Неостывшая вера

Деньги на памятник Н.М. Ядринцеву в Барнауле собирали по подписке. Дело двигалось неторопливыми шажками, и открытие надмогильного сооружения на Нагорном кладбище состоялось в шестую годовщину со дня смерти Николая Михайловича 7 июня 1900 года. Опять были речи и море цветов у постамента. Сибирь еще живо помнила и чтила своего выдающегося гражданина.

«Три года назад,— вспоминал В. Крутовский,— мне пришлось быть в Барнауле и я, конечно, отправился на могилу покойного друга. Что же я нашел? Печальная картина мерзости и запустения! Сердце сжалось от боли. Вот как чтит память своих лучших сынов их родина — Сибирь!»…

Эти воспоминания напечатаны в журнале «Сибирские записки» за 1919 год, следовательно, посещение могилы Ядринцева В. Крутовским относится к 1916 году. Подумалось: в разгар первой мировой войны «мерзость запустения» на старом кладбище в провинциальном городе можно было если не оправдать, то, по крайней мере, объяснить внешними обстоятельствами. Как сказал современник тех событий великий русский поэт: «Были годы тяжелых бедствий, / Годы буйных, безумных сил»… Но вот миновало лихолетье Гражданской войны, началось мирное строительство новой жизни и в Сибири, потом разразилась Великая Отечественная, победившая страна СССР принялась залечивать раны городов, поднимать сельское хозяйство. Молодежь поехала на великие стройки коммунизма, на целину…

Где-то в начале пятидесятых группа сибирских писателей, по приглашению местных властей, прибыла в Барнаул. Среди них был известный уже в ту пору прозаик А.Л. Коптелов. Как рассказывал он после, по приезде в столицу Алтайского края, писатели первым долгом сочли посетить могилу Н.М. Ядринцева. К их изумлению, приметного памятника на месте не оказалось, кладбище было заброшено, и никто не мог объяснить, куда что подевалось. При первой же встрече Афанасий Лазаревич выразил свое недоумение руководителю края Н.И. Беляеву. Будучи человеком решительных действий, Николай Ильич тут же вызвал ответственных товарищей и приказал им памятник срочно разыскать и восстановить там, где стоял. Энергичные поиски привели на склад Вторсырья, где залежался еще не отправленный в переплавку бронзовый бюст Ядринцева, а на местной кондитерской фабрике удалось обнаружить целехонькую мраморную плиту от постамента, которую здесь приспособили для раскатывания теста… Разумеется, памятник был восстановлен, хотя без старых надписей, которые запомнил Коптелов. На лицевой стороне первоначально были выбиты строчки из стихотворения-завещания Николая Михайловича:

Желал бы я, чтоб в недра дорогие Мой прах ты приняла, родимая земля! Лежать в чужой стране, где люди все чужие, Где чуждые кругом раскинуты поля, Я не могу!..

Боковые грани гранитной глыбы были украшены барельефами с названиями книг покойного писателя. На восстановленном после акта вандализма памятнике сделана новая емкая надпись, характеризующая главное содержание деятельности Н.М. Ядринцева и его преданное отношение к предмету своей любви — Сибири. Писатель-публицист Сибири — это высокое звание, присвоенное Николаю Михайловичу самими сибиряками.

Из приведенных здесь воспоминаний о последних днях жизни Ядринцева в Барнауле можно сделать вывод, что причиной его трагической и преждевременной смерти была неразделенная любовь к женщине. Можно, но не надо. Упрощать не надо. У человека таких разносторонних интересов, такой наполненной биографии, заряженным такой общественной энергией, познавшего высокий смысл жизни в служении Отечеству — не бывает какой-то исчерпывающей одной причины, чтобы принять роковое решение.

Точно так же нельзя все объяснить, как это делает В.К. Коржавин, «увяданием областнической идеи», в которой «увяз» Ядринцев, его разочарованиями по поводу развития капитализма в России и его быстрого распространения в Сибири, и что это нанесло Ядринцеву тот удар, который не в состоянии были выдержать не только его установки, но и он сам… Автор призывает сконцентрировать силы на критике раннего областничества, считая (и справедливо) так называемых поздних областников (Адрианов, Головачев и др.) буржуазными перерожденцами, порвавшими с демократическими традициями своих предшественников, ставшими тормозом в революции, попутчиками колчаковщины.

