Принципы, действующие в государственном судопроизводстве и третейском разбирательстве

Не вызывает сомнения действие в третейском разбирательстве общеправового принципа законности. В Конституции РФ, в ст. 18 и 6 Закона о третейских судах содержится требование к арбитрам и иным участникам третейского разбирательства соблюдать в своей деятельности нормы законов и иных нормативно-правовых актов. Принцип законности, в отличие от других принципов процессуального права, находит свое выражение в каждой норме права в каждом его институте, как и в самом праве в целом. Поэтому неуклонное исполнение принципа законности является основой эффективного действия всех принципов гражданского процессуального права, нормы которого представляют конкретное выражение содержания законности *(266). Законодательное закрепление принципа законности снимает с повестки дня вопрос о возможности для третейских судей действовать в качестве "дружеских посредников" (amiable compositeurs), разрешающих дело не по закону, а по совести (ex aequo et bono).

Значение принципа законности несравнимо шире предлагаемого Е.А. Виноградовой его понимания как дозволения государством третейского разбирательства в соответствующем федеральном законе *(267). В то же время нельзя не согласиться с предлагаемой ею позицией, что реализация принципа законности процесса в третейском разбирательстве означает *(268):

- рассмотрение дел с применением норм (материального) права, а не ex aequo et bono;

- осуществление третейского разбирательства по правилам, определенным в соответствии со ст. 19 Закона о третейских судах;

- исчерпывающий перечень нарушений Закона о третейских судах, при доказанности которых заинтересованной стороной компетентный суд вправе вынести определение об отмене (отказе) в исполнении решения третейского суда;

- нарушение решением третейского суда "основополагающих принципов российского права", в том числе вынесение решения по спору, который не может быть предметом третейского разбирательства в соответствии с Законом о третейских судах как основание для отмены (отказа) в исполнении решения третейского суда компетентным судом ex officio.

Важное значение принцип законности имеет для решения проблем, связанных с применением категории публичного порядка. Кроме того, особое звучание принцип законности приобретает в правовом регулировании деятельности международного коммерческого арбитража, где стороны вправе согласовать право, применимое к их отношениям.

Обеспечение законности при разрешении гражданского дела в третейском суде возможно только при соблюдении определенных правил установления фактических обстоятельств дела, выбора подлежащего применению нормативного акта и реализации его норм. Умышленное искажение правоприменительного процесса не может способствовать достижению целей, которые ставят законодатель и общество перед третейскими судами, а потому к числу правил относятся прежде всего нормы, составляющие содержание принципа независимости и беспристрастности третейских судей.

Изначально третейский суд существовал в форме передачи дела для разрешения третьему, независимому лицу, поскольку предвзятость и зависимость в той или иной форме не могут быть надежным фундаментом для разрешения спора, объективного суждения о фактах и доказательствах, правах и обязанностях сторон. Именно поэтому законодатель требует от арбитров быть беспристрастными при разрешении дела и заявлять обо всех основаниях, которые могут повлечь утрату независимости от сторон (ч. 1 ст. 12 Закона о третейских судах). При возникновении таких обстоятельств кандидат на роль третейского судьи должен отказаться от принятия предложения. Содержание принципа независимости и беспристрастности раскрывается и в ст. 18, ч. 1 ст. 8 Закона о третейских судах, ч. 1 ст. 12 Закона о международном арбитраже. О.Ю. Скворцов отмечает, что под независимостью третейских судей следует понимать разрешение ими конкретных споров, переданных на рассмотрение третейского суда, на основании действующего законодательства и в соответствии со своим внутренним убеждением, в условиях, когда какое-либо постороннее влияние и воздействие на третейских судей исключено *(269). Независимость также понимается и как отсутствие денежных и иных связей между третейским судьей и одной из сторон *(270).

Очевидно, что такое содержание принципа аналогично содержанию принципа независимости и беспристрастности судей государственных судов, что свидетельствует о желании законодателя уравнять гарантии участников спора на непредвзятое его рассмотрение как в системе государственного правосудия, так и в третейском разбирательстве. В то же время пустое декларирование принципа независимости и беспристрастности не принесет желаемого успеха, поэтому нельзя не поднимать вопрос о гарантиях принципа независимости и беспристрастности арбитров. Экономические гарантии этого принципа не входят в предмет настоящего исследования, это особая, очень серьезная проблема, без решения которой сама идея разрешения гражданских дел в третейском суде может быть полностью дискредитирована в глазах общества. Ангажированный третейский суд будет использоваться для придания видимости законности незаконным операциям и сделкам, на что в свое время обращали внимание русские дореволюционные юристы.

