Арабо-согдийский вариант
В древности Аравию населяли разные народы, которые, по легенде, происходили от Измаила — сына Агари, наложницы Авраама, который в XVIII в. до н. э. эту Агарь вместе с сыном по наущению своей жены Сарры выгнал в пустыню. Измаил нашел воду, а раз он нашел воду, то и мать напоил, и сам спасся, и пошел от него народ, «арабы», хотя они сами себя так еще не называли.[32] Арабы долгое время очень плохо относились к своим иудейским соседям, помня, что дети Сарры воспользовались всем наследством отца, а дети несчастного Измаила были изгнаны в пустыню. И жили арабы в этой пустыне с XVIII в. до н. э. (так датируется Авраам) до VII в. н. э. тихо, спокойно, никому не досаждая. Такова общеизвестная библейская легенда. На самом деле было все намного сложнее.
Аравия физико-географически делится на три части. Во-первых, берег вдоль Красного моря — это Каменистая Аравия, где довольно много источников с оазисами, около каждого оазиса — город, пусть небольшой, но с финиковыми пальмами, травой, где может пастись скот, а значит, могут жить люди.
Арабы там жили довольно бедно, но имели возможность подработать, потому что караваны из Византии в Индию ходили через Каменистую Аравию, и они нанимались караванщиками или становились трактирщиками в караван-сараях, торговали финиками и свежей водой. Бедность своих природных условий арабы компенсировали повышением цен на товары, и все шло какое-то время довольно благополучно. Жили они и деньги наживали.
Большая часть Аравии — это пустыня, но пустыня не в нашем среднеазиатском смысле. Пустыней у арабов считается земля, где не сплошной травяной покров) а кустик от кустика отделен сухой землей, т. е., как мы бы сказали, сухая степь. Кроме того, с трех сторон у них море, так что дожди выпадают, воздух довольно влажный. Верблюдов гонять можно сколько угодно, да и не только верблюдов, но и ослов. Жили неторопливо и мирно, хотя бывали и войны между племенами. Так, случилась одна война из-за верблюдицы, наступившей на гнездо перепелки и раздавившей птенцов. Араб, хозяин земли, где было гнездо, отомстил за птенцов и ранил верблюдицу стрелой в вымя, а хозяин верблюдицы убил его ножом в спину. Племя не выдало убийцу, и родственники убитого начали войну. Война эта продолжалась лет 30 или 40, и за все время было не то два, не то три человека убитых.[33] Оригинальной и самобытной была у них культура и поэзия. У нас, например, в нашей русской поэзии, существует пять поэтических размеров — ямб, хорей, анапест, амфибрахий и дактиль, а у арабов 27, потому что верблюд идет разным аллюром и для того, чтобы приспособиться к тряске, надо про себя читать стихи в такт тряске, отсюда 27 различных размеров. Вот едет араб по пустыней сочиняет стихи и тут же их исполняет. Полезное занятие для кочевника…
И, наконец, на самом юге Аравии располагалась Счастливая Аравия Йемен. Это был тропический сад, там рос кофе-мокко (который потом перевезли в Бразилию, где он прижился, но стал хуже). Настоящий, самый лучший в мире кофе в Йемене, и арабы его пили с большим удовольствием. И жили бы в свое удовольствие, если бы не соседи — с одной стороны абиссинцы, которые их все время старались завоевать, а с другой — персы, которые выгоняли абиссинцев из Аравии обратно в Африку. Война эта была страшно кровопролитна, пленных не брали, но воевали не арабы, а абиссинцы с персами.
Во второй половине VI в. у арабов появилась плеяда поэтов[34] — людей, которые стихами хотят выразить себя и свои чувства, хотят добиться исключительного уважения и преклонения за эту свою способность и умение. Их поступками, я бы сказал, руководит «страсть» — пассионарность.
