозрачная голубая вода —источник забвения самого себя. И чем непривычнее впе­ чатления, чем меньше они напоминают родину, - тем лучше: «Макс не проявляет еще ни малейшей тоски по прежнему суще­ ствованию или по родине —признак того, как он все еще нужда­ ется в отдыхе. Однако сил его хватает, чтобы радоваться ежеднев­ ным впечатлениям». Затем они вернулись в Рим, чтобы вместе воспринять реликвии наслаивавшихся друг на друга тысячелетий. Все руины озарены летним щедрым солнечным светом, каждый купол, каждый фасад купается и сияет в нем, и даже ночью за свер­ кающими звездами синеет небосклон. Чудесна легкая жара ран­ него лета. Они подолгу лежат на зеленой траве виллы Боргезе и радуются, глядя, как молодые клирики сбрасывают свои развева­ ющиеся сутаны и подобно другим детям мира играют в мяч. При­ рода и все происходящее действуют хорошо. Только люди часто

220

нарушают драгоценный покой ночей. Борьба за покой и сон иног­ да действительно труднее, чем борьба за мировоззрение: чего только нельзя было бы совершить, если иметь семь часов спокой­ ного сна!»

В разгар лета спутники удалились в Швейцарию, в Гриндельвальд, чтобы испробовать и действие горного воздуха. Сначала действие было дурным. Преодоленные демоны трясли своими цепями: бессонница, возбуждение, беспокойство —все духи муче­ ний возобновили свои действия. Едва завоеванная почва стала вновь колебаться. Больной был глубоко потрясен рецидивом. Ког­ да его жена после нескольких недель отсутствия вернулась, она нашла его почти в таком же состоянии, как год тому назад. Зна­ чит, ни в чем нельзя быть уверенным? Значит, каждая случайность может все поставить под вопрос? Правда, навестивший его брат вынес более благоприятное впечатление. «Правильно ли впечат­ ление Альфреда о достигнутых успехах в состоянии Макса? Хоте­ лось бы верить, но он уже сегодня сказал, что так устал, так устал и ему не легче от того, что мы предполагаем у него способность к действиям: он чувствует, что ее нет. Он все еще очень легко воз­ буждается и может иногда быть очень резким и субъективным, — но если спокойно развивать собственную точку зрения, он прояв­ ляет прежнюю объективность. В конце концов лабильный орга­ низм привык к горному климату —в Церматте при виде огромных глыб льда Вебер мог вновь поверить в улучшение. Теперь ему вре­ мя от времени удавалось немного читать. Осенью путники в тре­ тий раз вернулись в Рим, в этот раз на всю зиму. Приятная италь­ янская семья предоставила им спокойное пристанище. Они живут в полном одиночестве. Когда Елена посетила своих детей, она нашла сына в значительно лучшем состоянии. Он опять доступен общению и счастлив, что находит в восприимчивой женщине еще одно зеркало величия Рима. В последние годы матери приходи­ лось все время держаться в стороне —теперь ему доставляет удо­ вольствие показывать и объяснять ей все. Елена счастлива, она впервые видит Рим, и хотя выглядит она —в 57 лет —как старая женщина, чувства и сердце ее молоды. Она настолько гибка, что способна стряхнуть все прошлое и полностью отдаться великому новому. Она воспринимает все: самодостаточное совершенство античных произведений искусства так же, как полную настроения глубину раннехристианских святынь, языческий Пантеон, как катакомбы и купол храма святого Петра. На форуме приходится следить, чтобы она не засунула в свой ридикюль слишком много мраморных обломков в качестве «сувенира» —или во всяком слу­ чае, чтобы «Большой» не заметил этого, так как это запрещено, а Вебер не любит нарушать закон и право. Недели в Риме относят-

221

ся к самым лучшим, проведенным ею со своими детьми, а для них это самоотверженно любящее материнское сердце —самое доро­ гое на родине. После ее отъезда Марианна ей писала:

«Макс шлет тебе сердечный привет, но он рассердился на твое замечание, что ты на этот раз чувствовала себя принадлежащей нам, тогда как до того ты ощущала себя скорее «вторгающейся» в нашу жизнь. Это «ерунда», его и так огорчает, как ему трудно вы­ разить тебе свою любовь, а это усиливается при таком ощуще­ нии —«так говорит патриарх». Итак, милая мама, я знаю, что в последнее время тебя одолевали эти грустные чувства, но причи­ ной тому было безотрадное состояние Макса и твое ощущение своей беспомощности помочь нам, правда? А замкнутость Макса была лишь инстинктивной защитой от всякого волнения».

