МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ПОДХОДЫ К ПРОБЛЕМАМ ПСИХИАТРИИ
Advances in Psychiatric Treatment 2000; vol. 6, 450–457
П. Бостон. Системная семейная психотерапия и влияние постмодернизма
Paula Boston Адрес для корреспонденции: Paula Boston, Leeds Family Therapy and Research Centre, School of Psychology, University of Leeds, Leeds LS2 9JTSystemic family therapy and the influence of post-modernism© The Royal College of Psychiatrists 2000.Printed by permission
Paula Boston обучалась социальной работе в США, в 1982 году в Великобритании прошла стажировку как семейный психотерапевт в Тавистокской клинике в Лондоне. В настоящее время работает руководителем группы студентов курса семейной психотерапии в университете (University of Leeds). Ее основные интересы связаны с супервизией, гендерными проблемами и консультациями организаций.
Термин «постмодернизм» широко применяется в средствах массовой информации, университетских кругах и современной культуре. Он также вызвал значительное замешательство среди врачей, занимающихся системной семейной психотерапией, истоки которой можно проследить начиная с 1950-х годов, а в настоящее время системная парадигма включает в себя несколько различных моделей. Во-первых, объединяющим признаком системной терапии служит значимость понимания трудностей психологического характера в контексте социальных отношений. Во-вторых, все психотерапевты этого направления едины в том, что необходимо выделять различия и распознавать «разницу» как признак возникновения изменений. В-третьих, существует общая особенность — бригадный метод работы, когда один психотерапевт проводит интервью, а небольшая группа других врачей комментирует его, основываясь на своих наблюдениях. Степень влияния постмодернизма на эти модели и методы работы может быть различной. Стремясь обобщить современную теорию и практику постмодернистской системной терапии, я кратко опишу две основные модели — постмодернистскую модель (Andersen, 1987; Anderson & Goolishan, 1992; Anderson, 1997) и модель нарративной психотерапии (White & Epston, 1990). После определения понятий «модернизм» и «постмодернизм» я сравню эти два движения, рассматривая некоторые темы структурализма, «самость», перспективу и язык, а затем перейду к обсуждению значимости постмодернизма для деятельности Национальной службы здравоохранения.
Семейная психотерапия и путь к постмодернизму. Семейная психотерапия выделилась как отдельная форма практики, адаптировавшая теорию общих систем (von Bertalanffy, 1950). Ее основные элементы основывались на кибернетической модели Bateson (1972) и на структурной модели семейной психотерапии, разработанной Minuchin (1968). В последней модели в основном рассматривались вопросы оптимальной организации семьи и четкости границ. Кибернетическая модель была адаптирована врачами с тем, чтобы рассматривать семью как гомеостатический механизм с паттернами передачи информации в процессе общения, аналогичными тем, которые используются в механической системе обработки информации. Миланский метод (Selvini Palazzoli et al., 1978) и метод краткосрочной психотерапии (De Shazer, 1985) основаны на этой модели. Указанные парадигмы сохраняли приоритетность до середины 1980-х годов. Семейная психотерапия первого порядка характеризовалась тем, что врач наблюдал за системой извне. В семейную психотерапию второго порядка включена концепция конструктивизма. Основная суть этого подхода — представление о том, что «знание» во внешнем мире детерминируется нашими врожденными психическими и сенсорными структурами (Maturana & Varela, 1984). В этом заключается отличие от предыдущей позиции, согласно которой внешняя реальность «познаваема». В рамках семейной психотерапии это означало, что в процессе наблюдения врачи вынуждены проявлять личную предубежденность или приверженность какой-либо теории. Другой в корне отличающийся взгляд на реальность характерен для социального конструкционизма. Считается, что реальность создается с помощью языка в процессе постоянного взаимодействия и построения отношений. Дискурс о мире не является ни отражением, ни картой реальности, а всего лишь артефактом, полученным в результате обмена информацией в процессе общения (Gergen, 1985). В настоящее время семейные психотерапевты заинтересовались активным процессом создания смыслов и бoльшим разнообразием возможностей — внутренними предположениями во время некоторых дискурсов и идеями, которые раньше не принимались в расчет. Что касается системного подхода, то переход от конструктивизма к социальному конструкционизму, сначала казавшийся маленьким шагом, затем оказался гигантским прыжком (Gergen, 1991). Социальный конструкционизм подвел нас к постмодернизму. Hoffman (1993:83), заявляя о потере своего интереса к кибернетике и конструктивизму, сказала: «Постмодернизм, что бы ни означало это слово, несколько лет был для многих из нас, «системных» людей, маленькой черной тучкой на горизонте, а затем он разразился сильнейшим громом в области семейной психотерапии».