К VII в. поэтов стало много, были и поэтессы, и стихи они стали писать хорошие, главным образом языческие. Стихи о любви, о вине, иногда о каких-нибудь стычках, столкновениях — навеянные случаями. А целеустремленности и быть не могло, потому что никакой единой идеологии у арабов не было. Бедуины, жившие в пустыне, считали, что боги — это звезды; вот сколько на небе звезд, столько богов, и каждый может молиться своей звезде. Было много христиан, много иудеев, были огнепоклонники; христиане среди арабов были всех толков — и несториане, и монофизиты, и православные, и армяне-яковиты, и савеллиане.[35] Но так как все занимались своими насущными делами, то и религиозных столкновений совершенно не было. Арабы, повторим, жили спокойно.
Карта. Аравия, Иран и Средняя Азия В VI-первой половине VII в.
И вот в начале VII в. появился человек, называемый Мухаммедом. Он был человек бедный, эпилептик, очень способный, но не получивший никакого образования, совершенно безграмотный. Занимался он тем, что гонял караван, потом женился на богатой вдове Хадидже. Она его снабдила деньгами, что и дало ему возможность стать довольно почтенным членом общества.
И вдруг он заявил, что призван исправить пороки мира, что до него было много пророков — Адам, Ной, Давид, Соломон, Иисус с Мириам, т. е. с девой Марией — и все они говорили правильно, но люди все перепутали, все забыли, так вот он — Мухаммед — сейчас всем все объяснит. И объяснил он все очень просто: «Нет Бога кроме Бога», — и это все. А потом стали еще прибавлять, что Магомет пророк его, т. е. Бог — это Аллах, что означает «единственный», и он говорит арабам через Магомета (Мухаммеда).[36] И стал Мухаммед эту религию проповедовать.
Большинство арабов меньше всего желали с ним говорить, но образовалась кучка, сначала шесть человек, а потом несколько десятков, которые искренне ему поверили, и, главное, среди них оказались люди волевые, сильные, и из богатых, и из бедных семей.
Это были страшный, жестокий, непреклонный Абу Бекр; справедливый, несгибаемый Омар; добрый, искренний, влюбившийся в пророка Осман; зять пророка — героический боец, жертвенный человек Али, женившийся на сестре Мухаммеда Фатьме, и другие. А Мухаммед все проповедовал, и мекканцам это надоело. Ведь он проповедует, что есть только один Бог, и все должны ему верить, но что же делать с людьми, которые приезжают торговать и верят в других богов? Это вообще неудобно и скучно. И они ему сказали: «Прекрати свои бредни».
Но у Мухаммеда был дядя, который предупредил мекканцев, чтобы те ни в коем случае Мухаммеда не трогали. «Конечно, — соглашался дядя, — он несет чепуху, и всем это надоело, но все равно он мне племянник, я же не могу его оставить без помощи». Тогда в Аравии родственные чувства еще ценились. Но дядя дал совет Мухаммеду: «Убегай!» И Мухаммед убежал из Мекки, где решили его убить, чтобы он не мешал людям жить, в Медину (тогда этот город назывался ЯсрибЯтриб, но после того, как Мухаммед там обосновался, он стал называться Медина-тун-Наби — город пророка, а «медина» — просто город).
В отличие от Мекки, где жили довольно богатые и зажиточные арабы, Ясриб был местом, где селились самые разные народы, образуя собственные кварталы: три квартала еврейских, еще персидский, абиссинский, негритянский — и все они не имели между собой никаких взаимоотношений, иногда ссорились, но пока войн не было. И когда появился Мухаммед с его верными, которые последовали за ним, то жители ему сказали: «Вот и живи тут один, отдельно от всех, ничего, ты не мешаешь».
Но тут случилось непредвиденное. Мухаммедане, или, как они себя стали называть, мусульмане, поборники веры ислама, развернули сразу активную агитацию. Они объявили, что мусульманин не может быть рабом, т. е. всякий человек, произносивший формулу ислама — «Ла илла иль Алла, Мухаммед расуль Алла» («Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его»), — немедленно становился свободным. Такого человека принимали в общину. Некоторые негры перешли к ним, некоторые бедуины. И все, кто принял ислам, поверили в него, зажглись тем же огнем, который был у Мухаммеда и его ближайших сподвижников. Поэтому они быстро создали общину, весьма многочисленную и, самое главное, активную. К мухаджирам, которые пришли из Мекки (их было немного), примкнули ансары (буквально «примкнувшие») — жители Медины.
