!!Экзамен зачет 2023 год / Тузов Реституция и защита приобретателя 2007

§ 2. Недействительность и противоправность

само совершение сделок является правом, а не обязанностью, то невозможно говорить и о юридической обязанности соблюдать условия их действительности. Иначе следовало бы признать, что лицо обязано перед самим собой. Как справедливо отмечал Дж. Консо, санкции устанавливаются законом в качестве «реакции на поведение, оцениваемое негативно и, более того, запрещенное правопорядком…», они являются «типичным последствием, которое правопорядок связывает с выполнением схем недозволенного»1. Поэтому «пытаться соединить несоблюдение обязанности с невыполнением условий2… усматривая в порочности и каждой из ее форм санкцию, представляет не только извращение понятия санкции, но прежде всего путаницу между двумя совершенно различными, даже формально, сферами. В самом деле, недозволенный акт реализует некоторую гипотезу, акт недействительный не реализует никакой гипотезы, более того, он недействителен именно по этой причине»3. «Последствия» же в виде ненаступления желаемого результата по причине несоблюдения требуемых условий, по верному замечанию О. Э. Лейста, «санкцией не являются, поскольку санкции направлены против правонарушений, а не против тех действий, совершение которых предоставлено усмотрению лица»4.

Сделанные выводы можно распространить на любые недействительные сделки, содержание которых представлено исключительно правовым смыслом (т. е. чистые волеизъявления), поскольку, как уже было отмечено, недействительность всегда связана либо с невозможностью достижения правового результата, либо с нарушением установленного для этого порядка. Таким образом, недействительность, так же как реституция и конфискация, не является санкцией за совершение порочной сделки, а все рассуждения о так называемой санкции ничтожности, если, конечно, не понимать это

1Conso G. Il concetto e le specie d’invalidità: Introduzione alla teoria dei vizi degli atti processuali penali. Milano: Giuffrè, 1972 (rist. inalter. dall’ed. 1955). P. 63. Ср. также: Scalisi V. Invalidità e inefficacia. Modalità assiologiche della negozialità // Rivista di diritto civile. 2003. Рt. 1. P. 208.

2В оригинале употреблен технический термин onere, который буквально переводится как «бремя» и означает именно необходимость соблюдения определенных условий для достижения желаемого результата.

3Conso G. Op. cit. P. 63 s.

4Лейст О. Э. Санкции и ответственность по советскому праву. С. 26.

31

Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

выражение лишь в фигуральном, а не строго юридическом смысле1, лишены каких-либо оснований.

Согласно еще одной точке зрения, юридическая санкция в случае совершения недействительной (ничтожной) сделки состоит в том, что у заинтересованного лица возникает право на иск о признании такой сделки ничтожной2. «…Заключение ничтожной сделки, – пишет Е. А. Крашенинников, – представляет собой юридический факт, с наличием которого закон связывает появление охранительного субъективного гражданского права заинтересованного лица требовать от суда… признания несуществования регулятивных прав и обязанностей, на установление которых была направлена данная сделка, и охранительной гражданскоправовой обязанности суда… признать отсутствие упомянутых прав и обязанностей…»3.

Представляется, однако, что указанное автором притязание возникает не из недействительной сделки. Объектом судебной защиты в данном случае выступает охраняемый законом интерес истца в устранении неопределенности его правового положения, вызванной совершением ничтожного акта. Данная правовая неопределенность и служит основанием возникновения как упомянутого охраняемого законом интереса, так и средства его защиты – негационного правопритязания. То обстоятельство, что эта неопределенность, как правило, появляется одновременно с совершением ничтожной сделки, еще не свидетельствует о том, что последняя и порождает

1 Как отмечает Консо, «существует… промежуточная позиция, действительно весьма распространенная, но лишенная строгого значения: она заключается в рассмотрении порочности как санкции отнюдь не в техническом смысле, но в смысле обширнейшем, почти как манера выражаться для ясности» (Conso G. Op. cit. P. 64, nt. 141). Проф. Ирти, например, трактует о ничтожности как санкции (см.: Irti N. La nullità come sanzione civile // Contratto e impresa. 1987. P. 541 ss.), однако оговаривается, что с точки зрения теоретической за ничтожностью не может быть признана природа санкции (ibid. P. 542, 543). Ср.: idem. Due saggi sul dovere giuridico (obbligo – onere). Napoli: Jovene, 1973. P. 100 ss., 104: «Порочность внутренне несовместима с понятием санкции».

