А.Р. Тумашев, кандидат экономических наук, доцент, Казанский (Приволжский) федеральный университет
М.В. Тумашева, старший преподаватель, Казанский (Приволжский) федеральный университет
Исторические предпосылки кризиса глобальной экономики
Финансовые и экономические проблемы современного мирового хозяйства имеют свои истоки в социально-экономической политике правительств ведущих капиталистических стран в последней трети ХХ века, в либерально-консервативном повороте 70-80-х годов. Трактовать происходившие в эти годы изменения только в финансовых, монетарных категориях – значит исключить из сферы анализа формирование диспропорций и противоречий в реальном секторе экономики, а также глубокую мировоззренческую трансформацию западной цивилизации. Неоклассическая революция, начавшаяся в США в середине 60-х годов ХХ века, распространилась на страны Европы и сформировала поколения людей, в чьем сознании либеральная парадигма воспринимается как основа единственной доктрины, указывающей направление прогрессивного, объективно необходимого направления социального развития, завершающегося формированием единой глобальной рыночной цивилизации (концепция «конца истории» Френсиса Фукуямы [1]). Идеологи и политики, разделяющие либеральные идеи, заняли высшие позиции в обществе и государстве, стали советниками высших должностных лиц США по важнейшим вопросам экономической и социальной политики, в то время как оппоненты либеральных подходов оценивались как противники прогресса и постепенно исключались из научного, культурного и политического диалога.
Замедление экономического роста мировой экономики, снижение темпов развития вследствие объективных ограничений, связанных с исчерпанием невосполнимых природных ресурсов, загрязнением природной среды, увеличением населения, повышением уровня индустриализации были констатированы в 1972 году в докладе «Пределы роста» [2], подготовленном Римским клубом – неправительственной международной организацией, занимающейся изучением глобальных проблем, затрагивающих интересы мирового сообщества. Экономических рост в этот период во многом поддерживался искусственным стимулированием потребления, в том числе и военного, необходимость которого обосновывалась глобальным противостоянием сверхдержав, как в явной форме, так и в виде поддержки противоборствующих сторон в локальных конфликтах в Анголе, Вьетнаме, на Ближнем Востоке. Повышение цен на нефть в 70-е годы существенно ухудшило условия функционирования этой модели. Для преодоления наметившихся проблем пришедшие к руководству ведущими капиталистическими странами консервативные политики взяли курс на применение неоклассических подходов во внутренней и внешней экономической политике, предусматривающий снижение тяжести индивидуальных налогов и налогов на бизнес, сокращение социальных затрат при одновременном повышении военных расходов, определяющих развитие высокотехнологичных производств. Последние должны были обеспечить вхождение США и других развитых капиталистических стран в пятый технологический уклад, связанный с развитием телекоммуникаций, микроэлектроники и малотоннажной химии, в рамках «Стратегической оборонной инициативы» президента Р.Рейгана.
Реализация этой политики привела к определенным, в том числе и значимым, достижениям в области внутренней и внешней политики США. Внутри страны удалось существенно повысить уровень занятости, поддержать рост объемов национального производства, а во внешнеэкономической и политической сфере добиться сдачи руководством СССР геополитических позиций и одержать победу в идеологическом противоборстве с ним. Следует отметить, что в конце 60-х годов стагнирующий капитализм и динамичный социализм рассматривались как мировые социальные проекты равной степени вероятности, что создавало реальную угрозу Западу в вопросе утраты им цивилизационного преимущества. В 70-80 годах западная экономическая система, развиваясь под лозунгами возвращения к либерально-консервативным ценностям, сумела переломить ситуацию в свою пользу и обеспечить идейно-политическую победу не только в экономическом, но и в цивилизационном противостоянии. Советскому Союзу было тяжело продолжать соревнование в производственно-технологической сфере в гонке вооружений пятого технологического уклада в условиях фактически неограниченного эмиссионного финансирования Соединенными Штатами своей военной программы. Определенную роль в успехе США сыграла и успешная дезинформация советского политического руководства в отношении военных возможностей США и перспектив его будущего в глобализирующемся мире. В 1986 году Советский Союз фактически отказался от коммунистической перспективы, его руководство начало экономические и политические реформы, объективно назревшие, но не имевшие необходимого научного обоснования, что привело к его последующему распаду.
