Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
1chernobyl_dni_ispytaniy_kniga_svidetel_stv.pdf
Скачиваний:
18
Добавлен:
19.11.2019
Размер:
6.49 Mб
Скачать

Сделан он был накануне торжественного митинга, на котором прозвучали, в частности, слова и о том, что правительственное задание по укрытию поврежденного энергоблока выполнено досрочно. Атомный джинн надежно изолирован от окружающей среды. А саркофаг с «начинкой» стал своего рода исследовательским центром, в котором ведутся дальнейшие поиски оптимальных путей использования атомной энергии в мирных целях.

architecxp

Владимир ЖУКОВСКИЙ

комиссары

Вместо предисловия

Складывая в стопку накопившиеся за день бумаги, Хапренко мельком взглянул в сумеречное окно: какая там к ночи погода? Хотя бы сегодня не мело. Разгулявшаяся пурга уже пятый день заметала дороги, и добираться до Серебряного Бора было все труднее. Может, заночевать в Чернобыле?.. Устроюсь прямо на табуретках. Не впервые ведь... Нет, пожалуй, поеду! Он вдруг отчетливо вспомнил, что на двенадцать часов ночи заказан разговор с женой. Собирается приехать на день-другой. Да и побриться к утру надо. Не будет же он, начальник политотдела, ходить заросшим...

В неярком свете уличного фонаря неистово носились, словно майские мотыли, крупные снежинки. Гонимые ветром, они с разных сторон налетали на белый абажур, будто именно он стоял на их пути, сдерживая вырвавшиеся из повиновения снежные вихри.

Хапренко представил, как он сядет у окна полупустого автобуса и будет в пути блаженно дремать под монотонное завывание вьюги. Он, никогда не жаловавшийся на здоровье, в последние дни почувствовал — на плечи навалилась усталость. Спал мало, работал, как другие, без выходных...

Его раздумья прервал резкий телефонный звонок.

Взял трубку и узнал голос заместителя начальника управления Валерия Николаевича Кармачева.

— Засиделся? — поинтересовался Хапренко.— Люди домой уезжают — тебе благо: работы, небось, поубавится. А вот нам — в политотделе — наоборот: забот увеличилось. Я, чтоб ты знал, только сегодня около трехсот грамот, писем и благодарностей подписал. Рука ноет. И до мозолей недолго.

276

Да ну тебя — расхвастался,— дружелюбно проговорил Кармачев.— Я звоню, кстати, по неотложному делу.

Зайти? — спросил Хапренко.

Загляну сам. Без «комиссарской» помощи тут, видно, не

обойтись...

Выкладывай, что там случилось? — устало проговорил

Хапренко.

Валерий Николаевич рассказал о том, что из первого района поступают сигналы о неправильном поведении одного из руководителей.

«Неужели бывает под хмельком? — подумал Хапренко, но тут же сам себе возразил: — Нет! Не заметить такое хлопцы из «антиалкогольной» бригады не могли: он лично инструктирует их перед традиционными вечерними рейдами. «Зеленому змию» с первого дня объявили беспощадный бой...»

Здесь другое,— вернулся к теме разговора Кармачев,— Есть такое понятие как ретивость. Оно — полная противоположность строгости, исполнительности. Кроме грубого окрика, понуждения, товарищ, видимо, ничего иного не знает. Считает, что в сложных условиях Чернобыля о человечности и чуткости можно забыть. А как специалист неплохой.

Хапренко задумался. Таких людей ему приходилось встречать и раньше. На первый взгляд, поступают они вроде бы и правильно. Но такой подход годится разве что для нерадивых. Здесь, где все выкладываются без команд и понуканий, такой стиль руководства вреден. В этом Виктор Никитович убеждался не раз. Уже третий месяц он «в зоне», но не помнит случая, чтобы бетонщик или водитель, дозиметрист или монтажник отказался от самой опасной работы. Бывало, что трудились по две смены подряд, хотя этого никто не требовал. Люди сами понимали обстановку, шли на оправданный риск. Кармачев прав: руководителей грубых и нетактичных нужно ставить на место. Но еще больше следует проявлять заботу и внимание, оказывать дружескую помощь, поддержку.

Нам называли имя этого специалиста. Но Хапренко попросил не указывать его. Инженер он опытный, знающий дело. Осознал, что поступал неверно. После встречи с Хапренко и Кармачевым, которые дали «сутки на размышление», сам пришел в политотдел с «повинной». Да и от монтажников жалоб больше не поступало.

Тысячи людей прошли испытание Чернобылем. Экстремальные условия рождали сложнейшие ситуации, ставили вопросы, решать которые надо было не откладывая. От рабочих и инженеров, конструкторов и ученых требовались — не день и не два — знания и

architecxp

architecxp

мужество, терпение и самообладание. О них много и часто сообщала печать, рассказывало теле- и радиовещание.

