1 Hartmann p., Husband с. Rasism and the Mass Media. L., 1974. P. 28.

2 См. : Людвиг а., Петцольд г., Шульце д. Анализ на лауреатмте ...

175

пустил книгу «Исследование гениев», где был составлен список гениев всех времен и народов. В книге поименно названы имена 1000 гениев' (число очень приблизительное, как отмечает сам автор). Гении по сто­летиям нашей эры распределяются следующим образом: I столетие - 13; II - 8; III - 8; IV - 10; V - 4; VI - 4; VII - 4; VIII-X - 4; XI - 3; XII - 9; XIII - 13; XIV - 22; XV - 66; XVI -113; XVII - 106; XVIII - 258; ХГХ - 290.

Особый интерес представляет «распределение» гениев по этниче­ской принадлежности. По расчетам У. Бауэрмана гении «распределяют­ся» по странам и континентам следующим образом: Великобритания -397; США, Канада и Южная Америка - 112; Греция - 44 (все предста­вители эпохи античности); Россия и Польша - 20; Западная Европа (без Великобритании) - 259; Китай, Индия, Персия, Малая Азия, Арабские страны и Африка, включая Египет, - 37; Индия - 2 и т.д.

Надо отметить, что Бауэрман гениями именует не только ученых, но. также ряд государственных деятелей, политиков, дипломатов, деятелей искусства, религии, военачальников, педагогов, врачей и т.д. Ученых среди 1000 гениев Бауэрман насчитал 178 человек. Гениальные ученые в подавляющем большинстве по классификации Бауэрмана являются представителями Западной Европы. В списке гениальных ученых доми­нируют британцы.

Классификация гениев весьма любопытна, но возникает вопрос об объективности критериев выделения гениев². Хотя Бауэрман неодно­кратно заявляет о стремлении к абсолютной объективности, однако уже при первом знакомстве со списком гениев возникают сомнения в его объективности. Многие выдающиеся ученые, политики, деятели искус­ства и т.д. из стран Азии и Африки, а также Восточной Европы не зна­чатся в списке Бауэрмана. Достаточно напомнить, что не включен в список гениев выдающийся русский ученый М.В. Ломоносов, нет там всемирно известного Ибн Сины (Авиценны), хотя его работы пользова­лись успехом не только в Азии, но и в средневековой Европе. Подобных упущений и даже неточностей в работе Бауэрмана огромное множество. И все же данные американского исследователя представляют значи­тельный интерес при анализе историй и этничности гениев. Нельзя не обратить внимания на исторический характер «одаренности» того или иного этноса. «Превосходство» любого этноса ограничено историче-

¹ Bowerman W. Studies in Genius. N.Y., 1947. P.294-308.

² На наш взгляд, верно утверждение Н. В. Гончаренко о невозможности составления объективного рписка гениев в связи с «отсутствием полной информации, неимением чет­ ких критериев их отбора и относительностью наших мнений о гениальности личности». (Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке. М., 1991. С. 66).

176

скими рамками. Возникает вопрос: каковы закономерности, ограничи­вающие эти исторические рамки? Обратимся к фактам. В списке Бауэр-мана Греция представлена 44 гениями и значительно опережает по этому показателю не только этносы Азии и Восточной Европы, но и большинство наций Западной Европы. Однако гении Греции представ­ляют эпоху античности, когда Греция лидировала в области научного и художественного творчества.

В Новое и Новейшее время картина радикально меняется. Греция не дает гениев мирового масштаба. Так, в списке Нобелевских премий Греция вообще не представлена. Чем объяснить подобную историче­скую метаморфозу? Можно ли утверждать об изменении творческих, познавательных способностей греков? Или-же имеются другие факторы, убедительно объясняющие подобные изменения?

Прямой исторической противоположностью греков представляются британцы. Не только в древности, но и в раннее средневековье британ­цы не дали ни одного гения. Известно, что Цицерон в письме своему другу Аттику не советовал ему использовать британцев в качестве ра­бов - «так они тупы и неспособны к обучению»¹. Однако в Новое и Но­вейшее время англичане доминируют в любом списке гениев. Однако, как уже отмечалось, даже крайние расисты в наше время редко объяс­няют творческую одаренность англичан исключительно врожденным интеллектом британцев.