Окончание «холодной войны», воспринятое Западом и, в первую очередь, США как победа, позволило ему в полной мере воспользоваться ее результатами. Историческая Россия заплатила огромную цену, лишившись существенной части своей территории, населения, производственного потенциала и источников невоспроизводимого природного сырья. Оценивая возможности противостояния Российской Федерации как наследницы СССР Западу, военные эксперты министерства обороны США отмечают, что в конце холодной войны население Советского Союза составляло почти 290 млн. человек, а валовой национальный продукт оценивался приблизительно в 2,5 трлн. долларов. В это время население Соединенных Штатов составляло несколько менее 250 миллионов, а ВНП – около 5,2 трлн. долларов. Соответственно, численность населения США была ниже численности населения СССР, но экономика Соединенных Штатов превосходила советскую примерно в два раза. Спустя двадцать лет население России сократилось почти до 140 млн., а ВНП приблизительно до 1,3 трлн. долларов, в то время как численность население США превысила 300 млн. человек, а ВНП достиг 13 трлн. долларов. Таким образом, в настоящее время США имеют двукратное превосходство в численности населения, а по объемам производства их экономика превосходит российскую в десять раз [3]. Несмотря на некоторые неточности в исходных данных, связанные с различием в национальных методиках подсчета валового продукта (учета приписной ренты и работ, проводимых внутри домохозяйств, в США), эксперты делают вывод, что СССР потерпел поражение в холодной войне, имея гораздо лучшие экономические показатели, чем Российская Федерация. Соответственно, ими скептически оцениваются попытки современной России ответить на вызовы со стороны США. Схожего мнения придерживаются многие отечественные ученые и аналитики. Так, директор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» по макроэкономическим исследованиям, бывший первый заместитель Председателя Центрального банка России Сергей Алексашенко считает, что в условиях, когда валовой внутренний продукт США в десять раз превышает российский, страна должна отказаться от своего стремления конкурировать с США в военной сфере ради обеспечения стабильности бюджета и формирования резервов для поддержки экономики в период кризиса [4]. К аналогичному выводу пришли правительственные эксперты, разрабатывающие стратегию развития России до 2020 года [5].
За счет использования средств, высвободившихся в ходе распада советского блока, а также деиндустриализации экономики и вывоза ресурсов новой России процесс расширенного воспроизводства на Западе продолжался до начала ХХI века, пока снова не наткнулся на ресурсные и сбытовые ограничения экономического роста. За формальные и реальные успехи либеральной политики Соединенным Штатам и несколько позднее Европе пришлось заплатить высокую цену. В экономике лидера западного мира и его стратегических цивилизационных союзников обострились противоречия, обусловленные конфликтом поставленных целей и впоследствии нашедшие выражение в кризисе их корпоративных и государственных финансов, формировании устойчивых структурных дефицитов бюджетов США и большинства стран объединенной Европы. Если рассматривать реальный сектор, темпы экономического роста во всех странах, втянутых в процесс неолиберального реформирования, в том числе и развитых, снизились, общий рост ВВП происходил за счет увеличения сферы услуг. Соединенные Штаты, располагавшие в семидесятые годы самой мощной и передовой промышленностью и выступавшие ведущим мировым кредитором, превратились в главного мирового должника, страну «постиндустриальной» экономики с сокращающимся средним классом и нарастающими социальными проблемами.