Постмодернистская модель Anderson и Goolishian (1988, 1992) определяют свою практику как постмодернистскую психотерапию (вставка 1). Социальный конструкционизм, по определению Gergen (1991), сыграл важную роль в развитии этой модели. Другим важным краеугольным камнем стала философская культура герменевтики — науки об интерпретации и объяснении.
Вставка 1. Основные компоненты постмодернистской психотерапии Врач — участник-распорядитель разговора, но не «специалист». Язык, а не стиль взаимодействия играет роль системы. Смысл и понимание доступны благодаря постоянным усилиям. Сложности создаются в системе языка и могут «растворяться» благодаря языку. Изменения происходят благодаря развитию нового языка. Рефлексирующие бригады используются для получения комментариев и участия в совместном создании альтернативных смыслов.
Структура психотерапии в меньшей степени представлена начальной, средней и конечной стадиями и в большей — созданием пространства для налаживания определенного типа беседы между ее участниками. Если бы мы наблюдали этот метод психотерапии в действии, то отметили бы рефлексирующую и молчаливую позицию врача. Задаваемые вопросы мягко и осторожно направлены на расширение и открытие смыслов для индивидов, задействованных в системе. Беседа носит зигзагообразный характер, причем врач старается не поддаваться предложениям взять на себя роль «знающего». Совет или результаты исследований в отношении какой-либо конкретной проблемы можно предлагать лишь как некоторые из множества возможных идей. Врач с пониманием относится к тому, что какая-то «информация» окажется несовместимой с опытом клиента, и неподдельно уважительно и с интересом воспринимает его мысли и реакции. Основной вклад врача в процесс изменения состоит в конструировании определенного стиля беседы. Во время «бесед рефлексирующей бригады» ее члены разговаривают друг с другом перед семьей (Andersen, 1987). Они развивают и проясняют темы, прозвучавшие во время сеанса, предлагают идеи, появившиеся у них во время слушания, а также активно реагируют на смыслы, выявленные в результате беседы. После этого члены семьи и врачи вправе проигнорировать, отбросить или более детально развить эти темы.
Клинический пример После обращения за помощью (например, маленького мальчика с нарушениями поведения) может возникнуть диалог между семьей и врачом относительно сконструированного различными членами семьи смысла поведения мальчика. Например, мать может описать ребенка как «сумасшедшего со дня рождения». Врач может проанализировать, что именно имеет в виду мать под сумасшествием и употреблением этого выражения к плохому поведению. Будет развита история этой идеи. Было ли «сумасшествие» мальчика унаследовано, или же оно является следствием какого-то события? Возможны ли альтернативные объяснения? Отец может сообщить, что трудное поведение ребенка может быть ответной реакцией на некую обиду. Продолжая, врач может уточнить характер обиды и требовала ли она другой реакции со стороны ребенка или родителя (ей). Далее может последовать обмен мнениями о проблемах равенства, иерархии и честности в отношениях между родителями и ребенком. Врач может поделиться своими мыслями о возможных альтернативах. Ребенок может считать, что его поведение особенно попадает в поле зрения, потому что его брат более «изворотлив». Врач может вслух поинтересоваться, на что именно обращают внимание в этой семье, а также выяснить преимущества и недостатки быть замеченным. Предполагается, что процесс развития более полного и взаимного понимания может дать положительные результаты. После появления других идей снова будут рассмотрены первоначальные описания. Например, врач может предположить возможность того, что тревога матери об этом ребенке означает, что она следит за ним больше, чем за его старшим братом.
