Учебный год 2023-2024 / Чупрунов. Кандидатская. Преимущественное право покупки доли (акций)

241

числе периода, предшествующего реализации преимущественного права, а также таких «ухудшений» доли, которые произошли, пока доля принадлежала контрагенту.

Например, если контрагент, приобретший контроль над корпорацией в результате покупки доли у грантора, принимает решение о распределении дивидендов, то правообладатель вправе вместе с истребованием доли у контрагента предъявить требование к грантору о возмещении соответствующих убытков. Дело в том, что, реализуя преимущественное право, правообладатель получает долю в корпорации за ту цену, которая была согласована между грантором и контрагентом,

но которая не отражает тот факт, что из корпорации была выведена определенная сумма денежных средств. Следовательно, у правообладателя должна появляться возможность требовать устранения такой неэквивалентности через взыскание убытков с грантора.

Характерным примером может служить и уже упоминавшееся дело Уралбизнесгаз595 (см. более подробное описание фабулы в разделе 2.2.1(ii)(c)). Если представить, что в данном деле грантор 1 и контрагент изначально заключали договор купли-продажи по рыночной на тот момент цене596, то возникает вопрос о том, может ли правообладатель, реализуя преимущественное право, уменьшить такую цену с учетом «ухудшений» доли, произошедших в период, пока акции принадлежали контрагенту. Арбитражный суд Уральского округа дал положительный ответ на поставленный вопрос и указал нижестоящим судам на необходимость учета в цене в том числе тех фактов, что из общества были выведены все активы, в результате чего было возбуждено производство по делу о его банкротстве.

Тем не менее рассматриваемая точка зрения не является единственной. К.И. Скловский, анализируя допустимость взыскания в пользу правообладателя дивидендов, полученных контрагентом, указывает на то, что (а) такие убытки нельзя взыскать с контрагента, поскольку тот не может быть признан нарушителем

595Постановление АС Уральского округа от 22.07.2019 № Ф09-5315/18.

596Об ошибочности рассуждений окружного суда в деле Уралбизнесгаз в части расчета цены по ст. 424 ГК в случае переквалификации дарения и мены в куплю-продажу см. сн. 571.

242

преимущественного права, а (б) причиной возникновения таких убытков являются действия грантора, нарушившего обязанность известить о предстоящей продаже597. Тем не менее ученый приходит к выводу, что правообладатель не сможет требовать возмещения уплаченных сумм дивидендов и с грантора, а единственные убытки,

которые подлежат возмещению, – это «расходы на подготовку к договору»598.

С подобной точкой зрения нельзя согласиться, поскольку в противном случае мы оставляем правообладателя фактически незащищенным. Дело в том, что у него может отсутствовать право требовать возмещения на основании договора куплипродажи, поскольку договор, например, не содержит обязательства на стороне продавца в отношении того, что у корпорации, доля в которой продается, имеется определенное количество денежных средств / чистого долга. Поэтому единственным средством защиты для правообладателя в рассматриваемой ситуации является обращение с иском к грантору о возмещении убытков из нарушения обязательства не отчуждать долю контрагенту, не предложив ее правообладателю к покупке. В рамках такого иска правообладатель должен будет доказать, что, если бы грантор направил ему оферту, он бы ее акцептовал, а следовательно, купил бы за цену, согласованную с контрагентом, долю в корпорации, не распределявшей прибыли. Аналогичным образом мыслимо предъявление к грантору исков о возмещении убытков в связи с иными «ухудшениями» полученной правообладателем доли, которые могли произойти в период, пока доля принадлежала контрагенту, но средства защиты в отношении которых прямо не предусмотрены договором купли-продажи599. Без сомнения, в каждой из подобных ситуаций правообладателю будет непросто, поскольку придется доказывать наличие убытков, а также причинно-следственной связи между нарушением обязательства грантора в рамках фазы ожидания и такими убытками. Однако с концептуальной точки зрения следует признать, что у

597См.: Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки («… убытки у субъекта преимущественного права покупки могут возникнуть лишь вследствие нарушения его права действиями продавца. На продавца возложены обязанности по своевременному извещению обладателя преимущественного права покупки о предстоящей продаже»); Он же. Квалификация требования // ЭЖ-Юрист. 2004. № 44 (СПС «КонсультантПлюс»).

