- •Глава I. Время индивида
- •§ 1. Время индивидуального бытия (жизненный цикл человека)
- •§2. Время и деятельность (о «ширине» и «глубине» индивидуального времени)
- •§ 3. Субъективное время
- •Глава II. Время поколения
- •§ 1. Современность и современники
- •§ 2. Смена человеческих поколений как ритм социального времени
- •§ 3. О духе времени
- •Глава III. Время истории
- •§ 1. Ход истории
- •§ 2. Пространство — время истории (о «ширине» и «глубине» исторического пространства — времени)
- •§ 3. Об историческом сознании
- •Оглавление
§2. Время и деятельность (о «ширине» и «глубине» индивидуального времени)
Действительно, от более или менее удачного употребления этих десяти или двенадцати часов и зависит главным образом счастье или несчастье большинства людей.
Гельвеции
Дела человека или человеческая деятельность и есть не что иное, как способ существования социальной материи.
Жизнедеятелыюсть общественного человека не просто много-лика и многообразна. Она, как показал уже Фейербах, универсальна [225]. Только человек может подняться над узкоутили-
31
тарным отношением к окружающей среде, сделать предметом своего интереса всю многоликую и бесконечную природу. То, что Фейербаху представлялось изначальным, антропологическим свойством человеческого существа, марксизм объяснил научно как исторический продукт, развившийся на базе активного, преобразовательного отношения человека к материальному миру. Деятельность современного развитого человека не сводится к труду, тем более труду физическому. Но прежде чем открыть себе доступ в самые высокие сферы духа, подняться к самым утонченным формам культуры, прежде чем заняться медитацией и «игрой в бисер», люди должны есть, пить, одеваться, строить себе жилище. Без этого нет ни политики, ни философии, ни искусства. Золотой век пещерных людей — миф!
Мы были бы очень далеки от истины, если бы думали, что труд дает человеку лишь средство жизни — он дает ему саму жизнь. Вся человеческая история есть порождение труда. Труд не только создал, но и продолжает создавать человека — с каждым новым и новым человеческим поколением. Вне труда происходит деградация, разложение личности. Но диалектический парадокс истории заключается в том, что труд не только творит и созидает человека, но и в определенных условиях разрушает, убивает в человеке все человеческое. Тот труд, которым в течение веков и тысячелетий занимались рабы и крепостные, наемные работники и домашняя прислуга в патриархальных домостроевских семьях, был источником жизни, источником культуры, но человека-труженика он сводил к роли говорящего орудия, простого придатка к колесу, мотыге, машине, корыту.
Еще 200 с лишним лет назад, рассматривая вопрос об использовании времени, Гельвеции заметил, что люди могли бы быть одинаково счастливы, если бы все они в меру трудились, если бы те 10—12 часов, которые остаются у них в сутки после сна и других непреложных (естественных) затрат, все они в равной мере употребляли для занятий любимым и интересным делом [68, 379—382]. Судья и слесарь, поэт и музыкант, если только они заняты делом по душе и не знают скуки, живут гораздо более интересной и содержательной жизнью, чем бездельники— богачи, не прилагающие никакого труда даже для удовлетворения своих вздорных и причудливых прихотей.
Гельвеции противопоставляет вялому и скучному богачу-вельможе бодрого и жизнерадостного ремесленника, представителя третьего сословия. Однако философ писал об умеренном труде. Но в годы, когда создавался трактат, на земле трудились не только поэты и свободные ремесленники. В той же Франции
основным видом производительного труда вплоть до 1793 года был труд крепостных. На английских фабриках рабочие, в том числе и дети, работали по 16 часов в сутки. А в Америке существовало узаконенное рабство. И надо учесть, что Франция, Англия, Северо-Американские Соединенные Штаты были к тому времени самыми передовыми, наиболее просвещенными странами мира. А как, сколько и в каких условиях работали люди в странах «непросвещенных»: в Турции и Персии, в Туркестане и Египте?
Аристократы Версаля не были счастливы, потому что изнывали от хандры и безделья. Но был ли счастлив 7-летний мальчик, о котором писал Маркс в «Капитале»? Этот мальчик 16 часов подряд работал вместе с отцом на фабрике. Отец кормил его, становясь перед сыном на колени, так как ребенок ни на миг не имел права отойти от машины! [7, т. 23, 258].
Бесполезно плакать и молиться, Колесо не слышит, не щадит: Хоть умри — проклятое вертится, Хоть умри — гудит — лудит — гудит!
(Н. Некрасов)
Социальный прогресс, вызванный промышленной революцией конца XVIII—начала XIX веков, превосходил по своему значению все, что знала раньше история. Промышленная революция сопровождалась революцией политической (Северная Америка, Франция). Слом капитализмом натурального хозяйства, сведение им производительного труда к наемному труду были вызваны гигантским скачком в развитии производительных сил и способствовали их дальнейшему, еще более интенсивному развитию. Но этот прогресс совершался «за счет большинства человеческих индивидов и даже целых человеческих классов» [8, ч. 2, 123].