А совсем рядом трудилась горстка людей, имена которых почти никогда не упоминались. Они, собственно, и сами того не желали, считая это ненужным, излишним. К ним принадлежали работники политотдела 605-го строительного управления — главного подразделения по захоронению радиоактивных обломков четвертого реактора.

Вспоминая тот тревожный апрель, воздадим должное и «комиссарам» Чернобыля.

Более трех с половиной месяцев провел на ЧАЭС парторг управления Виктор Никитович Хапренко. Он слыл душой многотысячного коллектива, был всегда там, где складывалась наиболее трудная обстановка.

Две комнатки в вагончике

Управление строительством разместилось в здании бывшей автостанции — у самого въезда в Чернобыль. Для политотдельцев были выделены две крохотные комнатушки в полевом вагончике. Работали здесь по-полевому, а вернее — по-боевому. «Кабинет» парторга до того узок, что трудно пройти между столом и табуреткой для посетителей. Впрочем, это мало волновало Хапренко, ведь настоящим его кабинетом была вся стройка — от чернобыльского речного порта до АЭС.

Парторгу еще не исполнилось и пятидесяти. На нем — черный, как у танкистов, комбинезон, широкий солдатский ремень, тельняшка. Такая одежда здесь «в моде» — просто и удобно. Тронутые сединой чуть волнистые волосы зачесаны назад. Во всем: негромком голосе, в манере держаться — угадывались готовность выслушать собеседника, Дать исчерпывающий ответ, не спасовать перед трудным Делом. Самые добрые слова мы слышали о Викторе Никитовиче и от работников Центрального Комитета Компартии Украины.

Во время первой же встречи секретарь парткома сказал:

— Работники политотдела хотят как можно лучше исполнять свою работу, и кое-что нам удается. Но не мы главные действующие лица в Чернобыле. Мы познакомим вас со строителями, монтажниками, дозиметристами, воинами. Берите любого, и не ошибетесь...

Стена одной из комнат парткома испещрена яркими листами. Это образцы грамот и благодарностей. Не одну тысячу их увезли с собой чернобыльцы на родину как память о нелегких днях, проведенных на станции. Этот необычный стенд сразу видишь, едва

278

 

переступив порог. Значит, не надо тратить время на ненужные

 

пояснения. Взглянул на доску — и все понятно: какая грамота, от

 

имени кого вручается. «Сообщаем, что за активное участие в

 

ликвидации аварии...»; «Сердечно благодарим Вас за са-

 

моотверженные действия...»; «Припятский горком партии награждает

 

за активное участие...»; «Решением правительственной комиссии

 

объявляется благодарность...». Так начинались эти лаконичные

 

документы, и па каждом из них подпись также секретаря парткома.

 

Сейчас, когда сооружение саркофага завершается,—

 

скажет он,— мы с особой тщательностью ведем эту работу. Человек

 

уходит отсюда, словно с поля боя: как же не сказать ему доброе слово

 

на прощание? Помню, как мой отец, да и все фронтовики, вместе с

 

медалями и орденами берегли благодарности Верховного

 

Главнокомандующего, объявленные в приказах по войскам.

 

Наш разговор прерывали телефонные звонки. То и дело

 

открывались двери кабинета.

 

Я с десятого района,— произнес очередной посетитель.—

 

Вот список людей, которых паша партийная организация

 

рекомендует поощрить. Кому прикажете передать?..

 

Позже парторг объяснит: этот район строит базу УПТК. Рабочих

 

управления называют «тыловиками». Но и они выполняют

 

важнейшие задания по ликвидации последствий аварии. Оставить их

 

без внимания было бы неправильно.

 

Зашел еще один посетитель. Это был местный художник. Он без

 

слов передал какой-то рисунок. Парторг кивнул головой. То был

 

образец почетной грамоты для трудовых коллективов, выполнявших

 

заказы Чернобыля. А таких, уточнит Хапренко, сотни. Грамоты

 

договорились оперативно сделать в Киеве с помощью Госкомиздата.

 

На ее титульной стороне — силуэт Чернобыльской атомной.

 

Выполнен рисунок профессионально. А вот внутренние страницы

 

парторга не удовлетворили.

 

Здесь,— указал он на одну из них,— хорошо бы показать

 

панораму нынешней АЭС, и обязательно с законченным саркофагом.

 

Такой рисунок будет напоминать владельцу грамоты, что он —

 

участник героических событий.

 

...Очередной звонок пригласил парторга на встречу с

 

отъезжающими из Чернобыля воинами, участвовавшими в работах по

 

дезактивации населенных пунктов в 30-километровой зоне.