Нарративная модель семейной психотерапии
Нарративная модель (вставка 2) также основывается на социальном конструкционизме, но в большей степени она непосредственно позаимствована у французских структуралистов. Центральными в этом отношении стали концепция Derrida (1975) о деконструкции и идеи Foucault (1975) о доминирующих и подчиненных дискурсах. Используя исследования (1989) Bruner и Luciarello в отношении значения структуры повествований в создании смыслов людьми, White связал социетальные дискурсы с повествованиями индивидуумов (White & Epston, 1990; Epston & White, 1992).
Вставка 2. Основные компоненты нарративной психотерапии Идентичность индивида становится частью личного повествования, которое содержит различные его версии самости. Клиенты приходят в психотерапию с «проблемно-насыщенным повествованием», которое подвергается интернализации как первичное самоописание. Рассказы о проблемах/идентичности создаются, проживаются и поддерживаются их связью со значимыми другими. Техника экстернализации разрывает связь проблемы с самоописаниями клиента. Влияние проблемы «схематизируется», устанавливая, таким образом, связь повествования о проблемах с другими лицами. Повествования создаются на социетальном уровне, поэтому представления членов семьи о проблемах требуют «деконструкции». Психотерапевт выясняет «особые последствия» — положительные стороны описания проблемы — и усиливает изменения, используя написание писем, определенную аудиторию (лиц, которые успешно справились с такой же проблемой) и личный энтузиазм.
Если понаблюдать за нарративной моделью психотерапии в действии, можно заметить, что врач особенно заинтересован в описании представленной проблемы. Обычно представление проблемы «инициатором обращения к врачу» (взгляд родителя(ей)) отличается от такового «идентифицируемого клиента» (ребенка). Основная задача — способствовать установлению связи между проблемами инициатора обращения к психотерапевту и проблемой, переживаемой идентифицируемым клиентом. После того как проблема клиента прозвучала так, как он желает, она экстернализируется. Лингвистическая структура вопросов психотерапевта подразумевает, что проблема — это нечто другое, чем «ядерная» идентичность клиента. Цель нарративной психотерапии состоит в том, чтобы не только ребенок, но и врач, ребенок и значимые другие вместе устраняли представленные нарушения. При этом врач приуменьшает значение последних, очень активно выявляя эпизоды, которые дадут более положительные самоописания. И снова рефлексирующие члены бригады уточняют эти новые эпизоды перед ребенком и членами семьи. Члены бригады могут поделиться личным опытом, связанным с данной проблемой, если их рассказы содержат примеры достижения успеха и оптимистический настрой. Нарративная психотерапия несет в себе потенциальную опасность злоупотреблений, особенно в учреждениях закрытого типа, в которых ее применяют.
Клинический пример
Психотерапевт, к которому обратился маленький мальчик за помощью по поводу нарушений поведения, захочет выяснить, как сам ребенок понимает свою проблему. Мальчик может сказать, что это был гнев, как ответ на несправедливость, из-за чего у него возникли неприятности, в то время как его более изворотливый брат остался незамеченным. Он может назвать свой гнев словом «месть». Экстернализации можно достичь с помощью таких вопросов: «Когда Месть подталкивает тебя, в какие неприятности она хочет тебя втянуть?», «Кто помогает Мести вырастать большой и сильной?», «Когда Месть неподалеку, как она влияет на твои отношения с матерью?», «Когда тебе удавалось не обращать внимание на Месть, и заметил ли кто-нибудь, что тебе это удалось?». Другой путь развития рассказа может определяться восприятием ребенком себя как честного и справедливого человека. Психотерапевт обращает внимание на эпизоды честности и справедливого разрешения конфликтов и развивает их в связи с другими аспектами индивидуальности мальчика. Например: «Мы заметили, что, когда ты используешь свой хороший ум для того чтобы подумать, прежде чем сделать, Месть пугается и уходит». Такие переходы поощряются с помощью конструирования элементов, которые могут служить для укрепления рождающейся самости: «Твой учитель заметил силу твоего острого ума и обратил внимание, как ты использовал его против Мести в классе. Он также отметил, что твое чувство справедливости помогло другому ребенку, которого обижали».
