Этюд с предлогами

Мы построим скоро сказочный дом

с расписными потолками внутри.

И, возможно, доживем – до.

Только вряд ли будем жить – при.

И, конечно же, не вдруг и не к нам

в закрома посыплет манна с небес.

Только мне ведь наплевать – на.

Я прекрасно обойдусь – без.

Погашу свои сухие глаза

и пойму, как безнадежно я жив,

и как глупо умирать – за,

Даже если состоишь – в…

И пока в руке не дрогнет перо,

и пока не дрогнет сердце во мне,

буду петь я и писать – про,

чтоб остаться навсегда – вне.

Поднимаешься и падаешь вниз,

как последний на земле снегопад…

Но опять поют восставшие – из.

И горит моя звезда – над!

Г. Григорьев

Задание 2. Определите стилистические функции частотности частей речи в художественном, научном, публицистическом стилях. Какие различия вы нашли? Объясните причину этих различий.

ДЛЯ СПРАВОК: Частотность частей речи ¹⁹

Часть речи	Художественный	Научный	Публицистический
существительное	0,40	0,47	0,53
прилагательное	0,15	0,23	0,22
глагол	0,18	0,09	0,13
местоимение	0,12	0,06	0,06

Задание 3. Определите семантику грамматических категорий в сказке Л. Петрушевской «Пуськи бятые». Объясните причины множественной интерпретации смыслов, используя «критические» статьи М. Успенского на эту сказку (ЛГ, 14. 11. 1984, рубрика «Пересмешник»).

Сяпала Калуша с калушатами по напушке. И увазила бутявку и волит: «Калушата! Калушаточки! Бутявка!». Калушата присяпали и бутявку стрямкали и подудонились. А Калуша волит: «Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!» Калушата бутявку вычучили. Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки. А Калуша волит калушатам: «Не трямкайте бутявок, бутявки любые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок дудонятся». А бутявка волит за напушкой: «Калушата подудонились! Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!».

Два мнения об одной сказке а. Хороших. Амбивалентность бятости?

Неадекватность, неамбивалентность молодой прозы представляется мне очевидной. Корни ее – в тех негативных проявлениях отдельных явлений, которые все чаще выражаются в той страстности дюбости, в той полифоничной некузявости, что так ярко отражена в произведении Л. Петрушевской.

В логическом центре этой сказки (на деле являющейся многозначным мифом) стоит особняком образ Калуши, продолжающей, как и ее лингвопредтеча Глокая куздра, традиции материанства и бабушкинианства нашей прозы.

Бутявка предстает неким мерилом духовных и материальных ценностей. Бутявку можно стрямкать, можно вычучить – она только вздребезнется, сопритюкнется и усяпает с напушки, куда поместила ее прихотливая воля автора.

Некузявы по-своему и калушата. Но как им не хватает этой прямой, откровенной дюбости! Поэтому и нет здесь открытого финала: калушата заслуженно подудонились и вынуждены вычучить бутявку. Может быть, слишком резки слова, проволенные в адрес калушат бутявкой. Может быть, они не такие уж безнадежно бятые, эти наши пресловутые пуськи?

Автор не дает однозначного ответа. Ясно только одно: трямкающий бутявок на напушке – подудонится. Я в этом уверен.