Николаевская верфь. В Петровскую эпоху были заложены основы военного судостроения России, бурно развивавшегося на протяжении XVIII в.

лась заметной статьёй экспорта (особо ценились за границей шкурки соболя, куницы и лисы). В ряде мест, например в Нижнем Поволжье, в районе Астрахани, действовали крупные рыбные про­мыслы, принадлежавшие богатым купцам, мо­настырям и дворцовому ведомству. На них были заняты сотни рыбаков, ловивших рыбу при помощи специальных заграждений («езов», «учюгов»), а также сетей, неводов и т. д. Рыбу вялили, солили, коптили. Ежегодно в стране добывали и специально приготавливали тысячи пудов икры, которую в большом количестве вывозили за рубеж. Крупные рыбные промыслы действовали, как правило, в тех местах, где водилась рыба особо ценных пород (осетровые, лососёвые).

Древесина — национальное богатство России — широко использовалась в быту (строевой, мач­товый лес, дрова). Артели лесорубов и плотников обслуживали не только местную округу, но и кочевали по России в поисках заработка. Множество таких артелей участвовало в строительстве новой российской столицы — Петербурга. Смола, смольчуг (густая смола) и поташ (древесная зола) входили в число основных экспортных товаров; ежегодно десятки тысяч бочек этой продукции вывозились за рубеж. Смолокурением и поташным промыслом занимались многочисленные крестьян­ские артели.

Повсеместным занятием сельских жителей было бортничество. Получаемые мёд и воск находили самое разнообразное применение. Рус­ский воск охотно покупался иностранными куп­цами.

В деревне встречались маслобойни, заготавли­валась и очищалась щетина, в больших количест­вах для различных видов производств исполь­зовалось говяжье сало — сырое или топлёное.

Особое место в числе мелких крестьянских производств и промыслов принадлежит добыче болотной и озёрной железной руды и выплавке из

525

неё железа. Болотную и озёрную руду выкапывали в местах залегания, затем плавили в небольших («ручных») домницах и получали полуфабрикат — «крицу». Крица проковывалась в кузницах, и получалось годное для дальнейшего производства железо. В этом железоделательном промысле участвовали десятки тысяч крестьян северо-западной и цен­тральной части страны. Продукция мелких кре­стьянских производств и промыслов скупалась торговцами и отправлялась как на местные, так и на весьма отдалённые рынки.

Вместе с тем для Петровской эпохи были характерны и принудительные, насильственные меры по привлечению крестьян к тем или иным промыслам в интересах крупного мануфактурного производства. Так, в 1702 г. Акинфий Демидов писал верхотурскому воеводе (на Урале): «Велено отцу моему, Никите Демидову, Верхотурского уезду на Невьянских железных заводах в казну великого государя делать и лить всякие воинские припасы, и связное, и прутовое железо. А к тому

делу, для скудости дровяного сечения, у заводов бы сечь дрова Верхотурского уезду всякими людьми, сколько на тот завод понадобитца. А будет мужики учнут противитца и покажут в том своё упрямство, и их к возке и сечке дров велено принудить».

В Петровское время тысячи россиян проходили в Европе обучение различным специальностям, наукам, ремёслам, организации производства, коммерции. В свою очередь тысячи иностранцев — от аптекарей и садовников до инженеров-оружей­ников и мастеров шлюзного дела — были наняты на русскую службу. В российскую промыш­ленность проникали передовые европейские техно­логии. Государство поддерживало всеми воз­можными средствами возникновение новых ма­нуфактур и проводило политику активного про­текционизма. В результате за весьма короткий срок была создана промышленность, способная полностью обеспечивать все важнейшие военные и государственные нужды страны, ни в чём не зависящая при этом от иностранного экспорта.

БОРИС ПЕТРОВИЧ ШЕРЕМЕТЕВ

(1652-1719)

Биография Бориса Петровича Шереметева — это биография человека переходной эпохи, одной ногой стоящего в прошлом Москов­ского государства, а другой — шагнувшего в новую, преобразованную Петром I Россию. Этим обусловлены и все противоречия, и даже трагизм жизни фельдмаршала. Будучи по своему воспи­танию, характеру и стилю ведения боевых дейст­вий человеком старой России, он тем не менее стал одним из главных соратников царя-реформатора. Шереметев был на 20 лет старше Петра I. Старший сын киевского воеводы Петра Васильевича Боль­шого Шереметева, принадлежавшего к одной из самых родовитых и известных боярских фамилий, он родился в 1652 г. Первоначальное образование Борис Шереметев получил в Киевско-Могилянской коллегии (с 1701 г. стала называться академией), здесь же выучился польскому и латинскому языкам и испытал на себе влияние польской культуры. Шереметев навсегда полюбил Киев. На склоне лет страстно желал постричься в монахи именно в Киево-Печерской лавре и там же завещал похоронить себя. Однако этому не суждено было исполниться...