Современный расизм по данному вопросу больше представлен рабо­тами либерального направления, выдержанными в научно-объекти­вистском духе. В них представлен обильный фактический материал, призванный подтвердить национально-расовые различия в области аб­страктного мышления. Так, анализируя тот факт, что «черные социоло­ги составляют менее 1 % от всего количества американских социо­логов»², а негритянское население составляет более 11% населения США, расисты заявляют о неспособности большинства негров к теоре­тическому мышлению. Подобное утверждение является научно несо­стоятельным, поскольку игнорирует действительные причины возникшей диспропорции между численным соотношением черных и

¹ Нельзя согласиться с концепцией, считающей Англию чисто англосаксонской стра­ ной. При этом утверждается, что тевтонские племена уничтожили при своем вторжении в Британию всех аборигенов в победоносном генеральном сражении. В реальности была уничтожена лишь часть аборигенов, а остальные смешались с завоевателями. Следова­ тельно, современные англичане являются потомками не только тевтонских завоевателей, "но также и аборигенов.

² Evans A. The importance of race among black sociologists // Sociol. guart. Columbia, 1980. Vol. 21,/fe l.P. 26.

177

белых социологов в США - отсутствие равных возможностей в получе­нии образования. Основываясь на проведенном в США в 1964-1966 гг. исследовании «Равные образовательные возможности» под руково­дством Дж. Колмена, охватившем 570000 учащихся, 60000 преподава­телей и свыше 4000 учебных заведений во всех штатах страны, сделан вывод, что ни общие средние училища, ни университеты и колледжи не обеспечивают равного образования для всех учащихся и студентов. Ис­следование Дж. Колмена является радикальным документом, которым разрушает миф о равных образовательных возможностях в США. Оно показывает, что учебные заведения США не только не уничтожают, но еще более углубляют различия между детьми бедных и богатых. В чис­ле тех, которые не имеют возможности получить образование, большей частью оказывается негритянское население - беднейшая часть амери­канского населения. Следовательно, анализируемая диспропорция объ. ясняется не расовыми причинами, а социальными. Примечательно, что в 70-80-е гг. с формированием значительной прослойки состоятельных негров расовые диспропорции в численности социологов уменьшились. Это обстоятельство показывает, что место человека в обществе, его на­учные успехи зависят не только от его способностей и компетенции, но также и от социального положения, от тех социальных условий, в кото­рых он формировался как личность.

Современная наука не располагает возможностями точной оценки коэффициента интеллекта¹. Как уже отмечалось, количественные пока­затели уровня интеллектуального развития, измеряемые с помощью тестов интеллекта, не могут служить показателем врожденных и неиз­менных умственных способностей человека. При таком тестировании по сути происходит подтасовка фактов, подмена социального нацио­нально-расовым. Результаты тестов не могут служить аргументом в пользу «врожденных расовых различий в области абстрактного мышле­ния, не поддающихся корректировке с помощью социально-экономических или культурных факторов»². Нет оснований для диффе­ренциации человечества на расы творчески одаренные и расы недееспо­собные к продуктивной творческой, познавательной деятельности. Однако невозможность дифференциации людей на одаренных и неспособных к

¹ Данная проблема прекрасно обыграна в произведении известного отечественного (итератора, герой которого создал небывалый аппарат, «дуромер», точно определяющий ровень умственных способностей человека.

² Jensen A.R. How Much Can We Boost IQ and Scholastic Achievement? // Harvard Educa- onal Review. 1969. № 39. P. 19.

178

абстрактному мышлению по этнорасовому признаку не означает полного отрицания этнорасовых особенностей познавательного процесса.

Другая интерпретация проблемы состоит в том, что особенности жиз­ненного уклада, истории традиций, религии и т.д. той или иной стра'ны или этнорасовой общины накладывают некоторые специфические черты на стиль мышления исследователя, которые способны как положительно, так и отрицательно детерминировать динамику познавательного процесса. На­личие национальных черт стиля мышления не дает никаких оснований для расистских, социал-дарвинистских выводов. Истории различных научных дисциплин известно множество фактов, которые подтверждают влияние специфики общественного развития той или иной страны, нации и т.д. на стиль мышления исследователей. Например, давно установлено в истори­ческой науке, что историки некоторых стран (Германии, Турции и т.д.) час­то изображают историю мира как военную историю, или как историю войн. (Наиболее показательными в этом отношении являются: «Всемирная исто­рия» Х.Г. Дельбрюка; «История Рима» Т. Моммзена; «Всемирная история» Ф. Шлоссера; «Римские древности» Г.Б. Нибура; «История Александра Великого» и «История диадохов» И.Г. Дройзена; «История древности» Эд. Мейера и др. В перечисленных работах, как и в большинстве исследо­ваний других немецких историков, при объяснении исторического процес­са развития общества роль военной истории непомерно преувеличивается.)