598См.: Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки.

599Подробнее об этом см. в разделе 2.2.2(ii).

243

правообладателя должна быть возможность взыскать с грантора рассматриваемую категорию убытков. При этом при определении размера возмещения должны учитываться суммы возмещения, которые правообладатель получил от контрагента при истребовании доли (подробнее об этом см. в разделе 2.2.1(ii)).

(iv) Признание сделки между грантором и контрагентом недействительной

Может ли правообладатель требовать признания недействительным договора, заключенного между грантором и контрагентом?

Применительно к преимущественному праву покупки доли российское право дает строго отрицательный ответ на данный вопрос600: и доктрина, и судебная практика исходят из того, что сделка между грантором и контрагентом действительна и не может оспариваться601. Насколько такое решение является правильным?

Если обратиться к иностранному опыту, то можно увидеть, что во французском праве у обладателя контрактного преимущественного права есть возможность выбора между тем, чтобы требовать «перевода прав и обязанностей» и оспаривать сделку (ст. 1123 ФГК). При этом оспаривание является более традиционным средством защиты, так как оно рассматривается в качестве разновидности actio Pauliana и применяется только тогда, когда контрагент является очевидно недобросовестным, т.е. знает не только о существовании преимущественного права, но и о намерении им воспользоваться602.

Как представляется, такой подход все же нельзя назвать оптимальным. Вопервых, предоставление возможности оспаривания сделки может негативным образом сказаться на обороте. Во-вторых, это также может иметь отрицательные

600 При этом, что любопытно, в случае с некоторыми другими видами преимущественных прав законодатель закрепляет за правообладателем секундарное право как раз на оспаривание сделки, а не на «перевод прав и обязанностей» (см., напр., ст. 684 ГК). Подобная диффер енциация выглядит совершенно нелогичной – правильнее было бы предусмотретьдля всех преимущественных прав единую конструкцию.

601 См. сн. 202.

Но ср. п. 6 РекомендацийНаучно-консультативного совета при ФАС Уральского округа «Вопросы правоприменения по гражданским делам, подведомственным арбитражным судам» (по итогам заседания, сос тоявшегося 10.06.2015 в г. Ижевске).

602 См., напр.: Avisde M. Sarcelet, avocat general. Arrêt n° 240 du 26 mai 2006. Cour de cassation - Chambre mixte. III. B. 1 (https://www.courdecassation.fr/jurisprudence_2/chambres_mixtes_2740/sarcelet_avocat_8745.html ).

244

последствия для стабильности бизнеса самой корпорации: решения, в принятии которых участвовал контрагент, после признания недействительным договора купли-продажи также будут уязвимы для оспаривания. В-третьих, разворот сделки на самом деле не до конца отвечает и интересам самого правообладателя: стороны возвращаются в изначальное положение, что оставляет грантора с развязанными руками для того, чтобы вновь заключить такую же или схожую сделку, направленную на обход преимущественного права. В-четвертых, закрепленные в ФГК условия оспаривания сделки выглядят внутренне противоречивыми: для того, чтобы признать сделку между грантором и контрагентом недействительной,

правообладатель должен доказать знание контрагента о намерении правообладателя реализовать преимущественное право (т.е. о таком намерении,

которое как раз плохо согласуется с оспариванием указанной сделки). Как следствие, избранный российским законодателем подход, при котором у правообладателя имеется секундарная возможность своим волеизъявлением создать новый договор с грантором, выглядит более предпочтительным. Именно такая конструкция преимущественного права закреплена и в ряде иностранных правопорядков (в частности, в Германии и Швейцарии).