 

Беседу продолжаем с Александром Буренковым — инструктором

 

парткома. С ним приходилось встречаться и раньше. Это он несколько

 

раз сопровождал журналистов на станцию, знакомил с

 

руководителями стройки, показал места, где еще недавно трудился

architecxp

сам.

 

 

 

Александр — выпускник Харьковского инженерно-строи- тельного института. В свое время он работал мастером на сооружении маслопрессового завода, избирался секретарем партийной организации этой же стройки. Молодого специалиста заметили в райкоме партии и пригласили инструктором.

Более трех месяцев прошло с тех пор, как Александр прибыл на АЭС, на ее важнейший участок — дезактивацию и бетонирование промплощадки. Позже Буренкова, «схватившего дозу», отозвали с четвертого блока. Но он попросил оставить его в Чернобыле.

 

 

 

Наверное, ничто в моей жизни не запомнится так, как эти

 

 

 

дни в «зоне»,— говорит Саша,— хотя и в парткоме оказалось

 

 

 

достаточно интересных дел. Особенно оживилась работа с приходом

 

 

 

Виктора Никитовича, который заставил всех нас по-новому взглянуть

 

 

 

на роль политработника. Он прежде всего потребовал живого

 

 

 

общения с людьми. Все у него выходило просто, непринужденно —

 

 

 

так, словно он десятки лет знаком с тем или иным человеком.

 

 

 

За оформление и вручение поощрений в парткоме отвечал

 

 

 

Игорь Щетинин.

 

 

 

Даже в такое, на первый взгляд, рутинное дело,— говорит

 

 

 

он,— Хапренко внес немало новшеств.

 

 

 

Виктор Никитович хорошо знал, как это часто бывает в жизни:

 

 

 

подготовят грамоту, и лежит она неделю-другую в столе, пока не

 

 

 

пришлют за ней гонца.

 

 

 

Нет,— категорически сказал Хапренко на одном из

 

 

 

партийных собраний,— мы поступим по-другому. Награды будем

 

 

 

вручать героям Чернобыля как можно оперативнее. А тем, кто

 

 

 

отъезжает,— немедленно. И еще: награждать только на рабочих

 

 

 

местах, в присутствии всего коллектива.

 

 

 

Обыкновенные с виду, простенькие грамоты в Чернобыле

 

 

 

неожиданно приобрели особую ценность.

 

 

 

Виктор Никитович уточняет: в сентябре — а в то время работы

 

 

 

по захоронению аварийного блока были в самом разгаре — ежедневно

 

 

 

выдавали по 300—400 грамот, благодарностей, писем. На площадке, а

 

 

 

не в кассах выплачивались и денежные премии.

 

 

 

Умел Хапренко работать сам, но и умел доверять своим

 

 

 

помощникам. Не всегда можно было дозвониться к нему или же

 

 

 

застать в политотделе. Но кто-либо из его сотрудников находился там

 

 

 

всегда. Чаще всего парторга заменял Николай Калякин —

 

 

 

инструктор по оргпартработе, бывший пропагандист из города Навои.

 

 

 

В Чернобыле ему приходилось заниматься самыми различными

 

 

 

вопросами. Так, в конце сентября в управлении состоялось собрание

 

 

 

партийно-хозяйственного актива. Готовясь к нему, в парткоме

architecxp

 

 

утвердили лишь докладчика. Во всем остальном решили действовать

 

 

 

 

 

280

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

неформально — отказались от трибуны, от заранее составленного списка выступающих. И еще об одном договорились: «заседать» не более сорока минут.

...Зал районного Дома культуры заполнен до отказа. Почти все коммунисты — «оттуда»: одни в комбинезонах или форменных куртках, другие в защитного цвета робах, белых «докторских» шапочках.

Когда избирали президиум и объявляли повестку собрания, Калякин еще волновался. И только после того, как вслед за докладчиком на сцену один за другим стали подниматься представители районов и служб, он почувствовал: присутствующих объединяло нечто большее, чем просто коллектив людей, съехавшихся из разных уголков страны. В Чернобыле собрались единомышленники, сплоченные общей задачей, общим устремлением

— скорее укротить вырвавшийся из-под контроля атом. Были зримы и результаты их усилий: полным ходом велся монтаж перекрытий машинного и реакторного залов, в труднейших условиях устанавливалась разделительная стена между третьим и четвертым блоками, все выше и выше поднимался каскад над развалом. О том, как коммунисты обеспечивают на этих участках свою авангардную роль, и говорилось в немногословных выступлениях. Не забывали ораторы говорить и о том, что беспокоило людей, всю стройку. Досталось смежникам, не в полном объеме обеспечившим фронт работ. Перепало руководителям объектов, которые не всегда крепко объединяли усилия служб и подразделений. Деловой и краткой была резолюция собрания: она уместилась всего в десяток строк. За нее единодушно проголосовали все участники актива.