Необходимо указать на принципиальное различие между либерализмом эпохи Просвещения, революционный пафос которого был направлен на преодоление, устранение ограничений экономического развития, связанных с феодальной организацией общества и присущей ей жесткой регламентацией хозяйственной и политической жизни, и современным либерализмом периода господства мировой финансовой олигархии и крупных международных корпораций, распространивших свой контроль на всю мирохозяйственную систему и видящих в следовании национальным традициям главное препятствие в реализации своих стратегических интересов. Эпохе Просвещения соответствовало формирование буржуазных наций и национальных буржуазных государств, в то время как современная реальность характеризуется фактической борьбой транснациональных компаний за разрушение крупных государственных образований для демонтажа защиты национальных экономик и облегчения своего проникновения в хозяйственные системы отдельных стран. Соответственно, традиционный либерализм выступал знаменем прогресса, дающего шанс на жизненный успех и обещавшим лучшее будущее для всех или, как минимум, для подавляющего большинства, а современный, не декларируемый, реальный либерализм идеологически обосновывает привилегии меньшинства, причем привилегии статусные, определяющиеся положением людей в сложившейся социальной системе и практически не связанные с эффективностью осуществления ими своей профессиональной деятельности. Он превратился в политическую практику, которая, используя традиционно-либеральные принципы в глобальном масштабе, выражает интересы только части социума, которые расходятся с интересами большинства населения. Это отчетливо проявляется во внутренней и внешней политике западных стран. Широко распространенное представление о том, что неолиберальная экономика, будучи во многом несправедливой и даже антисоциальной, остается тем не менее высокоэффективной и динамичной, восприимчивой к научно-техническому прогрессу и экономическому росту, в современных условиях не находит полного практического подтверждения. После свертывания крупных государственных научно-технических программ она, в лучшем случае, демонстрирует экономический застой и кризисные явления, которые национальные правительства и эмиссионный центры пытаются сгладить методами денежного регулирования.
Опираясь на принципы максимальной экономической свободы, в том числе и в сфере внешнеэкономической деятельности, либеральные политики второй половины ХХ века провели глубокое социально-экономическое реформирование Соединенных Штатов, используя элементы социальной инженерии, разработанные теоретиками Франкфуртской школы социологии (разновидности неомарксизма), раскрывшими и описавшими механизмы формирования массовой культуры, культа потребления и ложного сознания средствами массовой информации. На смену принципа единства американского общества, основанного на англосаксонской, преимущественно протестантской культуре, общего для всех английского языка и традиционной христианской морали, служивших несущей конструкцией «плавильного котла», в котором формировалась единая американская нация, пришли принципы мультикультурности и толерантности, которые уже не предполагали приобщение всех к единой культуре, а напротив, подразумевали параллельное, неинтегрируемое сосуществование разных ценностных установок и стереотипов поведения. Традиционная культура любого общества, в том числе и американского, подсознательно стала оцениваться как реакционная, накладывающая ценностные ограничения на свободу деятельности людей. Постулаты западного индивидуализма доводились до абсолюта в ущерб интересам общества и социальных групп. Более того, сами общественные интересы в новой институциональной теории объявлялись изначально не существующими и выступающими только как обобщенный консолидированный результат действий отдельных индивидов по реализации своих частных интересов. Это положение современного институционализма представляет развитие принципов методологического индивидуализма английской научной традиции, которые в ХХ веке наиболее четко выразил Людвиг фон Мизес: «Общество не существует вне мыслей и действий людей; оно не имеет собственных интересов и ни к чему не стремится… коллективы создаются благодаря идеям и действиям индивидов и распадаются тогда, когда образ мыслей и действий людей изменяется» [6].
Основными инициаторами и приобретателями выгод либеральной государственной политики в США стали финансовые и деловые круги, которые более всего были заинтересованы в поддержании высокой доходности своего бизнеса и в наименьшей степени озабочены интересами национального патриотизма, базирующего на общих культурных и морально-нравственных ценностях, общности исторической судьбы и социальной жизни. Политическое выражение их экономических интересов в разной степени отразилось в установках Республиканской и Демократической партий США. Отстаивая интересы крупного промышленного капитала, первая проводила политику ограничения роста заработной платы для снижения издержек производства на территории самих Соединенных Штатов и обеспечения благоприятной институциональной среды для размещения американского промышленного производства в Китае и других странах азиатско-тихоокеанского региона, в которых вследствие особенностей их природно-климатических и социальных условий объективно складывался более низкий уровень затрат на изготовление продукции. В распоряжении рынка труда в США оставалась преимущественно сфера услуг, в большинстве случаев не требующая особой квалификации, что лишало условий применения высококвалифицированную американскую рабочую силу. Демократы, опираясь в своих политических компаниях на национальные и иные меньшинства как существенную часть своего электората и требуя для них экономических преференций, облегчали въезд на территорию страны неквалифицированных мигрантов, согласных на меньшую заработную плату и вытесняющих с рынка труда потомков иммигрантов первых поколений.