Промышленная революция, применение машин привели к небывалой концентрации человеческой энергии и высокой степени специализации каждого работника. Но в условиях капиталистической эксплуатации этот прогресс оборачивается тем, что к физическому изнурению работника от продолжительного и сверхнапряженного труда прибавляется изнурение от его однообразия. То обстоятельство, что в наше время в развитых капиталистических странах Запада рабочие трудятся на предприятии не 14— 16, а 7—8 часов и рабочий день и рабочая неделя у них по продолжительности практически такие же, как и в СССР, отнюдь не свидетельствует ни о гуманности «свободного мира», ни о конвергенции капитализма и социализма в единое «индустриальное общество».
2. Социальное время - 33
Промышленно развитые капиталистические страны не составляют даже большинства в современном несоциалистическом мире. Кроме Швеции и ФРГ, Швейцарии и Бельгии, есть еще Бразилия и Парагвай, ЮАР, Индонезия и Таиланд. На сегодняшний день существуют еще резервации для «цветного» и «неполноценного» населения, где условия эксплуатации мало чем отличаются от тех, которые существовали там и в прошлом, и в позапрошлом веке. В развитых капиталистических странах 8-часовой рабочий день не является подарком капиталистов, а вырван у них трудящимися в упорной борьбе. Это есть завоевание не национального, а международного рабочего класса. И без главного из этих завоеваний — существования великой социалистической страны — не было бы и тех немногих прав, которыми обладают на сегодняшний день американские и западноевропейские трудящиеся и которые выдаются теперь буржуазной пропагандой за исконные институты «западной демократии».
Поэтому, если на сегодняшний день общая структура индивидуального времени в социалистических и некоторых капиталистических странах будет во многом сходной, это не свидетельствует о сходстве капиталистического и социалистического образов жизни, так как существенное значение имеет здесь не структура, не объем используемого времени, а прежде всего содержание его, т. е. содержание деятельности, наполняющей это время. А это содержание определяется не только тем, что и как делает человек, но и тем, зачем и во имя чего он это делает. В конкретно-экономических и конкретно-социологических исследованиях хорошо известна схема Г. А. Пруденского, предложенная им для изучения бюджета времени трудящихся*. Не вдаваясь пока в анализ этой схемы (что будет сделано ниже), отметим ее несомненные достоинства: наглядность и простоту. Схема Г. А. Пруденского может быть хорошей иллюстрацией к мысли Гельвеция: «счастье или несчастье большинства людей» зависит фактически лишь от двух временных компонентов — от рабочего и той части внерабочего времени, которая остается у каждого из нас после непреложных затрат, т. е. от тех «десяти или двенадцати часов», на которые приходятся два основных вида человеческой жизнедеятельности и о которых писал французский философ.
Но счастлив или несчастлив человек в этой деятельности? На
* Г. А. Пруденский делит все время суток (недели, месяцы и так далее) на рабочее я внерабочее, а во внерабочем выделяет 4 элемента: 1) дополнительные затраты времени, связанные с производством, 2) время на сон и другие физиологические нужды, 3) время на домашний труд, 4) свободное время [194].
34
этот вопрос ответа дать не может ни схема Г. А. Пруденского ни любого другого экономиста. Ибо это не экономический вопрос.
Чтобы знать, счастлив ли человек в рабочее время, нужно знать, каковы содержание и характер его труда. Занят ли он в рабочие часы любимым или ненавистным ему делом? Творческим или рутинным? Общественно необходимым или маловажным? Занят ли он свободным трудом или принудительным?
Для мыслящего и сознательно относящегося к окружающему миру человека главное, решающее значение имеет, конечно, цель его деятельности. Если эта цель признается им большой и достойной, человек может быть счастлив, жертвуя многим, работая на пределе сил, даже рискуя здоровьем, а то и жизнью. Напротив, если он не видит высокой цели и настоящего смысла в своем труде, то этого не заменит, не компенсирует никакой комфорт — ни техническая эстетика, ни кондиционеры.
Наряду с экономической схемой Г. А. Пруденского в марксистской литературе известна и иная, философско-социологиче-ская схема индивидуального времени, предложенная Л. Сэвом. В книге «Марксизм и теория личности» французский исследователь выдвигает задачу «создания подлинной науки об индивидуальной жизни» [210, 581]. На графиках Сэва изображается индивидуальное социальное время некоторых представителей современного буржуазного общества (рис. 1).
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВРЕМЕНИ
Студент Рабочий
Продуктивная деятельность конкретная абстрактная
обучение
обучение
Рис. 1. Индивидуальное время .студента и рабочего в современном буржуазном обществе (по Л. Сэву) [310]
35
Хотя эти схемы и являются научной идеализацией, но из них хорошо видно, что и на сегодняшний день для индивида в капиталистическом обществе «конкретная деятельность», т, е. деятельность на себя, возможна фактически лишь в непродуктивном возрасте — в дорабочем и послерабочем периодах жизненного цикла, тогда как производственная деятельность наемного работника — это «абстрактная деятельность», чуждая интересам самого работника, безразличная или даже враждебная ему. Но и «конкретная деятельность», если только она не связана с обучением индивида и не относится поэтому к сравнительно молодому возрасту, ограничивается, как правило, такими элементарными занятиями, как домашний труд и формы примитивного досуга.
