4. Речевые акты политического дискурса

Тип дискурса с точки зрения типологии языковых личностей отличается специфическим речеактовым представлением. Так, в исследовании А.А. Пушкина показано, что типичный авторитарный дискурс в своем речеактовом представлении включает в себя следующие речевые акты: категорические акционально ориентированные директивные акты без права свободы на альтернативное действие со стороны адресата, акты положительной самооценки, в том числе акты хвастовства, акты отрицательной оценки партнера, включая акты отрицательной оценки его деятельности, компетентности, акты унижения, оскорбления, угрозы, иронии, издевки (Пушкин 1990).

В нашем исследовании мы исходим из того, что институциональный тип дискурса, его базовые целевые установки (в данном случае борьба за власть), независимо от типа языковой личности политика, обладает инвариантной речеактовой спецификой (набором речевых актов), которая пересекается с речеактовым представлением, обусловленным языковой личностью того или иного конкретного политика.

В рассмотрении речевых актов политического дискурса мы будем исходить из следующих положений:

 существуют речевые акты, специфические только для данного вида общения – политические перформативы;

 существуют речевые акты, высокочастотные для данного вида общения (например, призывы, обещания, опровержения);

 набор инвариантных речевых актов политического дискурса отражает его функциональную семиотическую триаду «интеграция – ориентация – агональность/агрессия».

Как известно, перформативами называются высказывания, произнесение которых и есть осуществление действия; такие высказывания истинные в силу факта их произнесения (Остин 1986).

Соответственно, политические перформативы – это высказывания, само произнесение которых является политическим действием, формой политического участия. К наиболее значимым политическим перформативам относятся перформативы доверия и недоверия, поддержки, выбора, требования, обещания.

Реализация данных высказываний (т. е. их произнесение или написание) в соответствующем институциональном контексте является формой политического участия, которая может привести к вполне реальным политическим последствиям. Например, акт официального выражения недоверия правительству со стороны законодательного органа может повлечь за собой правительственный кризис. Данный акт традиционно закреплен за специфическим жанром политического дискурса – вотумом доверия/недоверия, адресантом которого является парламент, а адресатом – правительственные структуры и их отдельные представители.

Значимость факта доверия к власти настолько велика, что нередко этот вопрос является предметом специальной рефлексии:

В тот момент доверие к новой власти в обществе было столь велико, что Правительству фактически позволяли экспериментировать над страной подобно вивисектору над лягушкой (О. Морозов // СГД, 21.08.98).

Но когда вы, Геннадий Андреевич, говорите о доверии, о правительстве народного доверия, кого вы имеете в виду? Уж не свое ли правительство? Уж не думаете ли, что вам будет доверять народ? Народ показал летом 1996 года, кому он доверяет, а кому не доверяет (А. Старовойтова // СГД, 21.08.98).

П. Бурдье безусловно прав, говоря, что политический деятель черпает свою политическую силу в том доверии, которое группа доверителей в него вкладывает. «Особое внимание политических деятелей ко всему тому, что создает представление об их искренности или бескорыстии объяснимо, если подумать о том, что эти качества предстают как высшая гарантия того представления о социальном мире, которое они стремятся навязать, тех «идеалов» и «идей», внушение которых есть миссия политических деятелей» (Бурдье 1993: 210).

Перформативы доверия /недоверия весьма частотны в акциях протеста, где они исходят от граждан и адресованы власти: Выражаем недоверие Ельцину и всем тем лицам в структурах власти, которые поддерживают деструктивное и дестабилизирующее общество решение (СР, 15.05.99).

Для акций протеста также характерны перформативы категорического требования: Требуем немедленной отставки Ельцина. Требуем от Государственной Думы отрешения Ельцина от должности президента (СР, 15.05.99).

Если акты требования и выражение недоверия носят преимущественно рациональный характер, то перформатив возмущения является эксплицитным эмотивно-маркированным средством выражения протеста.