Единственным исключением, подлежащим обсуждению, могло бы стать предоставление правообладателю возможности оспаривать сделку между грантором и очевидно недобросовестным контрагентом (по французской модели)603. В то же время решение данной проблемы, а также ответ на вопрос о соотношении иска об оспаривании сделки и деликтного иска (см. следующий разд.) должны быть единообразными для всех случаев недобросовестного вмешательства в чужие правовые отношения. Однако анализ этой проблематики выходит за рамки настоящего исследования и требует самостоятельного анализа.

(v)Возможность предъявления деликтного иска

(a) Общие замечания

Может ли правообладатель привлечь контрагента или иное лицо, способствовавшее «нарушению» преимущественного права, к деликтной

603 Ср.

245

ответственности?

Вроссийской литературе существует точка зрения, согласно которой контрагент не может нарушить преимущественное право, поскольку сделка, на основе которой он приобретает долю (иное имущество), является действительной604. С таким взглядом нельзя в полной мере согласиться. Не стоит забывать, что правообладатель обладает правом требования к грантору, в соответствии с которым тот должен воздерживаться от отчуждения доли, не предложив ее к приобретению правообладателем на таких же условиях. Недобросовестное вмешательство со стороны третьего лица, влекущее нарушение указанного права грантором-должником, как и в случае с иными правами требования, может признаваться деликтом со стороны такого третьего лица (интервента).

Детальный разбор различных аспектов деликтной ответственности интервента, без сомнения, выходит за рамки настоящего исследования605. Однако для целей текущего анализа отметим следующее.

Вцелом ряде иностранных правопорядков, включая Францию, Германию, Англию и др., вмешательство третьего лица, состоящее в намеренном склонении должника к нарушению своего обязательства перед кредитором, квалифицируется

вкачестве деликта606. Наиболее ярким примером в данном смысле является Франция, где рассматриваемый деликт понимается широко и включает недобросовестное совершение третьим лицом действий, несовместимых с обязательствами, ранее принятыми на себя должником607. Как следствие, во Франции вопрос о возможности привлечения недобросовестного контрагентаинтервента к деликтной ответственности не вызывает никаких сомнений. Как

604См.: Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки.

605См. анализ данной проблематики, напр., в: Чупрунов А.С. Гражданско-правовая ответственностьза вмешательство третьего лица в договорные отношения. С. 678-722; Карапетов А.Г. Модели защиты гражданских прав:

экономический взгляд. С. 38-40.

606См.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR) / Ed. by Ch. von Bar, E. Clive, H. Schulte-Nölke et al. 2009. P. 3257-3262.

607См.: Terré F., Simler P., Lequette Y., Chénedé F. Op. cit. n° 679; Wintgen R. L’opposabilité des contrats aux tiers et par les tiers // The Interaction of Contract Law and Tort and Property Law in Europe. A Comparative Study / Ed. by C. von Bar, U. Drobnig. Munich: Sellier European Law Publishers, 2004. n° 648; Palmer V.V. A Comparative Study (from a Common Law

Perspective) of the French Action for Wrongful Interference with Contract // American Journal of Comparative Law. 1992. Vol. 40. Iss. 2. P. 321-323; Schlumberger E. Op. cit. P. 522-524.

246

доктрина608, так и судебная практика609 однозначно подтверждают возможность предъявления деликтного иска к недобросовестному третьему лицу, нарушившему преимущественное право. Квалификация недобросовестных действий контрагента, влекущих нарушение преимущественного права, в качестве деликта знакома и иным правопорядкам, в частности ЮАР610 и Нидерландам611.

