Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

общего человеческого предназначения. Каждую из них окрыля­ ет сознание, что она пионерка нового мирового порядка, каждая чувствует себя ответственной за преодоление противостояний. Женщин нового типа жестоко преследуют стрелами насмешек и более тяжелым этическим оружием, и они медленно добиваются терпения и признания. К молодым девушкам, которые благода­ ря своей привлекательности скорее обретают одобрение, принад­ лежит первая ученица Вебера Эльза фон Рихтхофен, которая вме­ сте с Марианной сидит на его лекциях. Она хочет, невзирая на свою молодость и нежность, стать инспектором на фабрике; это одна из программных профессий, к которым стремятся женщи­ ны, убежденные, что в качестве адвокатов женщин-работниц они выполнят необходимую социальную миссию. Одинаковые стрем­ ления женщин вскоре связывают их дружбой, и Вебер принима­ ет большое участие в развитии своей ученицы. Под его влияни­ ем прозорливый баденский фабричный инспектор готов взять ее в число своих чиновников. Это и происходит, причем располага­ ющая личность молодого доктора, так же, как и с честью выдер­ жанный экзамен, предоставивший эту степень, устраняют все сомнения. Это —первая женщина-чиновник, выполняющая свою трудную службу с мужеством и осмотрительностью, которая ут­ вердила веру женщин в их дело.

* * *

Так новая жизнь быстро давала богатое цветение. Вебер и Мари­ анна чувствовали себя увереннее и эластичнее, чем раньше. Вдруг в начале лета 1897 г. разразилась тяжелая буря, оставившая неиз­ гладимые следы в душевной жизни всех затронутых ею. Для Еле­ ны было потребностью ежегодно проводить у столь близких ей детей с тех пор как они уехали из Берлина несколько спокойных недель. Однако этого счастья никогда не удавалось достигнуть без трудностей, ибо ее муж не мог, как и раньше, смириться с тем, что его жена разделяет с другими чуждые ему интересы и состоит с ними в глубоких душевных отношениях, из которых он ощущает себя исключенным. Он не может отказаться от представления, что уже стареющая женщина все еще ему «принадлежит», что его ин­ тересы и желания важнее стремлений остальных и что у него есть право определять время и продолжительность ее отпуска. Гейдель­ бергские дети это признавать не хотят. В этом году оказалось осо­ бенно трудно согласовать различные желания. Елена не обладает силой просто делать то, что она хочет. Справляться с дурным на­ строением она не умеет, и когда речь идет о ее желаниях, она ни­ когда не знает, чего ей ждать от супруга. Договоренности не со-

204

блюдаются, происходят раздраженные письменные объяснения — и в конце концов старший Вебер сопровождает жену в Гейдель­ берг, и таким образом ее спокойный отдых у детей укорачивается или вообще расстраивается.

И тогда давно грозившая беда разразилась. Сын не мог больше сдерживать накопившееся раздражение. Лава вышла из своих гра­ ниц. Случилось невероятное: сын судил отца. Сведение счетов происходит в присутствии женщин. Никто его не удерживает. У него совершенно чистая совесть, ему становится легче от этой раз­ рядки, которая кладет конец всем дипломатическим рассмотрени­ ям семейных трудностей. Речь идет о свободе матери, она более слабая, никто не имеет право душевно властвовать над ней.

Старший Вебер бы настроен иначе, сохраняя понятия другого времени; он не мог и не хотел понять и признать —и меньше всего в этот момент —что его поведение было неправильным. И резкий характер упреков также не способствовал этому. Отец настаивает на своей точке зрения, поэтому и сын остается непримиримым — только понимание отца могло бы смягчить его. Они расходятся непримиренными. Для Елены наступают мучительные дни обви­ нения и самообвинения. Покров с иллюзии спадает. Так долго скрываемая истина открывает свое строгое лицо: разбитый брак, сломанный пьедестал. Елена мучительно переживает судьбу сво­ его мужа, виноватой в которой она видит себя; однако и ей кажет­ ся, что этот долго назревавший кризис был неизбежен. Однако она еще надеется, надеется на будущее понимание мужа, на возмож­ ность нового построения общей жизни, которая, начавшаяся под светлой звездой окрыляющей молодой любви, благословенная цветущими одаренными детьми, стоит теперь на голой скале от­ речения и истины. Правда, весна и лето давно прошли, но разве невозможно, что в осени жизни они, умудренные, вновь подадут друг другу руки для нового союза в свободе и помогающей друг другу любви? Сила ее надежды и ее сострадательной любви потря­ сает при чтении следующих строк:

