Село староверов Замошня

Всякий, кто знаком с историей Чернобыля XVII–XIX веков, не может не удивляться существовавшему тогда религиозному разнообразию – хасиды, православные, католики, староверы, католики‑раскольники спокойно сосуществовали вместе. Существует два объяснения такой толерантности. Во‑первых, экономика Чернобыля того времени строилась на доходах от речной торговли. А, как известно, веротерпимость в торговых городах была нормой. Во‑вторых, Полесье занимало периферийные, хозяйственно бедные пограничные земли. Поэтому коренные обитатели и хозяева Чернобыльского имения вынуждены были принимать и лояльно относиться ко всем, кто соглашался здесь жить, а значит, поддерживать численность населения и освоенность территории.

Так, в 1755 году здесь появились староверы из Стародубья, что на Черниговщине. Они скрывались не от преследования властей, а уходили от религиозного несогласия с земляками – те стали все чаще и теснее общаться с православными. Несогласные с таким положением дел староверы обосновались в Чернобыле и в селах Замошня и Красиловка.

Староверы внесли значительный вклад в местную культуру земледелия: «Жилища раскольников опрятнее не только мещан православных и крестьян‑собственников, но и богатых евреев. При каждом доме сад и огород; и притом с такими качествами произведений, которые не умеют достигнуть окрестные крестьяне. Например: картофель, лук, капуста, огурцы, подсолнечник обрабатываются превосходно; плоды садоводства, даже нежные абрикосы и персики во множестве доставляются в Киев», – гласят литературные памятники истории.

Подробно скит чернобыльских староверов описывает К. Г. Паустовский в книге «Повесть о жизни. Начало неведомого века»:

«Через несколько дней я пошел в скит. Лес был темен, завален буреломом. Потом не на поляне, а прямо в лесу, среди деревьев, я наткнулся на высокий тын из почернелых бревен. Такие тыны я видел на картинах Рериха и Нестерова, изображавших старые обители. Я пошел вдоль тына к воротам. Они были заколочены. Я долго стучал в калитку, пока мне не открыл тот самый монашек, что приходил за солью. Я вошел в заросший травой дворик, увидел рубленную из сосны косую маленькую церковь и сразу как бы выпал из своего столетия. Мы вошли в церковь. Горело всего три‑четыре свечи. Старики в черных схимнических рясах с нашитыми на них белыми крестами и черепами не шевельнулись. Коричневой позолотой поблескивали во мраке узкие лица святителей. Горьковато пахло горелыми можжевеловыми ягодами – ими монахи курили вместо ладана».

Сейчас найти в Чернобыле, да и во всей зоне отчуждения объекты старообрядческой культуры уже трудно. Исключением можно назвать село Замошня, там есть старое кладбище и развалины церкви. Погост расположен на западной окраине села в дубовой роще, он небольшой, последние захоронения датированы 70‑ми годами XX века. Намогильные сооружения представлены деревянными крестами старообрядческой формы – восьмиконечный крест с тремя перекладинами – и деревянными же надгробиями в форме домика – нарубы.

В ста метрах от кладбища высится кирпичная церковь. Это единственный элемент, оставшийся от женского монастыря XIX века. В 1930‑х годах она была закрыта, а в годы после аварии на атомной станции в церкви сгорели купол и перекрытия.

Фактически от нее остались только стены, на которых нет ни росписей, ни надписей. Вместо прихожан здесь обосновалась густая растительность: в восточной части растут четыре осины, повсюду кустарники, краснеет спелая малина, шумит листва… Поэтому у всякого, кто попадает в этот участок леса, обнесенный кирпичными стенами, складывается довольно необычное впечатление.