52.Классическая и неклассическая эпистемология;

Теория познания (гносеология, эпистемология) - раздел философии, в котором анализируется природа и возможности знания, его границы и условия достоверности.

Ни одна философская система, поскольку она претендует на нахо­ждение предельных оснований знания и деятельности, не может обой­тись без исследования этих вопросов.

Понимание характера проблем теории познания, ее судьбы и воз­можного будущего предполагает анализ двух ее типов: классического и неклассического.

В классической теории познания можно выделить следующие осо­бенности.

1. Критицизм. В сущности вся философия возникает как недоверие к традиции, к тому, что навязывается индивиду внешним (природным и социальным) окружением. Философия — это способ самоопределения свободной личности, которая полагается только на себя, на собствен­ные силы чувства и разума в нахождении предельных оснований своей

жизнедеятельности. Поэтому философия выступает также и как критика культуры. Теория познания — это критика того, что считается знани­ем в обыденном здравом смысле, в имеющейся в данное время науке, в других философских системах. Поэтому исходной для теории познания является проблема иллюзии и реальности, мнения и знания. Эта тематика была хорошо сформулирована уже Платоном в диалоге «Теэтет». Что счи­тать знанием? Ясно, что это не может быть общепринятым мнением, ибо оно может быть общим заблуждением, это не может быть и просто мне­нием, которому соответствует реальное положение дел (т. е.истинным высказыванием), ибо соответствие между содержанием высказывания и реальностью может быть чисто случайным. Платон приходит к выво­ду о том, что знание предполагает не только соответствие содержания высказывания и реальности, но и обоснованность первого.

2. Фундаментализм и нормативизм. Сам идеал знания, на основе кото­рого решается задача критики, должен быть обоснован. Иными словами, следует найти такой фундамент всех наших знаний, относительно кото­рого не возникает никаких сомнений. Все то, что претендует на знание, но в действительности не покоится на этом фундаменте, должно быть отвергнуто. Поэтому поиск основания знаний не тождествен просто­му выяснению причинных зависимостей между разными психическими образованиями (например, между ощущением, восприятием и мышлением), а направлен на выявление таких знаний, соответствие которым может слу­житьнормой. Иными словами, следует различать то, что фактически имеет место в познающем сознании (а все, что в нем есть, например, иллюзия восприятия или заблуждение мышления, чем-то причинно обусловлено) и то, что должно быть для того, чтобы считаться знанием (т. е. то, что со­ответствует норме). При этом в истории философии нередко нормативное смешивалось с фактически сущим и выдавалось за последнее.

3. Субъектоцентризм. В качестве несомненного и неоспоримого бази­са, на котором можно строить систему знания, выступает сам факт суще­ствования субъекта. С точки зрения Декарта — это вообще единственный самодостоверный факт. Во всем остальном, в том числе и в существова­нии внешнего моему сознанию мира и других людей, можно усомниться (таким образом, критицизм, характерный для всей классической теорети­ко-познавательной традиции, многократно усиливается принятием этого тезиса). Знание о том, что существует в сознании — неоспоримо и непо­средственно. Знание о внешних моему сознанию вещах — опосредованно (Декарт, 1950). Для эмпириков таким неоспоримым статусом обладают данные в моем сознании ощущения. Для рационалистов — это априор­ные формы сознания субъекта. Так возникают специфические проблемы классической теории познания: как возможно знание внешнего мира и со­знания других людей? Их решение оказалось весьма трудным (хотя был предложен целый ряд таковых), в том числе не только для философии, но и для эмпирических наук о человеке, принявших субъектоцентричес-кую установку классической теории познания, в частности для психоло­гии. Для целого ряда философов и ученых, разделявших принципиальную установку классической теории познания относительно непосредствен­ной данности состояний сознания и в то же время не сомневавшихся в та­кой же очевидности факта существования внешних предметов (теоретико- познавательный реализм) оказалось трудным согласовать эти положения.

4. Наукоцентризм. Теория познания приобрела классический вид именно в связи с возникновением науки Нового времени и во многом выступала как средство легитимации этой науки. Поэтому большинство теоретико-познавательных систем исходило из того, что именно научное знание, как оно было представлено в математическом естествознании этого времени, является высшим типом знания, а то, что говорит наука о мире, то и существует на самом деле. Многие проблемы, обсуждавшиеся в теории познания, могут быть поняты только в свете этой установки.