Помимо либерализации внутренней экономической политики, выразившейся в снижении налогового бремени и снятии ограничений для бизнеса, снижении ставок налогообложения крупных доходов, были предприняты шаги по либерализации внешнеэкономической деятельности. В сентябре 1988 года после длительных переговоров было подписано Соглашение о свободной торговле между США и Канадой (CUSFTA) и начата работа по подготовке Соглашения о Североамериканской зоне свободной торговли (NAFTA). С января 1994 года NAFTA вступило в силу и оформило торговый и таможенный союз США, Канады и Мексики, целями которого ставились устранение торговых барьеров во взаимной торговле и барьеров на пути движения капиталов, привлечение инвестиций в регион, поддержание условий справедливой конкуренции, защита прав интеллектуальной собственности и создание механизмов совместного решения споров и управления на принципах конфедерации. Создание NAFTA диктовалось соображениями экономического характера и одновременно было ответом на развитие интеграционных процессов в Европе. Соединение высоких американских технологий и капиталов с дешевой мексиканской рабочей силой и природными ресурсами стран-соседей принесло США ряд выгод – удешевление приобретаемых товаров, возможности доступа на высокотехнологические рынки соседей, существенное увеличение товарооборота во внешней торговле стран-участниц. В то же время интеграция повлекла за собой и негативные последствия, обусловленные перемещением деловой активности в Мексику с ее низкими экологическими стандартами и невысоким уровнем заработной платы. Кроме того, усилился приток мексиканских рабочих, привлеченных высоким уровнем жизни и заработками в США. Темпы миграции в Америку резко возросли за счет массового наплыва мигрантов через практически не охраняемую южную границу США. В большинстве случаев они образовывали этнические анклавы, сохраняли приверженность своим правилам и обычаям, не ассимилировались и остались лояльными своей исторической родине.
Что качается движения капиталов, то в этой сфере наблюдалась другая негативная тенденция, связанная с перемещением промышленного производства за рубеж, в регионы с более низкими издержками массового производства. В 1995 году Соединенные Штаты вступили в ВТО. Участие в этой международной организации принесло им результаты, схожие с последствиями создания общего рынка NAFTA – первоначально расширились возможности выхода американских компаний на рынки высокотехнологичной продукции стран глобализированного мира, инвестирования капиталов и перемещения предприятий американской промышленности в другие регионы, в первую очередь в страны Юго-Восточной Азии. После ослабления таможенной защиты национальной экономики, снижения ввозных пошлин, предусмотренного нормами ВТО, комплектующие компьютерной техники и другие товары современного высокотехнологичного производства из континентального Китая, Тайваня, Индонезии стали реализовываться в США по более низким ценам, чем продукция местных производителей, вынуждая последних сворачивать производство и уходить из бизнеса.
Перемещение реального капитала из США в другие регионы мира соответствовало интересам крупного бизнеса, стремящегося снизить уровень производственных издержек, но объективно вело к сокращению высокотехнологичного производства в США, росту структурной безработицы, сужению налоговой базы государственных доходов на всех уровнях бюджетной системы и ухудшению торгового баланса страны. Такая практика, обусловливающая прогрессирующую деиндустриализацию страны, экономически обосновывалась предположением, что Америка вступила в постиндустриальную фазу развития, формирует «новую экономику» и способна получать достаточное количество средств для поддержания высокого уровня жизни населения в виде доходов от экспортированного капитала и интеллектуальной ренты от высокотехнологичных научно-технических разработок, патентов, лицензий и know-how, оставаясь ведущим научным центром и страной с лучшим образованием. Недостаток такой схемы состоит в том, что вслед за перемещением производительного капитала из страны за ним неизбежно уходит система образования, подготовки специалистов для производства, а затем инженерная мысль и прикладная наука. В самих Соединенных Штатах большинство американцев стремится получить юридическое или экономическое образование, а на факультетах естественнонаучного и технического профиля, традиционно предъявляющих высокий уровень требований к обучаемым, но предоставляющих неясные перспективы трудоустройства в США, все более значительную часть студентов составляют иностранцы, преимущественно из Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Сокращение высококвалифицированных рабочих мест особенно сильно повлияло на положение и умонастроения белых американцев, будущее которых становилось все менее определенным, что не могло не повлиять на демографическую ситуацию в стране. В перспективе виден конец эры доминирования в США WASP – белых англосаксов протестантов. Учитывая значительно более высокую рождаемость мигрантов последней волны, чем у потомков первых переселенцев, эта перспектива может оказаться не столь отдаленной.