Конечно, невозможно отрицать значение войн в истории, и в осо-^бенности в древней истории. Однако достаточно сопоставить описание исторических событий в работах большинства немецких историков с работами историков других этносов, чтобы убедиться: у первых значе-яие войн превалирует, хотя при этом описываются исторические собы-одной эпохи, одного региона. Весьма показательна в данном тошении огромная (и замечательная) работа Т. Моммзена «История Рима». Приблизительно 70 % объема этой работы посвящается либо ясанию военных действий, либо подготовке к ним. Все, что не отно­ся к военной сфере, описывается лишь эпизодически. Указанную пецифику работы Т. Моммзена отметил в свое время известный совет-историк С.И. Ковалев (1886-1960), который в предисловии к пер-эму тому «Истории Рима» писал, что в работе Т. Моммзена «явления анемической и культурной жизни излагаются отдельно, обычно в онце каждой книги, и стоят в очень слабой связи с политической жиз-ыо. Экономика привлекается для объяснения лишь эпизодически» .

.' Ковалев С.И. Теодор Моммзен и его «Римская история» // Момизен Т. История Рима. 1936. Т. 1.С. 19-20.

179

Большинство событий и процессов римской древности, которые нельзя было описать по достоверным историческим источникам, Мом-мзен объяснял военно-стратегическими факторами. Так, описывая воз­никновение латинских поселений в Лациуме, он отмечал, что «до нас не дошло никаких рассказов о том, как латины заселили ту местность, ко­торая с тех пор носила их имя, и все наши заключения об этом предмете могут быть только косвенными»¹. Однако в дальнейшем, в объяснении возникновения этих поселений, доминирует фактор военно-стратеги­ческой целесообразности. Факторы хозяйственно-экономической, при-родно-географической и т.д. целесообразности либо игнорируются, либо рассматриваются как нечто несущественное.

Описание древнейшей истории Рима в работах большинства истори­ков других стран (Англии, Франции, России и др.) существенно отлича­ется прежде всего тем, что при объяснении различных процессом военно-стратегический фактор не является столь существенным. Так, работа известного русского (советского) историка Н.А. Машкина «Ис­тория древнего Рима» начинается не с описания войн и переселений, а с обстоятельной характеристики природных условий древней Италии. При описании возникновения древних поселений в Лации Н.А. Маш-кин, как и Т. Моммзен, отмечает, что они возникали в «естественных укреплениях»². Но в отличие от Моммзена Машкин, характеризуя глав­ные факторы в выборе места под поселения, говорит о «плодородии почвы, богатой растительности и прекрасном климате»³. Таким обра­зом, в работе нашего соотечественника «военно-стратегический» фак­тор не игнорируется, но не считается главным, а тем более единст­венным фактором.

Описывая распространение латинов по Италии, Моммзен упоминает о «большом сопротивлении» местного автохтонного населения, об «упорной борьбе» с пришельцами. Эти события, утверждает Моммзен. «совершенно изгладили там следы более древней цивилизации»⁴. В описании процесса расселения латинов по Италии Машкин также не исключает определенного сопротивления автохтонного населения при­шельцам, но эта борьба не носит такого упорного характера. «Пришель­цы, - пишет Н.А. Машкин, - неоднократно вторгавшиеся в Италию, не разрушали того, что уже было создано, а смешивались с местным насе-

' Моммзен Т. История Рима... Т. 1. С. 35.

² Машкин Н.А. История древнего Рима. М., 1956. С. 67.

³ Там же.

⁴ Моммзен Т. История Рима. М., 1936. Т. 1. С. 32.

180

лением и создавались новые этнические образования» . Во втором слу­чае описывается не тотальное противоборство пришельцев с автохтонным населением, а процесс их сближения, взаимной этно-культурной адапта­ции, в результате чего формируется новый этнос. Культура аборигенного населения не пропадает бесследно, а в синтезе с культурой пришельцев служит фундаментом культуры нового этнического образования. Примеча­тельно, что хотя Т. Моммзен и Н.А. Машкин писали свои работы в разные исторические эпохи (Моммзен - в середине XIX столетия, Машкин - в се­редине XX столетия), но пользовались они почти одними и теми же источ­никами. Таким образом, различное изложение одних и тех же исторических событий в данном случае объясняется исключительно субъективными осо­бенностями мышления исследователей.