А вскоре еще раз над рядами собравшихся дружно взметнулся лес рук. По предложению строителей первого района коммунисты постановили перечислить однодневную заработную плату в фонд помощи Чернобылю. А это — не одна тысяча рублей! К этому времени сумма добровольных взносов на 904-й счет перевалила за двести тысяч рублей.

После собрания к секретарю парткома подошли коммунисты.

Я более сорока лет в партии,— сказал один из них.— Слушал всякие речи, порой длинные и малосодержательные. Сегодня же мы говорили кратко и конкретно. Только по делу. И действовать будем еще энергичнее. Вот так бы всегда! Это пример для перестройки всем партийным работникам!

Виктор Никитович поискал глазами Калякина и одобрительно ему улыбнулся.

architecxp

К людям!..

Через какое-то время, проводив группу военных строителей, В. Н. Хапренко возвратился назад. И наша беседа продолжилась.

 

 

 

Сейчас на стройке,— сказал он,— уже не восемнадцать

 

 

 

партийных групп, как было вначале, а меньше: часть людей,

 

 

 

выполнив свою задачу, выехала к прежнему месту службы. Но

 

 

 

коммунистов осталось еще немало, и мы не можем свертывать или

 

 

 

ослаблять партийное влияние в коллективах. Прежде, чем будет

 

 

 

готов саркофаг, предстоит еще уложить сотни кубометров бетона,

 

 

 

тонны металлоконструкций. Сегодня именно здесь проходит, так

 

 

 

сказать, наша «линия фронта».

 

 

 

Парторг показывает одну из фотографий.

 

 

 

Вот сюда,— показал он на темнеющее место в завале,—

 

 

 

поднимем «мамонта», этакую семидесятитонную махину — балку. Она

 

 

 

станет промежуточной опорой для «большой клюшки», которая

 

 

 

перекроет реакторный зал со стороны машинного зала. «Малая

 

 

 

клюшка», такая же полуизогнутая ферма, будет смонтирована в

 

 

 

районе каскадной стены. И таким образом железобетонное укрытие

 

 

 

плотно изолирует разрушенный блок от внешнего мира.

 

 

 

В зимнюю пору рано наступают сумерки. Кажется, совсем

 

 

 

недавно в заиндевелое окно проглядывало невысокое солнце, а уже и

 

 

 

синие тени легли на редкие февральские снега. С трассы,

 

 

 

пролегающей рядом, доносилось натужное гудение машин с грузами

 

 

 

на АЭС...

 

 

 

 

Наш собеседник продолжает со знанием дела говорить о вещах, в

 

 

 

общем-то, непростых для непосвященного человека, свободно

 

 

 

оперирует специальными техническими терминами.

 

 

 

Не забывайте: я ведь строитель,— уточняет он,— хотя род

 

 

 

наш с деда-прадеда — донецкие шахтеры. В рабочем поселке имени

 

 

 

Кирова и поныне живет мать Анастасия Ивановна. Скоро ей —

 

 

 

восемьдесят пять. А вот моя семья, скажу вам,— «строительная»: жена

 

 

 

— инженер, старший сын — инженер-лейтенант, младший — студент

 

 

 

Московского инженерно-строительного института. Вместе с женой

 

 

 

заканчивал Ростовский институт, кочевал по стране. Проектировал

 

 

 

Новомосковский, Сумгаитский, Ереванский, Яванский химические

 

 

 

комбинаты. И вот почти семь лет живу на Мангышлаке, в городе

 

 

 

Шевченко. Избирали секретарем парткома стройки, где

 

 

 

насчитывалось до полутора тысяч коммунистов. Хорошая была

 

 

 

школа!

 

 

 

 

Сюда, вероятно, тоже приехали не случайно?

 

 

 

Наверное, так. Сейчас вся страна живет Чернобылем.

architecxp

 

 

Здесь мне, как и другим, пригодился прежний опыт. Скажем так:

 

 

 

 

 

282

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

нельзя заниматься партийной работой, не зная производства. В то же время ценен и хозяйственник, который имеет стаж партийной работы. Он и людей быстрее поймет, и социальных проблем не обойдет. Правда, у нас, на Чернобыльской, ситуация совершенно особая. Но партийные принципы всегда незыблемы.

Нам рассказывали, что и вы, и сотрудники парткома едва ли не каждый день бываете в «зоне».