Мухаммед оказался главой одной из самых сильных общин в самом городе Медина. Тут он постепенно стал наводить свой порядок и подчинил себе весь Аравийский полуостров.
Но обратимся к психологии арабов. Мухаммед не преследовал никаких личных целей, он шел на смертельный риск ради принципа, который он выдвинул. По существу, с точки зрения богословия, ислам не содержит в себе ничего нового по сравнению с теми религиями и течениями, которые в это время уже бытовали на Ближнем Востоке. Таким образом, если говорить о теологии, то разговор был беспредметен, и арабы совершенно правильно сделали, что не стали особенно спорить, поступились привычными культами, произнесли формулу ислама и зажили по-прежнему.
Разве в этом было дело? Дело-то было совсем в другом. Та группа, которая создалась вокруг Мухаммеда, состояла из таких же фанатиков, как он. Мухаммед был просто творчески более одарен, чем Абу Бекр или Омар. Он был более эмоционален, чем даже добрый Осман. Он был даже более беззаветно предан своей идее, чем отчаянный, храбрый Али, и поэтому никаких особых выгод он лично от этого дела не имел.
Мухаммед объявил, что мусульманин не может иметь больше четырех жен, это грешно (сам он тоже имел только четырех). А грешить арабы в то время очень любили. По тем временам четыре жены — это был минимум. Все жены жили при муже, потому что брак был гражданский, а развод очень дорог и связан с разделом имущества. Жены предпочитали оставаться со старым мужем, когда он брал новую жену; так им было выгоднее.
Еще Мухаммед ввел запрет на вино; сам он был эпилептик и поэтому не мог пить вина, оно на него плохо действовало. Мухаммед заявил, что первая капля вина губит человека. А арабы любили вино. Так что этот запрет сильно мешал распространению ислама.
Став мусульманами, арабы не переменились. Они садились в закрытом дворике в узкой компании, чужих не приглашали, ставили большой жбан с вином, опускали туда пальцы, и поскольку первая капля вина губит человека, стряхивали ее, а поскольку про остальные пророк ничего не сказал, — нашли выход…
Но при этом случилось нечто очень важное. Вокруг Мухаммеда и его группы, как водяные пары вокруг пылинки, люди стали собираться в некое единство. Образовалась община людей, объединенных не привычным образом жизни, не материальными интересами, а сознанием единства судьбы, единством дела, которому они отдавали свою жизнь. Это то, что я называю консорцией. Взрыв этногенеза, вызвавший к жизни «мусульманский мир» и его религию, прошел в широтном направлении и захватил, кроме Аравии, Тибет, Индию, Китай, Корею и Японию. О двух последних мы говорить не будем, поскольку ограничим наше внимание Евразией. Итак, что же произошло в VI в. с этими странами? О начале арабского этногенеза и сложении первичной консорции сторонников Мухаммеда мы уже говорили раньше и довольно подробно. А теперь рассмотрим эту тему в интересующем нас сейчас аспекте.
После того как Мухаммед достиг компромисса с мекканцами и они признали проповедуемую им веру ислам, перед самой своей смертью он написал два письма, т. е. не сам написал, а продиктовал, потому что он был неграмотен. Одно византийскому императору, другое персидскому шаху с требованием принять веру ислама. Византийский император даже не удостоил его ответом, а персидский шах написал очень ехидный ответ. Тогда Мухаммед решил, что надо вести священную войну и заставить всех принять веру ислама. И после этого вскоре умер.