2См.: Крашенинников Е. А. Последствия совершения порочных сделок // Проблемы понятийного аппарата наук гражданского и гражданского процессуального права. Ярославль, 1987. С. 50 сл.; Чуваков В. Б. Порочные сделки в системе юридических фактов // Сборник статей к 50-летию Е. А. Крашенинникова. Ярославль, 2001.

С.29 сл.

3Крашенинников Е. А. Указ. соч. С. 51.

32

§ 2. Недействительность и противоправность

названное притязание1. Если бы это было так, то после принятия судом решения о признании сделки ничтожной данное притязание уже не могло бы более возникать, по крайней мере у участников данного процесса. Однако потребность в признании сделки ничтожной может появиться и впоследствии. Так, например, закон не исключает возможности неоднократного признания одной и той же сделки недействительной по различным основаниям2. С другой стороны, право на негационный иск может возникать не только у участников ничтожной сделки, но и у других заинтересованных лиц, причем не обязательно в момент совершения самой сделки3. Все это свидетельствует о том, что основанием негационного притязания (права на иск) является не ничтожная сделка, а складывающаяся в связи с ней неопределенность в правовом положении сторон и третьих лиц.

Таким образом, можно сделать вывод, что распространенный в отечественной цивилистике советского и постсоветского периодов подход, признающий любую недействительную сделку правонарушением, обязан влиянию старой идеологии4, некорректен и не соответствует правовой реальности5. Не имея никакого прикладного значения, он направляет по ложному пути теорию юридической сделки.

1Заметим, что в отношении оспоримых сделок сторонники обсуждаемой точки зрения приходят к верному выводу о том, что право на их оспаривание возникает вследствие пороков оспоримой сделки, а не самой этой сделки, хотя и одновременно с

еесовершением (см., напр.: Чуваков В. Б. Указ. соч. С. 32 сл.).

2См. подробнее: Приходько И. Недействительность сделок и арбитражный суд: процессуальные аспекты // Хозяйство и право. 2000. № 5. С. 100 сл.

3См. подробнее: Кресс В. В., Тузов Д. О. Некоторые проблемы практики применения статьи 168 Гражданского кодекса Российской Федерации арбитражными судами // Вестник ВАС РФ. 2001. № 11. С. 97–104.

4Представление о недействительной сделке как правонарушении, а о недействительности – как санкции за это правонарушение настолько пронизывало все учение о недействительной сделке в советском гражданском праве, что зарубежные компаративисты, посвятившие этому учению специальное исследование, восклицали: «И вся тема порочности (сделки. – Д. Т.) подчиняется… в Советском Союзе идее санкции!» (Crespi Reghizzi G., Sacco R. Le invalidità del negozio giuridico nel diritto sovietico // Rivista di diritto civile. 1979. Pt. I. P. 239).

5Против данного вывода часто можно слышать возражение типа: «Как может то, что не соответствует правовым предписаниям, не быть противоправным?!» Вопрос, однако, в том, о каких предписаниях идет речь. Как уже было отмечено, противоправность заключается в несоответствии действия лишь тем предписаниям, которые содержат запреты или позитивные обязывания.