Без этого нельзя! В Чернобыле многое напоминает фронтовую обстановку, но мы всех предупреждаем: зря не рисковать. Любое дело нужно заранее продумать, просчитать, выверить. Каждый рабочий, кроме того, знает: в трудный момент партийный организатор, да и просто рядовой коммунист, не покинет опасного участка — будет трудиться рядом, придет на помощь.

Чернобыльские будни это полностью подтвердили. Каждое решение и действие продумывали наперед. И все же иногда случалось непредвиденное. В такие моменты по-особому ценились опыт, смелость, дерзость. Помнится, как переживали собравшиеся в бункере руководители, специалисты, ученые, когда во время установки на реакторный зал балки-перекрытия, подвела зарубежная техника. Многотонная конструкция, уже зависшая над крышей реактора, вдруг резко пошла вниз и затем, застопорившись, остановилась: ни вверх, ни вниз. Заменив трос, опытные специалисты

спомощью мониторов подняли гигантскую махину на необходимую высоту. Только специалист сполна оценил бы то, что было сделано: ведь во время устранения аварии на кране его «стрела» выбрасывалась на расстояние до семидесяти метров. Добавим, что и крановщик, и операторы руководили операцией по телевизору. Радиационная опасность не позволяла наблюдать визуально. И все это время от телеэкрана не отходил секретарь партийной организации монтажников В. А. Петров. По две, а бывало, и по три смены не уезжал из «зоны» Вячеслав Александрович и в те дни, когда бетонировалась каскадная стена, перекрывался реакторный зал.

Секретари партийных организаций — надежная опора парторга. Юрий Всеволодович Николаев, Владимир Константинович Велихоцкий, Ростислав Сильвестрович Семенченко, Владимир Васильевич Глебов... Да, как хозяйственники они в полной мере отвечали за дела на своих участках, но чем измерить их деятельность как партийных организаторов? Бетонщик уложил за смену сто кубометров бетона — ему слава; водитель в сложных условиях без задержки доставил на стройку важный груз — честь ему и хвала. Кто его увлек на этот подвиг? Кто позаботился о быте, питании, отдыхе рабочего? По-лит-работ-ник! Именно это с горячей убежденностью

architecxp

architecxp

будет доказывать нам Хапренко, будто мы и сами не видели, не знали самоотдачи чернобыльских «комиссаров».

Человеку, в том числе журналисту, впервые попавшему на АЭС в те дни, казалось, что все здесь здорово организовано, все отлажено. Никаких нет отклонений в сторону, а все люди идеальны, без изъянов.

— Скажу откровенно, — заметит Хапренко,— никогда не думал, что найду здесь столь высокий моральный дух. И если говорить о каких-либо нарушениях дисциплины и порядка, то их ничтожно мало: на тысячу рабочих — не больше двух-трех случаев. Знаете, какого наказания у нас страшатся больше всего? Решения отобрать командировочное удостоверение и сообщить об этом по месту работы. Так что лодырей тут нет. Чернобыль быстро определил — кто есть кто.

Постоянно держать руку на пульсе, находиться там, где решается успех дела... Такое требование предъявлено к работе парторга. А, конечно же, не всегда выдерживался известный у военных людей принцип: делай, как я.

Хапренко вспоминает дни, когда сооружалась разделительная стенка между четвертым и третьим блоками. Работали здесь по двое: одни подавал лопатой раствор, другой — укладывал кирпич. Вначале

— на корточках, затем — пригнувшись: ведь опасность была совсем рядом. Хорошо, дозиметрист находился тут же, да и прораб с секундомером. Что в этой ситуации мог сделать парторг? Улыбнуться молодому парню, дружески тронуть его за плечо. Может, большего и не требовалось. Просто человек чувствовал за спиной старшего товарища. А в планах... в планах, естественно, все это помечалось кратко: «Выехать в «зону».

Интервью в парткоме

Слово «рубеж», скорее всего, относится к военному языку. Там оно обозначает условную линию, от которой отсчитывается начало или конец какой-либо операции.

В конце декабря благодаря усилиям многотысячного коллектива строителей завершился важный этап восстановительных работ па Чернобыльской АЭС: был укрощен и надежно закрыт четвертый реактор. Как указывалось в сообщении ЦК КПСС и Совета Министров

СССР, правительственная комиссия приняла в эксплуатацию комплекс защитных сооружений разрушенного энергоблока. Аварийный реактор перестал быть источником радиоактивного заражения окружающей среды.

Говорилось также о том, что для изготовления саркофага было использовано свыше шести тысяч тонн металлоконструкций и более

284

трехсот тысяч кубометров бетона... Что стоит за сухими цифрами?

Набираем знакомый номер политотдельского телефона...