., Роль военной истории Т. Моммзеном непомерно преувеличивается

, не только при описании формирования основ древней Римской государ­ственности, но также и при изложении истории эпохи империи. Разуме­ется, Рим, будучи военной державой, вел почти бесконечные войны на протяжении всей своей истории, но Т. Моммзен большинство сторон жизни римского общества объясняет исключительно военно-стратегическими факторами.

Оценка любого императора Рима в работе Т. Моммзена зависит в значительной степени от его воинственности. Любое действие, ограни­чивающее завоевательную политику империи, он порицает. Например, известно, что первый император - Август и его наследник Тиберий, -вели бесконечные завоевательные войны и на Севере, и на Востоке им­перии. Однако они вынуждены были из-за финансовых трудностей от­казаться от покорения всей Германии. Описывая это историческое событие, Моммзен с горечью замечает: «...проблема из чисто военной превращалась в проблему внутриполитическую, главным образом, фи­нансовую. Ни Август, ни Тиберий не решались еще более повысить из­держки на содержание армии. Эту политику можно поставить им в

, упрек»². Звучит парадоксально, как обвинение Августа и Тиберия в па­цифизме.

Степень «воинственности» выступает главным критерием не только

-при оценке римлян, но также их противников - германских вождей. Моммзен не жалеет прекрасных эпитетов при характеристике неприми­римого врага римлян Арминия - вождя племени херусков, но весьма

, негативно отзывается о Марободе - вожде маркоманов, сторонника ми-

' Машкин И.А. История древнего Рима... С. 72. |. ² Моммзен Т. История Рима. М„ 1949. Т. V, С. 63.

* 18!

pa с Римом. Он обвиняется в трусости и отсутствии патриотизма¹. Mi> литаризм вождя, императора, целого государства, племени характерит. ется как достоинство, отсутствие милитаризма не достойно уважения п • Моммзену.

Непомерно преувеличивается влияние «военного фактора» на рачнн тие культуры и искусства. Так, историческим источником римских та и цев, музыки, пения и поэзии Моммзен считает «римские победные празднества»², справляемые с древнейших времен после успешных т> енных действий.

Моммзеновское преувеличение роли войны в истории человечестнл не является чем-то исключительным для немецкой историографии. Н этом легко убедиться при анализе работ немецких историков. Весим показательна в этом отношении работа Ф.К. Шлоссера (1776-1861) «Всемирная история». В ней автор, анализируя ход Пелопоннесской войны (431-404 гг. до н.э.), утверждал о невозможности прекращения войны до полной победы одной из воюющих сторон. «При разнообра­зии греческих государственных учреждений, - писал он, - при сущест­вовании наследственных симпатий и антипатий, при отсутствии всякою национального средоточия и при множестве горячих голов спокойствие в Греции было конечно невозможно. Можно даже сказать, что волнение было необходимо для того, чтобы от бездействия силы народа не осла­бели или не получили вредного направления»³. Война рассматривается как нормальное состояние общества и наоборот: мирное состояние объ­является фактором деморализующим, разлагающим людей. В девятна­дцати томах «Всемирной истории» Шлоссер излагает историю бесконечных войн. Все сферы жизни общества,'непосредственно не свя­занные с войной, или не удостаиваются внимания исследователя, или излагаются кратко, без глубокого анализа. В то же время любое военное действие подвергается обстоятельному, всестороннему разбору. Досто­инство любого общественного деятеля в оценках Шлоссера определяет­ся в первую очередь его военным талантом. Даже характеристика римских пап зависит в значительной степени от их военно-стратегических способностей. Весьма высоко оценивает Шлоссер в сво­ей работе достоинства папы Римского Григория VII (годы правления: 1073-1085 гг.), одержавшего победу над императором «Священной Римской империи» Генрихом IV. Побежденный император, «в одежде кающегося и с голыми ногами, не принимал пищи, как обыкновенный

¹ См.гМоммзен Т. История Рима. М., 1949. Т. V. С. 65.

² Там же. Т. I. С. 210.

³ Шлоссер Ф.К. Всемирная история: В 19 т. СПб., 1861. Т. I. С. 461-462.

182

грешник просил папу о разрешении» . В противоположность Григорию VII последующие папы (Виктор III, Урбан II) характеризуют­ся Шлоссером весьма посредственными деятелями, поскольку проигра­ли в военном противоборстве императору.