Крайне возмущены действиями президента по отставке единственного за последние 10 лет правительства, которое пользовалось доверием Сове-

та Федерации, Думы, простых людей…(СР, 15.05.99).

Мы, участники митинга народно-патриотических сил Пензенской области, выражаем свое глубокое возмущение очередной провокацией Ельцина, который 12 мая 1999 года необоснованно отправил в отставку правительство Е. М. Примакова (СР. 15.05.99).

Вообще использование эмоциональных предикатов в качестве формульных средств не выражения (!!!), а совершения политических действий представляет собой, на наш взгляд, интересную проблему для дальнейшей разработки (ср. еще один эмотивный перформатив, характерный для дипломатической сферы: Правительство выражает озабоченность действиями N…).

Акции протеста нередко носят двусторонний характер: они одновременно направлены против одних и в поддержку других, поэтому еще одним видом политического перформатива, с которым приходится сталкиваться при анализе политической коммуникации, является перформатив поддержки: Дорогой Евгений Максимович! <…> Президиум Сибирского отделения РАН в эти смутные для России дни обращается к вам со словами поддержки и благодарности (СР, 15.05.99).

В рекламных лозунгах используется перформатив выбора: Выбираю Яблоко! Мы выбираем свободу! Справедливости ради, следует отметить, что перформатив выбора не является самым ходовым приемом предвыборной рекламы. Вероятно, вследствие своей «незатертости» и акцентирования момента личного выбора, он приобретает определенную фасцинативность. Далее, при описании жанра лозунга мы прокомментируем суггестивный потенциал данного типа речевых актов.

Что касается второй группы речевых актов – обладающих, в силу своей иллокутивной функции, высокой степенью релевантности и частотности (таких, как призывы, обещания, опровержения/изобличения лжи), то они являются объектом рассмотрения в других разделах книги (в частности, посвященных жанру лозунга, и истинностному аспекту политического дискурса), поэтому здесь мы не будем отдельно на них останавливаться.

Следующим этапом анализа является рассмотрение речевых актов сквозь призму базовой семиотической триады политического дискурса «интеграция – ориентация – агональность».

I. Иллокутивной функцией речевых актов интеграции является выражение единения, солидарности, сплочение «своих». Эта функция реализуется в таких речевых актах, как здравица (Да здравствует нерушимая дружба России и Белоруссии!); призыв к единению или констатация единства (Область и город – в единстве сила!; Мы с тобой, братская Белоруссия!; Медведь и народ едины!), а также уже рассмотренные выше перформативы и квазиперформативы поддержки (Да – единству русского народа! Мы – за Россию без диктаторов и олигархов!).

II. В качестве речевых актов ориентации выступают лозунговые ассертивы и декларативы, обозначающие программную позицию или выступающие в качестве программного заявления. Функция ориентации, на наш взгляд, присуща также таким речевым актам, как рефлексивы, способствующие снятию когнитивного напряжения (см. раздел «Категория прогностичности»), изобличение во лжи (см. раздел «Истинностный аспект») и разоблачение эвфемизма (см. раздел «Эвфемизация и дисфемизация»). Оборотной стороной ориентации является противоположно направленный процесс – дезориентация, составляющая суть политических манипуляций. В этой роли выступают речевые акты, способствующие созданию и поддержанию смысловой неопределенности: предположения, намеки, ссылки на слухи, уклонение от ответа на вопрос.

Остановимся подробнее на речевом акте прогноза, который входит в среднее звено категории прогностичности, и является, наряду с предположением, специфическим средством ориентации, связанным с анализом будущего, а не настоящего или прошлого в мире политики.

Основными признаками прогноза являются:

а) интенция – высказать предположение о вероятном течении событий;

б) специфические лингвистические маркеры: будущее время или сослагательное наклонение, показатели модальности вероятности;

в) факультативные компоненты: ссылка на источник информации (по слухам, по моим сведениям, по данным источника, близкого к Кремлю), указание мотивов возможных действий политика.