 

— Долго рассказывать,— говорит, выслушав нас, парторг.— Да

 

и времени в обрез. Готовим документы для награждения наиболее

 

отличившихся на завершающей стадии работ. Если хотите поговорить

 

конкретнее, милости просим к нам.— И вдруг, как это уже не раз

 

бывало, Виктор Никитович перешел на украинский язык: — Завжди

 

радi бачити...

 

 

 

 

 

 

 

Снова — те же две малюсенькие комнатушки в полевом

 

вагончике... В первой Николай Калякин стучит на видавшей виды

 

пишущей машинке: печатает характеристики. Хапренко остается

 

лишь их просмотреть, что-то подправить, подписать. Без его визы

 

начальник управления Иван

 

 

 

 

 

Александрович Дудоров документов не примет. Так заведено: в

 

обход парткома не решается ни один вопрос, тем более, когда речь

 

идет о людях.

 

 

 

 

 

 

 

Поздний вечер. За морозным окном уже не различить ни голых

 

кленовых

ветвей,

 

ни одиноко

стоящего

здания

районной

 

«Сельхозтехники». Именно в такие часы, когда спадает дневной

 

накал, к политотдельцам чаще всего и заходят коммунисты. Одни

 

рассказывают о делах на объектах, другие — делятся той или иной

 

радостью, третьи советуются, как лучше решить возникшие неувязки.

 

Предоставился и нам редкий случай встретиться с командирами

 

стройки, откровенно поговорить с коммунистами.

 

 

 

Первым заглянул начальник одиннадцатого района Александр

 

Георгиевич Беченов.

 

 

 

 

 

 

У меня знаменательный день! — бросил он с порога.—

 

Сегодня истекают сотые сутки с тех пор, как я в Чернобыле...

 

Ты, Саша, конечно, не первый такой герой,— улыбнулся

 

Хапренко.— Но сотня — это в самом деле цифра круглая. Не худо и

 

отметить... бутылкой боржоми.

 

 

 

 

 

Сам я москвич,— представился нам Александр Георгиевич,

 

когда улеглись шутки и разговор пошел о тружениках его района.—

 

Работаю главным инженером в «Главмоспромстрое». А здесь мой

 

объект значится под одиннадцатым номером, хотя он — далеко не

 

второстепенный.

Уникальная

операция

по

захоронению

 

поврежденного блока напрямую связана с огромным количеством

 

бетона. Надо отдать должное тем, кто его производил и доставлял в

 

наиболее опасные места. Нам досталось еще более трудное дело —

 

укладка бетона.

 

 

 

 

 

 

 

Первый бетононасос, рассказал А. Г. Беченов, строители

 

запустили уже седьмого июля. А еще раньше десять операторов,

architecxp

освинцовав кабины,

провели на

бетонном

заводе

в

Чернобыле

 

 

 

 

 

 

 

 

пробные испытания насосов. Они подавали смесь на разделительную стенку между третьим и четвертым блоками. Нетрудно догадаться, как важно было сделать это быстрее.

Главная задача, которая была поставлена на первом этапе,— уменьшить уровень радиации. Для этого надо было воздвигнуть рядом с зияющим завалом многометровую каскадную стену.

К началу августа радиация резко упала. Это позволило установить несколько насосов впритык к пролому. Позднее такие мощные агрегаты, закачивающие бетон, появились в других районах станции.

Оперативно действовала служба снабжения и заправки насосного оборудования. Значительную роль сыграла диспетчерская вахта. Случалось, какой-либо насос выходил из строя. Тут же узнавали, в каком городе он изготовлен, посылали туда телеграмму «молнию». Самолет с новым насосом был еще в воздухе, а в аэропорт уже выезжал мощный МАЗ с машинистом.

Вот, смотрите,— показал Беченов.— Это справкидонесения в правительственную комиссию о проведенных нашим районом работах.— Сотни пунктов! Только перечисление их заняло бы много времени. Поэтому назову лишь некоторые. Кстати, в сообщениях, переданных по каналам ТАСС, о них уже говорилось. Так вот, скажем, в основные объекты блока на сегодня уложено более трехсот тысяч кубометров бетона. Пятизначными цифрами — непосвященному это трудно представить — помечено количество раствора, использованного в других не менее важных местах. Специалисты района провели, кроме того, ряд уникальных операций.

Беченов порылся в карманах толстого ватника, достал сложенную вдвое бумажку.

Хотите, почитаю стихи?..

Мы заинтересованно переглянулись.

Эти строки,— объяснил Александр Георгиевич,— я написал для «Молнии» о Викторе Заведие, лучшем чернобыльском бетонщике...