«Бог даст, должен дать ему и мне силу нести и улучшить это. Поэтому я уничтожила ваши милые письма, в которых присутству­ ет только мысль обо мне, поэтому я прошу вас при всей любви ко мне —дайте мне идти своей дорогой и попытайтесь, пожалуйста, попытайтесь подавить горечь, чтобы помочь мне. Ведь не напрас­ но я дала перед алтарем обет верности и любви в радости и горе', это не просто слова, а значит, что если горе исходит от него —ведь и я приношу ему горе. Я не могу, как это сделала Ида, сломать мосты, я должна строить, пусть даже в этой жизни мое построе­ ние будет непрерывно срываться. Я строю с мужеством веры и надежды, которая никогда не исчезает. Знаю, я часто бываю сла-

205

ба и делаю все неверно, но жить без этого я не могу. Видите, вас, взрослых, я уже не могла избавить от отчуждения и горечи, что он так глубоко чувствует и считает виноватой в этом меня —он и не может относиться к этому по-другому, но более молодым — позвольте мне сделать разрыв менее ощутимым. Сдаться, нет это­ го я не могу и не хочу; это было бы ложью по отношению к нему, и если только он мне опять поверит, то научится, насколько мо­ жет, проявлять терпение к тому, что мною внутренне движет и подавлено быть не может. Но строить я должна, и для того, что­ бы он научился верить тому, что христианство означает держаться любви, которая все терпит, на все надеется, и что он должен при­ знать это во мне. И поэтому предоставьте мне строить, и ах, по­ жалуйста, помогите в терпеливой любви!»

Но судьба шла своим путем. Стареющему человеку не было дано сломить черты собственной сущности. Когда Елена через несколь­ ко недель вернулась домой, он замкнулся по отношению к ней. Этим он достиг противоположного тому, на что в глубине души, быть может, надеялся: Елена, обычно всегда готовая обвинять себя, когда случается дурное, не смягчается невыносимым положением, напротив, становится более уверена в сознании высшего права, которое должно быть наконец завоевано. Ее муж отправляется с другом в путешествие. Она еще может надеяться, что после пере­ рыва он встретит ее изменившимся. Но через короткое время ей приносят его бренную оболочку. Его жизнь внезапно прекратило кишечное кровотечение. Оказалось, что его сильный организм уже давно таил в себе очаги болезни. Открытого радости и наслаждению человека, всегда уверенного, что ему предназначено «счастье», спо­ собного вытеснять из своего сознания растущие несогласия, в кон­ це концов настигла истина, которая должна была его душевно раз­ рушить, разве что он сумел бы в смирении задуматься о себе и вывести из этого новое понимание. Но было слишком поздно. «Умри и стань» не было ему дано в его земной жизни.

Вяркий августовский день на траве сада стоял катафалк. Елена

ивсе ее дети окружали его. Молодые переживали смутно, старшие

сотчетливой ясностью —жестокую трагедию этого конца. Но стар­ ший сын не ощущал упрека. Происшедшее семь недель тому назад объяснение казалось ему и у этого гроба неизбежным. Лишь через много лет на свободной от чувства дистанции он сказал о своей

вине —по форме, не по существу. Его отношение внушало и Елене уверенность. Своему младшему брату он позже писал следующее:

«Несомненно, что тогда со всех сторон очень много делалось неправильно, в частности и мной. Однако по существу мама не могла действовать иначе, она могла только следовать своей при­ роде и своей совести. Если она допустила ошибку, то эта ошибка

206

заключалась в том, что она просто не делала то, что считала не­ обходимым - тогда наш отец, который ведь был очень привязан к ней, привык бы к ее другому поведению и к ее особым интере­ сам, которые он не разделял (религиозные и социальные). Но у нее была потребность иметь его внутреннее согласие. Его она не получила, а так как она по своей природе не была способна си­ лою проводить свою линию, она внутренне очень страдала и на­ конец полностью отошла от него, значительно дальше, чем он предполагал, пока наконец это не увидел. Он сам не понимал ни ее, ни свое собственное преимущество; ведь насколько счастли­ вее был бы он, если бы решился дать ей полную свободу по изре­ чению: «Живи и давать жить другим»...

Продуманное толкование судьбы матери в браке и личности отца, которое Вебер дал матери к ее семидесятилетию, выражено в документе, приведенном в дальнейшем изложении.