Текущие последствия сокращения рождаемости и старения населения непосредственно взаимосвязаны с нарастанием бюджетных проблем, кризисом пенсионной системы и системы социального обеспечения в целом. Даже если абстрагироваться от противоречий, обусловленных острой фазой развития экономического кризиса, остаются проблемы демографической нагрузки бюджетов, связанные со старением населения и обусловленным этим фактором высоким уровнем социальных трансфертов, с возрастающей налоговой нагрузкой, приходящейся на экономически активное население страны. Сложившаяся ситуация характеризуется большим уровнем социальных выплат, законодательно закрепленным в период относительного благополучия западной экономики, которые приходятся преимущественно на пенсионеров, а не на молодые семьи, способные к воспроизводству населения. Попытки перераспределить тяжесть бремени и изменить структуру социальных расходов встречает активное сопротивление людей преклонного возраста, составляющих все возрастающую часть активного электората, голоса которых вынуждены учитывать представители любых политических партий.
Картина социально-экономических изменений, проводившихся в американском обществе в интересах крупного капитала в конце ХХ и начале ХХI века, формирования условий современного глобального экономического кризиса будет неполной без учета огромного влияния, оказываемого на него развитием финансово-кредитной системы страны. Изначально эмиссионные деньги любого государства в подавляющем большинстве случаев представляли векселя банков – краткосрочные обязательства обеспечить их драгоценными металлами, – которые могли выпускаться как частными, так и государственными кредитными учреждениями. Характерной особенностью традиции отечественной денежной системы является то, что в царской России и СССР как полноценные деньги, так и эмитированные платежные средства выпускались только государством. По-другому складывалась история денежного обращения в США. Со времени возникновения единого американского государства шла непрекращающаяся борьба финансового капитала за создание частного эмиссионного банка, который еще до формирования Федеральной резервной системы учреждался трижды. Первый частный центральный банк – Банк Северной Америки – был открыт Робертом Моррисом (Robert Morris) по разрешению Континентального конгресса, остро нуждавшегося в деньгах. Р.Моррис был назначен президентом Джорджем Вашингтоном на пост первого министра финансов США, но отклонил это предложение по состоянию здоровья и предложил кандидатуру своего единомышленника Александра Гамильтона (Alexander Hamilton). Президентом Банка Северной Америки стал Томас Уиллинг (Thomas Willing). Этот банк, созданный по образцу Банка Англии, приобрел монополию на выпуск национальной валюты и получил право проводить операции с частичным покрытием, то есть возможность выпускать долговые деньги и выдавать ими кредиты в большем объеме, чем реально имеющиеся у него золотые резервы. В связи с тем, что покупательная способность американской валюты вследствие избыточной эмиссии быстро снижалась, в 1785 году его лицензия не была продлена, и банк был закрыт. Однако лица, стоявшие за проектом Банка Северной Америки, - в том числе министр финансов Александр Гамильтон – добились в переизбранном Конгрессе принятия законопроекта о новом частном банке. Созданный в 1791 году банк с 20% государственным участием получил название Первый банк Соединенных Штатов, а на пост его директора вновь был назначен Томас Уиллинг. Банк просуществовал двадцать лет, пока в 1811 году обе палаты Конгресса не отклонили законопроект о продлении предоставленной ему лицензии. Данное решение было обусловлено не только обесценением кредитных обязательств банка (в последние годы существования его эмиссионная политика стала более умеренной), но и жесткой конкуренцией на рынке эмитированных платежных средств, которую вели более ста двадцати самостоятельных банков штатов. Второй банк Соединённых Штатов (реально он был третьим центральным банком в истории США) был создан решением Конгресса в 1816 году и действовал в соответствии с выданной лицензией до 1836 года. С 1836 до 1913 года центрального банка в Соединенных Штатах не существовало. Условно эта эпоха разделяется на «эру свободных банков», предполагавшую доступ всех кредитных учреждений к конкурентной сфере эмиссионной деятельности, и период формирования и функционирования национальных банков. Завершилась она учреждением Федеральной резервной системы США – особого агентства федерального правительства, созданного для осуществления функций центрального банка и контроля деятельности коммерческих банков страны.
