12.6. Массовая и немассовая культуры1

Нет единого мнения относительно того, что считать "массовой культурой и как определять ее временные границы: при­сутствовала ли она во всех исторических типах культуры или в их большинстве, выступая субкультурным или контркультурным об­разованием, либо это признак только нашей эпохи?

В самом деле, что можно считать массовой культурой? Комиксы, триллеры, «дамские» романы, музыкальную «попсу», низкопробный «ширпотреб» и прочие образцы «низкого жанра», которые колют гла­за ревнителей «высоких стилей»? При таком подходе массовая куль­тура является набором определенных видов, жанров, направлений, стилей, иначе говоря, форм, простых и примитивных. Но как в этом случае относиться к тому обстоятельству, что многое из того, что еще совсем недавно входило в разряд масскульта, сегодня числится сре­ди великих откровений человеческого духа? Творчество Э. Фицджеральд, Э. Пресли, мюзикл «Вест-сайдская история» или, например, романы А. Кристи сегодня считаются «классикой». В то же время растиражированные и смотрящие на нас рекламные щиты с изображением леонардовской Джоконды едва ли поднимаются выше «дешевого ширпотреба». Миграция культурных форм из одного раз­ряда в другой (из массового в немассовый и наоборот) происходит непрерывно. Одни предметы, имена, жанры, формы оказываются «вдруг» великими, на все времена созданными откровениями, другие же, име­ющие вроде бы «безупречную репутацию», напротив, низвергаются и начинают успешно циркулировать по каналам масскульта.

Поэтому, чтобы определить хотя бы в общих чертах, чем же отличается массовая культура от других форм культуры, обратимся не к фактам (примерам, направлениям, видам и жанрам), а к услови­ям, попадая в которые тот или иной феномен становится масскультовым, и прежде всего к агенту (презентанту) массовой культуры — массе.

Категория массы как объединения некоторого количества людей

Впервые о массе как о самодостаточной, автономной и заслу­живающей пристального внимания социальной форме заговорили в конце XIX в. Слово, разумеется, использовали и ранее, но в качестве синонимического эквивалента в ряду других: «народ, толпа, масса, класс» обозначали примерно одно и то же. Понятие массы ввели психологи. Они придали ему неукоснительный социологи­ческий статус: «масса» обозначала феномен со строго определен­ным набором характеристик.

В середине 90-х гг. XIX в. вышла вызвавшая много шума работа французского психолога, антропо­лога и археолога, автора трудов по теоретическому и эксперимен­тальному естествознанию Г. Лебона «Психология народов и масс». В ней он писал: «В психологической массе самое странное следу­ющее: какого бы рода ни были составляющие ее индивиды, каки­ми схожими или несхожими ни были бы их образ жизни, занятие, их характер и степень интеллигентности, но одним только фак­том своего превращения в массу они приобретают коллективную душу, в силу которой они совсем иначе чувствуют, думают и по­ступают, чем каждый из них в отдельности чувствовал, думал и поступал»¹. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995. С. 64.

По мнению Лебона, масса изменяет человека следую­щим образом:

1) объединяясь в некое множество, люди чувству­ют прилив необыкновенной мощи; силы, обычно-обуздываемые, раскрепощаются, человек не в силах устоять от соблазна их вып­леснуть;

2) человек в массе мгновенно заражается общей эмоци­ей, причем нередко в жертву общему приносится личный инте­рес;

3) человек в массе становится удивительно внушаемым, ли­шается своей «суверенной воли».

Вердикт, выносимый Лебоном массе, отрицателен, и прежде всего потому, что масса оппозицион­на индивиду, а именно индивидуальность выступает безусловным позитивным началом в новоевропейской культуре. Индивид «по­глощается» массой, масса ввергает человека в такое состояние, в котором он добровольно отказывается от своей индивидуальнос­ти.

Спустя десять лет после выхода книги Лебона австрийский психолог, родоначальник психоанализа 3. Фрейд в свой статье «Психология масс и анализ человеческого Я» пришел к неутеши­тельному выводу о том, что утрата индивидуальности, возвраще­ние в доиндивидуальное состояние является актуализацией арха­ических пластов психики, свойственной всем людям.

Позднее ученые различных профессиональных ориентации обра­щались к анализу феномена массы, и в целом их выводы находились в русле лебоновско-фрейдовской традиции:

масса — это специфи­ческая форма общности людей, которой свойственны агрессивность, стадная архаичность, деструктивность, примитивность стрем­лений, пониженная интеллектуальность и повышенная эмоцио­нальность, спонтанность, готовность подчиниться волевому ок­рику, переменчивость, неукорененность и пр.

Повторим, челове­ком массы может стать всякий вне зависимости от собственной индивидуальной истории: ни ум, ни опыт, ни заветы предков, ни даже личный интерес не гарантируют того, что однажды, оказав­шись в соответствующей ситуации, человек не превратится в озве­ревшего проводника деструктивных импульсов массы.

Однако для того чтобы создалась возможность объединения лю­дей в массовые множества, необходимо, чтобы в обществе отчет­ливо проявился «человек массы» как носитель особого типа со­знания — массового сознания.

Анализу характерных черт такого человека посвящена вышедшая в 1930 г. работа испанского мысли­теля X. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс». Эта книга, почти сразу после выхода из печати переведенная на все европейские языки, породила широкий научный и культурный резонанс, не утихающий до сего дня. Термин «масса» философ не привязывает ни к какому социальному классу. Человек массы — это характеристика надсоциальная, существующая «поверх» традиционных классов. Главным определителем человека массы служит усредненность:

«Масса — это посредственность». Самое же неприятное состоит в том, что в наше время, по мнению X. Ортеги-и-Гассета, именно такие «зауряд­ные души» доминируют.

Вознесение «усредненного человека» — результат тех социально-культурных сдвигов, которые произошли на рубеже XIX и XX столетий. Наряду с положительными сторона­ми исторического прогресса — подъемом техники, созданием но­вых потребительских благ, обеспечением более комфортных форм жизни и пр. — проявились и негативные. «Славу и ответствен­ность за выход широких масс на историческое поприще несет XIX век»'.

По мнению испанского мыслителя, три великих достижения XIX в. одновременно с положительными последствиями породили и отрицательные — либеральную демократию, экспериментальную науку и промышленность. Именно они определили психологичес­кие штрихи сегодняшнего массового человека: «безудержная экс­пансия собственной натуры... врожденная неблагодарность ко все­му, что сумело облегчить ему жизнь»², нежелание трудиться, эгоис­тичность.

Масса — это «состояние духа»: ее «больше всего заботит собственное благополучие и меньше всего — истоки этого благо­получия... средний человек и для себя не видит иной обязанности, как убежденно домогаться, единственно по праву рождения»³. Таким образом, человек массы — это особый социально-пси­хологический тип. Примитивность, убогость мысли, посредственность, узость интеллектуального горизонта, духовная ог­раниченность, воинственная нетерпимость к иному, самовлюблен­ность и прочие неблаговидные черты совмещаются в нем с уве­ренностью в том, что «он имеет право» на обладание всеми блага­ми, добытыми человечеством в прошлом и в настоящем, что ему должны их предоставлять по первому требованию. Именно такой «антропологический тип» культивируется последние полтора века.