II

Через некоторое время после похорон чета Веберов отправилась в Испанию. Макс нуждался в духовном и душевном успокоении, и его он находил только в новых впечатлениях, которые он и на этот раз излагал в подробных письмах матери. Сначала надуши путеше­ ственников оказывает воздействие величие Пиренеев и их холод­ ное, живительное дыхание —перед этими отступающими от земли контурами в легком, пьянящем воздухе вся человеческая суета те­ ряет свое угрожающее значение. Затем внимание приковывает но­ вый чуждый мир Северной Испании, который ежедневно застав­ ляет мириться с неудобными неожиданностями. Вебер легко раздражается, сердится на неразбериху в средствах сообщения, но и на этот раз открыт новым впечатлениям, которые он жадно впи­ тывает, замечая самые привлекательные стороны чуждого мира. Лишь беспокойство, с которым он все время ищет новых впечат­ лений, он сам расценивает как признак нервного истощения. «То, как ты пишешь, что в нормальных условиях множество восприни­ маемых нами впечатлений могло бы не быть благотворным, верно. Однако пока о работе у меня не могло быть и речи, я в одном месте бы не выдержал; для обычного спокойного восприятия природы настроения, конечно, не было; можно было лишь подвергнуться всей полноте мощных впечатлений, чтобы обрести силу нервных ощущений и вернуться к способности объективного переосмысле­ ния всего пережитого. Это, как мне кажется, достигнуто. Но на обратном пути перенапряженный организм реагирует плохим само­ чувствием. Вебера лихорадит, и он чувствует себя больным. Даже по дороге домой, отложить которую было невозможно, он еще не-

207

здоров. Но на это он не может обращать внимание, так как назна­ ченный евангелическо-социальным конгрессом в Карлсруэ курс заставляет его начать занятия: «Мы, правда, дома, но ежедневно в пути, в 3 часа после обеда мы едем в Карлсруэ и возвращаемся ве­ чером, сегодня мы вернемся даже в 3 часа утра, так как после док­ лада Макса последует дискуссия. Я радуюсь за него, что эти дни скоро пройдут, и мы сможем отдохнуть от нашего предназначенно­ го для отдыха путешествия». С начала семестра все как будто в по­ рядке. Вебер выполняет все профессиональные обязанности, совер­ шенствует свои лекции и уделяет особое внимание работам своих учеников. Если он встречает у ученика подлинный интерес к пред­ мету, он настолько увлекается, что откладывает собственные рабо­ ты. В то же время прочитан ряд докладов в других городах —в Ман­ гейме, Франкфурте, Страсбурге.

И вот в конце перегруженного работой семестра из неосознан­ ных глубин жизни некое злое нечто направляет на него свои ког­ ти. Как-то вечером после проверки работы ученика, при которой он, как всегда, расходовал все свои силы, на него нападает пол­ ное истощение, ощущение жара в голове и сильное чувство напря­ жения. Семестр закончился, но эти призраки не исчезают. Вебер чувствует угрозу и обращается к врачу. Тот отнесся к этим симп­ томам у крепкого человека несерьезно, отнес их к постоянному переутомлению и душевной возбудимости и посоветовал отпра­ виться в путешествие. Вебер провел с женой несколько недель у Женевского озера. Там на этот раз весна запоздала. Было холод­ но, склоны гор оставались мертвыми и коричневыми, они не мог­ ли прижаться к земле. Вебер много ходит, надеясь успокоить нер­ вы физическим утомлением. К началу семестра он чувствует себя, как он пишет матери, скорее перенапряженным, чем изнуренным:

«Пребывание было очень полезным, я ощущаю его последствия теперь, когда вновь начинаю много работать, и надеюсь, что че­ рез несколько недель забуду о всех неприятностях тем более, что признаки выздоровления несомненны, так как помимо напряже­ ния определенных нервов головы и легких приливов крови чув­ ствовал себя физически и духовно особенно хорошо и теперь толь­ ко чувствую...»

«Конечно, нервными чудаками все мы остаемся, с этим ниче­ го не поделаешь, но после того, как все, что подавляло, преодо­ лено, юмор помогает больше об этом не заботиться» (Глион, 14.4.98).