Капиталистический стандарт, жесткое разделение труда, практическая предуготовленность каждому индивиду его социальной роли в зависимости от принадлежности к данному классу легко превращают индивида современного буржуазного мира в обезличенного, усредненного человека тоталитарного общества.
Обезличенный, усредненный индивид — это, можно сказать, идеал империалистического государства, как нельзя лучше дополняющий рвущихся к власти фюреров и сверхчеловеков. Без загипнотизированной сверхчеловеком толпы богопочита-телей нет и самих богов. Человеку из толпы не нужно ни думать по-своему, ни жить по-своему, ему не нужно быть индивидуальностью. Если «люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными» [,12, 346], то во второй половине XX века воротилы военно-промышленного комплекса шагают по «коридорам власти» не в силу своих индивидуальных, личностных качеств, а только потому, что олицетворяют собою государственно-монополистический капитал.
Монополистический капитал на обоих своих полюсах порождает «одномерного человека». Можно было бы согласиться с автором этого термина Г. Маркузе, такую характеристику массовый индивид буржуазного общества заслужил, если бы именитый философ выводил исследуемый им тип из тех социальных отношений, которые в действительности ответственны за антигуманизм и тоталитаризм западного общества, т. е. из социально-политической и экономической сущности современного капитализма, а не выдавал обрисованный им тип за абстрактное порождение индустриального, машинного уровня производства вообще.
Портрет «одномерного человека», данный Маркузе, как и рассуждение Хайдеггера о человеке с «неподлинным существова-
36
нием» [255; 256], не составляют, однако, философского открытия. Задолго до Маркузе и Хайдеггера, Камю и Кафки об отчуждении труда в классово-антагонистическом обществе писал Карл Маркс. Под отчужденным трудом Маркс еще в 1844 году понимал труд, продукт которого противостоит произведшему его работнику как чуждая и не зависящая от него сила. К тому же, подчеркивал Маркс, при капитализме отчуждение труда «проявляется не только в конечном результате, но и в самом акте производства, в самой производственной деятельности» [10,90].Попадая под власть продукта труда и процесса труда, человек в конце концов оказывается под властью всей своей собственной деятельности, является уже не господином, а рабом вызванных им же обстоятельств, теряет фактически над ними какой-либо социальный контроль.
В частнособственническом, эксплуататорском обществе отчуждение охватывает поэтому не только работника, но и хозяина, не только угнетенный, но и угнетающий класс. Отчуждение охватывает такое общество в целом: наемный рабочий испытывает отвращение, ненависть к подневольному труду, который не развивает, а изнуряет и разрушает его силы; эксплуататор же, устраняясь от труда, устраняется вместе с тем от основного самого богатого и важного источника физического, умственного и нравственного развития личности. Наконец для общества в целом отчуждение выступает как выражение стихийного, как бы надчеловеческого характера социального развития и проявляется в разрыве и взаимном противопоставлении труда и свободы, материально-практической, интеллектуальной и духовно-нравственной деятельности. Все это находит свое преломление в общей структуре жизненного времени индивидов — носителей соответствующих общественных отношений.
В классово-антагонистическом обществе противоположные классы «разорвали» единое общественное время: господствующий класс захватил и монополизировал так называемое свободное время, превратив его во время праздности; надолго угнетенного класса осталось все рабочее время, т. е. время подневольного труда. -Трудящиеся должны производить не только общественно необходимый продукт, но и несметные богатства, используемые угнетателями для еще большего закабаления угнетенных. Они производят условия своей собственной эксплуатации.
Не находя удовлетворения в труде, индивид буржуазного общества ищет себя в сфере досуга. По представлениям западных социологов [254], цивилизация труда сменяется уже в индустриальных странах цивилизацией досуга, и именно досуг должен теперь занять доминирующее место в жизни людей, определить
37
ритм и направление общественного развития. Но свобода стандартизированного, шаблонного досуга — мнимая свобода! Вместо обогащения культурой она лишь продолжает и усугубляет процесс обезличивания. И не последнее место принадлежит здесь расхожей массовой культуре. Развитие ума возможно только в его напряжении. Массовая культура такого напряжения не требует, она не требует ума вообще. Воспитание чувств есть воспитание уважения и любви к человеку. Массовая культура рассчитана не на сочувствие, а лишь на соучастие, не на сострадание, а на эмоциональную глухоту. На место убеждений она ставит конформизм, на место вкуса — моду, на место дружбы — партнерство, на место любви — секс.
Духовное богатство человека зависит от богатства его действительных отношений. Но «если обстоятельства, в которых жи-вет... индивид, делают для него возможным лишь одностороннее развитие одного какого-либо свойства за счет всех остальных, если они дают ему материал и время для развития одного только этого свойства, то этот индивид и не может пойти дальше одностороннего, уродливого развития. Никакая моральная проповедь тут не поможет» [3, 253]. Однако урод может и не замечать своего уродства, а раб быть довольным своим рабским положением или, во всяком случае, считать его естественным, единственно возможным. «Все, что в нас ушедшим рабьим вбито»,— тяжелое наследие. Кое-кого свобода даже пугает, так как она предполагает ответственность. Значительно легче ни за что не отвечать и лишь выполнять команду. Раб, смирившийся со своим рабским положением и даже наслаждающийся им, — страшная фигура, потому что он не только пассивный объект эксплуатации, но и яростный защитник этой системы. «Люди холопского звания сущие псы иногда» (Н. Некрасов). Они ненавидят тех и мстят тем, кто лучше их. Только этим можно объяснить «парадокс Вандеи», когда на стороне контрреволюции яростно выступают те, в интересах которых революция прежде всего и совершалась. Не из господ и суперменов, а из рабов, холопов, слепых исполнителей воли фюрера состояли и вымуштрованные полчища Гитлера.