Что такое модернизм и постмодернизм? Модернизм — это яркий период европейской культуры, начавшийся в конце 19-го столетия и продлившийся до середины 20-го. Подчеркнутая вера в разум, свободу и концепцию прогресса определяет корни философии, уходящие в эпоху Просвещения. Ключевая концепция более позднего периода модернизма — проникновение в основную структуру, что и наблюдалось в науке и искусстве. Концепции модернизма и постмодернизма описаны во вставке 3.
Вставка 3. Концепции, ассоциируемыес модернизмом и постмодернизмом
Модернизм Вера в общественный прогресс. Оптимизм. Рациональность. Вера в абсолютное знание, достигаемое с помощью науки, техники и политики. Вера в истинную самость. Вера в универсальные структуры, обычно состоящие из бинарных противоположностей. Постмодернизм Множественные версии постмодернизма: отсутствует единое определение. Недоверие к обещаниям, сделанным во имя прогресса. Исследование того, что находится между бинарными противоположностями, и того, что исключалось из-за особых различий. Предпочтение варьирования над когерентностью. Вера в социально созданную самость.
Следует ли постмодернизм за модернизмом, как это вытекает из названия, или же они пересекаются? Некоторые не считают постмодернизм отдельным периодом; его характеризуют скорее как период дальнейшего развития модернизма, который продолжался настолько долго, что начал размышлять над собой. По мнению других, единственное различие между ними состоит в том, что постмодернизм воздерживается от ностальгии. Кое-кто настаивает на том, что постмодернизм это не идентифицируемый хронологический период, а скорее образ мышления. Некоторые говорят, что он представляет собой полную трансформацию принципов с радикально разными взглядами почти на все — от философских позиций, искусства и архитектуры до того, что такое быть человеком. Одно из основных различий между двумя течениями состоит в том, насколько полезными считаются ценности эпохи Просвещения, вера в прогресс и разум для понимания общества и культуры. Edmundson (1989) описывает две формы постмодернизма. Первая, более ранняя, негативная или демистифицирующая, была посвящена описанию того, как это жить в мире, в котором уже не было трансцендентной позиции нейтрального наблюдателя и который отвергал решительные попытки модернистов проникнуть в глубины смыслов. Вторая, более поздняя, характеризовала период заново рождающейся позитивной или романтической экспрессии, которая приветствовала возможность переделать самих себя.
Семейная психотерапия, как и любая другая, зародилась в период модернизма, а значит, инкорпорировала его предпосылки. Однако положение семейной психотерапии отличается от положения, в котором оказались изобразительное искусство и литература, в какой-то степени пережившие определенный период модернизма, из которого или вопреки которому развились творения постмодернизма. Специалисты в области семейной психотерапии проводили различия между терапией первого и второго порядка, но «заметили» модернизм лишь после того, как была введена концепция постмодернизма.
Какие из характеристик модернизма и постмодернизма мы используем? «Выбирая что-либо из модернизма, в ответ получаешь тот постмодернизм, которого заслуживаешь». (Antin, 1972) Системные психотерапевты особенно заинтересовались вопросами а) структуры, б) определений самости, в) перспективы и г) языка.