Но через несколько недель умственной работы он перестал спать —обычно сон был для него источником сил для каждого за­ нятого работой дня —стали проявляться функциональные нару­ шения. Вебер чувствовал себя больным. Когда он на Троицыну

208

неделю, чтобы избежать обычно желанного посещения друга, предпринимает в одиночестве прогулку в Оденвальд, пышность мая внезапно скрывается под темным покровом. Он чувствует себя очень измученным, его сильный организм слабеет, набега­ ют слезы. Вебер ощущает себя на повороте. Столь долго подвер­ гавшаяся насилию природа начинает мстить. Врач не отнесся к этим симптомам серьезно, прописал процедуры холодной водой, что только усилило возбудимость и привело к полной бессонни­ це. На каникулы врач посоветовал пребывание в санатории. Ве­ бер подчиняется всем врачебным советам с доверчивостью ребен­ ка, проводит несколько месяцев в переполненном, неспокойном заведении у Боденского озера. Там его подвергали всем приня­ тым тогда процедурам и необычным телесным упражнениям. Он с готовностью всему подчиняется и с любопытством наблюдает за всем, что с ним предпринимают. Когда же восстановить желан­ ный ночной покой и устранить напряжение не удается, он втай­ не хочет только освободиться от всех должностных обязанностей. Но он не говорит об этом —«ведь не мог же я сам предписать выписать себе отпуск». Осенью его состояние как будто значи­ тельно улучшилось. Физически полный сил, духовно неизменен­ ный, он возвращается к работе. Никто не считает его больным. Но через несколько недель нервы опять сдают, преподавание — ведь раньше каждая лекция была свободным творчеством —ста­ новится мукой. Он готов к длительной болезни: «Теоретически я полностью принял к сведению, что мне придется достаточно дол­ го иметь дело с этими историями (которые, вероятно, подготав­ ливались годами)». Но он еще имел большой запас сил и полагал, что видит уже дно чаши. И не была ли эта болезнь лишь долго собиравшимся облаком, заключительный разряд которого мог действовать почти как освобождение от таинственно угрожающей враждебной силы? Не готовит ли она в будущем большую гармо­ нию жизненных сил? В этом смысле писал он жене, когда ему пришлось на несколько недель расстаться с ней:

«В такой болезни есть все-таки много хорошего —мне, напри­ мер, она открыла чисто человеческую сторону жизни, которой маме всегда у меня в известной мере не хватало, открыла в степе­ ни, мне ранее не известной. Я мог бы вместе с Джоном Габриэ­ лем Воркманом сказать «ледяная рука отпустила меня», ибо моя предрасположенность к болезни выражалась в прошлые годы в том, что я судорожно цеплялся за научную работу, как за талис­ ман, хотя и не мог сказать, почему. Теперь, когда я это вспоми­ наю, мне все становится достаточно ясно, и я знаю, больным или здоровым, таким я больше не буду. Потребность ощущать себя изнемогающим под бременем работы погасла. Я хочу прежде все-

209

го по-человечески прожить свою жизнь с моей «девочкой» и ви­ деть ее такой счастливой, какой мне дано ее сделать. Что я при этом буду совершать меньше, чем раньше в моей внутренней дея­ тельности, я не думаю: конечно, это будет всегда зависеть от мое­ го состояния в каждый данный период, действительное полное улучшение которого потребует во всяком случае основательного времени и покоя. Но ты вполне права, душа моя, так интенсивно жить вместе с кем-нибудь, как в это время с тобой, я раньше во­ обще не мог».

Да, это время принесло супружескому сообществу особенное благословение. Жена Вебера была сама нервна и с ранних лет при­ учена щадить психически больных. Поэтому она могла полностью вчувствоваться в состояние мужа и вести себя так, чтобы ему было хорошо с ней. Если раньше суверенная самодостаточность Вебе­ ра время от времени ставила перед ней вопрос, нужна ли она ему, то теперь она в этом не сомневалась. Из открывшейся узкой рас­ селины расцвело ей высокое счастье: этот сильный человек нуж­ дался в ее постоянной заботе и присутствии, она могла ему слу­ жить. Совместная жизнь наполнилась глубиной и близостью, которые и больной воспринимал как новое счастье: «Ты недавно писала, что последнее время было в некотором отношении пре­ красным в частности потому, что мы так интенсивно жили вмес­ те —и это действительно так, а для меня это было, несмотря ни на что, особенно прекрасным и будет всегда таким в воспомина­ нии, потому что до того я еще никогда так не ощущал, как пре­ красно чувство глубокой благодарности по отношению к любимо­ му человеку, как то, которое я ощущал по отношению к тебе».