Немедленно Аравия большей частью откололась от веры ислама, т. е. перестала подчиняться мусульманской общине и халифу, т. е. наместнику Мухаммеда — Абу Бекру. Два года пришлось подчинять в жесточайшей войне всю Аравию. Резня была жуткая. Уцелевшие мекканцы были принуждены принять веру ислама. Подчинили бедуинов, Йемен покорили. А после смерти Абу Бекра халиф Омар в 634 г. двинулся походом на Византию и Персию — на две крупнейших страны того времени.
Византия насчитывала около двадцати миллионов населения. Персия была поменьше, но все-таки границы ее доходили до современного Афганистана и Туркмении. Словом, две крупнейшие страны с регулярными армиями не обратили никакого внимания на этих никому не нужных и никому не страшных арабов, у которых даже и лошадей-то не было. Марши они совершали на ослах и верблюдах, а перед битвой спешивались и так вели бой.
При Ярмуке в Сирии и при Кадисии в Месопотамии в 636 г. сначала византийское, а затем персидское войска потерпели сокрушительные поражения. Арабы заняли Сирию, вторглись в Персию, потом захватили у Византии Египет почти без сопротивления. Потом достигли Карфагена, заняли его, прошли по морскому берегу до Гибралтарского пролива, в 711 г. перебросились в Испанию, форсировали Пиренеи и были остановлены на Луаре и Роне. Так велик был пассионарный подъем у арабов.
В Персии было точно так же. После битвы при Нехавенде (в Мидии) в 648 г., когда уже персидское ополчение, а не регулярная армия, было разбито, последний шах Йездигерд III бежал. Арабы захватили всю Персию, подчинили ее себе, запретили поклонение огню. Интеллигенты-идолопоклонники уехали в Индию и до сих пор там живут. Остальные персы приняли веру ислама. Бену-Сасан, т. е. Сасаниды, — потомки персидской царствующей династии — в арабский период стали синонимом нищего, который ходит по большим дорогам и просит милостыню.
Из Персии арабы напали на богатейшую страну Согдиану — нашу Среднюю Азию. Такие согдийские города, как Бухара, Ташкент, Самарканд, Коканд, Гургандж, были окружены крепкими стенами, имели большое население. Прекрасные оазисы кормили население этих городов. Воины там были как будто бы и очень смелые — дехкане, носили пояса с золотым шитьем, с великолепными саблями, у них были кони. А арабы явились туда небольшими кучками, со своими незначительными силами. И арабы захватывали город за городом, брали его иногда обманом, а большей частью силой. Согдийцы начали сдаваться.
Спрашивается, почему богатая сильная страна становится жертвой нищего завоевателя? Очевидно, у захватчиков был какой-то дополнительный импульс. Теперь мы его знаем: это — пассионарность.
С оазисами в Средней Азии они справились довольно быстро, но как только вышли в степь, то столкнулись с кочевыми тюрками и тюргешами (тюргеши — это одна из разновидностей западных тюрок). И тут их продвижение остановилось. Хотя арабы предлагали им принять веру ислама, но те отвечали гордо. Хан тюргешей Суду говорил: «У меня все люди воины, а у вас кто? Ремесленники, сапожники, купцы. Мы же ведь этого делать не умеем, следовательно, и ваша вера нам тоже не подходит».[37]
А надо сказать, что кочевое население севернее Ташкента и Чимкента, в горах Тянь-Шаня в Южном Казахстане, было крайне редкое. Жили в горах Тянь-Шаня тюргеши, ягма и чигили — три племени. А в степях жили предки печенегов, называвшихся кангар, и сама страна называлась Кангюй. Предки туркмен — потомки парфян жили вплоть до Сырдарьи. И этого редкого населения оказалось совершенно достаточно, чтобы остановить арабский натиск.
Тем не менее сдавшееся население Согдианы, после очень долгой войны, перипетии которой я опускаю, обязано было или платить огромный налог, или принять ислам. Они сначала платили, а потом решили, что лучше примут ислам, а платить не будут. Тогда арабский халиф в Дамаске заявил: «Нет, то, что вы приняли ислам — это хорошо, это спасет вас после смерти, это даст вам рай, но деньги платить вы все равно обязаны». Тогда они подняли восстание. Восстания сопровождались жесточайшими экзекуциями.