Если же раб сознает свое положение, борется против него, то он уже не раб, как указывал В. И. Ленин, а революционер. Самое великое, что создал капитализм, — это свою собственную критику в лице антибуржуазного, пролетарского революционного движения. Только через революционную борьбу эксплуатируемые массы смогли выйти из состояния вековой спячки и апатии, занять подобающее им место в истории. На гребне революционной борьбы против капитала, как предвестники буду-
38
щего, выросли величайшие исторические личности — вожди, организаторы и теоретики революционного класса.
Капитализм сам создал объективные и субъективные предпосылки своего собственного уничтожения. Подчеркивая это обстоятельство, марксистская научная критика капитализма не имеет ничего общего с романтической апологетикой докапиталистического прошлого. Капитализм сломал патриархальное хозяйство, оторвал производителя от своего клочка земли, но тем самым он создал промышленность, построил современные города, гигантски развил производительные силы, не умещающиеся уже в рамки капиталистических отношений. Капитализм поляризовал, обострил взаимоотношения классов, но он же и создал впервые реальные материальные предпосылки для ликвидации этого антагонизма. Капиталистическое производство породило «частичного» человека, но оно же и вызвало потребность в универсальном развитии личности. Отсюда — и разрушающее, и в то же время «великое цивилизующее влияние капитала» [11, ч. 1, 387]. «Та универсальность, к которой неудержимо стремится капитал, — писал Маркс (и в этом пункте Марксова учения о капитализме заключается полная противоположность революционного марксизма и либерально-апологетического прославления капиталистического «прогресса»), — находит в его собственной, природе такие границы, которые на определенной ступени капиталистического развития заставят осознать, что самым большим пределом для этой тенденции является сам капитал, и которые поэтому будут влечь людей к уничтожению капитала посредством самого капитала» [11, ч. 1, 387].
Как бы коммунизм ни отличался от капитализма, он вырастает из последнего как из своей предпосылки и противоположности. Но то, что капитализм наметил, выявил внутри себя лишь как противоречивую и ведущую к уничтожению самого частнособственнического, эксплуататорского общества тенденцию — преодоление «частичного» человека и воспитание всесторонне, гармонично развитой личности,— социализм и коммунизм реализуют, делают и условием, и следствием своего социального развития.
Коммунистическое строительство, писал В. И. Ленин, неизбежно должно привести «к уничтожению разделения труда между людьми, воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют все делать» [19, 33]. Чтобы уметь все делать, индивид должен усвоить, «распредметить» для себя богатейший социальный опыт, воплотить в своем индивидуальном времени время многих и многих человеческих поколений. И чем выше уровень общест-
39
венного развития, чем богаче, сложнее мир человека, чем основательнее социализация индивида, тем глубже и тоньше может быть выражена индивидуализация личности. На зрелых этапах развития культуры диалектика общего и единичного раскрывается со всей своей силой и убедительностью: личность тем уникаль-нее и самобытнее в своей оригинальности и неповторимости, чем больше и полнее она впитала в себя общечеловеческого, исторического достояния. И чем, с другой стороны, менее зауряден, менее похож человек на других людей, тем больше он способен на такое творчество, которое будет вызывать к себе широкий интерес и представлять всеобщую ценность.
Для этого только нужно, чтобы с человека были сняты оковы эксплуатации, чтобы он не был привязан на всю жизнь к ограниченному, «предуготовленному» ему чуть ли не от рождения виду занятий, а имел возможность отправлять различные общественные функции как «сменяющие друг друга способы жизнедеятельности» [7, т. 23, 499; 3, 31—32].
В схемы-графики, предложенные Л. Сэвом для изображения времени индивида буржуазного общества, социализм и коммунизм вносят существенное упрощение: из двух осей графика остается лишь одна — горизонтальная. Вертикальная ось, делившая время человека на время конкретной и абстрактной деятельности, т. е. на время деятельности на себя и время деятельности, отчуждаемой капиталистом, исчезает. Вся человеческая деятельность является теперь конкретной, выражающей и способности, и потребности трудящихся. Горизонтальная ось остается, она отделяет время деятельности по усвоению социального и культурного наследия (t2) от времени продуктивной деятельности индивида в различных формах и сферах (t1). Время t2 иначе может быть определено как время распредмечивания, а время t1 — как время опредмечивания. Соотношение t2/t1 выразит «коэффициент обученности», подготовленности индивида к данному виду деятельности; соотношение t1/t2—«коэффициент отдачи», т. е. расчета индивида с обществом за предоставленную возможность учиться.