Структурализм и постструктурализм Термины «структурализм» и «постструктурализм» часто появляются в дискуссиях о модернизме и постмодернизме. По сути, структурализм предполагает наличие различимых основных структур, которые определяют принципы организации, а также то, что эти структуры имеют фиксированную связь друг с другом, которая выходит за пределы времени и действует двойственно. Примерами таких структур можно считать концепцию Декарта о структурном дуализме души и тела, семиотику Соссюра (язык содержит собственные связи между знаками и значениями, бинарные противоположности и глубинные структуры), концепцию Фрейда о том, что основная структура психики представляется в виде сознательного и бессознательного и управляется инстинктами жизни и смерти, диалектический материализм Маркса, а также представления Levi Strauss о культурах и мифах. Все зафиксировано на уровне системы и наблюдается извне или сверху (Sarup, 1986). Многие подвергали сомнению способность структурализма объяснять всеобъемлющие системы с фиксированными связями между подкомпонентами; наиболее заметным был французский философ Derrida, выступающий против взглядов Saussure (1959). Derrida подверг сомнению предпосылку семиотики об объяснимых структурах, различимых фиксированных смыслах, которые мог бы выявлять читатель. Он утверждал, что нельзя верить словам, обозначающим нечто «где-то там», и что понимание текста отдельно от опыта его автора невозможно. Другие также пытались низвергнуть утверждения структуралистов об арочном принципе. Физика Ньютона подвергалась сомнению теорией относительности Эйнштейна; Фрейд подвергся структуралистскому анализу французского психоаналитика Lacan (чья работа также стала предметом атаки постструктуралистов, которая основывалась на том, что существует несколько возможных прочтений работ Фрейда). Все теории, формирующие семейную психотерапию, по своей природе были структуралистскими. Мы понимали семью в рамках теории общих систем (связь частей в целое), кибернетики (семьи как системы обработки информации с петлями обратной связи и со стремлением к гомеостазу) или структурной модели (семья как организация с исполнительными функциями, границами между поколениями и паттернами взаимодействий). Эти модели, как утверждалось, позволяли установить фундаментальную сущность семьи. Процесс постструктурального анализа охватил и системную психотерапию. Благодаря его влиянию открывается возможность исследования основополагающих предпосылок противоположных позиций. Lynn Hoffman перечисляет пять «священных коров» современной психологии: «объективность» социальных исследований; ограничивающее понятие «ядерной» самости; чрезмерный акцент на заранее определенных путях изменения (т. е. психология развития); особый статус эмоций; иерархия уровней при обращении к теории координированного управления смыслами (Hoffman, 1993). Движение к конструктивизму можно рассматривать как еще одну форму структурализма, а его влияние способствовало одновременному существованию различных взглядов на мир, положив, таким образом, начало разрушению концепции единой внешней реальности. Социальный конструкционизм привел к тому, что системные психотерапевты стали ценить подвижность языка и смыслов.
Самость: «ядерная» идентичность или социальный конструкт? Тема модернизма — дихотомия между универсальным и индивидуальным. Конструирование самости рассматривается восточными религиями как иллюзия, а на Западе представление о самости включает уверенность в индивидуалистической истинной самости. Это отражается в древнем греческом фразеологизме: «будь верен самому себе». В основе психоаналитической работы лежит раскрытие пластов психики для того, чтобы проникнуть в глубинные, более фундаментальные характеристики индивида. Большинство психотерапевтических подходов основано на западной концепции самости индивида, и в этом психотерапия является детищем модернизма (Parry, 1991). Системная семейная психотерапия заменила идею единой самости идеей единой системы. Эта позиция означала, что психотерапевтическое воздействие должно осуществляться на уровне семейной системы. В системной теории, одновременно с психодинамической концепцией «истинной самости», присутствовала вера в самокорректирующуюся природу системы. Если системная психотерапия направлена на семью как целое, то все входящие в нее индивиды будут получать выгоду. Более широкие (влияние культуры, различных общественных институтов и политических ситуаций) и более узкие ракурсы (различающиеся потребности индивидов в семье) не наделялись равным весом. Феминистки, а также лица, работающие с детьми, подвергающимися жестокому обращению, и с жертвами насилия в семье, особенно помогли системным психотерапевтам-практикам переосмыслить их предположения о власти и проблемах, создаваемых дихотомическими границами: семейная система/индивид и семья/более широкий социальный контекст. Процесс деконструкции, описанный выше применительно к постструктурализму, был осуществлен и в отношении индивидуальной идентичности. Когда социальная конструкция вносится в область самости, можно считать, что понятие «ядерной» идентичности — не более чем один из дискурсов. Огромная значимость концепции «ядерной» идентичности начала таять. Семейные психотерапевты, которые больше сосредоточивались на коллективных описаниях исходя из типов семей или системы семейных ценностей, начали уделять больше внимания изменениям внутри семей. Определение системы стало гораздо подвижнее. Системы формировались и поддерживались вокруг определенных проблем. В зависимости от содержания беседы могут проявляться или создаваться различные аспекты семьи. Вклад постмодернизма в понятие самости — акцент на быстротечности и гибкости определений. В поп-культуре такие личности, как певица Мадонна, приводятся в пример как способные к различным определениям самости. Постмодернистская самость постоянно развивается и входит одновременно в различные социальные сферы. В худшем случае самость фрагментарна, в лучшем — творчески свободна.