Кто мог знать в те дни, что пройдет совсем немного времени — и Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и самоотверженный труд, проявленные при ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС и устранении ее последствий, бригадиру машинистов-операторов бетононасосов В. И. Заведию будет присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Мужество. Героизм. Самоотверженность. Эти качества проявили в Чернобыле тысячи людей. Вспоминается, в этой связи встреча с начальником стройуправления И. А. Дудоровым.

architecxp

286

Всем, кто принимал участие в ликвидации аварии, пришлось нелегко,— говорил Иван Александрович,— И все же самый трудный этап выпал на долю последней — третьей — смены людей. Им пришлось не только форсировать восстановительные работы, но и выполнить наиболее сложные в техническом отношении операции. Специалисты здесь собрались грамотные. Однако ответственные решения им нередко приходилось принимать лишь по чертежам да по фотографиям. К объекту не подойти — столь высок был радиационный фон. То место, куда намечалось уложить какую-либо конструкцию, можно было рассмотреть только с помощью телекамер, либо же — с вертолета.

Много споров возникло, например, во время установки опоры для укладки труб в перекрытие реакторного зала. Было предложено до десятка вариантов. И, когда остановились на последнем, понадобилось десять дней на изготовление стасемидесятитонного «осьминога» — так называли монтажники опору. За несколько суток смонтировали также конструкцию, окрещенную «мамонтом». Она приняла на себя пятисоттонный груз. Работы выполнялись на огромной высоте, управление механизмами осуществлялось по рации.

Спомощью телекамер, словно гигантские карандаши, были уложены двадцать семь труб в перекрытие реактора. Этими работами мастерски руководил опытнейший инженер-оператор из Челябинска Никифор Ксенофонтович Страшевский. Это поистине виртуоз своего дела.

Лучших специалистов направила Родина на ликвидацию чернобыльской аварии. Отбирали только добровольцев.

Многим из тех, кто побывал в Чернобыле,— сказал Дудоров,— дали отличные характеристики. Не раз бывало такое: человек приезжал работать прорабом, а завершал пребывание мастером, начальником участка. Да и на прежнем месте работы — мы получали письма — их повышали в должности.

...Главный механик стройки Евгений Петрович Павкин зашел в политотдел одним из последних. За ним топтался в дверях молодой парень в шапке-ушанке.

Слышал я, Виктор Никитич,— проговорил Павкин без всяких предисловий,— что у тебя находятся сейчас журналисты из Киева. Попроси их, пусть напишут о Саше Борке. Ты его, вероятно, знаешь. Из Киргизии приехал. Помнишь его МАЗ номер 30-05, на котором возил к реактору щебень из карьера? По восемь-девять рейсов за смену делал. Машину пришлось отправить на дезактивацию. Парня пересадили на автобус. Его, откровенно говоря, надо бы отправить домой, но он заупрямился: оставьте — и все тут!

architecxp

architecxp

Так же неутомим и сам Евгений Петрович. Ему уже под шестьдесят. Урал, Казахстан, Сибирь, Сосновый Бор, что под Ленинградом,— это лишь часть регионов и городов, где Павкин оставил свои трудовые автографы.

Много видал я строек на своем веку,— говорит Евгений Петрович.— Но, конечно же, ничего сравнимого с этой не наблюдал. Все тут необычно — и размах, и темпы.

И качество. В двадцатых числах октября мы бетонировали контрфорсную стенку. Это сейчас — готовенькая, красивая — она чем-то напоминает знаменитые «быки» Днепрогэса. А тогда...

Радиация — не подступишь. Требование же правительственной комиссии — безоговорочно: за несколько дней установить и забетонировать десять вертикальных секций. В каждой из них — более ста тонн. Группы ребят работали всего по пятнадцать минут. Но никто не спасовал: надо — значит надо...

Евгений Петрович помолчал, взъерошил густую седеющую шевелюру.

Вот возвращусь домой,— сказал он,— уверен: долго не усну по ночам. Будут вспоминаться и укрощенный четвертый. и вся эта прекрасная киевская земля, которую довелось увидеть в такое горестное для нее время. Жаль только, что внуку Женьке (в честь деда назван!) всего год и четыре месяца. Не расскажешь ему о том, чем мы тут занимались, что мастерили. Но ничего. Вот уйду на пенсию, опишу все, как было. Вместе с грамотами, удостоверениями и значками уложу все в конверт и накажу вскрыть лишь тогда, когда он станет взрослым. Сам Чернобыль, а также все, что мы совершили здесь, долгие годы будет волновать людей. Такое не забывается.

Послесловие

От Чернобыля до Припяти — восемнадцать километров. Это расстояние можно за двадцать минут преодолеть на автомашине. Мы же добирались до АЭС значительно дольше. Наш автобус то и дело теснили к обочине грузовые машины — бетоносмесители, цементовозы, мощные КрАЗы, военные вездеходы. В запотевших стеклах машин, защищенных свинцом от радиации, мелькали опустевшие хутора и села, голые вербы с налипшими на ветвях комьями мокрого снега.