Военный фактор явно доминирует в работах известного немецкого ис­торика И.Г. Дройзена (1808-1884). В «Истории Александра Великого» он в панегирических тонах излагает бесконечные завоевательные войны маке­донского царя Филиппа и его преемника Александра. «Захватнические войны Александра Македонского, - писали известные советские историки А.Г. Бокщанин и Н. Н. Пикус, - И.Г. Дройзен описывал с упоением, не жа­лея слов для восхваления подвигов своего героя»². В работах «История диадохов», «История эпигонов» Дройзен ярким выразительным языком излагает подвиги древнегреческих завоевателей, в- «Истории эллинизма»³ описывает распространение греческого господства и греческой культуры среди отживших культурных народов Востока.

Все явления жизни в названных работах объясняются военным фак­тором. Все многообразие общественной жизни часто сводится к военно-стратегической целесообразности.

Примеров преувеличения и даже абсолютизации военного фактора в |истории немецкими учеными можно привести огромное множество. Это По сути национальная черта немецкой историографии. Причем речь Еидет не о фальсификации истории, а лишь о преувеличении или абсо-Шпотизации одного фактора (в данном случае военного) в истории чело-Ьечества. Разумеется, можно привести примеры, когда в работах Цугдельных немецких историков подобная односторонность отсутствует. Шри этом речь идет не об отдельной исторической эпохе или истории ^отдельных регионов, а об исследовании истории человечества в целом. |Преувеличение военного фактора в истории человечества стало для не-лецких историков по сути национальной чертой восприятия и объясне-яия исторического процесса.

Определенное сходство с немецкой историографией обнаруживается |при анализе работ турецких историков (Ш. Абдурахмана (1853-1925); |О. Н. Эргина (1883-1964); А. Лютфи (1815-1907) и др.). Хотя немецкая Ей турецкая историографии существенно различны и трудно между ними [[проводить исторические или методологические параллели, однако пре-величение военного фактора в истории характерно как большинству немецких, так и большинству турецким историкам. Так, известный ту-

¹ Шлоссер Ф.К. Всемирная история: В 19т. СПб., 1861. Т. VI. С. 283.

- Бокщанин А.Г., Пикус Н.Н. История древней Греции. М., 1972. С. 397.

³ Именно И. Г. Дройзен впервые ввел в историческую науку термин «эллинизм».

183

редкий историк Д. Эссад в замечательной работе «Константинополь, Or Византии до Стамбула»¹ излагает преимущественно военную историю Стамбула с древнейших времен. Разумеется, Византия - Константино­поль - Стамбул (столица и центр агрессивной завоевательной политики) неоднократно подвергался осаде вражескими войсками. Однако Визан­тия - Константинополь - Стамбул не менее известен как культурный, экономический центр. В работе Эссада социально-экономические, куль­турные факторы в истории города по сути не рассматриваются или рас­сматриваются как нечто несущественное для истории.

Примечательно, что чрезмерная «милитаризация» характерна не только для историографии, но также и для ряда других научных дисци­плин турецких исследователей. В этом отношении весьма показательна «Книга путешествий» видного турецкого географа и путешественника XVII в. Эвлии Челеби, побывавшего во многих странах Европы и Азии. В десятитомных путевых заметках содержится большой фактический материал по истории многих районов и нашей страны. В землеописани­ях Челеби много исторического материала по истории Кавказа, Нижне­го Поволжья, Крыма XIII-XVII вв. Однако описание земель часто подменяется историей военных действий, имевших место как в недав­нем прошлом, так и в глубокой древности. «Книга путешествий» (несо­мненно, очень важный источник по исторической географии) с полным основанием может считаться замечательным исследованием по военной истории. Описывая различные города, Челеби в первую очередь и глав­ным образом оценивает их стратегическое значение и военное прошлое, а не экономическое, культурное или торговое значение. Он главным образом интересуется боевыми качествами различных этносов, их воо­ружением и военной историей. Больше симпатий он высказывает тем этносам, которые как в прошлом, так и в XVII в. (эпоха Челеби) облада­ли значительным военным потенциалом. Хотя в XVII столетии главным военным противником Османской империи является Россия, Челеби с большим уважением относится к мужеству русских воинов. Принимая личное участие в безуспешной осаде Азова турецкой армией в 1641 г., Челеби последовательно описывает детали всех баталий. Именуя каза­ков «проклятыми кяфирами», он в то же время с определенной симпа­тией описывает мужество «воинственных храбрых, как быки, казаков»². Челеби отдает дань уважения не только мужеству казаков, но и их воен­но-инженерному искусству. «Осажденные в крепости кяфиры, - писал он, — зарылись в землю и устроили там свою ставку, они укрылись та-

¹ См.: Эссад Док. Константинополь. От Византии до Стамбула. М., 1919.

² Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2. С. 32.

184

ким образом от нашего (турецкого. - Т.Х.) пушечного огня и обеспечили неприступность крепости. С какой бы стороны к ним ни подбирались с подкопом и миной, они, как кроты, отыскивали подкопы и за ночь за­брасывали вырытую из подкопов землю обратно. Наконец, их знатоки минного дела прибегали ко всяким ухищрениям и сами устраивали под­копы. В искусстве делать подкопы они проявили гораздо большее уме­ние, чем земляные мыши»¹. Разумеется, симпатии Челеби на стороне своих соотечественников - турок, но, как знаток и ценитель военного искусства, он не может не восхищаться мужеством и военным искусст­вом казаков. Создается впечатление, что для Челеби главное не в том, кто с кем и за что воюет, а кто как сражается, каково его мужество и умение. Для Челеби главное предназначение человека - быть прекрас­ным, бесстрашным воином. Война - главное содержание истории чело­вечества. В силу этого как при землеописаниях, так и при анализе •.исторической хроники для Челеби стержневым моментом выступает гвоенный элемент. Даже при описании природных явлений Челеби ис­пользует военную терминологию. Путешествуя по Черкесстану (Север­ный Кавказ), Челеби стал свидетелем грозы необычайной силы. Мест­ные жители поведали ему легенду о том, что в такие грозовые ночи происходят битвы на земле и на небе между абхазскими и черкесскими оюзами - степными колдунами. Под впечатлением этих легенд и силь­ной грозы Эвлия Челеби описывает ожесточенную битву между абхаз­скими и черкесскими оюзами, которую якобы наблюдал собственными глазами². И это несмотря на то, что он не страдал мистицизмом. О Доминирование «военно-стратегического» мышления при описании -любых процессов и явлений в работах Челеби не носят случайного ха-•рактера. Это мышление станет понятным, если обратимся к целям и , обязанностям путешественника, как их понимает сам автор. Эвлия Че­леби приводит наказ, полученный от своего отца: «Навести, повидай и опиши места паломничества - гробницы великих святых...степи и пус­тыни, высокие горы, удивительные деревья и камни, города, примеча-- тельные памятники, крепости. Напиши об их завоевателях и строителях, о размерах окружности крепостей и создай сочинение, которое назо­вешь «Книгой путешествия»³. В силу наличия такого «наказа» стано­вится понятным, почему Челеби, как и большинство других турецких историков и географов, при описании любого города особое внимание уделял укреплениям города, крепости, истории имевших место боях за

¹ Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2. С. 31-32.

² См.: Там же. С. 66.

³ Челеби Э. Книга путешествия. М„ 1983. Вып. 3. С. 7.

7—2804 185

его овладение, о походах и сражениях и лишь бегло описывает все, что находится вне крепостного вала, т.е. не имеет военного значения.

С другой стороны, историками некоторых стран часто преуменьша­ется роль войны в процессе развития общества. Это характерно, в част­ности, для швейцарской историографии (А. Мец, Я. Буркхардт, И. Бахо-фен, Г. Люти и др.). Так, например, известный швейцарский историк А. Мец (1869-1917) в работе «Мусульманский Ренессанс»', анализируя историю мусульманского мира IX-XI вв., рассмотрел все аспекты поли­тической, социальной, экономической и культурной жизни, за исключе­нием одного - войны. Хотя именно в это время начинаются бесконечные вторжения тюрок-огузов в мусульманский мир. В резуль­тате этих вторжений политическая карта арабо-мусульманской империи была перекроена. В восточной части халифата воцарились Сельджуки-ды, изменилась не только экономическая и социально-политическая сферы жизни, но и сфера культуры. Возникло новое искусство, которое условно называют «сельджукским». В результате тюркских вторжений изменилась в целом мусульманская цивилизация.