33

Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

В связи с изложенным закономерно возникает вопрос: вызывают ли недействительные сделки – чистые волеизъявления вообще какиелибо правовые последствия и возможно ли считать их собственно юридическими фактами? Вокруг данного вопроса в европейской юриспруденции возникла в свое время и продолжается до сих пор оживленнейшая дискуссия между теми, кто склонен рассматривать недействительные акты1 как несуществующие, и теми, кто мыслит недействительность и несуществование2 в качестве автономных, несовпадающих категорий, а следовательно, представляет недействительные сделки как юридически существующие. Не останавливаясь здесь подробно на этой проблеме3, заметим лишь, что само по себе понятие недействительности – не более чем простое отрицание действительности, правового эффекта. Как таковое оно не содержит предположения о каких-либо «иных» правовых последствиях. Если правопорядок и связывает с недействительной сделкой в конкретном случае какие-то правовые последствия (что, впрочем, не может идти дальше отдельных исключений), то такая сделка должна обсуждаться уже в контексте тех норм, которые эти последствия предусматривают и с точки зрения которых она является не «недействительной сделкой», а иным, вполне «действительным», юридическим фактом. Поскольку же понятию юридического факта имманентна его связь с правовым эффектом, необходимо признать, что недействительная сделка как таковая (именно как сделка) юридическим фактом не является.

§3. ПОНЯТИЕ ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ

ИПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЕГО ПРИРОДЫ

Итак, как установлено выше, те меры, на которые обычно ссылаются в подтверждение существования санкций за соверше-

1Дискуссия касается не только сделок, но любых правовых актов, в том числе административных, процессуальных, законодательных.

2В российской литературе проблема представлена как соотношение недействительных и «несовершённых» («несостоявшихся», «незаключенных») сделок (договоров).

3Отсылаю к двум уже упоминавшимся моим работам, специально посвященным этому предмету: «Концепция “несуществования” в теории юридической сделки» (Томск: Пеленг, 2006) и «О понятии “несуществующей” сделки в российском гражданском праве» (Вестник ВАС РФ. 2006. № 10).

34

§ 3. Понятие предоставления и проблема определения его природы

ние недействительных сделок, на самом деле либо не являются санкциями в подлинном смысле, либо хотя и являются таковыми, но установлены за совершение не тех недействительных чистых волеизъявлений, которым их склонны приписывать, а иных, относительно самостоятельных, действий – имущественных предоставлений.

Под имущественным предоставлением в целях настоящего исследования и без претензий пересмотра существующей терминологии будет пониматься действие имущественного характера, непосредственно приводящее к тому практическому (хозяйственному) результату, ради которого лицо вступает в правоотношение, т. е. непосредственно удовлетворяющее его материальные и иные потребности. Понятие предоставления относится, таким образом, «ко всякому увеличению имущества одного лица на счет другого, хотя бы не в силу юридической сделки, а в силу фактических действий… путем которых одно лицо доставляет другому оценимые на деньги выгоды» (например, оказание разного рода услуг)1.

Предоставления могут быть исполнительными или конститутивными. В обоих случаях они находятся в тесной связи с другим действием – чистым волеизъявлением, составляющим основной по отношению к предоставлению акт, на исполнение которого последнее направлено (исполнительное предоставление) или в совокупности с которым оно приводит к совершению (перфекции) сделки (конститутивное предоставление). Предоставления и сами в свою очередь могут быть сделками: речь идет о таких предоставлениях, как пере-

1 Хвостов В. М. Система римского права: Учебник. М.: Спарк, 1996 [по изд. 1908–1909 гг.]. С. 171. Понимаемое в таком смысле, предоставление (Zuwendung) не совпадает с понятием распоряжения (Verfügung). Во-первых, последнее всегда есть юридическая сделка, «посредством которой право непосредственно переносится, обременяется, изменяется или прекращается» (см.: Brox H. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Gesetzbuchs. 26. neu bearb. Aufl. Köln; Berlin; Bonn; München: Carl Heymanns Verlag KG, 2002. S. 60). Предоставление же может и не быть сделкой. (Впрочем, Беккер, например, определял Zuwendung тоже как юридическую сделку, посредством которой совершается непосредственно переход какого-либо права из состава одного имущества в другое. См.: Bekker E. I. System des heutigen Pandektenrechts. Bd II. 1889. § 100; цит. по: Хвостов В. М. Указ. соч. С. 170.) Во-вторых, под предоставлением для целей настоящего исследования понимается всегда реальный переход или увеличение имущества, получение каких-то реальных выгод, которые не могут состоять, в отличие от распорядительной сделки, в переходе одного лишь права требования.

