Экология мышления

Да простит меня читатель, если я напомню ему давно известные истины. Известно, например, что мышление представляет собой продукт социального развития и тесно связано с интериоризацией внешней дея­тельности. Представьте себе шахматиста, который, продумывая очеред­ной ход, рассчитывает возможные варианты. Специфика его деятельно­сти состоит не столько в том, что он не перемещает фигуры (играть ведь можно и вслепую), сколько в том, что он делает ходы и за себя, и за противника. То, что происходит обычно на доске между двумя игроками он осуществляет один на один с самим собой. Мы имеем здесь как бы два мира, тесно связанных друг с другом. То, что происходит явно на шахматных досках, попадает затем в преобразованном виде во внутренний мир игры с собой и наоборот. Важно, что внутренняя игра не может оказаться совсем иной, чем внешняя. Или, в более общем плане, соци­альные «игры» не могут не определять «игры» внутренней, то есть мышления. Мышление зависит от социальной среды.

В этом смысле можно, вероятно, говорить об экологии мышления, о социальных факторах, которые либо способствуют, либо препятствуют его формированию и развитию. И в частности, возможен ли спор с са­мим собой, если нет внешних дискуссий и обсуждений? Возможна ли требовательность и критический настрой за письменным столом, когда человек остается один на один со своей рукописью, если ни того, ни другого мы не наблюдаем в мире межличностных отношений? Откуда взять высокие критерии самооценки, если они полностью девальвирова­лись в рамках научного сообщества? Может ли человек стремиться к но­вому и мучительно, по крохам собирать оттенки мысли, если это новое никого не интересует и никем не подхватывается? Короче, не может ли деградация научного сообщества привести в конечном итоге к деградации мышления, превращению последнего тоже в имитацию? Если основы­ваться на личных впечатлениях автора, то ответ может быть только по­ложительным.

Иными словами, школа имитации, о которой мы говорили выше,— это именно школа, и ее оканчивают тысячи людей, приобретая соответ­ствующие навыки, впитывая в себя определенную атмосферу. Было бы ошибочным поэтому полагать, что ритуальные игры, в которых мы участ­вуем,— это нечто только навязанное нам внешними обстоятельствами. Увы, сплошь и рядом это становится уже выражением нашей подлин­ной сути. Вспоминается разговор в группе гуманитариев где-то в сере­дине 60-х годов. Все жалуются на цензурные запреты, на то, что ни о чем нельзя писать и даже говорить... А один из собеседников вдруг спрашивает: «Ну, а если вдруг все запреты снимут, что тогда? Есть ли нам что сказать?» Сейчас этот вопрос звучит уже вполне актуально. И многие из нас, вероятно, чувствуют, что навешенные на нас кандалы уже слишком глубоко вросли в нашу собственную плоть. Впрочем, если чувствуют, то это уже хорошо, ибо подлинно свое мы не чувствуем.

Не так давно защитил докторскую- человек, которого я знал еще ас­пирантом в начале 70-х годов. Хорошо помню, что его тогдашний руко­водитель предлагал ему довольно оригинальный путь решения постав­ленной проблемы, а он морщился, отказывался и говорил: «Это слишком новое, это опасно...» Сейчас ясно, что его стратегия «победила», ибо его руководитель, насколько мне известно, до сих пор докторскую не за­щитил. Слово «победила» мы ставим в кавычки, хотя далеко не ясно, все ли будут с этим согласны.

И вспоминается еще один разговор, но не с философом, а с кардио­логом. «Я еще не видел человека,— сказал он,— который в критической ситуации не бросил бы курить. Но, к сожалению, чаще всего это дела­ют слишком поздно». Мы осознали уже, хотя, может быть, и не в пол­ной мере, катастрофические последствия нашего равнодушия к нуждам Природы. Не пора ли развить в себе тонкое социологическое чутье? Не пора ли понять, в частности, что беречь надо и такие, к сожалению, трудно фиксируемые, даже почти неуловимые вещи, как дух научного сообщества, культура мышления, творческий потенциал?.. Они есть про­дукт определенного социального развития, и они разрушаются, если ме­няется социальная среда. Странно, что это надо напоминать нам, после­дователям К. Маркса, который глубоко понимал социальную природу че­ловека. Короче, сохранять надо не только биосферу, но и ноосферу. Экологическая проблема шире, чем мы ее обычно ставим, ибо она вклю­чает в себя и элементы социальной экологии.