В зависимости от значения величин t1 и t2 соотношение t1/t2 может быть больше 1 (t1>t2), меньше 1 (t1<t2) и приближено к 1 (t1«t2). В преобразованном (применительно к условиям социализма) виде схемы Сэва изображены на рис. 2.
Коэффициент обученности (по Сэву — «норма органической структуры использования времени») — важнейшая характеристика индивидуального времени. Развитие личности требует постоянного поддержания высокого значения этого показателя, т. е. следования индивида известному правилу: «век живи — век
40
учись». Чем сложнее вид деятельности, чем больших квалификации и знаний он требует, тем настоятельнее необходимость в непрерывном и неустанном совершенствовании индивида, а следовательно, в повышении расходования времени на этот вид деятельности. Иначе неизбежны остановка, косность, застой.
Рис. 2. Индивидуальное время работника социашистяческого общества в зависимости от квалификации и стажа работы: а) иизкая квалификация, но большой стаж работы (t1 > t2); 6) молодой специалист (t1 < t2); в) высокая квалификация, большой стаж работы (t1 = t2)
Чем большего времени потребовала подготовка к данному виду деятельности, тем у индивида больше возможностей для прогресса, меньше опасений исчерпать себя, посвятив свою жизнь именно этому роду занятий. Но вполне реальна и иная ситуация, когда остановка в развитии произойдет сама собой, если сам вид деятельности не требует от человека ни значительных творческих усилий, ни больших знаний, ни особого искусства. Коммунистическое общество разрешает это противоречие высоким развитием своей материальной и духовной культуры, переложением простых и механических операций на машины и автоматы, освобождением человека от роли непосредственного агента производства, сосредоточением в его руках лишь общих функций контроля и регулирования производственного процесса (11,ч. 2,213)
Когда в социологических схемах свободное время рассматривается как часть внерабочего времени, то это можно оправдать лишь исследовательской задачей. Но за пределами специально оговоренной и намеченной установки — изучения внепроизвод-ственной сферы жизни и деятельности человека — разделять и противопоставлять друг другу свободное и рабочее время было бы грубейшей ошибкой. Тем более, если это касается социалистического общества, покончившего и с эксплуатацией человека человеком, и с отчуждением труда.
41
И не следует думать, что это справедливо лишь по отношению к особым, избранным видам трудовой деятельности, таким, как деятельность ученого или писателя, космонавта или кинорежиссера. При социализме и представители рядовых, более скромных профессий, если только они работают на себя и на общество, свободно, в соответствии со склонностью и желанием избрали данный род занятий, сознают важность и ответственность своей работы, удовлетворены тем, что их труд не только материально, но и морально поощряется обществом, заняты трудом, который со стороны своего социального содержания является трудом свободным.
Все это, конечно, не означает, что нужно абсолютизировать и апологетизировать сегодняшний день и не видеть перспектив дальнейшего развития: коренных изменений во всем спектре человеческой деятельности, выхода в конце концов человека из непосредственной сферы материального производства. Тем более было бы недопустимо каким-либо образом тормозить, сдерживать этот очень важный и прогрессивный процесс.
При социализме свободное время уже не противоположно рабочему (как при капитализме), но еще и не тождественно ему (как при коммунизме). Социализм есть процесс перехода от необходимости к свободе. Но такой переход, который совершается в рамках единой коммунистической формации, и на сегодняшний день — уже на своей собственной основе. Верно, что нельзя забегать в завтрашний день. Но еще более верно, что нельзя и оставаться во вчерашнем. Отделение же и противопоставление свободного времени рабочему — это и есть вчерашний день истории.
Проблема культуры внерабочего свободного времени является, бесспорно, важной и теоретической и практической задачей коммунистического строительства. В том, что это время еще далеко не всеми расходуется наилучшим образом, виноваты и люди, и обстоятельства. Но не менее важна проблема, как поднять до уровня свободного рабочее время, т. е. как всякий труд превратить в труд творческий, облагораживающий и развивающий человека, т. е. в труд свободный. Полагать, что свободная деятельность (и свободное время) возможны всегда и при любых обстоятельствах только вне труда (во внерабочее время), значит, не только допускать непростительную ошибку теоретического характера, но и делать большой педагогический просчет. Это значит воспитывать у людей, прежде всего у подрастающего поколения, превратный взгляд и превратное отношение к труду (в особенности к труду физическому) как только к обязанности, повинности, тогда как именно труд является основным и реша-
42
ющим фактором социализации личности (тем самым — обретения личностью подлинной свободы). Свободный, творческий труд нужен человеку не только как средство жизни, он нужен ему «сам по ceбе, для развития и поддержания в нем чувства человеческого достоинства» [224, 125].
Освобождение человека от непосредственного участия в процессе производства означает не упразднение труда, а преобразование его сущности, развитие трудового акта в акт свободной игры интеллектуальных и физических сил человека, соединяющий в себе глубину научного овладения объектом с эстетическим изяществом формы этого совершенного, синтетического вида деятельности.
Категории свободного и рабочего времени требуют конкретно-исторического употребления. Насколько эти понятия подвижны и переходят, проникают друг в друга в зависимости от развивающихся общественных отношений и прежде всего от того, относятся ли они к обществу в целом или к отдельному индивиду, можно убедиться из следующих соображений.