Если обратиться к российскому праву, то в отечественной правоприменительной практике можно увидеть немало примеров, в которых суды предоставляют кредитору защиту от действий недобросовестного интервента, хотя чаще всего лишь в форме признания недействительной соответствующей сделки между должником и интервентом612. В то же время наличие в российском праве принципа генерального деликта (ст. 1064 ГК) позволяет кредитору воспользоваться против интервента и деликтным иском, поскольку его имуществу (правам требования) причиняется вред. Данная общая идея должна быть распространена и на сферу преимущественных прав: недобросовестное вмешательство контрагента, влекущее нарушение преимущественного права со стороны грантора, также должно признаваться деликтом. Эта идея находит поддержку и в отечественной доктрине: например, А.Г. Карапетов прямо указывает, что «видимо, должна быть признана возможность предъявления к недобросовестному «интервенту» деликтного иска вместо [курсив мой. – И.Ч.] перевода права на имущество»613.

В целом такую точку зрения следует поддержать. В случае, когда контрагент заключает сделку с грантором, будучи прекрасно осведомленным о том, что

608См.: Gautier P.-Y. Op. cit. P. 1861; Schmidt J. Op. cit. P. 47.

609См., напр.: Cass. 1e ch. civ., 11 juillet 2006, n°03-18.528; Cass. 3e ch. civ., 22 avril 1976, n° 74-15.098; Cass. 3e ch. civ.,

24 mars 1999, n° 96-16.040, Bull. civ. III, n° 80.

610См.: Cooper C.W. The South African Law of Landlord and Tenant. 2nd ed. 1994. P. 287 (цит. по Naudé T. The Legal Nature of Preference Contracts. P. 330-331).

611См.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR) / Ed. by Ch. von Bar, E. Clive, H. Schulte-Nölke et al. P. 3261 (в Нидерландах покупатель земельного участка, осознанно нарушающий преимущественное право арендатора, признается делинквентом).

612См., напр.: п. 17 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании

сделки»; определения СКГД ВС РФ от 27.03.2018 № 49-КГ17-35 и от 09.01.2018 № 50-КГ17-27, определенияСКЭС ВС РФ от 25.01.2018 № 308-ЭС17-14180(1,2) и от 26.12.2017 № 305-ЭС17-14389. См. об этом: Чупрунов А.С. Российская судебная практика по интервенции. Научно -практический круглый стол «Интервенция в чужие договорные отношения» (01.02.2019) (доступно по адресу: https://m- logos.ru/img/Sudebnaya_praktika_VS_Chuprunov_m_logos.pdf).

613 См.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 908 (комментарий к ст. 429.2; автор комментария – А.Г. Карапетов).

247

происходит неисполнение грантором обязательств в рамках фазы ожидания, его действия следует квалифицировать в качестве интервенции в чужие обязательственные правоотношения, поскольку он своим поведением способствует нарушению прав требования, которые имеются у правообладателя. Право должно дестимулировать такие злонамеренные действия со стороны третьих лиц, предоставляя правообладателю-кредитору возможность получить возмещение со стороны не только грантора-должника, но и контрагента-интервента (что, помимо прочего, защищает правообладателя от рисков банкротства грантора). Такая же точка зрения поддерживается и в иностранной доктрине, где допускается предъявление иска к недобросовестному контрагенту в связи с посягательством на права, принадлежащие правообладателю614.

В то же время не совсем понятна идея А.Г. Карапетова о том, что деликтный иск следует предъявлять «вместо» иска к грантору. Правообладатель, безусловно, не должен иметь возможности получить возмещение дважды: и от грантора, и от контрагента. Однако это отнюдь не означает, что предъявление одного иска исключает подачу иного. Именно такой подход признается в судебной практике применительно к ряду случаев, когда истец имеет возможность предъявления исков к разным ответчикам по независимым основаниям615.