Как отмечает Е.А. Виноградова, между независимостью и беспристрастностью существует функциональная взаимосвязь. Третейские судьи беспристрастны, пока не доказано обратное. Беспристрастность полагается условием независимости *(271), однако независимость третейского судьи (формальная) на практике не всегда тождественна его беспристрастности. Беспристрастность арбитра также связана с отсутствием у него предрасположенности по отношению к определенной стороне или существу спора *(272). Предрасположенность как субъективное отношение к стороне или делу в целом может быть следствием ряда обстоятельств, при наличии которых заинтересованная сторона может ставить вопрос об отводе третейского судьи.

Прежде всего, не может быть третейским судьей лицо, прямо или косвенно заинтересованное в исходе дела (ч. 1 ст. 8 Закона о третейских судах). Арбитры, а также их близкие родственники и супруги не должны состоять в трудовых отношениях со сторонами спора (очевидно, что в этом случае одна из сторон имеет возможность оказывать на арбитра воздействие). Серьезные сомнения относительно беспристрастности третейского судьи могут возникнуть и в том случае, если он на момент исполнения обязанностей состоит или ранее состоял в договорных отношениях с одной из сторон как кредитор или должник в обязательстве, участвует в управлении или владеет акциями (долями) компании - стороны процесса, а также если арбитр связан с компанией, которая является прямым конкурентом на рынке одной из сторон, состоит или ранее состояла в правоотношениях с ней. Беспристрастное отношение к сторонам может быть искажено в результате внепроцессуального контакта третейского судьи со сторонами по поводу рассматриваемого дела, который может выражаться в предоставлении документов и доказательств, изучении и осмотре предметов в определенном месте без ведома другой стороны, обсуждении дела за рамками процесса. Совершенно недопустимым является высказывание арбитром своей позиции по существу спора до вынесения решения.

Что касается юридических гарантий принципа независимости, то в действующем законодательстве содержатся нормы, позволяющие сделать вывод о желании законодателя двигаться в направлении обеспечения беспристрастности рассмотрения дел в третейском суде. Так, например, гарантией соблюдения этой нормы является обязанность третейского судьи сообщить третейскому суду о том, что отсутствуют обстоятельства, которые могут вызвать оправданные сомнения относительно его беспристрастности или независимости, и что он незамедлительно сообщит о любых таких обстоятельствах третейскому суду и сторонам в случае, если они возникли до завершения третейского разбирательства (ч. 1 ст. 12 Закона о третейских судах) *(273). Однако этих правил недостаточно. Необходимо на законодательном уровне урегулировать порядок обращения судей третейских судов за помощью к органам государственной власти по вопросам, связанным с обеспечением безопасности их жизни и здоровья. Не стоит забывать о том, что при рассмотрении дела в постоянно действующем третейском суде стороны выбирают судей из утвержденного списка и могут впоследствии пытаться оказывать на них воздействие в целях получения благоприятного решения. В этой ситуации арбитры не находятся под защитой государства, но могут оказаться в опасности.

Законодательное закрепление принципа независимости и беспристрастности судей третейских судов свидетельствует об отказе законодателя от договорной теории правовой природы третейского суда, поскольку в ней арбитры рассматриваются как представители сторон, уполномоченные в особом порядке на совершение действий, завершающих развитие материального правоотношения. Реализация этого принципа возможна только в рамках процессуальной и смешанной (sui generis) теории правовой природы третейского суда.

При анализе принципа независимости необходимо определиться с выделяемым В.Н. Тарасовым *(274) принципом назначения третейских судей сторонами, содержание которого составляют нормы по назначению арбитров сторонами. В ч. 4 ст. 10 Закона о третейских судах предусмотрена и другая процедура назначения арбитров, когда стороны предлагают по одному арбитру, а избранные сторонами арбитры избирают третьего - суперарбитра. Такая процедура применяется по общему правилу в случаях, когда стороны не согласовали иной порядок формирования состава третейского суда. Кроме того, нельзя не отметить, что в ч. 2 ст. 10 Закона о третейских судах содержится правило, что формирование состава постоянно действующего третейского суда производится в порядке, установленном правилами этого суда. Таким образом, назначение судей сторонами не является общим началом, идеей, позволяющей отнести ее к принципам третейского права.