Работа Адама Меца посвящена прежде всего истории культуры арабского халифата IX-XI вв., т.е. его задачей не был анализ военной истории халифата. Однако любое общество развивается как структурное целое, где все сферы диалектически взаимосвязаны, взаимообуслов­ лены. Вполне естественно, что вторжения тюрок-огузов и изменение политических реалий не могли не сказаться на развитии культуры. Если на Востоке целостность халифата была нарушена вторжением тюрок- огузов, то на Западе кажущаяся монолитность арабо-мусульманской империи нарушалась быстрым распадом на почти независимые государ­ ства, границы которых совпадали с исторически сложившимися грани­ цами древних государств и регионов. Такой распад некогда монолитной державы происходил в результате бесконечных вооруженных столкно­ вений противоборствующих сторон. • •-"• • •"• •

Однако в работе Адама Меца воздействие военного фактора на эво­люцию халифата игнорируется. Профессор Принстонского университе­та (Великобритания) Соломон Гойтейн, исследующий социально-эконо­мическую историю; мусульманского мира_т высоко оценил • работу «Мусульманский Ренессанс», но отмечал, что «Адам Мец -просмотрел один фактор,¹ воздействие которого уже сильно ощущалось-в ту эпоху, а в последующий, XI век, стало преобладающим, - приход тюрок; кото­рые, как бы то ни было, без перерыва правили Востоком вплоть до

¹ См.: Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1973.

186

XX века. Этот недосмотр педантичного историка происходит из друго­ го, еще более странного упущения в его великой книге: в ее 22 главах (на самом деле их 29. - Т.Х.) рассмотрены все «аспекты политической, социальной, экономической и культурной жизни, за исключением одно­ го - войска, которое, несомненно, было главной заботой каждого му­ сульманского правителя»'. В справедливости замечаний Гойтейна не приходится сомневаться при тщательном анализе работы А. Меца. Так, .например, образование персидской монархии при Бундах (династия персидских государей в 935-1055 гг.) и взятие ими в 945 г. Багдада (столицы халифата) А. Мец описывает как абсолютно мирный процесс², который не вызвал значительного вооруженного столкновения. Однако признанный знаток сложных источников по истории Ирана профессор X. Буссе в работе «Возрождение персидской монархии при Бундах» убедительно доказал, что Бунды захватили власть силой в результате успешных войн. Именно в результате успешных боевых действий пред­ ставитель династии Бундов - Адуд ад - Даула «победно вступил в Ба­ гдад в 977 г. и стал верховным господином всей Буидской империи и большей части Месопотамии»³. , • •.

Нельзя утверждать, что Адам Мец сознательно или бессознательно игнорирует вообще военные столкновения, имевшие место в IX-XI вв. в арабо-мусульманском мире. Мец слишком скрупулезный исследова­тель, чтобы «просмотреть» какой-либо фактор в развитии общества, но он упоминает военные действия как нечто не существенное, не способ­ное оказать значительного воздействия на ход исторических процессов.

Примечательно, что Адам Мец в своей работе не описал в подробно­стях ни одно боевое сражение. Известно, что в X в. наряду с халифатом ; Аббасидов образуется в Северной Африке халифат Фатимидов. Адам Мец эти события описывает весьма лапидарно: Фатимиды «пожелали \ • быть не только светскими правителями, но и подлинными наследника­ми пророка, и в 297/909 г. (одновременно даются мусульманское и хри-стианское летоисчисление. _r TJC.), после захвата Кайравана, присвоили < себе этот титул»⁴. Факт боевых действий не игнорируется, но не описы-'. вается. При этом нет речи о постоянном военном противостоянии Вос-I? точно-Аббасидского халифата Ие Западно-Фатимидского халифата.

¹ Гойтейн С.Д. Изменения на Ближнем Востоке в свете документов каирской Гени- зы//Мусульманский мир. 950-1150. М., 1981. С 39-40.

² См.: Мец А. Мусульманский Ренессанс... С. 84-85.

³ Буссе Г. Возрождение персидской монархии при Бундах // Мусульманский мир. 950- 1150. М., 1981. С. 74.

⁴ Мец А. Мусульманский Ренессанс... С. 14-15.

