- •Иография
- •[Править]Детские годы
- •[Править]Литературный дебют
- •[Править]Восхождение к славе
- •[Править]Пик популярности
- •[Править]Конфликт с властью
- •[Править]Первая эмиграция: 1906—1913 годы
- •[Править]Возвращение: 1913—1920 годы
- •[Править]Меж двух революций
- •[Править]Вторая эмиграция: 1920—1942 годы
- •[Править]Общественная деятельность и публицистика
- •[Править]Творчество в эмиграции
- •[Править]Последние годы жизни
- •[Править]Переводческая деятельность
- •[Править]Семья
- •[Править]Личная жизнь
- •[Править]Анализ творчества
- •[Править]Иннокентий Анненский о Бальмонте
- •[Править]Творчество 1905—1909 годов
- •[Править]Поздний Бальмонт
- •[Править]Эволюция мировоззрения
- •[Править]Воспоминания и отзывы о Бальмонте
- •[Править]Бальмонт — о предшественниках и современниках
- •[Править]Бальмонт и Мирра Лохвицкая
- •[Править]Бальмонт и Максим Горький
- •[Править]Бальмонт и и. С. Шмелёв
- •[Править]Внешность и характер
[Править]Бальмонт и Максим Горький
Заочное знакомство поэта с Горьким состоялось 10 сентября 1896 года, когда последний в фельетоне цикла «Беглые заметки», печатавшегося «Нижегородским листком», впервые отозвался о стихах Бальмонта. Проведя параллель между автором сборника «В безбрежности» и Зинаидой Гиппиус («За пределы»), автор иронически посоветовал обоим отправиться «за пределы предельного, к безднам светлой безбрежности»[104]. Постепенно мнение Горького о поэте стало меняться: ему понравились такие стихи, как «Кузнец», «Альбатрос», «Воспоминание о вечере в Амстердаме»[10]. Второй отзыв о поэте Горький оставил в той же газете 14 ноября 1900 года[105][106]. В свою очередь, стихотворения «Ведьма», «Родник» и «Придорожные травы» в журнале «Жизнь» (1900) Бальмонт напечатал с посвящением Горькому[107].
Бальмонт и Метерлинк Московский художественный театр поручил Бальмонту вести переговоры с Морисом Метерлинком о постановке его «Синей птицы». Поэт так рассказывал Тэффи об этом эпизоде: Он долго не пускал меня, и слуга бегал от меня к нему и пропадал где-то в глубине дома. Наконец, слуга впустил меня в какую-то десятую комнату, совершенно пустую. На стуле сидела толстая собака. Рядом стоял Метерлинк. Я изложил предложение Художественного Театра. Метерлинк молчал. Я повторил. Он продолжал молчать. Тогда собака залаяла, и я ушёл[41].
Тэффи. Воспоминания.
Горький и Бальмонт впервые встретились осенью 1901 года в Ялте. Вместе с Чеховым они ездили в Гаспру к жившему тамЛьву Толстому. «Познакомился с Бальмонтом. Дьявольски интересен и талантлив этот неврастеник!..»[10], — сообщал Горький в одном из писем. В заслугу Бальмонту Горький ставил то, что тот, как он полагал, «предал проклятию, облил ядом презрения… суетливую, бесцельную жизнь, полную трусости и лжи, прикрытую выцветшими словами, тусклую жизнь полумёртвых людей»[108]. Бальмонт, в свою очередь, ценил писателя за то, что тот — «законченная сильная личность,… певчая птица, а не чернильная душа»[108]. В начале 1900-х годов Горький по его собственным словам, взялся настраивать поэта «на демократический лад»[109]. Он привлёк Бальмонта к участию в издательстве «Знание», выступил в защиту поэта, когда пресса принялась высмеивать его революционные увлечения, сотрудничество с большевистскими изданиями[107]. Бальмонт, некоторое время «настраиванию» поддававшийся, в 1901 году признавал: «Я всё время был с Вами искренним, но слишком часто неполным. Как мне трудно освободиться сразу — и от ложного, и от тёмного, и от своей наклонности к безумию, к чрезмерному безумию»[110]. Настоящего сближения у Горького с Бальмонтом не получилось[107][111]. Постепенно Горький всё более критично отзывался о творчестве Бальмонта, считая, что в поэзии последнего всё устремлено к звучности в ущерб социальным мотивам: «Что такое Бальмонт? Это колокольня высокая и узорчатая, а колокола-то на ней все маленькие… Не пора ли зазвонить в большие?» Считая Бальмонта мастером языка, писатель оговаривался: «Большой, конечно, поэт, но раб слов, опьяняющих его»[10].
Окончательный разрыв между Горьким и Бальмонтом произошёл после отъезда поэта во Францию в 1920 году. К концу этого десятилетия именно на Горького оказался направлен основной пафос обличений поэта, связанных с ущемлением прав и свобод в Советской России. В эмигрантских газетах «Возрождение»[112], «Сегодня»[113] и «За свободу!»[114] была напечатана статья Бальмонта «Мещанин Пешков. По псевдониму: Горький» с острой критикой пролетарского писателя. Своё стихотворное «Открытое письмо Горькому» («Ты бросил камень в лик Родимого Народа. / Предательски твоя преступная рука / Слагает свой же грех на плечи мужика…») поэт завершал вопросом: «…И кто в тебе сильней: слепец иль просто лжец?»[115] Горький, в свою очередь, выступил с серьёзными обвинениями в адрес Бальмонта, который, по его версии, написал цикл плохих псевдореволюционных стихов «Серп и молот»[~ 10] единственно с целью получить разрешение на выезд за границу, а добившись своего, объявил себя врагом большевизма и позволил себе «поспешные» высказывания, которые, как полагал пролетарский писатель, и сказались роковым образом на судьбе многих русских поэтов, тщетно рассчитывавших в те дни получить разрешение на выезд: в их числе назывались Белый, Блок[116], Сологуб[115]. В полемическом запале Горький отозвался о Бальмонте как о человеке неумном и по причине алкоголизма не совсем нормальном. «Как поэт он автор одной, действительно прекрасной книги стихов „Будем как солнце“. Всё же остальное у него — очень искусная и музыкальная игра словами, не более»[117].