Принцип процессуального равенства (равноправия) сторон, закрепленный в ст. 18, ч. 1 ст. 27 Закона о третейских судах и ст. 18 Закона о международном арбитраже, относится к специфическим (функциональным) принципам процесса и базируется на более общем, организационно-функциональном или конституционном принципе равенства перед законом и судом. Одновременно он является частным проявлением последнего в гражданском судопроизводстве. Именно поэтому при рассмотрении вопроса о принципах процессуального права необходимо говорить о принципе процессуального равноправия, а не о "принципе равенства перед законом и судом" *(275).

Вся процедура третейского разбирательства сконструирована таким образом, что противоборствующие стороны обладают равными юридическими возможностями в защите своих прав и законных интересов в суде. Истец вправе заявить свои требования, отказаться от них, заключить мировое соглашение; ответчик может подать свои возражения на иск, признать иск, заявить встречный иск, заключить мировое соглашение. Перечень, безусловно, не является исчерпывающим, но в нем уже прослеживается характерная черта - сбалансированность возможностей сторон по отстаиванию своих прав в третейском разбирательстве.

Обеспечению равенства сторон способствует и закрепленный в ст. 18 Закона о третейских судах принцип состязательности. Каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на обоснование своих требований и возражений (ст. 26 Закона о третейских судах). Рассмотрение дела в третейском суде предполагает активные действия сторон по обоснованию законности своих требований и возражений путем представления доказательств в подтверждение своей позиции, участия в исследовании и оценке всех собранных по делу доказательств, осуществления всех иных процессуальных действий, необходимых для отстаивания своей позиции. Третейский суд решает дело в объеме представленных сторонами доказательств, сам не собирает доказательства, а лишь по ходатайству сторон может оказать им содействие (в том числе и через компетентный государственный суд) в истребовании доказательств, находящихся у других лиц.

О.Ю. Скворцов отмечает, что реализация принципа состязательности в третейском судопроизводстве несколько отличается от того, каким образом этот принцип реализуется в гражданском (арбитражном) судопроизводстве, что объясняется, по его мнению, тем, что если в гражданском (арбитражном) процессе источником нормативного выражения состязательности являются законодательные положения, то в третейском процессе в качестве нормативного источника, при помощи которого наполняется содержание принципа состязательности, выступают не столько нормы закона, сколько нормы, установленные регламентами (положениями) третейских судов и договорами, заключаемыми тяжущимися сторонами *(276). По его мнению, своеобразие состязательности в третейском процессе проявляется также и в том, что этот принцип много более радикален, нежели состязательность в гражданском (арбитражном) процессе *(277). Это приводит его к выводу, что состязательность в третейском судопроизводстве реализуется в гораздо более "чистых" формах, без влияния "следственного" начала, которое в какой-то степени характерно для гражданского (арбитражного) процесса *(278).

Общепроцессуальный принцип состязательности третейского разбирательства некоторые ученые предлагают дополнить специфическим принципом сотрудничества между сторонами. Так, например, Е.И. Носырева отмечает, что арбитражная практика в США складывается таким образом, что состязательному разбирательству и вынесению обязательного решения предшествуют попытки арбитра добиться компромисса и примирить стороны *(279). Очевидно, что действие принципа состязательности в этом случае нуждается в корректировке, поскольку эффективность согласительной процедуры не в последнюю очередь зависит от позиции посредника. Нормативное обеспечение этого принципа еще только предстоит создать, поэтому говорить о его реализации в российском праве в настоящее время преждевременно.

В ст. 18 Закона о третейских судах закрепляется принцип диспозитивности, проявляющийся в диспозитивных действиях процессуального характера. Общепризнано, что содержание принципа диспозитивности процессуального права обусловлено содержанием одноименного принципа гражданского права, поэтому и в теории третейского разбирательства принцип диспозитивности традиционно понимается как возможность для участвующих в деле лиц, и в первую очередь сторон, распоряжаться своими материальными и процессуальными правами *(280). И.Н. Поляков определял принцип диспозитивности как получившую закрепление в нормах гражданского процессуального права идею, в соответствии с которой лица, участвующие в деле, рассматриваемом судом или общественным юрисдикционным органом, могут свободно осуществлять свои процессуальные права и распоряжаться ими, влияя на движение процесса, для достижения целей, которые соответствующее лицо ставит перед собой по конкретному гражданскому делу *(281). Это положение в равной степени справедливо и для третейского разбирательства.