35

Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

дача вещи, сдача выполненных работ и некоторых других1, хотя этот факт не желают признать многие цивилисты и, как правило, отрицает практика2. В контексте анализируемой проблемы интерес представляют именно эти имущественные предоставления-сделки, поскольку только в отношении их как сделок и допустима оценка на предмет действительности / недействительности.

Таким образом, возможна классификация всех сделок на две группы – чистые волеизъявления и предоставления3. Это деление основано на различии функций, которые выполняет в тех и других сделках физическая сторона действия. В структуре сделок, обозначенных как чистые волеизъявления, она выполняет, как уже отмечалось, только функцию средства, при помощи которого воля действующего лица (идеальная сторона) выражается во вне и доводится до сведения окружающих. Материальный элемент не входит в само содержание таких сделок, которое представлено, следовательно, исключительно идеальной стороной, «чистым» правовым смыслом.

Но этот смысл, как было установлено, составляет содержание любой сделки. Не являются исключением и сделки-предоставления. Однако в них правовое значение придается не будущим событиям или действиям, как это часто имеет место в чистых волеизъявлениях, а настоящему факту – самому предоставлению, которое одновременно выступает и средством выражения этого смысла. Направленное на достижение прежде всего практических целей, предоставление вместе с тем несет в себе волевое решение лица придать ему определенное правовое значение. Так, передавая и принимая вещь, стороны тем самым рассматривают этот акт в качестве исполнения договора купли-продажи, связывая с ним полное или частичное прекращение обязательства, а также переход владения и права соб-

1Такие действия нередко оформляются различного рода письменными актами (приемки-передачи, сдачи выполненных работ и т. п.), которые, однако, сами по себе сделками не являются, поскольку их составление не несет в себе самостоятельного юридического смысла. Оно лишь удостоверяет и закрепляет правовой смысл другого действия – самой передачи вещи или совершения иной предоставительной сделки.

2Применительно к передаче вещи (традиции) см. следующий параграф.

3Конечно, необходимо отдавать отчет в условности используемой терминологии. Волеизъявление составляет существо всех сделок, поэтому сделка-предоставление – это тоже волеизъявление, однако не только оно одно. Обоснование и более подробную характеристику этого деления см.: Тузов Д. О. О правовой природе недействительных сделок. С. 184–191.

36

§ 3. Понятие предоставления и проблема определения его природы

ственности. В этом состоит правовой смысл предоставления, однако не только он характеризует его содержание как юридической сделки.

В содержание сделок-предоставлений наряду с правовым смыслом входят также юридически значимые свойства физической стороны действия (например, место, время, способ передачи, состояние передаваемой вещи и др.), и эта внешняя, физическая сторона служит здесь, таким образом, уже не одним только инструментом выражения воли, но и объектом, на который последняя направлена. Правовое значение (идеальный элемент) и тот факт, которому это значение придается и посредством которого выражается (материальный элемент), составляют в содержании предоставительной сделки органическое единство, слиты в нем, а сама сделка непосредственно приводит к тому практическому результату, на достижение которого направлена1.