Следствием и одной из сторон материального и духовного прогресса общества является наполнение рабочего времени социальным содержанием свободной жизнедеятельности, расширение и обогащение сферы человеческой свободы как познанной необходимости. Качественное изменение самого характера труда ведет к тому, что рабочее время, не переставая быть рабочим, поднимается до уровня свободного времени.
Но справедливо и обратное. С ростом производительных сил общества и сокращением на этой основе времени, требуемого для производства предметов первой жизненной необходимости (пищи, одежды и прочего), создаются условия, т. е. освобождается все больше и больше времени для производства иной, более изысканной продукции, а также создания и совершенствования сложного и разветвленного социального института услуг, творчества в высоких сферах культуры. Какой же из этих видов деятельности является работой и время какого из них — рабочим? И что в связи с этим отнести к свободе, время какого вида деятельности следует полагать свободным временем?
Если считать, что рабочим временем для общества будет то, когда производятся предметы и условия, необходимые для его жизнедеятельности (такой взгляд кажется естественным), то возникает сразу же вопрос: а какие это предметы и какие это условия? Всегда ли, на любой ли ступени общественного развития они одни и те же? Не следует ли согласиться с тем, что с прогрессом общественного производства не менее бурными темпами возрастают и объективные, непреложные потребности самого об-
43
щества, усложняются те факторы и условия, без которых невозможно не только расширенное, но и простое воспроизводство социальной жизни? В XX веке любая цивилизованная страна прекратила бы практически свое существование, если бы перестала значительную часть своего совокупного времени отдавать науке, образованию, здравоохранению, т. е. таким видам деятельности, которые еще 200—300 лет назад были рассчитаны на любителя и рассматривались одними как удовлетворение личного интереса, другими как блажь, третьими как ересь. И в сфере производительного труда: производство, скажем, кино- и фотоаппаратуры всего 60—70 лет назад предназначалось в основном для любительских и культурно-развлекательных целей, в настоящее же время оно имеет для экономики страны не менее важное значение, чем производство любых других орудий труда и техники. Так свободное время общества, не переставая быть свободным, становится по мере развития производительных сил л производственных отношений социально необходимым, рабочим временем.
У значительной категории трудящихся грань между свободным и рабочим временем стерта уже и на сегодняшний день. В совокупном балансе времени общества весь рабочий день поэта и юриста, учителя и актера, ученого-исследователя и общественно-политического, государственного деятеля является свободным временем, так как вся их деятельность относится к сфере свободного творчества, духовного производства. Со стороны общества свободным будет не только рабочее время писателя, но и все то время, которое является как бы необходимыми «накладными расходами» к времени писательского труда, т. е. все то время, которое общество должно затратить, чтобы обеспечить, сделать возможным производство духовного продукта — результата труда писателя и довести его до потребителя (читателя). В этом смысле свободным (общественным) временем будет рабочее время библиотекаря, книжного продавца, наборщика, переплетчика и т. д. Свободным будет также и время, затраченное на производство бумаги, строительство типографии, библиотеки, книжного магазина, так как без всего этого труд современного писателя не достигнет общественно значимой цели.
Однако составляя в совокупности свободное время общества, индивидуальное время деятельности каждого из занятых в этой сфере практических работников по отношению к самому работнику как индивиду выступает как рабочее время с регламентированным рабочим днем.
Рабочее время является фундаментом свободного времени. От продуктивности, производительности рабочего времени зави-
44
сит культура свободного времени. Но не менее верно и то, что важнейшим условием и фактором, определяющим цену рабочего времени — его продуктивность и возможности, выступает свободное время: его величина, структура и содержание, ибо повышение производственной квалификации работника находится в-прямой зависимости от культуры свободного времени. Взаимосвязь и взаимозависимость рабочего и свободного времени является, таким образом, не только количественной, но и качественной, она относится как к их объему, так и к содержанию.
Коммунизм не будет знать противоположности, а в перспективе — и различия между свободным и рабочим временем. Тенденция к преодолению, разрешению противоречия между трудом и свободой является глубинной прогрессивной тенденцией истории, и уже сегодня весь широкий и сложный спектр человеческой деятельности мы должны как бы просматривать в свете этой прокладывающей себе путь закономерности. Пройдя через формы внутреннего антагонизма и жесткого разведения вплоть до отчуждения и противопоставления друг другу, время труда и свободное время соединяются на высших ступенях социального развития в единое социальное время, в котором, как а единстве многообразного, синтезированы взятые во временном аспекте все виды и оттенки исторически изменяющейся, развивающейся человеческой жизнедеятельности.
Виды деятельности
объективного
Эти виды и оттенки по-своему персонифицированы, воплощены во времени индивида, составляя на каждом этапе жизненного цикла человека особые, дополнительные (по отношению к хронологии) измерения его личностного, индивидуального времени. Если хронологическую координату (календарное время, когда происходит соответствующее действие) отмечать на вертикальной оси OZ, то другие существенные характеристики,. приходящиеся на данный хронологический момент деятельности (соответственно — такие же характеристики самого индивидуального времени), можно будет в определенном смысле изобразить с помощью координат двух го-ризонтальных, взаимно пер-пендикулярных осей: OX, OY (рис. 3).