И все же среди современных научных исследований принципа диспозитивности в третейском разбирательстве в первую очередь стоит отметить работу А.Г. Плешанова. Принцип диспозитивности, по его мнению, - это основополагающая идея, выражающая свободу субъективно заинтересованного лица определять формы и способы защиты нарушенного права или охраняемого законом интереса, предмет судебного рассмотрения, а также судьбу предмета спора и судьбу процесса в различных процессуальных правоприменительных циклах цивилистического процесса *(282).

О.Ю. Скворцов обращает внимание на то, что в третейском процессе принцип диспозитивности может быть более гибко реализован до того, как начнутся собственно судебные процедуры (стороны выбирают не только третейское разбирательство как способ разрешения спора, но и форму третейского суда, место третейского разбирательства, осуществляют выбор кандидатур судей, определение правил третейского разбирательства и пр.), что немыслимо в сфере гражданского процессуального судопроизводства, где тяжущиеся стороны хотя и опираются на принцип диспозитивности, однако не обладают таким спектром правомочий самостоятельно определять свои процессуальные права и обязанности *(283). При этом он подмечает, что диспозитивный характер третейского судопроизводства отличается от диспозитивности гражданского процесса не только с точки зрения количественного состава тех правомочий, которыми обладают стороны в процессе, но и качественно. Ограничение диспозитивности в гражданском процессе всегда формализовано, в то время как в третейском судопроизводстве ограничение пределов диспозитивности диктуется не столько формально-правовыми рамками, сколько сущностными началами третейского процесса, противоречить которым реализация одного из его принципов не может *(284).

А.И. Зайцев в качестве одной из особенностей диспозитивности в третейском судопроизводстве рассматривает предоставление субъектам спорного правоотношения практически ничем не ограниченных возможностей: реализации правоспособности по своему усмотрению; наделения себя правами и обязанностями; распоряжения ими; определения момента возникновения, изменения и прекращения правоотношения; определения способа защиты и т.д. *(285) С этой точкой зрения нельзя согласиться по следующим причинам. Субъекты третейских процессуальных правоотношений отнюдь не обладают неограниченными возможностями. Их возможности во многом определены императивными нормами федерального законодательства, выходить за рамки которых они не могут под страхом недействительности итогового решения. Формирование правил рассмотрения дела в третейском суде происходит в рамках материально-правовой процедуры, предшествующей собственно разбирательству дела, поэтому взаимное согласование объема прав и обязанностей сторон третейского разбирательства не имеет процессуального характера. Кроме того, определение момента возникновения, прекращения и изменения правоотношения не может быть признано прерогативой сторон спорного материального правоотношения. Юридические факты определяются нормами третейского права, а не соглашением сторон.

Анализ имеющихся научных работ по вопросам, связанным с принципом диспозитивности, дает основание говорить о межотраслевом характере рассматриваемого принципа. С учетом приведенных позиций все же следует признать, что содержание принципа диспозитивности в третейском процессуальном праве не имеет существенных отличий от одноименного принципа гражданского процессуального права (в широком смысле), а незначительные особенности связаны со спецификой разбирательства гражданских дел в третейских судах.

С принципом диспозитивности во многом перекликается принцип автономии воли сторон, который, по мнению некоторых ученых, является основным принципом третейского суда (коммерческого арбитража) *(286). Принцип автономии воли подразумевает как выбор сторонами в договоре применимого права, которое будет регулировать их отношения, так и возможность сторон избирать способ разрешения спора, т.е. право передать спор на рассмотрение арбитража *(287). Основной акцент при рассмотрении содержания этого принципа традиционно делается на его значении для определения подлежащего применению законодательства, поэтому особой необходимости в его изучении для анализа процессуальных аспектов третейского разбирательства нет.

В регламентах некоторых постоянно действующих третейских судов встречаются нормы, закрепляющие принципы быстроты, простоты и оперативности третейского разбирательства. В науке также высказываются позиции о существовании принципа быстроты и оперативности *(288), принципа оперативности *(289), экономичности *(290), оперативности третейского судопроизводства *(291). Быстрота и оперативность являются преимуществами третейской формы защиты права, но они не могут служить ориентиром в правоприменении и нормотворчестве, выступая лишь как характеристики деятельности третейского суда, подкрепленные стремлением сторон к сохранению деловых отношений. В противном случае процедура третейского разбирательства становится более сложной и продолжительной даже по сравнению с разбирательством дела в государственном суде (хотя бы за счет процедуры согласования и выбора арбитров).