Данная особенность содержания предоставительных сделок предопределяет и двойную форму их правовой оценки. С одной стороны, подобно любым сделкам, они могут оцениваться на предмет действительности / недействительности2, а с другой – будучи реаль-

1Это обстоятельство, по-видимому, не учитывал Д. Д. Гримм, отрицавший сделочную природу традиции на том основании, что если «волеизъявления в тесном смысле… сами по себе не вызывают реальных перемен в существующих между заинтересованными лицами отношениях, а только подготовляют таковые», то традиция и некоторые другие действия «непосредственно приводят к известным реальным переменам. Иначе говоря, при совершении первых преследуют на первом плане психический эффект, при совершении же вторых – физический эффект. …Волеизъявления в тесном смысле сами не суть действия, а только результат известных действий, тогда как… традиция и т. д. несомненно представляют действия. При таких условиях объединение этих различных явлений под одним и тем же общим термином (сделки. –

Д.Т.) не может быть оправдано» (Гримм Д. Д. Основы учения о юридической сделке // Право. 1900. 1 окт. Стб. 1870 сл.). Аргументация автора, внесшего, безусловно, неоценимый вклад в отечественную теорию юридической сделки, не может быть, однако, принята. То обстоятельство, что волеизъявления не приводят к реальным переменам, а традиция приводит к ним, само по себе не может служить основанием для исключения традиции из числа сделок. Что касается утверждения автора о том, что первые суть не действия, но результат действия, а традиция – именно действие, то оно вряд ли обоснованно. И в первом, и во втором случае в явлении следует различать как физическое действие, так и его результат – объективный правовой смысл, состоящий в выраженном во вне волевом решении.

2Практическое значение этой формы правовой оценки сделки-предоставления состоит в том, что в случае ее недействительности те факты, которым ею придавалось юридическое значение, «утрачивают» таковое; само же предоставление превращается

37

Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

ными, физическими действиями не только по своей внешней форме (как чистые волеизъявления), но и по внутреннему содержанию, подвержены также оценке с точки зрения правомерности / неправомерности.

Вместе с тем следует учитывать, что проблема правовой природы предоставительных действий, в том числе традиции, еще не получила в отечественной доктрине специальной теоретической разработки. Ее касались в разное время лишь мимоходом, в связи с анализом иных проблем, по преимуществу проблемы исполнения обязательств, и высказанные по этому поводу мнения существенно расходятся между собой. Иногда все исполнительные предоставления рассматриваются как юридические поступки, поскольку, по мнению сторонников этой точки зрения, их возможная «направленность… на юридические последствия носит чисто факультативный характер (она может быть и может не быть – последствия будут одни и те же)»1, иногда – как односторонние сделки, так как действия по исполнению обязательств всегда имеют юридическую цель, будучи направленными на прекращение обязательства2, иногда, наконец, их квалифицируют как «особую группу юридических фактов, которую нельзя отнести ни к односторонним сделкам (но и к двусторонним тоже. – Д. Т.), ни к поступкам»3. Некоторые авторы, избегая подобных обобщений, подходят к определению правовой природы предоставительных действий дифференцированно, усматривая признаки сделок лишь в некоторых из них4.

Подобная неопределенность, дискуссионность в квалификации связана с отсутствием – и это относится не только к отечественной

в «голый факт». Например, недействительность традиции означает, что договор, несмотря на фактическую передачу, не исполнен, а у акципиента не возникло право собственности (подробнее см. § 4, 15).

1См.: Красавчиков О. А. Указ. соч. С. 157.

2См.: Толстой В. С. Исполнение обязательств. М., 1973. С. 23–25, 69.

3См.: Илларионова Т. И. Сделка в механизме гражданско-правового регулирования общественных отношений // ХХVII съезд КПСС и механизм гражданскоправового регулирования общественных отношений. Свердловск, 1988. С. 54.

4См., напр.: Охоцимский В. Н. Основные моменты исполнения по обязательствам (Очерк по теории и истории обязательственного права). Саратов, 1929. С. 81; Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 11; Бекленищева И. В. Понятие гражданско-правового договора (сравнительно-правовое исследование): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2004. С. 20.