В это время танская агрессия достигла своей кульминации, китайские войска вошли в Таласскую долину и столкнулись с арабскими войсками. Это был 751 год. Здесь произошла битва при Таласе, где три дня сражались регулярные китайские войска, которыми командовал кореец Гао Сян Чжи, храбрый человек, огромного роста, широкоплечий, а против него арабские войска, пополненные персидскими добровольцами из Хорасана, т. е. ставшие тоже регулярным войском; ими командовал Зияд ибн Салих. Они три дня сражались, не имея возможности одержать победу. Решило дело алтайское племя карлуков, которые ударили по китайцам (они решили, что китайцы хуже, чем арабы). После этого китайская армия побежала и уже не пыталась больше проникнуть в Среднюю Азию.
Зиял ибн Салих был казнен за участие в заговоре примерно через полгода после одержанной им грандиозной победы. Это случилось потому, что примерно за год до этой битвы у арабов произошел переворот из-за того, что принцип Мухаммеда — организация страны по конфессиональному признаку населения игнорировал этнические признаки. Мусульманином мог стать каждый, кто произносил формулу ислама и соглашался принять обрезание. После чего его зачисляли как потенциальную силу в войска халифа, он числился там и мог служить или не служить, как ему удавалось, но многие предпочитали воевать и приносить домой добычу. А добыча была колоссальная. Например, персидский ковер шахского дворца пришлось разрезать на части, потому что у арабов не было такого дворца, где бы его можно было расстелить. Женщин они приводили в огромном количестве, причем немедленно их распродавали на базарах и по дешевке, потому что женщин-пленниц было много. Их покупали для гаремов. Правда, было сделано исключение для аристократок. Например, дочку персидского шаха Йездигерда продавали по ее выбору: кому она пожелает быть проданной. И перед ней проходили покупатели — ближайшие сотрудники Мухаммеда. Шел халиф Омар — она сказала: «Нет, он очень жестокий». Осман «Нет, он очень слабый». Али — «Очень толстый, — говорит, — не подходит»; его сын Хасан, молодой человек, племянник пророка, сын Фатьмы — она посмотрела и говорит: «У него губы нехорошие, он сластолюбив, он будет любить не только меня, но и других женщин». Когда прошел Гусейн, она говорит: «Вот этому продайте, я согласна». — Тут же оформили сделку. У арабов рабовладение в это время принимало вот такие формы, которые в наше время несколько экзотичны.
Вообще, надо сказать, такой подход был очень разумен. В персидском домострое XI в. — Кабус-намэ, принятом арабами. указано, что раба можно покупать только с его согласия, и если почему-то он поссорится с хозяином и пожелает, чтобы его продали, то лучше всего немедленно вести его на базар и продавать.[38] Иначе можно натерпеться с ним неприятностей, каких он и не стоит. Это было больше похоже на сделку по найму, но оформлялось как купля-продажа.
И вот эти рабы, рабыни, пленницы, новообращенные — все, ставшие мусульманами, все, послужившие в мусульманских войсках, оказались огромной массой людей, связанных между собой только административно-политическими узами. А этническая сущность их ведь никуда же не девалась. Поэтому, когда ослабела власть и правоверные халифы, наследники Мухаммеда, проиграли войну с лицемерными мусульманами — потомками его врагов, и те захватили власть, то лицемеры Омейяды устроили Дамасский халифат.
Там было фактически разрешено все. Официально считалось, что господствует вера ислама, и пить вино в публичных местах запрещалось. Могли пить христиане и иудеи, а мусульманам было нельзя. Пусть молятся! Но мусульмане пили вино дома, и тут никто не смотрел и никто не выяснял, что они делают. Кроме того, молиться тоже надо было пять раз и совершать омовение. Когда за ними наблюдали, они все это выполняли, а как только переставали следить, то они пренебрегали всеми правилами, и на это смотрели сквозь пальцы.