Неклассическая теория:

1. Пост-критицизм. Это не означает отказа от философского крити­цизма (без которого нет самой философии), а только лишь понимание того фундаментального факта, что познание не может начаться с нуля, на основе недоверия к всем традициям, а предполагает вписанность познающего индивида в одну из них. Данные опыта истолковываются в теоретических терминах, а сами теории транслируются во времени и являются продуктом коллективной разработки. На смену установке не­доверия и поисков само-достоверности приходит установка доверия к ре­зультатам деятельности других. Речь идет не о слепом доверии, а только о том, что всякая критика предполагает некую точку опоры, принятие че­го-то, что не критикуемо в данное время и в данном контексте (это может стать объектом критики в другое время и в ином контексте). Эта идея хо­рошо выражена Л. Витгенштейном в его поздних работах (Витгенштейн, 19946). Сказанное означает, что в коллективно выработанном знании мо­жет иметься такое содержание, которое не осознается в данный момент участниками коллективного познавательного процесса. Такое неосозна­ваемое мною неявное знание может иметься у меня и относительно моих собственных познавательных процессов (Полани, 1985).

2. Отказ от фундаментализма. Он связан с обнаружением измен­чивости познавательных норм, невозможности формулировать жесткие и неизменные нормативные предписания развивающемуся познанию. Попытки отделять знание от незнания с помощью таких предписаний, предпринятые в науке XX века, в частности логическим позитивизмом и операционализмом, оказались несостоятельными.

3. Отказ от субъекте центризма. Если для классической теории по­знания субъект выступал как некая непосредственная данность, а все остальное вызывало сомнение, то для современной теории познания проблема субъекта является принципиально другой. Познающий субъект понимается в качестве изначально включенного в реальный мир и систему отношений с другими субъектами. Вопрос не в том, как понять познание внешнего мира (или даже доказать его существование) и мира других лю­дей, а как объяснить генезис индивидуального сознания, исходя из этой данности.

4. Отказ от наукоцентризма. Наука является важнейшим способом познания реальности. Но не единственным. Она принципиально не мо­жет вытеснить, например, обыденное знание. Для того, чтобы понять познание во всем разнообразии его форм и типов, необходимо изучать эти до-научные и вне-научные формы и типы знания. Самое важное при этом то, что научное знание не просто предполагает эти формы, но и взаимодействует с ними. Это было хорошо показано, в частности, при изучении обыденного языка в философии позднего Л. Витгенштейна и его последователей. Например, сама идентификация предметов иссле­дования в научной психологии предполагает обращение к тем явлениям, которые были выделены здравым смыслом и зафиксированы в обыден­ном языке: восприятие, мышление, воля, желание и т. д. То же самое в принципе относится и ко всем другим наукам о человеке: социологии, филологии и др.

6. Проблема сознания в философии. Роль науки в исследовании сознания;

Феноменология (нем. Phänomenologie — учение о феноменах) — направление в философии XX века, определявшее свою задачу как беспредпосылочное описание опыта познающего сознания и выделение в нем сущностных, идеальных черт.

 

В психологии сознание рассматривается как психическая способность человеческого организма в двух взаимосвязанных аспектах:

 

в аспекте самосознания сознание иногда понимают как способность контролировать, понимать индивидуумом самого себя. Противоположные понятия: подсознание и неосознанное.

 

в аспекте состояния — как нормальное состояние, в котором индивидуум владеет собой, контролирует себя, адекватно осознает свое место в мире, находится в сознании, в отличие от бессознательного состояния обморока, припадка и др. или сумасшествия. Противоположное понятие: бессознательное.

 

Сознание — это нечто нам непосредственно присущее и в то же время нечто загадочное. Сознание кажется чем-то само собой разуме­ющимся, самопонятным и в то же время неуловимым и непостижи­мым. Мы непосредственно владеем нашим сознанием: воспринимаем, судим, радуемся или огорчаемся и т.д. Однако стоит задать вопрос о сущности сознания — и то, что было непосредственно доступным, превращается в нечто неопределенное и почти недоступное. О созна­нии можно сказать то же самое, что утверждал о времени Августин: пока меня не спрашивают — знаю, когда просят разъяснить — не знаю.

 

Немецкий философ-неокантианец Э. Кассирер сравнивал созна­ние с морским божеством Протеем (в греческой мифологии), кото­рый мог принимать различные образы: «Кажется, что понятие созна­ния есть подлинный Протей философии. Оно выступает во всех ее многообразных проблемных сферах; однако ни в одной из них оно не обнаруживает тот же самый облик (Gestalf), но постигается в бес­прерывном изменении своего значения». Вопрос, однако, состоит в том, достаточно ли усилий было приложено, чтобы постичь этого Протея в его подлинном облике, тем более что мифологический Протей им обладал. Иначе говоря, представляет ли собой сознание некоторый набор функций или все же возможно выявить первич­ный, «субстанциальный» опыт, который является начальным уров­нем иерархии иных опытов, а также функций сознания, ментальных состояний?

 

Проблему сознания можно считать одной из традиционных фи­лософских проблем — об этом говорит, например, трактат Аристо­теля «О душе», и вместе с тем это сравнительно новая проблема. Лишь во второй половине XIX в. с возникновением современной психологии и феноменологии проблема сознания выделяется из тео­рии познания.