38

§ 3. Понятие предоставления и проблема определения его природы

доктрине – какой-либо общепризнанной, бесспорной научной концепции юридической сделки. Действительно, недостаточно назвать передачу вещи сделкой или сказать, что она не является таковой; необходимо одновременно указать, чтó понимается под сделкой,

аэто сам по себе вопрос далеко не простой. Как отмечал в связи с этим Виндшайд, при строгом методологическом подходе «не следовало бы говорить: юридическая сделка есть то-то и то-то, но: под юридической сделкой я понимаю то-то и то-то»1. В рамках настоящего исследования нет, разумеется, возможности рассматривать все многообразие теорий юридической сделки, сформулированных за более чем двухсотлетнюю историю этой категории, да в этом и нет необходимости. Достаточно остановиться на тех моментах, которые имеют непосредственное отношение к анализируемой проблеме и представляются определяющими для ее правильного решения.

За отправную точку естественно взять легальное определение сделки, содержащееся в ст. 153 ГК: «Сделками признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей». Согласно этому определению предоставление следовало бы признать юридической сделкой, ибо трудно отрицать, что стороны, например, передавая и принимая вещь, преследуют определенную правовую цель, а именно установление обязательства (при заключении реальных договоров) или его исполнение (а следовательно, и прекращение), переход владения, а в ряде случаев и права собственности. Так, характеризуя традицию в качестве юридической сделки, чаще всего и ограничиваются тем, что указывают на правовую цель этого акта.

Однако приведенное определение, несмотря на свой легальный характер, не может быть признано достаточным, а значит, удовлетворительным, ибо указывает лишь субъективный момент – направленность воли действующего лица. Следуя этому определению, в качестве сделок надо было бы рассматривать любые действия, в том числе и те, которые традиционно и не без оснований считаются не сделками,

аюридическими поступками, если только в конкретном случае они были бы направлены на достижение правовой цели. Например, автор, создавая произведение, может иметь в виду именно наступление соответствующих правовых последствий – возникновение авторского

1 Windscheid B. Op. cit. § 69. P. 264 s., nt. 1.

39

Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

права и связанных с его использованием выгод, причем подобная мотивация авторов является достаточно распространенной. Но становится ли от этого создание произведения сделкой, как со строгостью вытекало бы из определения, данного законодателем в ст. 153 ГК? Иными словами, может ли в данном случае правовая квалификация действия меняться в зависимости от одной только направленности воли его субъекта?

При определении понятия юридической сделки на уровне позитивного права нельзя, очевидно, ограничиваться лишь легальной ее дефиницией, но необходимо принимать во внимание всю совокупность норм, регулирующих разнообразные отношения, связанные со сделками и иными правомерными действиями. Анализ этих норм показывает, в частности, что, в то время как сделка создает (или закон связывает с ней)1 правовые последствия именно потому, что на них была направлена воля действующего лица2, возникновение, например, авторского права обусловлено лишь фактом создания произведения и не требует не только волевой направленности на данный правовой результат, но даже и вообще сознательного поведения (с этим связано также и то, что авторское право может возникнуть у недееспособного). Такое действие, как признание долга, влечет перерыв исковой давности, очевидно, и в том случае, когда должник не только не подозревает о таком эффекте своего действия, но и вообще не знает о течении давности. Хотя здесь, несомненно, требуется, чтобы действие было сознательным (это вытекает из самого понятия признания), однако сознанием должны охватываться не его правовые последствия, а само существование обязательства. Поэтому «признание» долга, например, недееспособным давности не прерывает, однако не по причине его недееспособности, а вследствие того, что он не понимает в должной мере значение своих действий. Следовательно, признание не будет сделкой, даже если предположить, что воля должника в конкретном случае направлена именно на те правовые последствия, которые связывает с этим действием закон. Наконец, намеренное уничтожение вещи собственником,

1Давний теоретический спор о том, в чем состоит правопроизводящая сила сделки – в ней самой или в установлениях правопорядка, не имеет для нас в данный момент непосредственного значения.

2Ср.: Manigk A. Op. cit. S. 86, где автор подчеркивает, что для понятия сделки «значимой является действительная воля действующего лица к самоопределению».

40