На всем протяжении истории формирования централизованной кредитно-денежной системы Соединенных Штатов шла ожесточенная борьба частных финансовых структур за узаконенное право осуществления кредитной эмиссии, проведение операций с частичным покрытием. Если в традиционных коммерческих банках размер их кредитного портфеля не мог превышать объема мобилизованных ими ресурсов, то статус эмиссионного банка открывал возможности создания платежных средств за счет выдачи необеспеченных кредитов. Такое экономическое положение дает эмиссионному центру и контролируемой им банковской системе неоспоримые преимущества в конкуренции с любой отраслью реального сектора экономики. Соответственно, установление контроля эмиссионной системы по своей экономической значимости не уступает важности обеспечения политического господства. Как показали результаты работы комиссии Конгресса США в августе 1976 года, наиболее сильные финансовые группы, представлявшие интересы Ротшильдов в США и принимавшие участие в подготовке Акта о федеральном резерве – J. P. Morgan Co. и Kuhn, Loeb & Co., в 1914 году стали его акционерами, приобрели контрольные пакеты акций региональных банков Федерального резерва и сохранили свое влияние в ФРС до конца ХХ века [7]. Противостояние уже упомянутых сторонников и противников существования частного центрального банка (к числу последних относились президенты Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон, Эндрю Джексон и Авраам Линкольн), борьба за право эмитировать деньги не завершились даже после принятия Акта о Федеральном резерве. Последним Президентом США, попытавшимся лишить частный финансовый капитал права выпускать национальную американскую валюту, передав эту функцию государству, стал Джон Кеннеди.
С одной стороны, ФРС является независимым органом американского правительства, получающим свои полномочия от Конгресса США и контролируемым Конгрессом. Члены Совета управляющих Федерального резерва утверждаются Президентом США, и срок их полномочий составляет четырнадцать лет, тогда как продолжительность президентского срока в США составляет только четыре года, и один человек не может быть президентом США более двух сроков подряд. Состав Совета ФРС меняется постепенно, а не единовременно, и принимаемые им решения не требуют одобрения Президента и Конгресса США, что обеспечивает независимость руководящего органа ФРС. С другой стороны, Федеральная резервная система остается трестом частных эмиссионных банков, акционерной компанией с особым статусом акций, принадлежащих крупным коммерческим банкам федеральных резервных округов, и действует в интересах их собственников.
Основная угроза, исходящая от частного эмиссионного центра, связана не с тем, что он выпускает кредитные обязательства в большем объеме, чем имеющиеся у него фактические резервы. Учитывая изменение объемов реального производства, теоретически можно предположить, что при умеренной эмиссии, не превышающей его рост, покупательная способность кредитных денежных знаков могла бы оставаться относительно стабильной, хотя и в этом случае процент, взимаемый кредитором, представляет банальный отъем чужой собственности, доход на капитал, которого у эмитента не было. Главная опасность состоит в том, что изменяя объем и условия предоставляемых кредитов, частный эмиссионный центр способен вызывать ажиотаж, обусловленный искусственным увеличением совокупного спроса, и затем обвалить экономику в глубокую депрессию резким сжатием денежной массы. Массовое разорение заемщиков в этот период позволяет централизованно управляемой частной банковской системе скупать реальные активы по бросовым ценам, лишая предпринимателей реального сектора их бизнеса, а их сотрудников – рабочих мест. Все это ярко проявилось во время Великой депрессии 1929-1939 годов, в ходе которой наибольший ущерб был нанесен крупным промышленным центрам, строительству и сельскому хозяйству. В 1932 году бывший председатель Банковского и валютного комитета Конгресса США Льюис Макфедден (Lewis McFadden), в 1936 году предваривший судьбу президента Джона Кеннеди, указывал на искусственный характер краха фондового рынка и Великой депрессии и предупреждал об опасности распространения власти международных банкиров на все общество [8].