* * *

Но это было только началом адских мук. Рассчитанное на силь­ ное тело лечение обмена веществ достигло успеха. Вебер начал в хорошем состоянии читать лекции. Но через несколько недель произошел новый обвал, перед Рождеством такой упадок сил, что спина и руки отказывали даже при украшении елки. Вебер про­ мучился но конца семестра:

«Это трудное время, но мы не дадим себя победить. Макс, не­ смотря на иногда прорывающуюся ярость и нетерпение в целом переносит это со стоической объективностью или, вернее, как принесенное судьбой. Мы не теряем и юмор и почти всегда весе­ лы, когда вместе. Только не надо другим слишком много спраши­ вать или давать добрые советы. Мне хорошо —то, что я ему нуж­ на, является все время вновь дающим блаженство источником счастья».

210

Чем же больному человеку, для которого каждая духовная ра­ бота - яд, занять свои пустые часы? Практическая деятельность любого рода ему не подходит. Художественные способности он не развивал; с юного возраста у него все было направлено на мыш­ ление. Эта остановка драгоценной машины, которая до сих пор, послушная духу, работала беспрерывно —разве это не невыноси­ мо? «Плохо, что у него нет никаких любимых занятий или что ему нельзя дать какую-либо «ручную работу» или механическое, но все-таки интересное занятие. Мне уже пришло в голову уговорить его делать зарубки, но пока еще он меня высмеивает. Когда он много часов подряд сидит и «тупеет», как он это называет, я ста­ новлюсь совсем грустной. Он же утверждает, что это приносит ему пользу. Эти односторонне образованные мужчины становятся как бы преданными и проданными, когда их голова не повинуется, — если бы можно было послать его в кухню!» Да, что только не при­ думают! Елена прислала воск и слепленную маленьким Максом фигурку. Жена дает ему глину и счастлива, когда он добродушно соглашается лепить из нее.

«Несколько раз он с большим рвением моделировал, я удивле­ на его талантом, мне кажется, что у него художественное дарова­ ние. Чего он вообще не может? И поэтому так трудно видеть его силу неиспользуемой. Заниматься лепкою ему можно тоже недол­ го, это его утомляет. Елена получает в день рождения его первое пластическое произведение —воспроизведение умирающего люцернского льва —было ли это неосознанным символом? Посылая это, он пишет ей: «С нашими сердечными представлениями в со­ ответствии с изменением функций в нашем хозяйстве на этот раз от меня приходит ручная работа —продукт довольно утомитель­ ных часов, которую ты может быть используешь как пресс-папье». Но затем от ручной работы приходится отказаться, она утомляет. Его жена предпринимает последнюю попытку и приносит ящик для каменных сооружений —друзья рассказали ей, как увлекатель­ на эта игрушка —больной действительно начал строить из любви к ней, но руки дрожат, когда он кладет камни друг на друга, спи­ на болит. Ничего не поделаешь, приходится полностью отказать­ ся от попыток развлечь его таким образом. Он просто сидит у окна своей квартиры в «парке» и смотрит на расцветающие верхушки каштанов. «О чем ты думаешь?» —«По возможности ни о чем, если удается». Он стал очень раздражителен. Человеку, который рань­ ше после напряженнейшей работы засыпал глубоким сном и совер­ шенно не реагировал на шум, теперь после обеда и вечером мучи­ телен малейший звук. «Мице также стала вызывать раздражение, так как она иногда днем или утром мяукала и выводила Макса этим из себя, поэтому мы ее отдали, тем более, что у Берты теперь

211

есть жених, и она не нуждается больше в четвероногих». Посколь­ ку состояние Макса не изменилось и в каникулы, он, наконец, ре­ шил просить освобождения от лекций в летнем семестре (1899) и сохранить только свой семинар: время, подобное неделям послед­ него семестра, он просто неспособен еще раз выдержать! Перспек­ тива освобождения сразу подействовала облегчающе, так же как новая врачебная консультация. Вебер пишет матери —правда, стремясь прежде всего обрадовать ее:

«Теперь, если правительство удовлетворит мою просьбу об ос­ вобождении от лекций, меня ждет довольно спокойный семестр

итак как мне теперь уже гораздо лучше —примерно как осенью — то я надеюсь значительно продвинуться в моем состоянии. После того как еще раз —теперь уже в последний раз! —проверено все, что есть у меня и во мне с одинаковым негативным результатом,

ипосле того как я могу точнейшим образом указать, что мне по­ лезно и что нет, можно распределить находящееся в моем распо­ ряжении рабочее время. Я хочу только, чтобы вы поверили, что не психическая апатия заставляет меня в определенные стадии пере­ утомления отказываться от всех так называемых «импульсов», и

если я теперь взял отпуск, то неспособность говорить носит чис­ то физический характер, нервы отказываются реагировать, и тог­ да при взгляде на мои записи лекций я близок к потере сознания. Теперь, как всегда, когда путь идет решительно вверх, я в наилуч­ шем настроении, как, впрочем, уже некоторое время».