45
Отложим на оси ОХ (в определенном масштабе) столько равных отрезков, сколькими видами деятельности индивид в этот день (месяц, год и так далее) занимался; по оси OY — величину, характеризующую интенсивность этих занятий (последняя может быть достаточно объективно выражена тоже временными мерами — количеством часов или минут, которое человек затрачивал на соответствующие виды деятельности на интересующем нас хронологическом этапе). Ось OZ — календарное время. Получим определенную плоскостную фигуру. В нашем примере это будет фигура Oabcdefghikl (рис. 4).
I ? 3 4 5
Рис. 4. Человеческая деятельность во (экстенсивная и интенсивная характеристики)
временном выражении
Если единицы измерения по оси OY соответствовали 1 часу, то вычерченная фигура должна быть прочитана так: в данный день индивид занимался пятью видами деятельности, из них первым — 2 часа, вторым—1 час, третьим — З часа, четвертым — 2 часа, пятым — 4 часа. Ясно, что последним видом деятельности он занимался особенно интенсивно, вторым — менее интенсивно, чем другими.
Сделаем аналогичный замер и вычертим новую фигуру для следующего дня (или для любого другого, пользуясь определенным масштабом движения по оси OZ). Эта фигура может совпасть с первой, но может и заметно от нее отличаться. Но в любом случае эти две плоские фигуры, расположенные одна над другой на параллельных плоскостях, образуют вместе объемное
тело.
46
Если данным видом деятельности человек занимался три дня, из них в первый день 1 час, во второй — 3 часа, в третий — 2 часа, то объемная модель его индивидуального времени, посвященного данному виду деятельности, будет выглядеть так, как она изображена на рис. 5.
Рис. 5, Вид деятельности во временном выра-жении
Учтя теперь не один, а по возможности все виды деятельности, которыми был занят индивид на протяжении определенного, более или менее продолжительного периода времени, мы должны будем построить объемную модель, которая наглядным образом изобразит все три измерения индивидуального времени. Измерение по оси OZ покажет нам в соответствии с масштабом хронологическую, календарную продолжительность исследуемого периода человеческой жизни (в предельном случае это может быть и вся жизнь), и здесь значение будет иметь не только высота пирамиды, но и последовательность ее «этажей». На пирамиде можно проследить и конфигурацию каждой вертикальной ячейки — ее зарождение, вклинивание в горизонтальные этажи, развитие или, напротив, исчезновение, смену другими ячейками, т. е. другими видами деятельности.
Измерение по оси ОХ даст представление о многообразии (или, напротив, однообразии) видов деятельности индивида. Чем: эта деятельность разностороннее, тем из большего числа отрезков будет состоять луч по оси ОХ. Каждому этапу жизненного цикла, более того — каждому моменту индивидуального хронологического времени соответствует свое значение «широтной» координаты, которое характеризует в большей мере степень и уровень социализации индивида, хотя и с внешней, количественной еще стороны.
Всесторонне развитая личность вырастает, воспитывается на базе широкого и разнообразного участия в делах общества, вступая в обилие связей и отношений с социальным миром. Однако-ставить развитие личности в зависимость только от количества видов деятельности было бы тоже неверно. Ведь разносторонность человека может быть и поверхностной. Это пример широкой, но не глубокой жизнедеятельности. Напротив, не любое ограничение в видах и формах деятельности должно рассмат-
47
риваться как признак ограниченности, т. е. узости и отсталости, интересов человека. Нередко за внешне незаметным, «скучным» образом жизни, его кажущимся однообразием скрывается «одна, но пламенная страсть», такое высокое напряжение внутренней работы, которое требует от человека полной отдачи всех его жизненных сил.
Степень напряжения, интенсивности усилий индивида в том или ином виде деятельности даст измерение по третьей оси — OY. Теперь мы имеем трехмерную модель индивидуального социального времени, наглядно изображающую (при движении вверх по оси OZ, т. е. вдоль вектора хронологического возраста) жизнедеятельность индивида — с его количественной и качественной, экстенсивной и интенсивной сторон. Конкретизация этой
•объемной модели, прочтение ее требуют содержательного анализа выделенных и отдифферекцированных (по оси ОХ) видов деятельности, что представляет собою уже особую задачу фило-софско-социологического и психологического характера.
Перед нами сейчас такая задача не стоит. В аспекте исследуемой проблемы индивидуального человеческого времени представляется, однако, важным отметить следующее.
Различные виды деятельности не всегда и необязательно должны выстраиваться в линейный временной ряд, так как в действительности, напротив, более часто происходит совмещение в одном хронологическом времени не одного, а нескольких видов деятельности индивида. Нельзя, например, полагать, что человек в одно время только трудится, в другое — только общается, в третье — лишь расширяет и углубляет свои теоретические
-познания, а в четвертое—занят исключительно выработкой ценностной ориентации своей жизни. Хотя выделение на правах научной абстракции и самостоятельное рассмотрение в этом плане трудовой деятельности, а затем вслед за нею и независимо
от нее — деятельности по общению или познавательной деятельности, вполне допустимы и даже в известных случаях просто необходимы [115; 116; 127]. В реальной жизни, разумеется, ни труд без общения, ни общение без труда, ни общение без познания, ни познание без общения невозможны.