Домашние и личные связи (его отец, например, был знаком с генералом Патриком Гордоном) рано пробудили у Бориса Петровича интерес к ино­земным обычаям и культуре, что впоследствии

отразилось на образе его жизни и убранстве дома. Иностранцы особо выделяли Шереметева среди всех русских дворян и называли его «самым вежливым и наиболее культурным человеком в стране».

Уже с рождения будущий фельдмаршал был предназначен к придворной службе. В 17 лет он был пожалован «дворовым» чином комнатного стольника, в 1671 г. начал служить при дворе, сочетая эти свои обязанности с военными: в 1679 г. Шереметев получил должность товарища воеводы Большого полка, а через два года — воеводы Тамбовского разряда (военного округа). В 1682 г. он был пожалован в бояре, и с тех пор перед ним открылось не только военное и придворное, но и дипломатическое поприще. Шереметев — актив­ный участник переговоров по заключению «Веч­ного мира» с Польшей. В июне 1686 г. он был направлен ко двору польского короля Яна Собесского, где ему вручили подтвердительную грамоту об условиях договора, а также в Вену для переговоров с императором Леопольдом о заклю­чении союза против Османской империи. Однако главную роль в жизни Шереметева всё же играло военное дело. По возвращении из посольства он принял командование войсками в Белгороде и Севске, задачей которых было отражать набеги крымских татар.

526

Падение правительства Софьи и приход к власти Петра I не отразились на судьбе Шереме­тева, хотя молодой царь знал, что Борис Петрович был тайным сторонником фаворита Софьи В. В. Го­лицына. Пётр не принял Шереметева в круг своих близких друзей и советников и несколько лет держал его вдали от Москвы, в Белгороде. В

1695 г., во время первого Азовского похода, Пётр возложил на войско Шереметева ответственную задачу — отвлечь силы крымских татар от Азова. Шереметев с ней успешно справился: были взяты четыре кре­пости на Днепре. После этого состоялся торжест­венный въезд воеводы в Москву. Тот же самый

Б. П. Шереметев прославился как полководец, возглавляя отряды русских войск во время Азовских походов.

527

Аудиенция Б. П. Шереметеву у австрийского императора Леопольда I в Вене. Гравюра XVIII в.

отвлекающий манёвр Шереметеву предстояло вы­полнить и в следующем, 1696 г., но напасть со своим многочисленным войском на опустевший Крым (основные военные силы крымцев в это время вели боевые действия в других местах) воевода всё же не решился. Уже тогда проявились характерные черты его манеры ведения боевых действий — осторожность и медлительность.

В 1697 г. Шереметев, как и Пётр, отправился в заграничное путешествие и так же, как и царь, — под чужим именем. Цель путешествия опре­делялась следующим образом — «ради видения окрестных стран и государств и в них мореходных противу неприятелей Креста Святаго военных поведений, которые обретаются во Италии даже до Рима и до Мальтийского острова, где пребывают славные в воинстве кавалеры». Безусловно, на Шереметева была возложена и задача ведения дипломатических переговоров о создании ан­титурецкого союза. Шереметев посетил Речь Посполитую, Австрию, Венецию, Рим и в мае 1698 г. достиг конечной цели своего путешест­вия — острова Мальта. В Риме он был с почестями принят Папой, на Мальте с таким же почётом встречен магистром и рыцарями Мальтийского ордена и удостоился высокой чести — возложения на него алмазного мальтийского креста. В «Запис­ках путешествия», которые вёл секретарь Шере­метева, день за днём излагаются все подробности передвижения боярина по Европе и приёмов, оказанных ему при королевских дворах. Шере­метев стал не только первым русским человеком Петровского времени, предпринявшим столь не­обычное путешествие за границу, но и первым русским, сменившим традиционные боярские одежды на европейский костюм. Тотчас по возвра­щении в Россию, одетый в чужеземное платье, с мальтийским крестом на груди, Шереметев 12 фев­раля 1699 г. появился на приёме у Лефорта и в таком виде предстал перед Петром I, заслужив государево одобрение. Достигший зрелых лет, вельможа даже не представлял себе в то время, сколь тяжёлые испытания ждут его впереди. Начиналась война со Швецией, конца которой ему так и не суждено было увидеть.

Во время несчастливого для российских войск сражения под Нарвой Шереметев был назначен начальником «дворянской нестройной конницы». Неудачная разведка, произведённая отрядом Ше­реметева, и бегство его конницы в битве 18 ноября 1700 г., казалось бы, должны были подорвать доверие Петра к нему. Однако царь сознавал и неопытность московского воеводы в войне с регулярным войском Карла XII, и общий недоста­ток хороших военачальников в русской армии. «Но когда сие нещастие (или, лучше сказать, великое щастие) получили, — писал он, — тогда неволя (т. е. крайняя нужда) леность отогнала, и ко трудолюбию и искусству день и ночь при­нудила, и войну вести с опасением и искусством велела». Тут и пригодились осторожность и опытность Шереметева, который в 1701 г. получил звание генерал-фельдмаршала. Сам же Шереметев в своих письмах к царю выражал готовность служить не щадя жизни: «Бог видит моё наме­рение сердечное, сколько есть во мне ума и силы, с великою охотою хочю служить, а себя я не жалел и не жалею...» Это Шереметеву удалось доказать уже через год после Нарвы в сражении у мызы (мыза — имение, усадьба, хутор) Эрестфер 29 де­кабря 1701 г., в котором шведский отряд Шлиппенбаха был им полностью разгромлен. В Москве праздновали победу, а Шереметеву был пожалован орден Святого Андрея Первозванного.