Перспектива Robert Hughes (1991), искусствовед и культуролог, рассматривая зарождение раннего модернизма в изобразительном искусстве, описывает радикальное изменение в перспективе. По его мнению, искусство эпохи Возрождения имеет традицию перспективы в одну точку, когда для изображения расстояния в соответствии с законами геометрии уменьшают величину объекта. Это упрощенное статическое соотношение между глазом, мозгом и объектом, которое не отражает реального построения перспективы. Тем не менее эта модель сохраняла свое влияние до 1900-х годов. Одновременно, но в не связанных друг с другом сферах, F. H. Bradlеy, Alfred North Whitehead, Albert Einstein и Paul Cйzanne работали над идеями альтернативных перспектив — относительности и принципа неопределенности (Hughes, 1991). В мире искусства эти идеи определяли ранний период модернизма (кубизм и экспрессионизм), а постмодернистское искусство продвинулось еще дальше. Недавние лауреаты премии Turner свидетельствуют о том, насколько широко постмодернистское движение раздвинуло рамки искусства. Влияние постмодернизма можно усмотреть в множественности перспектив: отображение перспективы и более важных культурных и творческих поисков художника; активное размещение аудитории в этих множественных точках зрения; а также контекст построения этих точек зрения. Современные тенденции в системной психотерапии в некоторой степени свидетельствуют о возобновлении желания использовать разнообразные модели и техники без чрезмерно активного стремления синтезировать их или навязать искусственную согласованность. Может быть, то, что до сих пор называлось эклектизмом, в основе которого лежат прагматические соображения, теперь расценивается как любознательность в отношении результатов применения альтернативных методов. Линии, разграничивающие различные системные модели, стали более размытыми, а дебаты менее важными, оставляя больший потенциал для заимствования перспектив, а не для их опровержения. Перспективы, т. е. взгляды и мнения клиента, все больше учитываются при формировании терапевтического процесса: врач рассказывает клиентам о различных методах психотерапии и спрашивает, какой из них больше всего соответствует представлениям клиента о лечении, наделяя его полномочиями приглашать в кабинет членов рефлексирующей бригады в том случае, если он хочет услышать их комментарий, кроме того, клиента могут спросить, что он думает о работе с психотерапевтом, принадлежащим к другой культуре.
Язык Язык настолько важен для психотерапии, что он заслуживает особого рассмотрения. В модернизме язык в основном наделяется фиксированной структурой и понимается как отражающий «реальность». Его используют разумные существа как средство для передачи мыслей, чувств или выражений. Два беседующих человека могут предположить, что они все понимают почти одинаково, а употребляемые ими слова близко связаны с тем, что каждый из говорящих имеет в виду. Lyotard (1984) отстаивает позицию, что невозможно полностью понять какой-либо дискурс и невозможно критиковать или сравнивать альтернативные дискурсы, поскольку каждый из них глубоко увязает в своих специфических исторических и идиосинкратических правилах языка. Он высказывает мысль о том, что самое лучшее, на что можно надеяться, — это на «краткое повествование» или частичное, а не глобальное понимание. Он рассматривает язык скорее как предмет эстетики, нежели истины. Более оптимистическую позицию занимает Gergen (1991). Соглашаясь с тем, что невозможно найти глубинную структуру, он предполагает, что понимание может развиться в результате взаимодействий между людьми. Для психотерапевтов очень важно занять ту или иную позицию в отношении связи между пониманием и языком. Язык — один из инструментов, с помощью которого психотерапевт исполняет свою роль, предполагающую проведение исследований, предоставление объяснений, прогнозирование и осуществление изменений (Anderson, 1997). Системные постмодернисты соглашаются с несостоятельностью языка как средства отображения, но расходятся в оценке серьезности этой проблемы.