Ряд строк этого письма позволяют предположить, что Елене трудно понять, в чем состоит таинственная болезнь сына. Ведь ее героическая, постоянно напряженная до немилосердного насилия над собой воля преодолела все душевные и физические трудности. Почему же не может это совершить ее сын? Правда, напряжения творческой способности жизнь от нее не требует. Но разве дей­ ствительно человек не может то, чего он хочет, если члены его тела здоровы? Или разве нельзя по крайней мере, не обращая внима­ ния на отдельные симптомы болезни, достигнуть большего равно­ весия? Вебер действует в субстанции своей сущности как неизме­ нившийся, и хотя он стал теперь стройным и бледным, физически все еще воспринимается как могучая сила. Иногда можно все счесть злым призраком, который при сильно сказанном «Я не хочу» так же быстро исчезнет, как появился. Активная женщина, от которой ожидание и наблюдение во всех жизненных ситуаци­ ях требует большого преодоления, тяжело страдает от того, что по отношению к этой болезни ей приходится сознавать —при ее по­ сещениях она это чувствует, —что невысказанное, правда, но ощу­ щаемое предположение скорее утомляет, чем помогает сыну. Для тонкого чувства чести Вебера самым мучительным является, когда

212

ему, желая его ободрить, говорят, что он совсем не производит впечатления тяжело больного и когда друзья, утешая, восторга­ ются его хорошим видом.

Елена и ее остальные дети строят издали время от времени предположения и планы, принять которые невозможно. Мариан­ на пишет: «Мне очень жаль, что я так раздраженно ответила на Ваш продиктованный любовью план. Подлинно глубокая причи­ на этого заключается, вероятно, в том, что я время от времени ощущаю Ваше предположение, будто состояние Макса может быть улучшено энергией, самопреодолением. Я не могу допустить у него даже видимость слабости воли. То, что он уже пять недель не ведет семинар, что и теперь он еще каждую неделю снимает две лекции, хотя это ему чрезвычайно неприятно по отношению к сту­ дентам и коллегам, свидетельствует о том, насколько он чувству­ ет, как ему вредно каждое духовное напряжение. А что это ощуще­ ние объективно обоснованно, сразу бросается в глаза. Эти недели были невыносимым психическим и физическим бременем, так как он ощущает, что в данное время просто неспособен выполнять свои профессиональные обязанности. Вам отнюдь не следует представлять себе Макса апатичным и безучастным по отношению к внешнему миру, он лишь искусственно налагает на себя ограни­ чения, пока идет семестр, так как его нервная система легко воз­ будима. Не представляйте себе также домашнюю атмосферу серой и мрачной, нет, несмотря на все, мы почти всегда веселы».

Но через несколько месяцев страдания: «Пока мы совсем ма­ ленькие люди, которым надлежит думать лишь о том, как им спра­ виться своими слабыми силами со взятыми обязательствами и как достойно пробиться через возложенную на них в данный момент судьбу». Высказывание Вебера в письме более позднего времени позволяет предположить, какую внутреннюю позицию он занимал в период своего страдания. «Нужда учит молиться» —всегда? по личному опыту я бы это отрицал, хотя, конечно, я с Вами согла­ сен, что это часто —для человеческого достоинства слишком час­ то —происходит». (5.4.08 из письма К. Фосслеру о его Данте.)

* * *

От летних лекций 1899 г., следовательно, во второй год болезни, Вебер освобожден, но он все еще ведет свой семинар и руководит работой студентов. Каникулы супруги проводят у Эйбского озера и переезжают оттуда через горный перевал в Венецию. Освобож­ дение от тягостных обязанностей и красота новых впечатлений оказывают и теперь свое действие. Но когда осенью Вебер опять берет на себя небольшую часть преподавания, вскоре происходит

213