Сразу за Припятью, оставшейся справа, вырос белый пилон с круглой чашей, увенчанной алыми сполохами огня. Так киевские дизайнеры пятнадцать лет назад символически выразили созидательный труд чернобыльских атомщиков. Внезапный взрыв на четвертом блоке АЭС погасил ее мирную энергию...

288

В салоне автобуса сидели Хапренко, Беченов, Павкин, другие руководители объектов. Мы направлялись на станцию. Каждый думал о своем. Вдруг Евгений Петрович Павкин попросил остановить

 

машину:

 

 

Крестоподобную сосну никто не видел?..

 

Пассажиры дружно промолчали.

 

Сворачивай вон на ту просеку,— велел Павкин Саше

 

Борку.

 

 

Неприветлива была припятская земля в эту пору. Шел мелкий

 

дождь вперемешку со снегом. Слева от дороги, разбитой колесами и

 

гусеницами вездеходов, стояла землеройная техника: здесь шла

 

расчистка участка под склад. По размокшей тропе мы направились в

 

лес. Под ногами уже мягко пружинила опавшая хвоя. И вдруг перед

 

нами, на небольшой поляне, выросла вековая сосна. На трехметровой

 

высоте ее ствол причудливо раздвоился, словно она с горя раскинула

 

руки...

 

 

Внизу белая плита с алой звездочкой. И надпись:

 

«И ты, идущий по весне,

 

Остановись! И поклонись ей низко...

 

Да, этой вот сосне.

 

Сосне, что стала обелиском».

 

Таяли снежинки за воротом, зябли руки. Люди стояли молча,

 

разгадывая смысл прочитанного. Тишину нарушил Павкин:

 

Об этой сосне мне рассказала в Чернобыле одна пожилая

 

женщина... Фашисты повесили на этом дереве не одного патриота.

 

Видите — на раздвоенных стволах, словно на перекладинах,

 

железные крюки? На них гитлеровцы приспосабливали веревки...

 

Каждый из нас вдруг с пугающей ясностью представил ту

 

страшную картину казни. Последние минуты героев...

 

И подумалось еще вот о чем... Многие из тех, кто живет на

 

Киевщине, возможно, и не узнали бы ничего о сосне — свидетельнице

 

кровавых злодеяний гитлеровцев. Но вот приехал в Чернобыль

 

беспокойный немолодой человек из Сибири, услышал рассказ о ней от

 

местных жителей и не поленился — нашел-таки место гибели

 

патриотов. И не только нашел, но и стал приводить сюда других...

 

Какое отношение к теме нашего повествования имеет этот

 

неожиданный случайный эпизод, подумает иной читатель? Имеет!

 

Разве сила духа советских людей, не покорившихся захватчикам,

 

иссякла в наши дни? Разве она не проявлялась в годы послевоенного

 

возрождения, на целине, в Афганистане и, наконец, в Чернобыле?

 

Разве убавилось у нас мужества?

 

...Коротки зимние дни. Снежная круговерть опустила на

architecxp

огромную стройку свой полог, припорошила закованный в бетон и

 

 

сталь саркофаг, его темно-фиолетовые каскады и ребристые стены контрфорсов.

С Виктором Никитовичем Хапренко сфотографировались «на память» у подножия четвертого реактора.

Еще раз мы увиделись с ним перед Новым годом. Пообедав в рабочей столовой, направились к машине. Он с непокрытой головой, в расстегнутой армейской фуфайке, извинившись, вдруг направился к заросшему жухлым бурьяном полю. У его ног быстро опустилась стая голубей. Хапренко достал из кармана хлебные крошки и стал рассыпать вокруг себя. Никто не успел заметить, как нага друг и коллега

— репортер Владимир Репик — запечатлел этот миг.

Редкую и необычную для тех чернобыльских дней фотографию мы отправили Виктору Никитовичу, в Москву, где он проходил профилактическое обследование в одной из клиник. Снимок был для него не только приятным сюрпризом, но и добрым напоминанием о многотрудной чернобыльской схватке, за победу в которой он, «главный комиссар Чернобыля», удостоен ордена Леннна.

* * *

Несколько писем написал я в город Шевченко, по адресу В. Н. Хапренко. Хотелось получить о нем весточку. Но ответа не последовало. Кружными путями спустя год удалось узнать: бывший «комиссар Чернобыля» живет в Москве.

Недавно он позвонил сам:

— Знаю, что разыскивал. Все в порядке на мостике. Работаю в министерстве, руковожу главком. Получил квартиру, приезжай, вспомним не такое уж далекое былое...

architecxp

290