Весьма сложным является вопрос о том, при каких обстоятельствах контрагент должен считаться достаточно недобросовестным для того, чтобы его можно было привлечь к деликтной ответственности. Ответ на него зависит от общих условий, при которых наступает ответственность за вмешательство в чужое обязательство в соответствующей юрисдикции. Компаративный анализ показывает, что в большинстве стран одного лишь знания интервента о наличии у должника обязательства перед кредитором может быть недостаточно для того, чтобы вмешательство в соответствующие обязательственные отношения признавалось

614См. Apathy P. Op. cit. § 1079. Rn. 2.

615См., напр.: п. 8 постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков

лицами, входящими в состав органов юридического лица» (оспаривание сделки, сове ршенной корпорацией, не препятствует предъявлению иска к директору о возмещении убытков, причиненных такой сделкой).

248

деликтом616. В частности, в соответствии со ст. VI.–2:211 DCFR действия интервента могут быть квалифицированы в качестве деликта только тогда, когда у него наличествует намерение, направленное на то, чтобы должник не исполнил свое обязательство перед кредитором617.

Применительно к преимущественному праву покупки доли это, по-видимому, должно означать следующее: для квалификации действий контрагента в качестве деликта недостаточно, чтобы он просто был осведомлен, например, о существовании преимущественного права и о несоблюдении процедуры отчуждения грантором618. Необходимо, чтобы контрагент также либо знал, либо имел разумные основания полагать, что правообладатель собирается воспользоваться своим преимущественным правом619. По-видимому, только в такой ситуации можно всерьез говорить о том, что контрагент имеет намерение причинить вред правообладателю: ведь если, например, у последнего нет денежных средств для реализации преимущественного права, вряд ли можно утверждать, что, купив долю, контрагент помешал ему воспользоваться своим правом. Таким образом, в рассматриваемой ситуации есть смысл применять именно то понимание недобросовестности контрагента, которое закреплено в ст. 1123 ФГК.

Без сомнения, доказать знание контрагента о том, что правообладатель захочет воспользоваться своим преимущественным правом, будет непросто. Тем не менее такие ситуации возможны. Например, если контрагент и правообладатель являются конкурентами в рамках своей основной деятельности, то следует считать, что контрагент, покупая у грантора долю в совместном предприятии с правообладателем, должен был предвидеть намерение правообладателя воспользоваться своим преимущественным правом. Как следствие, контрагент-

616 Анализ того, при каких условиях в разных юрисдикциях в случае двойной продажи второй покупатель вещиможет считаться совершившим деликт по отношению к первому покупателю, см. в: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR) / Ed. by Ch. von Bar, E. Clive, H. Schulte-Nölke et al. P. 3257-3262. Анализ того же вопроса в рамках российского права см. в: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 683-684 (комментарийк ст. 398; автор комментария – А.Г. Карапетов).

617См.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR) / Ed. by Ch. von Bar, E. Clive, H. Schulte-Nölke et al. P. 3257.

618Тем не менее данных обстоятельств достаточно для того, чтобы контрагент признавался недобросовестным для

целей истребования у него доли правообладателем, – см. раздел 2.2.1(ii)(b).

619 См. в поддержку данной точкизренияв австрийской доктрине: Apathy P. Op. cit. § 1079. Rn 2.

249

интервент должен для рассматриваемых целей считаться в достаточной мере недобросовестным, чтобы его действия были квалифицированы в качестве деликта. Впрочем, в любом случае стоит еще раз оговориться, что ответ на вопрос о стандарте недобросовестности контрагента-интервента требует самостоятельного анализа в рамках дальнейшей разработки в российском праве общей концепции вмешательства в чужие обязательственные отношения.

Аналогичным образом отвечать за причинение вреда правообладателю должно также и любое иное третье лицо, которое своими действиями способствует «нарушению» преимущественного права. Например, если грантор направил в корпорацию оферту в связи с намерением произвести отчуждение доли (как того и требует закон – абз. 1 п. 5 ст. 21 Закона об ООО; абз. 1 п. 4 ст. 7 Закона об АО), а корпорация не пересылает ее правообладателю, то последний, хотя и не сможет реализовать преимущественное право620, будет вправе требовать от корпорации возмещения убытков из деликта621. С этой точки зрения, между прочим, намного более разумным в плане защиты интересов правообладателей представляется закрепление в уставе правила о том, что грантор должен уведомлять правообладателя (направлять тому оферту) не через корпорацию, а напрямую622.

