Теория человеческой природы

 

Лоренц считает человека одним из видов животных, эволюционировав­шим из других видов. Поскольку наши тела и их физиология обнаружи­вают явное подобие с телами других животных, Лоренц считает, что фун­даментальное сходство должно быть и между нашими поведенческими схемами. Думать о том, что мы существенно отличаемся от них в силу нашего сознания или предполагаемой свободной воли, значит впадать в иллюзию. Наше поведение подчиняется тем же каузальным законам, что и все поведение животных, и тем хуже для нас, считает он, если мы не сможем понять это. Конечно, мы отличаемся от остального животного мира, мы — «высшее» достижение эволюции, но это лишь количествен­ное отличие. Каузальное объяснение нашего поведения не означает, что мы должны отказаться от своего «достоинства» или «ценности», равно как и не выявляет нашу несвободу, так как всякое расширение нашего знания о своей природе увеличивает наши возможности самоконтроля (Агрессия, гл. 12-13). Хотя в данной книге Лоренц не углубляется в обсуж­дение этих философских вопросов, он обнаруживает гораздо большую чувствительность к ним, чем Скиннер.

Главный момент лоренцевской теории человеческой природы — представление о том, что, как и у многих животных, у нас есть внутрен­няя потребность в агрессивном поведении по отношению к своему виду. Он считает, что только это может объяснить конфликты и войны, про­ходящие через всю человеческую историю, неразумное поведение пред­положительно разумных существ. Лоренц полагает, что фрейдовская теория инстинкта смерти является интерпретацией именно этого нели­цеприятного факта природы человека. Он хочет найти эволюционное объяснение нашей врожденной агрессивности и особенно ее обществен­ной природы (самые разрушительные последствия имеют схватки не между индивидами, а между группами людей, организованными, как на войне, или неорганизованными, как во время общественных беспо­рядков). Он высказывает предположение, что на определенной стадии эволюции наши предки более или менее справились с опасностями, ис­ходящими от внешнего окружения; главная угроза шла от других групп людей. Конкуренция между племена­ми могла оказаться главным фактором естественного отбора, и поэто­му «воинские доблести» стали ценными для выживания.На этой предполагаемой доисторической стадии максимальные шансы на вы­живание имели группы, более всего сплоченные для того, чтобы одер­жать победу над другими группами. Так Лоренц предлагает объяснять то, что он называет «военным энтузиазмом», когда толпа людей становится крайне агрессивной по отношению к другой группировке, восприни­мающейся в качестве враждебной, теряет всякий рациональный конт­роль и моральные сдержки. Он считает, что эта тенденция возникла в результате эволюции из совместных ответных оборонительных дей­ствий наших предков.

 

Диагноз

 

«Все великие опасности, угрожающие истреблением человечества, явля­ются прямыми следствиями нашего понятийного мышления и вербаль­ной речи». Наши величайшие дарования обоюдоостры. Человек — все­ядное существо, физически довольно слабое, у которого нет острых когтей и клюва, рогов и клыков, так что ему довольно трудно убить другого че­ловека голыми руками. Это означает отсутствие эволюционной необхо­димости в очень сильных сдерживающих механизмах, которые оста­навливали бы схватки между обезьяноподобными людьми. Более оснащенные животные нуждаются в таких механизмах для предотвра­щения взаимных ранений, другие же — нет, по крайней мере, в их обыч­ной среде обитания. Ведь голубь, символ мира, может заклевать до смер­ти другого голубя, если запереть их (чего, конечно, не бывает в природе) в одну клетку и не давать возможности выбраться из нее. Что же до чело­века, то культурное и технологическое развитие позволило нам взять в руки искусственное вооружение — от палок и камней наших доистори­ческих предков, стрел и мечей прошлых веков, до пуль и бомб, химичес­кого и ядерного оружия наших дней. Биологическое равновесие между смертоносным потенциалом и сдерживанием нарушено. Так Лоренц объясняет, почему люди — единственные животные, идущие на массо­вое убийство особей своего вида.

Призывы к разуму и моральной ответственности оказались неэф­фективными в обуздании конфликтов между людьми. Лоренц утверж­дает, что агрессия внутренне присуща нам; подобно инстинктам фрей­довского Оно, эта агрессия должна как-то выплескиваться. Разум сам по себе бессилен; он может лишь находить средства для достижения целей, которые мы устанавливаем себе другими путями, и он может осуществлять контроль за нашим поведением лишь тогда, когда полу­чает поддержку от некой инстинктивной мотивации. Таким образом, как и Фрейд, Лоренц говорит о столкновении инстинктов, врожден­ных нам эволюцией, и новых моральных ограничений, необходимых для цивилизованного общества. Он допускает, что у доисторических племен должна была существовать примитивная мораль, осуждавшая внутриплеменную агрессию, но поощрявшая «военный энтузиазм» по отношению к любой другой группе людей, рассматривающейся в качестве враждебной. Наша технология вооружений далеко опередила инстин­ктивные ограничения по их использованию, что и привело к тому, что в наши дни мы оказались в очень опасной ситуации, поскольку, с од­ной стороны, мы обладаем силой, позволяющей уничтожать милли­оны людей и даже весь мир, с другой — в определенных ситуациях хо­тим сделать это.