Как особая и основная проблема философии и психологии пробле­ма сознания была поставлена только немецким философом Францем Брснтано (1838—1917) в его основной работе «Психология с эмпи­рической точки зрения» (1874).

 

В феноменологии впервые был задан вопрос: как является нам наше собственное сознание, отличаются ли явления, или феномены сознания, от явлений предметов внешнего опыта, скажем, от вещей, которые мы можем воспринимать органами чувств. На каком пути решать этот вопрос? Каков должен быть метод философии сознания? Брентано, определивший круг этих проблем, ставших исходной про­блематикой феноменологии, не стал искать ответы, прибегая к мета­физическим конструкциям или абстрактным дефинициям.

 

Для Брентано исходной точкой философствования является опыт, причем прежде всего опыт внутренний, а не внешний. Только внут­ренний опыт может прояснить нам, чем внутренний опыт отличается от внешнего.

 

Основой основ философского метода Брентано считает описание и разделение: он не ищет общего определения феномена (у Брентано термины «феномен» и «явление» равнозначны, однако в определен­ном контексте, как мы увидим далее, их можно различать), но сразу же разделяет феномены на два класса — психические и физические.

 

Брентано ставил своей целью провести резкое, радикальное разли­чие между психическими и физическими феноменами. Это различие он полагал в основу классификации наук: предмет психологии — пси­хические феномены, предмет естественных наук — физические. Отсю­да разница в методах, в способах исследования.

 

Слышание и слышимый звук всег­да сосуществуют, но это не означает, что это одно и то же. Слышание, видение, разного рода ощущения — это акты сознания, это то, как проявляет себя психическое, или сознание; слышимый звук, видимый ландшафт — это физические феномены, это то, как проявляет себя физическое.

 

Приведя примеры психических и физических феноменов, мы те­перь должны выявить характерные признаки психических феноме­нов и тем самым указать критерии отличия одного класса феноме­нов от другого. Прежде чем приступить к этому, укажем, на какие классы можно разбить психические феномены. Пока все наши при­меры — слышание звука, видение ландшафта и т.д. — касались лишь одного вида психических феноменов, а именно, представления. Со­гласно Брентано, представление — это фундаментальный класс пси­хических феноменов, лежащий в основе второго класса — суждения и третьего класса — феноменов любви, ненависти, интересов. Иначе говоря, нельзя о чем-либо судить, нельзя что-либо любить или нена­видеть, а также стремиться к чему-либо, не представив это, не сделав это своим объектом. Психические феномены — это акты сознания, акты представления, суждения, любви, ненависти и т.д., а не то, что представлено, что обсуждается, что любится и т.д. Психические феномены мы можем по­стигать с очевидностью. Наличие внутреннего восприятия, или внут­реннего сознания, т.е. сознания сознания — один из признаков со­знания, т.е. психических феноменов.

 

Таким образом, наше сознание обладает принципиальной возможностью рефлексии, и рефлексия, так впоследствии развил эту мысль немецкий философ Эдмунд Гуссерль (1859—1938)*, это не наблюдение за сознанием извне, но видоизменение (модификация) сознания.

 

Несмотря на всю важность указанных критериев: 1) психические феномены или сами суть представления, или имеют представления в качестве своей основы; 2) источник знания о психических феноме­нах — внутреннее восприятие (соответственно, о физических феноме­нах — внешнее), все же основной признак психических феноменов — это интенциональность, смысловая направленность на предметы, вещи, ситуации (на предметность в самом широком смысле). Брента­но ввел в современную философию термин средневековой философии «интенция», или «интенциональное существование». Каждый психи­ческий феномен, т.е. акт сознания, характеризуется направленностью на содержание: в представлении нечто представляется, в суждении нечто признается или отвергается, в любви — любится, в ненависти — ненавидится, в желании — желается. На первый взгляд кажется, что такое определение интенциональности тривиально и тавтологично.

 

Обратим, однако, внимание на то, что, во-первых, это нечто может быть одним и тем же предметом, а во-вторых, вообще может не су­ществовать. Если предмет, который представлен, о котором высказано суждение, к которому мы так или иначе эмоционально относимся, один и тот же, то это означает, что наши различные акты сознания не зависят от предмета и не являются его «субъективным образом», как это считается в теории отражения. Тем более когда предмет не суще­ствует, когда мы один предмет принимаем за другой. Такие аргументы выдвигал Брентано и вслед за ним Гуссерль. И хотя эти аргументы могут быть подвергнуты критике, все же они оказались необходимы­ми для открытия такой сферы исследования, как сознание и способ человеческого бытия в мире. Если Брентано сосредоточился на разли­чии акта сознания и его содержания, то Гуссерль в силу своих исход­ных научных интересов (статус математических объектов, предмет ло­гики, сущность теоретического знания вообще) в ходе анализа понятия «содержание» провел различие между содержанием как смыслом, или значением (у Гуссерля — это синонимы), и содержани­ем как предметом.