187

Противостояние двух арабских халифатов в работе А. Меца исчерпыва­ется захватом Фатимидами Кайравана. Однако известный исследова­тель, историк Фатимидского халифата, руководитель Фустатской (Еги­пет) археологической экспедиции Американского исследовательского центра в Каире Дж. Т. Скэнлон утверждает, что в X-XI вв. наблюдалась постоянная вооруженная экспансия независимого исмаилитского хали­фата Фатимидов против Восточно-Аббасидского халифата¹. В результа­те неоднократных боевых действий Фатимиды завоевали в X в. всю Северную Африку с Египтом и Сицилию, а в XI в. отвоевали у Аббаси-дов также Сирию. Однако в работе швейцарского исследователя эти бесконечные войны не анализируются и не только потому, что он счи­тает объектом своего исследования исключительно историю культуры. Мец не рассматривает в принципе войну как существенный историче_: ский фактор. Именно таким подходом к значению военного фактора в истории можно объяснить весьма лапидарное описание истории войн, или их полное игнорирование.

Как уже отмечалось, особенности изложения истории (игнорирова­ние или преуменьшение военного фактора) характерны не только А. Мецу, но и другим известным швейцарским историкам. Это относит­ся, в первую очередь, к выдающемуся швейцарскому историку и фило­софу Якобу Буркхардту (1818-1897). Именно Я. Буркхардт, по словам К. Ясперса, «впервые возвестил», «что человек может потерять себя, человечество незаметно для самого себя или в результате страшных катастроф - вступить в стадию нивелирования и механизации, в жизнь, где нет свободы и свершений, в царство черной злобы, не знающей гу­манности»².

Примечательно, что Буркхардт учился в Берлинском университете у известного немецкого историка Л. Ранке, который оказал большое воз­действие на своего ученика. Однако восприятие и оценка истории ока­зались у учителя и ученика существенно различными. Ранке при анализе исторических событий подчеркивал прежде всего факты поли­тической истории, явно преувеличивая фактор войны в истории. В от­личие от своего учителя, Буркхардт на первый план выдвигал не политическую историю, а историю духовной культуры. В силу этого школу Буркхардта именуют «культурно-исторической», где фактор войны либо игнорируется, либо сводится к минимуму. В этом отноше­нии наблюдается удивительное сходство работ Буркхардта с известной

¹ См.: Скэнлон Дж. Т. Заметка о фатимидско-сельджукской торговле // Мусульман­ский мир. 950-1150. М., 1981.

^гЯсперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 160.

188

работой «Мусульманский Ренессанс» его соотечественника - Адама Меца, при всех прочих различиях их работ. Буркхардт (старше Меца на 51 год) проводил исследования (как и его младший современник _Мец) истории культуры, в частности, Древней Греции. Как исследователь истории культуры, Буркхардт получает известность после публикации в 1860 г. работы «Die Kultur der Renaissance in Italien»¹. Название работы Адама Меца - «Мусульманский Ренессанс», - «конечно же, родилось по образцу заглавия книги его знаменитого соотечественника Якоба Бурк-хардта «Культура Ренессанса в Италии», где подчеркивалось возрожде­ние искусства, литературы, науки и идеалов древних греков и римлян в Италии XV-XVI вв.»². Доминирующее положение в работе Буркхардта занимают понятия культуры и личности. Описывая яркие картины куль­турной жизни рассматриваемой эпохи, он приходит к выводу, что имен­но культура определяет развитие человеческого общества в целом. Если в начальный период своей научно-исследовательской деятельности Буркхардт оптимистично оценивает будущее человечества, то со време­нем он все пессимистичнее относится к перспективам его развития. Ве­ра в прогресс, ожидание от более глубокого познания природы и всеобщего счастья сменились заботой о будущем человека - заботой «о сохранении самой природы человека, о чем впервые возвестили Бурк­хардт и Ницше»³.

С полным основанием можно утверждать, что Буркхардт был пред­течей нигилизма Ницше. Публикация 1-го тома работы Ницше «Чело­веческое, слишком человеческое» в 1878 г. произвела впечатление взорвавшейся бомбы, поскольку наблюдался полный разрыв с прежни­ми ценностями: христианством, античной культурой, гуманизмом, ве­рой в прогресс и т.д. Идеи Ницше были подвергнуты тотальной критике, и лишь Я. Буркхардт дал высокую оценку идеям Ницше. Сам Ницше в одном из своих писем с гордостью цитировал слова Я. Буркхардта, назвавшего работу «Человеческое, слишком человече­ское» «державной книгой... увеличившей независимость в мире»⁴. Вы­сокая оценка книги Ницше не означала, что Буркхардт полностью солидарен с нигилизмом немецкого мыслителя. В работе «Welt-: geschichtliche Betrachtungen», опубликованной в 1870 г., Буркхардт ис-Ыытывает перед будущим глубочайший ужас: «Способность к