Но, признавая, что ранние областники в борьбе за нужды народа сыграли положительную роль, так ли уж необходимо концентрироваться на критике их самобытной теории? Надо только представить себе жизнь на огромных, слабо заселенных пространствах на востоке страны, с их суровым климатом, бездорожьем, засильем чиновников и нарождающегося класса сельских кулаков, чтобы понять чувства угнетенности, состояния безысходности в вечном ожидании добра и справедливости, понять и лучших представителей сибирской интеллигенции, которые требовали для Сибири — нет, не особых привилегий, но равных условий в экономическом и культурном развитии с метрополией. Им хотелось большей свободы для сибирского общества, отсюда кратковременное увлечение мечтой об отделении (в отдаленном будущем) Сибири от России. Тем более что, занявшись серьезным изучением Сибири, областники быстро убедились в совершенной неосуществимости этих планов. Ядринцев отказывается от сепаратисткой идеи и больше к ней никогда не возвращается. Столь же непрочной оказалась и теория об автономии Сибири в составе Российской империи.

По-прежнему горячо и настойчиво Ядринцев ратовал за уравнение в правах сибирской колонии и Европейской России, в этом состояла теперь программа ликвидации колониального гнета. А идея самодеятельности сибирского общества укладывалась в требование земского самоуправления, которое, по Ядринцеву, в условиях Сибири, где не было помещиков, должно быть крестьянским самоуправлением, то есть институтом демократическим.

Он знал Сибирь, имел четкое понятие о классовом расслоении в народе: «Сибирская деревня представляет два типа — разжившихся кулаков и находящихся в зависимости и в долгу бедных крестьян». Его симпатии были на стороне обездоленных. В своих сатирических произведениях Ядринцев старался дать обобщенный, собирательный тип сибирского воротилы Кондрата, фантастически разбогатевшего, фанатически влюбленного в себя и свое богатство. Вот лишь перечень «говорящих» названий фельетонов Н.М. Ядринцева: «Кондрат у себя дома», «Кондрат благодушествующий и Кондрат утопающий», «Кондрат на поприще литературы», «Беседа с Кондратом и его потомством», есть «Очерки общественной жизни на окраинах», где Кондрат — главный герой, и есть сатиры, где Кондрат лишь эпизодическое лицо. Кондрат, таким образом, является сквозным героем многих сатирических произведений Н.М. Ядринцева. Писатель последовал за ним через несколько поколений и показал его в разных обличиях — от первоначального убийцы и дикого самодура до образованного хапуги-живоглота, разоряющего край и всю страну. Здесь мы видим основные черты сибирской буржуазии — с момента ее зарождения до полнейшего выявления ее социальной сути. Рассказчик весело толкал Кондрата в брюхо и говорил: «Ну что, Кондрат, все обираешь народ?» — на что Кондрат отвечал, снисходительно улыбаясь: «Ничего, грабим-таки, сударь, понемногу»…

Видел Николай Михайлович и живых эксплуататоров трудового народа, видел, в какую сторону развивается Россия, а вместе с нею и Сибирь, понимал необратимость этих изменений, но не мог, не хотел отказаться от усвоенного с детских лет долга перед родиной, от идеи служения ей. Он нуждался в умной душевной поддержке, какую получал от незабвенной Аделаиды Федоровны и какую мечтал найти в другой женщине. Что-то у них не сложилось, это так. Но о том, что же было главнее в жизни Николая Михайловича Ядринцева, рассуждать не берусь.

Главное, что он завещал нам, далеким своим потомкам, — это вера в будущее, в конечную победу Добра над Злом:

«Лучшие жизненные идеалы, стремления, влечение к добру, святая любовь к человечеству не исчезают из народа, из целого племени никогда, ни в какие эпохи, несмотря ни на какие обстоятельства. Они всегда лежат в смутном сознании, как массы, так и отдельного человека: не только человек, принужденный обстоятельствами служить неправде, сознает эту неправду, даже безнравственный человек и подлец не может скрыть ее от себя и прикидывается добродетельным. Величайший залог будущего человечества — живучесть правды и невозможность исподлить общество, как бы ни старались это сделать».

2007 г.

1 Окончание. Начало см. «Сибирские огни» №№ 1-2, 2008

1 Министерство Двора ранее и слышать не хотело ни о какой статистике на Алтае «на землях Его Величества». Народный календарь Я.В. Абрамова был запрещен только потому, что в нем С.Л. Чудновский поместил некоторые статистические данные о положении сельского населения в Алтайском округе (примеч. Н.М. Ядринцева).