Единство мусульманской общины исчезло; община распалась на субэтносы. И выяснилось, что существуют арабы мединские. арабы мекканские, арабы-кельбиты (южные), арабы-кайситы (северные). А все они схватились между собой и начали гражданскую войну. Если бы я рассказывал об арабах специально, то пришлось бы долго перечислять их внешние и внутренние войны, восстания и их подавления. Арабы тратили примерно половину запасов своих пассионарных сил, своей боеспособности на подавление своих собственных соплеменников, потому что внутренние войны были еще более ожесточенными, чем с христианами на западе и с язычниками на востоке. Дошло до того, что Мекку штурмовали войска Дамасского (Омейядского) халифа с применением огнеметного оружия, сожгли храм Каабы. Даже камень треснул от жары. Но они с этими мелочами не считались; они решали свои политические задачи. И вот тут-то выступил со всей силой этнический принцип.
Персы сговорились с арабами-кельбитами против арабов-кайситов и низвергли династию Омейядов, на место которой вступила Новая династия Аббасидов — дальних родственников пророка, не Имевших никаких прав на престол. Однако она устраивала победителей. Аббасиды были все смешаны в такой степени, в какой мы даже представить себе не можем. Причем дело не б генетическом смешении. Если, например, у вас бабушка испанка, то вы или просто этого не знаете, или для интереса иногда вспоминаете. Но если у вас мать испанка, то она будет вас учить, во-первых, по-испански говорить, напевая вам испанские песни в колыбельке, потом приучать, что вы должны защищать свою честь со шпагой в руке, должны ревновать, пить шоколад и вообще делать массу других вещей. А если у вас будет мать, допустим, финка, то она вам скажет, что это все мелочи, чепуха, и через некоторое время сын финки от одного и того же отца, что и сын испанки, будет питъ водку в большом количестве и ревновать не будет, и на шпагах воевать не научится, а если понадобится, то возьмет дубину и дубиной стукнет своего брата-испанца, который будет выступать со шпагой и т. д. Так вот, мы, к сожалению, не знаем генеалогии всех деятелей Аббасидского халифата, но знаем халифов. У одного мать персиянка, у второго берберка, у третьего грузинка и т. д. Там была этническая мешанина: люди с разными стереотипами поведения, с разным воспитанием. А удерживала, более или менее, Аббасидский халифат слабость его противников. Но он начал разваливаться изнутри.
Первой отпала Испания, куда убежал член Омейядской династии Абдуррахман, и, хотя туда прислали правительственного чиновника наместником, он создал себе партию, которой предложил отделиться от Халифата и жить самостоятельно. И отделились. Потом отделилось Марокко, где жили мавры-кабилы. Затем отломился Алжир, затем Тунис, Египет, Средняя Азия Хорасан, Сеистан (восточная часть Персии). Халифат развалился.
Почему здесь важны подробности? Потому что влияние мусульман и мусульманской агрессии на народы нашей страны было колоссальным. Средняя Азия, в которой правили арабские чиновники — эмиры (эмир — букв. «особый уполномоченный»), стала мусульманской страной. Когда же арабы заменились местными правителями с титулом султан (тоже арабское слово), то они уже были мусульманами. Итак, на базе страшных избиений, которые делались при завоевании (а убивали арабы по-джентльменски: только мужчин; женщин они продавали в гаремы, а в гаремах те становились полноправными женами), создалось смешанное население, названное тем же словом, что и их победители — арабы. У арабов своих терминов было мало, — и они заимствовали чужие слова, в частности персидские. По-персидски «корона» — «тадж», а коронные войска — это таджик. Так вот потомки арабов и согдийских женщин стали называться таджиками. Вот пример этногенеза в зоне контакта суперэтносов при росте пассионарности. Сложились они в VIII в. и до сих пор не потеряли ни своего этнического лица, ни своих блестящих способностей, ни своего стереотипа поведения, который они приобрели тогда в результате смешения арабов с тюрками.