Действительно ли системные психотерапевты — постмодернисты? Frosh (1995) полагает, что проблема модернизма/постмодернизма была запутана семейными психотерапевтами, поскольку они брали на вооружение некоторые аспекты, но на деле не принадлежали полностью к тому или иному движению. Он обращается к Baudrillard (1988), одному из более радикально настроенных постмодернистов, который полагает, что любая попытка интерпретации обречена на неудачу, если будет предпринято усилие продвинуться дальше поверхностного. Frosh утверждает, что психотерапевты, чьи вопросы и комментарии построены на какой-либо попытке интерпретации, хотят они того или нет, работают в модернистском стиле. Parry (1991) считает, что нарративная психотерапия представляет собой постмодернистский путь вперед: «постмодернистское трактование рассказа просто как рассказа дает нарративному психотерапевту инструмент, позволяющий клиенту сбросить с себя ограничивающие убеждения». Однако Doan (1998) отмечает, что нарративные психотерапевты, как и постмодернисты, рискуют вступить в противоречие с собой, продуцируя лишь еще один «дискурс», одновременно протестуя против создания «всеобъемлющих повествований». Более того, попытки найти точную позицию системной психотерапии исходя из модернистской и постмодернистской позиций сами по себе являются модернистской деятельностью (Parker, 1999). С точки зрения социального конструкционизма психотерапия как дисциплина подвергается опасности рухнуть под грузом собственных противоречий (McLeod, 1997). Возможно, напряженность между психотерапией как стремлением к решению проблем, как более личным философским путешествием и как методом лечения болезни еще больше разделяет психотерапевтов на непримиримые лагеря.
Применение в Национальной службе здравоохранения Что именно должна предложить Национальной службе здравоохранения практика, обогащенная пониманием постмодернизма? Внимание, проявляемое к относительным перспективам и к перемещению власти, может помочь клиницисту в институциональном и управленческом контекстах. Возрастает уверенность в том, что стиль консультирования, который способствует вовлечению клиента в этот процесс, повышает и удовлетворенность клиента, и успешность консультирования (Roberts & Holmes, 1998). Кроме того, постмодернизм способствует лучшему восприятию различающихся теорий, принятых специалистами разного профиля в многопрофильных бригадах. А использование разнообразных техник и приемов может привести к формированию лучших рабочих отношений между психотерапевтом и клиентом. С другой стороны, влияние постмодернизма может рассматриваться как поощряющее необоснованные и поверхностные методы рассмотрения проблем. Из-за ограниченности денежных ресурсов и очередей психотерапия должна быть более сфокусированной и ограниченной во времени. Кроме того, необходимость доказательной практики и измерения результатов может поставить в невыгодное положение некоторые элементы постмодернизма, которые не поддаются статическим определениям. Кроме того, усиливается критика в отношении излишне редукционистского направления в исследованиях человеческого поведения (Laugharne, 1999). На более абстрактном уровне трудно установить, насколько чувствительны модели при работе с представителями различных культур или языков. Некоторые люди могут считать позицию психотерапевта-постмодерниста как «неспециалиста» проблематичной и неуважительной для себя. Отношение к языку становится более чем спорным, если врач работает через переводчика, вследствие чего могут утрачиваться абстракции или игра слов. И наконец, иногда семьи хотят получить простой, прямолинейный совет специалиста.
Выводы Сделать выводы о влиянии постмодернизма на системную семейную психотерапию достаточно трудно: и дело не только в том, что это была бы идеологическая анафема; просто еще слишком рано об этом говорить. Мы находимся в процессе формирования отношения ко многим из постмодернистских идей, и их долгосрочные последствия, если они будут, еще не проявились. Некоторые философски настроенные авторы призывают к более интегративной позиции, а другие продолжают подвергать сомнению обоснованность концепции модернистского и постмодернистского периодов. Я предполагаю, что Edmundson (1989) прав в отношении своих идей об изменяющейся природе постмодернизма и своей уверенности в том, что «деконструктивная» работа была частью раннего периода. Цинизм и фрагментация не могут органично сочетаться с психотерапией, а идея Edmundson о другой, более позитивной фазе постмодернизма, которая сможет предоставить благоприятные возможности для того, чтобы переделать самость, кажется довольно привлекательной. Кроме того, концепция нарратива призывает нас к более легкому отношению к потребности клиента в личной когерентности. Наблюдается верховенство языка, а не способов взаимодействия, но, возможно, в будущем кто-либо предложит еще один взгляд на множество коммуникационных элементов психотерапии, которые проводятся не через речь. Я могу утверждать, что системная психотерапия в том виде, в котором мы ее знаем, привязана к своим модернистским основам, но врачи и клиенты получили пользу от стимуляции постмодернизмом. Возможно, могло быть и хуже, чем использовать вклад постмодернистов как приглашение к творческой игре с идеями, а не оказаться во власти этих идей.