Объем возмещения в рамках деликтной ответственности третьего лица (контрагента, корпорации и др.) должен рассчитываться исходя из того, что правообладатель реализовал бы преимущественное право и смог бы приобрести долю.

(b) Солидаритет

Как соотносятся между собой (а) иски правообладателя к грантору (из нарушения договора купли-продажи и (или) нарушения обязательства из фазы ожидания) и (б) деликтный иск правообладателя к контрагенту?

620См. п. 8 ИП № 131.

621Впрочем, в данной ситуации мыслимо также привлечение корпорации (или ее генерального директора) к договорной ответственности за нарушение фидуциарных обязанностей по отношению к участникам. Если мы признаем возможностьподачитакого иска, то при запрете конкуренции исков правообладатель должен использовать

именно его (а не иск из деликта).

622 См. п. 9 ИП № 131. В соответствии с практикой ВС РФ риски недоставки уведомления о намерении произвести отчуждение доли в общей собственности несет грантор – см. определение СКГД ВС РФ от 24.02.2015 № 5-КГ14-136 (сообщение участника долевой собственности о продаже своей доли не может считаться доставленным другому участнику, если оно не было вручено адресату по не зависящим от него обстоятельствам).

250

Указанные требования направлены на удовлетворение одного и того же экономического интереса правообладателя-кредитора: как иск к грантору, так и иск к контрагенту призваны обеспечить получение правообладателем возмещения в связи с тем, что они совместно причинили ему вред. Тот факт, что соответствующие обязательства возникают из разных оснований (нарушение договора и совершение деликта) и могут различаться по объему возмещения, сам по себе не исключает признания их солидарными623. Российскому гражданскому праву известно немало примеров, когда солидарными объявляются обязательства, имеющие различное происхождение (например, абз. 2 п. 1 ст. 87 ГК). В соответствии с критериями,

выделяемыми в современной отечественной науке, о пассивном солидаритете следует говорить в том числе тогда, когда оба обязательства случайно оказались направлены на удовлетворение единого экономического интереса, а потому имеют общий эффект погашения624. Неоспоримым преимуществом конструирования таких обязательств в качестве солидарных является то, что это помогает избежать обогащения правообладателя-кредитора за счет удовлетворения со стороны обоих должников, а также в дальнейшем распределить ответственность уже между самими должниками625. Если же мы в анализируемом примере признаем требования к грантору и контрагенту в качестве полностью независимых, то последующее распределение между ними бремени выплат в пользу правообладателя с учетом степени их участия в нарушении окажется невозможным.

Признание рассматриваемых обязательств солидарными означает следующее. Во-первых, правообладатель имеет возможность предъявить солидарный иск к грантору и к контрагенту как к содолжникам. Во-вторых, получение возмещения от одного из содолжников прекращает права требования правообладателя. В-третьих, возмещение со стороны одного из содолжников ведет

623 См.: Тололаева Н.В. Пассивные солидарные обязательства: российский подход и континентально-европейская традиция: дис… канд. юрид. наук. М., 2017. С. 73 -96. В поддержку данного тезиса также см.: Ягельницкий А.А. Ответственность за недостоверное заявление. Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 11.05.2018 № 306-ЭС17-18368 // Вестник экономического правосудия РФ. 2019. № 8. С. 34-35; Церковников М.А. О деликтной ответственности за двойную продажу // Вестник экономического правосудия РФ. 2017. № 9. С. 168-171.

624См.: Тололаева Н.В. Указ. соч. С. 16, 109-111.

625См.: Там же. С. 108-109.