§39. Ассоциация как принцип пассивного генезиса

Универсальный принцип пассивного генезиса для конституции всех тех предметов, которые в конечном итоге предшествуют активным образованиям есть принцип ассоциации. Ассоциация безусловно

168

принадлежит к интенциональным проблемам, что можно дескриптивно продемонстрировать в отноше­нии ее первичных форм, и в своих интенциональных функциях подчинена сущностным законам, исходя из которых должна быть понята всякая пассивная конс­титуция — и конституция переживаний как предме­тов имманентного времени, и конституция всех ре­альных природных предметов, принадлежащих объ­ективному пространственно-временному миру. Ассоциация есть фундаментальное по­нятие трансцендентальной феноменоло­гии (как в психологической параллели оно является фундаментальным для чисто интенциональной психо­логии). Старое понятие ассоциации и ассоциативных законов, хотя оно со времен Юма применялось, как правило, для описания взаимосвязей чисто психичес­кой жизни, представляет собой лишь натуралистичес­кое искажение подлинно интенционального понятия. В феноменологии, очень поздно нашедшей подступы к исследованию ассоциации, это понятие получает совершенно новый облик и по-новому определяется в отношении своих основных форм, к которым отно­сится, например, чувственная конфигурация в совмес­тном или последовательном существовании. Привер­женцу традиционных взглядов это покажется стран­ным, хотя с феноменологической точки зрения очевидно, что ассоциация это не просто знак подчи­ненности комплексных психических данных эмпири­ческим законам, — если прибегнуть к старому срав­нению, что-то вроде внутрипсихической гравита­ции, — но в высшей степени объемлющий термин,

169

указывающий на подчиненность конституции чистого ego интенциональным сущностным законам, царство врожденного априори, без которого не мыслимо, следовательно, никакое ego как таковое. Только бла­годаря генетической феноменологии ego может быть понято как бесконечная, скрепленная в единстве универсального генезиса взаимосвязь сопринадлежа-щих ему продуктов синтеза, — на различных уровнях, которые должны полностью соответствовать неиз­менной универсальной форме временности, посколь­ку она сама основывается на постоянно текущем пассивном и всеобъемлющем универсальном синтезе, который с необходимостью вбирает в себя все новое. Эта многоуровневая структура сохраняется в разви­том ego как неизменная формальная система аппер­цепции и, тем самым, как система конституирован­ных предметностей, в том числе и объективного универсума, обладающего устойчивой онтологичес­кой структурой, причем это её сохранение есть лишь одна из форм генезиса. С учетом всего этого, отдель­ный факт всегда иррационален и возможен лишь благодаря принадлежащей ему как эгологическому факту формальной системе априорности. При этом не следует, однако, упускать из виду, что факт с его иррациональностью сам является структурным поня­тием в системе конкретного априори.

170

§40. Переход к проблеме трансцендентального идеализма

После сведения феноменологической проблемати­ки к общей проблеме единой статической и генети­ческой конституции предметностей возможного со­знания кажется, что феноменология может быть по праву охарактеризована и как трансценденталь­ная теория п о з н а н и я. Сопоставим в этом отно­шении трансцендентальную теорию познания с тра­диционной.

В последней основной проблемой является про­блема трансцендентности. Традиционная теория поз­нания, даже если она, как в эмпиризме, опирается на обычную психологию, не желает быть всего лишь психологией познания, но стремится прояснить его принципиальную возможность. Ее проблема возника­ет перед ней в естественной установке, и в этой же установке рассматривается в дальнейшем. Я нахожу себя как человека в мире, и притом как познающего этот мир, включающий и меня самого, в опыте и в науке. Теперь я говорю себе: все, что есть для меня, есть как таковое благодаря моему познаю­щему сознанию, есть для меня познанное в моем опыте, помысленное в моем мышлении, теоретически развитое в моей теории, усмотренное в моем усмот­рении. Признавая интенциональность вслед за Брен-тано, можно сказать: интенциональность как фунда­ментальное свойство моей психической жизни есть реальное, принадлежащее мне как человеку, равно как и любому другому человеку в отношении его

171

чисто психической внутренней жизни, свойство, ко­торое уже сам Брентано поместил в центр эмпири­ческой психологии человека. Речь от первого лица, которая ведется в начале, остается естественной речью от первого лица; она удерживает себя и все дальнейшее рассмотрение проблемы на почве даннос­ти мира. И теперь становится совершенно ясно: все, что существует и имеет значимость для меня, для человека, существует и имеет значимость в собствен­ной жизни сознания, пребывающего у себя самого во всяком осознании мира и во всяком научном позна­нии. Все различия, которые я устанавливаю между подлинным и ошибочным опытом, а в самом опыте — между бытием и видимостью, имеют место в пределах сферы моего сознания, как и в том случае, когда я на более высоком уровне провожу различия между ос­нованным и не основанным на усмотрениях мышле­нием, а также между априорной необходимостью и противоречивостью, между эмпирически истинным и эмпирически ложным. Действительный с очевид­ностью, мыслимый с необходимостью, противоречи­вый, мыслимый в возможности, вероятный и т. д. — все это характеристики того или иного интенциональ-ного предмета, возникающие в собственной сфере моего сознания. Любое обоснование, любое удосто­верение истины и бытия осуществляется целиком и полностью во мне, и его результатом становится та или иная характеристика, принадлежащая cogitatum моего cogito.

В этом видится теперь важная проблема. Понятно, что в сфере своего сознания благодаря взаимосвязан-

172

ной мотивации, определяющей мою жизнь, я нахожу те или иные достоверности и даже очевидности, которые невозможно обойти. Но каким образом вся эта игра, происходящая в имманентной жизни созна­ния, может получить объективное значение? Как может очевидность {clara et distincta perceptio) пре­тендовать на нечто большее, нежели быть одной из принадлежащих моему сознанию характеристик? Если оставить в стороне, быть может, вовсе не столь уж безразличное воздержание от признания бытийной значимости мира, то перед нами встает декартова проблема, решить которую должна была божествен­ная veracitas.