ЛИТЕРАТУРА Andersen, T. (1987) The reflecting team: dialog and meta dialog in clinical work. Family Process, 26, 415–481. Anderson, H. (1997) Conversation, Language, and Possibilities: — A Post Modern Approach to Therapy. New York: Basic Books. — & Goolishian, H. (1988) Human systems as linguistic systems. Family Process, 27, 371–393. — &— (1992) The client as the expert: a not knowing approach to therapy. In Therapy as Social Construction (eds S. McNee & K. Gergen), pp. 25–39. London: Sage Publications. Antin, D. (1972) Modernism and post modernism. Boundary, 2. Baudrillard, J. (1988) On seduction. In Selected Writings (ed. J. Baudrillard). Cambridge: Polity Press. Bateson, G. (1972) Steps to an Ecology Minds. New York: Ballantine Books. Bruner, J. S. & Luciarello, J. (1989) Monologue as narrative recreation of the world. In Narratives from the Crib (ed. K. Nelson). Cambridge, MA: Harvard University Press. Derrida, J. (1976) Of Grammatology, MD: Johns Hopkins University Press. De Shazer, S. (1985) Keys to Solutions in Brief Therapy. London: Norton. Doan, R. E. (1998) The king is dead; long live the king: narrative therapy and practicing what we preach. Family Process, 37, 379–385. Edmundson, M. (1989) Prophet of a new postmodernism: the greater challenge of Salman Rushdie. Harper’s Magazine, 279, 62–71. Epston, D. & White, M. (1992) Experience, Contradiction, Narrative and Imagination. Adelaide, Australia: Dulwich Centre Publications. Foucault, M. (1975) The Archeology of Knowlege. London: Tavistock Press. Frosh, S. (1995) Postmodernism versus psychotherapy. Journal of Family Therapy, 17, 175–190. Gergen, K. (1985) The Social Constructions Movement in modern psychology. American Psychologist, 40, 266–275. — (1991) The Saturated Self. New York: Basic Books. Hoffman, L. (1993) Exchanging Voices. London: Karnac. Hughes, R. (1991) The Shock of the New: Art and the Century of Change. London: Thames and Hudson. Laugharne, R. (1999) Evidenced-based medicine, user involvement and the post-modern paradigm. Psychiatric Bulletin, 23, 641–643. Lyotard, J. F. (1984) The Post Modern Condition: A Report of Knowlege. Manchester: Manchester University Press. Maturana, H. & Varela, F. (1984) The Tree of Knowlege: Biological Roots of Human Understanding. London: Shambhala. McLeod, J. (1997) Narrative and Psychotherapy. London: Sage. Minuchin, S. (1968) Families of the Slums. New York: Basic Books. Parker, I. (1999) Deconstructing Psychotherapy. London: Sage. Parry, A. (1991) A universe of stories. Family Process, 30, 37–54. Roberts, G. & Holmes, J. (1998) Healing Stories: Narrative in Psychiatry and Psychotherapy. Oxford: Oxford University Press. Sarup, M. (1986) An Introductory Guide to Post Structuralism and Post Modernism. New York: Harvester Wheatshaft. Saussure, F. de (1959) Course of General Linguistics. London: Collins. Selvini Palazzoli, M., Boscolo, L., Cecchin, G., et al (1978) Paradox and Counterparadox. New York: Jason Aronson. von Bertalanffy, L. (1950) An outline of general systems theory. British Journal of Philosophy Science, 1, 134–165. White, M. & Epston, D. (1990) Narrative Means to Therapeutic Ends. New York: Norton.