Через некоторое время после приезда Елены Макс стал вновь читать серьезные книги по истории искусства. Он брал из библио­ теки союза художников том за томом. Женщины незаметно подтал­ кивали друг друга: Гляди-ка, он читает! Но делали вид, что ничего не замечают. Лишь через некоторое время они решились указать на успех. На это Вебер отвечал: «Кто знает, сколько это продлится»...

«и только никакой специальной литературы»! Однако способность восприятия продолжала расти и с этого действительно после болез­ ни, продолжавшейся 3 1/2 года, началось выздоровление. До этого времени он был убежден, что не сможет занять свою прежнюю должность, но теперь ему в счастливые дни кажется, что выздоров­ ление в свое время не полностью исключено. Но всяком случае, чтобы не действовать опрометчиво, он хочет объявить на летний се­ местр лекцию и семинар. Надежды женщин возрастают.

«... До сегодняшнего дня самочувствие Макса было равномерно хорошим, он очень много читал —один толстый том сменяет дру­ гой, теперь это различные исторические книги, и он с поразитель­ ной быстротой расправляется с ними. Если бы я не звала его гулять, он не прерывал бы чтения, он наслаждается им, как человек, изму­ ченный жаждой. Меня согревает все это время большое чувство благодарности, правда, часто сменяемое неуверенностью и стра­ хом - ночью сердце бьется попеременно от страха и надежды. Иногда надежда так растет, что резиньяция на ближайшее будущее вновь с трудом завоевывается. Мне также еще предстоит научить­ ся жить без равномерно давящей тяжести. Но если Макс постепен­ но вновь станет способен к деятельности, я каждый день буду петь: «На меня пал самый чудный жребий». И даже в воспоминании о прошедшем страдании останется только благодарность».

Улучшение продолжалось. Он начал и разговаривать, мог вре­ мя от времени прерывать замкнутость и вступать в духовное об­ щение с другими. Он виделся с другом своей молодости профес-

222

сором Шеллхасом в Институте истории и диспутировал с моло­ дым историком Галлером.

«С Максом все хорошо! Я каждый день преисполнена тихой благодарности. Вчера он около трех часов беседовал с доктором Галлером, пошел в половине третьего в Институт истории и вер­ нулся только около половины седьмого. Он читает статьи в «Еже­ годниках» Конрада и «Философию денег» Зиммеля. В подходящий момент я, быть может, скажу ему, что при теперешнем состоянии его здоровья мне не кажется неуместным вторичный отпуск. Прав­ да, пока я не жду успеха; впрочем, нельзя знать, каким будет при постоянном улучшении его внутреннее отношение к этому вопро­ су. Твою и Ш. озабоченность, что Макс в качестве приват-доцен­ та будет впредь страдать от отсутствия влияния, я не разделяю. Я полагаю, что он продумал все последствия своей отставки и при­ нял их. В этом ему очень помогают свойства его характера. Имен­ но по отношению к коллегам по специальности у него потребность далеко идущего признания и терпимости к их своеобразию. В кол­ легиальных отношениях он вообще удивительно объективен. Я все время удивляюсь этой его способности и тем, насколько у него от­ сутствует потребность показать свою значимость».

Выздоровление манило. Казалось, все дело только во време­ ни —так втайне думала Марианна —он должен быть на кафедре и в кругу студентов. Бессмысленно ведь, если этот дар учить юно­ шество и руководить им посредством живого слова и влияния его личности не будет использован. Она могла еще надеяться, что все будет хорошо, так как и начавшийся новый год дарил признаки подъема. Он, правда, устает; выздоравливающий часто вынужден отдыхать по дороге; Марианна постоянно ощущает скрытое на­ пряжение: достигнет ли он своевременно цели?

«Три дня тому назад его посетил очень умный доктор X. Макс в течение двух часов говорил с ним об очень трудных вещах. Все шло от полного знания и так же пластично и остро, как раньше. Правда, ночью после этого было беспокойство и трионал». Он те­ перь часто бывает в Институте истории, чтобы поговорить с Шеллхасом и Мюллером, потребность в «жизни», следовательно, увеличивается. Лишь каждое долженствование приводит его в пло­ хое состояние, как и раньше; так, ученическая работа, требующая основательной переработки, вновь убедила его в том, что пока каж­ дая обязанность вызывает у него чувство бессилия и несоответ­ ственно обременяет его. Теперь мы живем в окружении самых раз­ ных книг, до чтения которых никогда не доходили; Макс поглощает невероятное смешение книг по истории, устройству и хозяйству монастырей, затем —Аристофан, «Эмиль» Руссо, Вольтер, Мон­ тескьё, все тома Тэна и английские писатели».

223