После этой победы Пётр замыслил широко­масштабные военные действия в Ингрии (Ижорская земля, будущая Санкт-Петербургская губер­ния) с целью возвращения «вековечных наследных земель», прежде всего крепости Орешек (Нотебург). Стратегические замыслы разрабатывались Петром, тактическое же их исполнение лежало на Шереметеве, которого царь постоянно торопил в письмах, заклиная его «не мешкать и никаких отговорок не чинить». Избранная тактика при­несла общий стратегический успех и много­численные победы войска и других отрядов над шведами: в сражении при мызе Гуммельсгоф, при взятии Мариенбурга и Орешка в 1702 г., Ниеншанца в 1703 г. Так Ингрия была завоёвана российскими полками.

В конце 1703 г. состоялся торжественный въезд Петра и Шереметева в Москву: «В начале генерал-фельдмаршал Шереметев в санях про­странных с дышлом и шести возников в бронях немецких. Перед ним ехали в убранстве француз­ском дворовые его походные люди 30 человек и конюшей его верхами, и прежде тех дворовых людей ведены его ж три лошади простые (без всадников) во всём конском немецком изрядном наряде, а за тем простыми лошадьми его же, фельдмаршала, сани походныя, везены шестернёю». Это был звёздный час Шереметева. Никогда больше не будет у него столь блестящих побед на поле боя, а благосклонность к нему царя никогда не будет столь велика.

После трудных боёв, обременённый болезнями, фельдмаршал мечтал об отдыхе. Но не тут-то было!

528

Намерение Петра продолжать войну было твёр­дым, и обстоятельства этому благоприятствовали. Шереметев получил приказание идти под город Дерпт «и осаду з Божиею помощью зачать». Через три недели после начала осады царь, недовольный медлительностью фельдмаршала, которая всё боль­ше раздражала его, сам приехал наблюдать за ходом осадных работ и остался недоволен дейст­виями Шереметева. После того как Пётр взял дело в свои руки и повелел беспрерывно «чинить огненну стрельбу», Дерпт довольно быстро капи­тулировал. Шереметев же тотчас был вызван с войсками к Нарве, но участия в штурме не принимал. 9 августа 1704 г. русские войска овладели Нарвой. За эту кампанию Шереметев уже не получил наград. Отношение к нему Петра становится всё более настороженным и офици­альным. Царь всячески стремился подавить его самостоятельность и заставить лишь точно и быстро исполнять отдаваемые ему приказы.

После поражения войск Шереметева летом 1705 г. при Мур-мызе, единственного его пораже­ния за всю Северную войну, Пётр послал фельд­маршала усмирять восстание стрельцов в Астраха­ни. Почему для этой цели был избран именно Шереметев? С одной стороны, он пользовался популярностью в войсках и у дворянства как представитель древнего рода, а восстание про­ходило под лозунгами борьбы с нововведениями и возврата к старине. С другой — Пётр, возможно, воспользовался этим случаем, чтобы разделить командование войсками между ним и другим полководцем — фельдмаршалом Огильви, не раня при этом самолюбие Шереметева. Пётр уже не доверял Шереметеву всецело, а потому назначил ему в помощь гвардии сержанта Михаила Щепотьева, который одновременно должен был зорко следить за действиями фельдмаршала по подав­лению восстания. Это страшно обидело и рас­сердило Шереметева, и (вероятно, в отместку) он устроил настоящий штурм и бомбардировку Астра­хани, что было запрещено инструкциями Петра. И всё же за успешное подавление восстания Шере­метев получил большие земельные владения. В 1705 г. ему был пожалован графский титул.

В 1706 г. Шереметев вновь вернулся на театр военных действий. В это время в России ждали вторжения войск Карла XII. Пётр считал наиболее вероятным, что шведы направятся на Украину, поэтому Шереметев с полевой армией «для управления дел» находился там в городе Остроге. В его обязанности входили приём в полки новых офицеров и солдат, заготовка провианта и амуни­ции, а также размещение полков на зимние квартиры. Фельдмаршал по-отечески заботился о солдатах, ничего не упуская из виду, вплоть до «последней пуговицы на мундире». Но и в этой новой кампании он не проявил себя как выдаю­щийся военачальник. Ему не хватало инициативы, вновь мешала крайняя медлительность, а воз­можно, и обида на Петра, отдавшего предпочтение сначала Огильви, а потом Меншикову. Формально