По этим причинам можно вести речь о действии в третейском разбирательстве принципа процессуальной экономии, характерного для всего гражданского судопроизводства. Применение этого принципа позволяет при обнаружении пробела в правовом регулировании или сложностей с толкованием нормы руководствоваться правилом о необходимости минимизировать временные и иные затраты третейского суда и участвующих в деле лиц, оптимальным образом спланировать и подготовить рассмотрение дела. Принцип процессуальной экономии может использоваться третейским судом как при определении состава и объема процессуальных действий по конкретному делу, так и тактических задач, связанных с движением дела и его разрешением (подготовка дела к слушанию, порядок исследования доказательств, отложение рассмотрения дела, объявление перерыва и т.д.). Так, например, для процесса рассмотрения дела в арбитражах в США, в отличие от гражданского судопроизводства, не характерна стадия предварительного слушания с процедурой обмена состязательными бумагами и раскрытия доказательств *(292).

Быстрота и удобство третейского разбирательства являются краеугольным камнем автономной теории правовой природы арбитража. Именно на эту характерную черту третейского разбирательства, по мнению сторонников автономной теории, необходимо обращать внимание в первую очередь, а не на исполнимость выносимых арбитражем решений, в том числе и возможность принудительного исполнения.

Обеспечению прав и законных интересов участников третейского разбирательства, достижению процессуальной экономии способствует принцип сочетания устной и письменной формы судопроизводства, действие которого в третейском разбирательстве до настоящего времени не было выяснено в научной литературе. Нельзя не отметить его особую значимость для процесса рассмотрения и разрешения спора в третейском суде, общий характер и в то же время некоторые особенности его действия по сравнению с гражданским процессом. Устной форме изложения информации традиционно отдается приоритет при конструировании норм о процессуальном порядке рассмотрения дел в суде. Так, например, принцип устности понимается как закрепленная в процессуальном законодательстве основополагающая идея, сущность которой заключается в том, что все участники гражданского процесса выступают перед судом, дают объяснения, заключения и показания, высказывают свои соображения в устной форме *(293). Рассмотрение дела в третейском суде не обязательно должно сопровождаться его слушанием в судебном заседании, поскольку по соглашению сторон третейский суд может рассмотреть дело по имеющимся письменным материалам и вынести решение. В этом случае сторонам должна быть предоставлена возможность изложить свои доводы и представить доказательства, поэтому разбирательство дела в письменном процессе возможно только при обмене состязательными бумагами и доказательствами. В отсутствие такого соглашения дело должно рассматриваться в судебном заседании с оглашением имеющихся доказательств, заслушиванием свидетелей и т.д. (ч. 2 ст. 27 Закона о третейских судах).

Превалирование устных начал во многом связано и с выделяемым М.Э. Морозовым и М.Г. Шиловым *(294) принципом непосредственности судопроизводства, выражающимся в невозможности передачи полномочий и обязанностей по рассмотрению дела лицам, не являющимся первоначальными арбитрами. Именно тот третейский суд и те судьи, которым стороны доверили рассмотрение дела, и должны его рассматривать. Необходимо заметить, что в более ранних публикациях те же авторы не признавали принцип непосредственности принципом третейского разбирательства *(295). Содержание и характер действия в третейском процессуальном праве рассматриваемого принципа определяются тем, что он заимствован из гражданского процессуального права, где понимается как основополагающее правило, обязывающее судей, участвующих в рассмотрении дела, лично исследовать в судебном заседании все представленные доказательства *(296). В его содержание входит также необходимость разрешения судом гражданского дела только на основе доказательств, исследованных и проверенных в судебном заседании. Поскольку реализация принципа непосредственности невозможна без соблюдения другого принципа - принципа неизменности судебного состава, необходимо согласиться с его выделением М.Г. Морозовым и М.Э. Шиловым по аналогии с гражданским процессуальным правом *(297).

Существование в праве межотраслевых институтов обусловливает и применение в рамках третейского разбирательства свойственных этим институтам принципов. Прежде всего это принципы доказательственного права как межотраслевого института (например, принцип формальной (юридической) истины), принципы института подведомственности, о которых будет сказано далее. Межотраслевой характер этих принципов обусловливает отсутствие существенных отличий их содержания и в третейском разбирательстве.