По мере укрепления экономической и политической мощи Соединенных Штатов в ХХ веке усиливались и позиции доллара, превращавшегося из национального платежного средства в мировую валюту, обслуживающую основной объем международных трансакций и представляющую средство формирования национальных денежных резервов большинства стран. В силу этого Федеральный резерв становился мировой, глобальной политической силой, за пределами непосредственного экономического влияния которой оставались только те страны, которые не допускали свободной конвертации своих национальных валют и хождения иностранных денежных знаков на своей территории.
Доминирующее положение США, сложившееся после второй мировой войны, утвердило господствующее положение доллара как наиболее сильной мировой валюты, в которой совершалось абсолютное большинство сделок в международной торговле. Устойчивость американского доллара обеспечивалась несомненным экономическим лидерством США и их монопольным владением золотым запасом. К концу Второй мировой войны около 70% мирового запаса золота находилось в собственности американских банков и хранилось в Форт-Ноксе. Экономика США практически не пострадала в ходе военных действий, напротив, она усилилась технически и технологически за счет военных заказов, в том числе и для союзных армий. Стратегический геополитический противник – Германия, – претендовавший на наследство английской колониальной системы, был разбит, перспективы прогресса Японии, потерпевшей сокрушительное поражение на тихоокеанском театре военных действий и потерявшей крупнейшую сухопутную группировку на азиатском континенте, представлялись маловероятными, ослабленные европейские союзники, в первую очередь Англия, были вынуждены согласиться на допуск американских компаний на рынки бывших британских колоний. Все это создало необходимые материальные предпосылки для упрочения позиций доллара в мировой финансовой системе и международной торговле. В соответствии с решениями Бреттон-Вудской конференции 1944 года роль мировых денег наряду с золотом выполнял доллар США, что было юридически оформлено уставом Международного валютного фонда как основного международного института, осуществляющего функции валютного регулирования. Определенную опасность для устойчивости доллара как резервной валюты и основного расчетного средства представляло предусмотренное Бреттон-Вудскими соглашениями сохранение за золотом статуса средства окончательного урегулирования международных расчетов при сокращении масштабов его монетарного использования. Обеспокоенные потерями реальных золотых активов, в 1971 году американские власти официально отказалась от обязательств золотого обеспечения доллара, осуществив в глобальном масштабе то, что в 1934 году было сделано внутри страны в США принятием Акта о Золотом резерве, обязавшем граждан США под угрозой тюремного заключения и огромного штрафа обменять все имеющееся у них золото на бумажные доллары по сильно заниженному курсу в $20,66 за тройскую унцию (в 1971 году в связи с отменой золотого обеспечения доллара американским гражданам было возвращено право владения золотом). После краха Бреттон-Вудских соглашений новая валютная система, устройство которой было согласовано на конференции МВФ в Кингстоне (Ямайка) в январе 1976 года странами-членами МВФ, предусматривала полную демонетизацию золота и использование в качестве мировых денег только национальных валют и специальных прав заимствования (СДР), выпускаемых МВФ. Это решение завершило превращение кредитных денег ведущих капиталистических стран в мировую валюту и окончательно оформило механизм экономической власти мировой финансовой элиты.
По данным Всемирного золотого совета, объединяющего крупнейших производителей золота, обеспечивающих около 60% мировой добычи и производства золота, в конце 2011 года США занимали первое место в мире по его запасам среди отдельных стран. Они контролируют также золотые запасы Международного валютного фонда (2.814,0 тонн), который может реализовать свое золото только при одобрении Конгресса США.