Поэтому при построении объемной модели индивидуального времени и всего многообразия и обилия функций (значений) которыми обладает тот или иной акт деятельности человека и которые сосуществуют вследствие этого в одно и то же хронологическое время, следует выбрать (для нанесения на горизонтальную ось ОХ) основную, доминирующую. Ясно, однако, что в зависимости от контекста, т. е. от поставленной задачи, в той «ли иной связи, в том или ином отношении могут выступать впе-
48
ред, играть главную роль то одна, то другая стороны совершаемого человеком действия, а от этого будет зависеть и реальное наполнение «объемного» времени индивида.
И все же, рассматривая и оценивая время индивидуальной человеческой жизнедеятельности в целом, выделим особо, как наиболее глубокую, содержательную и интегрирующую в конце концов в себе другие стороны и функции социального творчества индивида, его деятельность по общению с другими людьми, с обществом.
Для общества общение вторично по отношению к труду (оно возникает на базе труда). Но для отдельного индивида фактор социального общения приобретает уже самостоятельное и самодовлеющее значение. Чтобы жить в одиночестве, заметил Аристотель, нужно быть или животным, или богом. Вне общения ребенок не становится человеком, тогда как без личного труда человеческая жизнь, хотя и неполноценная, все же возможна, примеров тому достаточно. И главное, конечно, не в этом. Более важно то, что с каждым шагом истории, с каждым завоеванием культуры и с каждым новым и новым поколением людей углубляются, усложняются все виды и типы социальных отношений и связей, возрастает, становится все богаче, разностороннее зависимость индивида от общества. С постоянным сужением сферы непосредственного участия человека в процессе материального производства, высвобождением больших запасов времени для занятий возвышенными и утонченными видами деятельности роль и значение социального общения не только не падает и не ослабевает, но впервые в истории обретает наконец достойные человека и содержание, и размах. В конце концов в человеческом общении практически выражаются сущность и содержание, реализуется смысл и личного, и общественного бытия [225, 203]. В нем же поэтому наиболее глубоким и полным образом должно раскрыть себя и содержание времени человека.
Если временной аспект трудовой деятельности уже давно стал предметом основательного философского, экономического и социологического изучения, то время других видов деятельности еще требуется осмыслить как теоретическую, философскую проблему. О времени коммуникативной деятельности нужно сказать прежде всего то, что оно в соответствии с характером самой этой деятельности может проявить себя и проявляет принципиально двояким образом: 1) как время взаимного общения между современниками (время «горизонтального» общения) и 2) как время «общения» ныне живущего поколения с ушедшими и грядущими поколениями (время «вертикального» общения). О каждом из них следует сказать особо.
40
Время «горизонтального», или синхронного, общения — это время актуальной практической и теоретической жизнедеятельности, основанной на взаимном, непосредственном обмене информацией, соучастии (или, напротив, борьбе, столкновении) в синхронно просматриваемом общественном процессе. Общение между современниками есть не что иное как наличное бытие социальной формы движения, субстрат этой формы, пронизывающий все виды и все грани субъект-объектного и субъект-субъектного отношений. В сфере труда — это «живой труд», «живое рабочее время»; в сфере познания и сознания — это время «живого» созидания культуры; в сфере политической жизни, поли--тической борьбы — время создания и разрушения социальных: институтов надстройки, взаимопроникновения и взаимостолкновения объективных общественных интересов.
Но само «горизонтальное» общение возможно лишь благодаря «вертикальному» (диахронному) общению — прежде чем вступить в какое-либо социальное взаимодействие, индивиды уже должны быть социализированы, а это возможно лишь благодаря, воспитанию, усвоению в той или иной форме опыта предшествующих поколений. Все формы и орудия человеческого общения: и прежде всего самое универсальное из них — язык есть создание не одного, а десятков, а то и сотен поколений. То же относится и к другим средствам межпоколенческой коммуникации — от продуктов материально-производственной деятельности до подлежащих социальному наследованию народных традиций к. нравственных норм. Общение ныне живущего поколения с предками и потомками — это не мистика и не ясновидение, это есть следствие и условие культуры. На наших книжных полках стоят книги Ленина и Пушкина, из наших транзисторов звучит музыка Моцарта и Чайковского, на стенах наших квартир—репродукции Айвазовского и Левитана. «...Почти все, чем мы владеем, дали нам мертвые... наш язык и наши знания, способность чувствовать себя счастливыми и способность приходить в отчаяние» [199,34].
Но и те, кто еще не родились, кому лишь суждено сменить нас на земле, незримо уже входят в нашу жизнь. Для них уже строятся детские сады и школы, готовятся учителя и воспитатели, пишутся книги и сочиняется музыка. К ним обращаются те, кто уже сегодня работает для будущего. Если обреченные историей классы живут по формуле «после нас — хоть потоп», та историческому оптимизму коммунистов отвечает другая установка: возложить на свои плечи всю меру ответственности не только за сегодняшний, но и за завтрашний день, судьбу грядущих поколений. Заботясь о будущем, опредмечивая свое индивиду-
50
альное время в «долгие дела», мы обретаем смысл собственной жизни, социальное бессмертие.